Лучше гор...

      

Калифорния, Сьерра-Невада Пять лет назад

      Солнце клонилось к западу. В этой части Сьерра-Невады лето еще буйствовало. Миша сверился с координатами нахождения лагеря, которые ему дал Дженсен и с досадой понял – он должен был достигнуть пункта назначения еще час назад. «Теряю навыки ориентирования на местности» - уныло подумал он и проверил свой GPS. Ошибки не было – он отклонился от маршрута на север и теперь ему придется или поднажать, или плюнуть и искать место для привала в лесу. Страшного в этом было чуть, куда неприятнее осознавался Мишей момент ночевки в одиночестве. Он даже не сомневался, что прибыв в лагерь, залезет в спальник к Дженсену в первую же ночь. И будучи в нескольких километрах от заданных координат – от него – Мише уже было невтерпеж. Градиент цели, знаете ли... …Странная штука любовь. Странная штука собственное сердце. Миша понял это, когда вдруг почувствовал сразу после их встречи, тогда, в Чили – оно бьется ровнее, тише, спокойнее. Хотя отчего бы? Дженсен снова был далеко, практически недосягаемо, и пять месяцев ожидания их встречи не успокаивали, а только раздразнивали воображение. Но Миша вдруг осознал – это все прошлые годы он метался, чего-то ждал, звал, сбегал от иногда завязывающихся отношений в горы и не находил покоя даже там. Но встретившись с Дженсом и услышав его «Я тебя искал», «Приезжай ко мне» стало понятно, что в сердце настал долгожданный штиль, не нужно никуда бежать, все ясно и просто. Дженсен, провожая его в Антарктиду, смотрел с тем же обещанием во взгляде, что и пять лет назад. Со спокойной уверенностью своего правильного выбора. Преданно и влюблённо. Миша только надеялся, что и его ошалелый от долгожданной встречи взгляд выражал то же самое. Он позвонил ему, как только сошел с самолета в Нью-Йорке и услышав неподдельную радость в голосе, чуть было не пересел сразу же на самолет, отправляющийся в Техас. Не пересел. Вспомнил, что его встречает Алекс. Позже в расписание Мишиной жизни прочно вошли эти звонки. Разговаривать было легко. Будто пятилетней давности беседы продолжились и этот временной провал испарился, исчез, никак не напоминая о себе. Даже на расстоянии они были мистически настроены на одну волну, как только бывает с очень близкими людьми. Дженсен был далеко и… рядом. И Мишу остужало это в те моменты, когда его собеседник тихим баритоном вдруг говорил что-то двусмысленно-дразнящее, или Мише так казалось, но он уже не мог остановить свои мысли, своё воображение и проклиная две с половиной тысячи километров, что разделяли их, лез в интернет, узнавал о ближайших рейсах в Техас, полный решимости ехать в аэропорт и лететь первым же самолетом в Остин, наплевав на их графики. Конечно же, после минутного сумасшествия вылет отменялся. Мишу останавливало непривычное чувство уверенности, которого не хватало ему все пять лет – уверенности в том, что его Дженсен по-прежнему влюблен в него и это доказано, это - навсегда. И пусть телефонный их роман совсем не в Мишином стиле, но и он рождал между ними настоящую близость, лишенную фальши, и этого пока хватало, чтобы не сходить с ума. Они не дети: у каждого своя жизнь, обязательства, работа. Скоро лето, всё будет: более интимные разговоры, объятия, секс; нет причин для спешки. Залатывая финансовые дыры после дорогостоящей экспедиции, Миша работал как проклятый. Дженсен тоже был загружен, Миша ясно это понимал, когда звонил ему иногда в будни, в свой обеденный перерыв, и когда их соединяли, он в остолбенении часто слышал сначала дикий неимоверный шум, гвалт голосов, будто Дженсен находился в самом эпицентре детского праздника, или же посреди песочницы, заполненной малышней. Потом звучало низкое «Да, Миш» и сразу же Дженс извинялся, говоря, что он на работе и совсем не слышит Мишу – «давай позже перезвоню». Миша не успевал спросить, что за работа такая у его парня (Дженсен - мой парень, говорил он себе). Как не успевал спросить его в другие их телефонные беседы об этом. Дженсен не давал Мише и рта раскрыть и только и делал, что сам задавал вопросы – а что Миша, а где Миша, а зачем. Человек охотнее всего болтает о себе, любимом, и Миша таял от Дженсовой искренности, с которой тот расспрашивал его о жизни, об увлечениях… В середине февраля они впервые созвонились по скайпу и Мише пришлось сделать вид, будто мысль о видеосвязи пришла ему в голову только что и так неожиданно. Он черт знает как давно хотел сделать это, и игнорировал лишь оттого, что в течение полутора месяцев после возвращения с Антарктики, долго и очень тяжело расставался с Алексом. В квартире еще были его вещи, они непостижимым образом находились в разных местах и просто предательски лезли в глазок камеры. Но хуже всего было витающее в воздухе чувство сожаления, обиды, будто комната все еще смотрела на Мишу печальными глазами бывшего, когда Миша честно говорил ему – прости, не люблю… Первого марта Миша работал на высоте весь день и чтобы Дженсен не подумал, будто он забыл о его дне рождения, поспешил послать хотя бы смс-ку. Налепив в сообщение множество разных улыбочек, сердец, человечков с букетами, Миша надеялся вечером поздравить Дженсена уже как следует. Именинник высветился на экране компьютера сидящим в своей комнате, в простой футболке и джинсах, вовсе не нарядный. - Привет, Миш. Он устало провел рукой по волосам и с улыбкой слушал, как Миша поздравляет его, говорит пожелания, потом рассказывает о своем дне и удивляется, что Дженсен не в костюме, не за праздничным столом в окружении друзей и родственников и вообще – сидит сейчас и болтает с ним по скайпу... - Мне и так хорошо, Миш, не люблю шумных сборищ, в школе такой праздник устроили - до сих пор голова трещит, - отвечал он. В школе? В какой школе? Миша отвлеченно думал, что надо бы спросить его об этом, но Дженсен был такой красивый на экране... ... - Друзья скоро заедут - поедем в клуб отмечать, - продолжал тем временем Дженс. - Вот и повеселись как следует, - наставлял его Миша, немного ревнуя, и жалел, что не рядом. Снова. Дженсен будто мысли его читал, смущаясь, говорил: - Да ну…клуб… Там даже себя не слышишь. Я бы лучше просто дома посидел, вина бы выпил… Он не добавил – «с тобой», покраснел. А Миша радостно тут же вспомнил, что где-то была у него припрятана бутылка и Дженсен тоже притащил с кухни холодное шардонне и они, весело чокаясь в камеру, распили своё вино, болтая о чем только придется. Допивая, Миша уже думал, что скайп – просто лучшее изобретение человечества, потому что позволяет ему сейчас лицезреть чуть пьяненького Дженса, покрасневшего от Мишиных запинающихся комплиментов. Когда он ронял голову, тихо смеясь, и разводил ноги, упираясь между ними рукой о стул, Миша задыхался даже. Алкоголь дарил легкость и надо было уже собраться и попросить Дженсена снять с себя наконец эту мешающую футболку, но раздался звонок сотового и именинник, виновато улыбнувшись, сказал, что ему пора. Когда Миша отключился, он удивленно посмотрел на свой стояк под джинсами и понял, что был практически в шаге от того, чтобы поиметь Дженсена по интернету. Он твердо решил на следующих выходных сгонять в Остин и не ждать лета: влюблённый в него Дженсен определённо стоил бы того… …Заколдованная местность какая-то! Миша топал по широкой просеке и пока отметал мысль просто позвонить. Признаваться, что в ориентировании он оказался профан, не хотелось. Но опаздывать тоже не стоило. Дженсен ждет его именно сегодня, надо бы поднажать. Миша и так опоздал на их встречу почти на целое лето. Никогда не представлял, что такое возможно. Что можно так сильно желать человека, желать близости с ним и с мазохистским удовольствием эту встречу никак не приближать. Говорить о ней, обсуждать детали и... не ехать. Он тогда так и не собрался к Дженсену в Остин. Вместо этого сбежал в Тибет. Как-то так получилось: освободилось место в группе, подвернулся дешевый авиабилет и необходимые затраты на экспедицию были Мише наконец по силам. Связь в горах была не ахти, и на целый месяц их общение прервалось. Потом Миша прилетел, все снова закрутилось – работа, звонки, скайп. По какому-то наитию, он ничего не рассказывал о поездке, а Дженс не спрашивал, отчего сотовый Миши барахлил целых четыре недели. В конце концов, они ничего друг другу не обещали… Лето – горячий сезон в промышленном альпинизме и Миша, зашиваясь на работе, и оглянуться не успел, как очнулся в середине августа еще в душном Нью-Йорке. Теперь уже у Дженсена были проблемы со связью и может от этого они стали созваниваться чуть реже. И все реже он спрашивал Мишу, когда тот соберется приехать к нему в Сьерра-Неваду. Слышал ли Миша упрек в его голосе? Может быть, может быть… Последние лучи солнца золотили верхушки сосен. В воздухе пахло смолой, поздними полевыми цветами, отголосками последнего августовского зноя. Миша неожиданно вынырнул из леса на большую поляну, все еще залитую солнцем и понял, что наверно, добрался. Не туда. Тишину леса в один миг сменило что-то шумное, многоголосое, звонкое. Стайка мальчишек, лет двенадцати, полуголых, орущих и несущихся прямо на Мишу, появилась из-за палаток и чуть не сбила его с ног. Лагерь был огромен и жизнь в нем бурлила. Напрасно Миша вглядывался, ища знакомое лицо – он не видел никого, старше шестнадцати. «Дети?» - в каком-то отупении подумал он, совсем не ожидая увидеть спортивный лагерь. И тут его окликнули. Джесен шел к нему в окружении загорелых чертенят и если и отличался от них, то только более высоким ростом и размахом плеч. Был так же полугол, был так же заласкан солнцем и улыбался Мише совсем по-мальчишески. - Добрался, наконец! – радостно выдохнул и крепко пожал Мишину руку. Отбившись от любопытствующих мальчишек – вот, парни, познакомьтесь, это мистер Коллинз, очень известный альпинист, но сейчас ему нужно отдохнуть – Дженсен повел уставшего Мишу к свободной палатке. Рассказывая по дороге, что третья смена в его лагере в этом году ужас какая сложная, да и Стивен, его коллега, сорвал некстати спину, и Дженсену пришлось взять под свое крыло и его ораву. За своих-то пацанов он ручается – выдрессированы многолетними тренировками, а вот ребята коллеги… Тут подход особый нужен: доверие завоевать, понравиться, авторитетом не задавить… В общем, сейчас у Дженсена в лагере немного сложный момент и жаль, что Миша не приехал раньше, и всё же – хорошо, добро пожаловать… Оставшись наедине с собой в палатке, Мише стало так стыдно, что он даже застонал. Он-то думал, что едет на какие-нибудь скалолазные сборы, где собираются взрослые бородатые мужики, где никто не осудит его за милые шалости в палатке, да хоть бы они эту палатку и свернули в порыве страсти. То, что будет страстно, жарко и по-взрослому сомнений у Миши не было – сколько можно было уже поедать друг друга глазами по скайпу и тяжело дышать в трубки телефонов. Ну да, дурак он был, конечно, что так тянул с приездом, а приехав, растерялся – Дженсен оказался предводителем шумно-звенящей оравы подростков, где все его величали мистером Эклзом и восхищенно заглядывали в глаза. Понятно стало, откуда в их телефонных беседах был тот гвалт. Миша запоздало выяснил, что Дженс работает в спортивной школе, откуда вышел сам. Учит мальчишек скалолазанию и летом руководит подростковым лагерем, разбитым у подножия скал в Сьерра-Неваде. И вот как такого взрослого, уважаемого целой мальчишеской армией тренера по скалолазанию тащить к себе на ночь в палатку? Как? Не выйдет... Дженсен пришел к нему позже, узнать, как устроился да пожелать спокойной ночи и Миша, показав Дженсу большой палец, вырубился, едва залез в спальник, так устал. Утром, проснувшись рано, с удовольствием вдохнул теплый калифорнийский воздух всей грудью, совершил пробную пробежку в шумному живописному водопаду поблизости, и потом с улыбкой наблюдал, как Дженсен собирает на утреннее построение своих мальчишек и они перекликаются, что-то отвечают своему наставнику, потом все хором смеются, грохая на всю поляну. Видать, ритуал был ежедневным и пусть непонятен Мише, но веселая слаженность действий банды радовала глаз. Мальчишки ели мистера Эклза глазами. Дженсен что-то скомандовал и половина их понеслась к палаткам. Остальные направились в сторону большого шатра, видимо столовой... Дженсен был на своём месте в громогласно орущей и бесящейся толпе несовершеннолетних чертей, никак от этих мальчишек впрочем не отличаясь в свои двадцать восемь. Смеялся заразительно, по-детски - как всегда. Прохаживаясь перед строем, отсвечивал бликами на чуть вспотевшей бронзовой спине. Спина была редкой красоты и Миша не утруждался стыдливо отводить глаза от его тела. А тела было много. Это вам не осеннее Приэльбрусье или туманный Пунта-Аренасе, где абсолютно всё завернуто в пуховую одежду и ты видишь лишь смеющиеся глаза в прорезях виндмаски. Здесь, в сухом зное Калифорнии принято ходить в футболке и шортиках, или на худой конец, в свободных тренировочных брючках. В каких и был Дженсен. Футболку он игнорировал, слава богам. Миша взгляда оторвать не мог. Воздух звенел от мальчишеского гомона, и Миша старался не оглохнуть. Даже не заметил, как к нему подошел Дженс. - Доброе утро, Миш. Выспался? – спросил заботливо и долгожданно прикоснулся. Совсем не как вчера, по-дружески стиснув руку. А невесомо пробежавшись пальцами от запястья к локтю. Посмотрев однозначно и даже сообщив своим взглядом, что недоволен Мишиным опозданием на два месяца; что ждать его уже замаялся и телефонные их звонки, его, Дженсена, уже не спасают… Вот такой вот Дженсен стоял сейчас рядом с ним. Миша жадно вдыхал его утреннюю свежесть, отмечая совершенно выгоревшую бежевость, полустертые загаром веснушки, скользя ласковым взглядом по сильным линиям спины, ниже... Он что, серьезно к нему не торопился? Явился под конец лета… Дженс на экране его ноутбука являл собой лишь тусклую копию себя настоящего, живого, такого яркого. Недосягаемость его все это время, в силу ли обстоятельств или уже по привычке, оставляла его образ по-прежнему нетронутым, незапятнанным и чистым. Иногда, конечно, Дженсен фигурировал в Мишиных снах, был разнуздан и очень горяч, но то были сны. Миша перестал даже в скайпе мечтать об известном хулиганстве, которое заканчивается обычно заляпанным экраном. Ну не хотел он, чтобы их первый раз случился по интернету! Но физиологические потребности никуда не денешь. Миша по-своему ждал встречи: воздержанием не баловался; в чувственных удовольствиях себе не отказывал. Дженсен был чем-то далёким, но постоянным, что вошло в Мишину жизнь и прочно в ней обосновалось. Громадное расстояние исключало всякую физику. И только увидев его вновь, Миша понял, как было это вопиюще неправильно; как обделял он себя, его. Как нетронутого им Дженсена, безусловно, нужно было трогать. Касаться, обнимать хорошенечко, и даже трахать, вовсе не жалея. Вопрос, впрочем, стоял сейчас по-другому – когда и где? Окинув синим взором угодья, на которых резвились малолетние бандиты – причем везде - Миша посчитал совершенно непедагогичным залезать Дженсену в трусы. Даже после отбоя. Дженсен и вида не подал, что заметил Мишину озадаченность. Тут же сообщил, что раз он здесь, то без дела сидеть не придется. - Дженс, я с детьми не очень… - успел лишь пробормотать Миша, со страхом глядя на бегающих с воплями пацанов. Дженсен усмехнулся: - Привыкай, Миш, тебе понравится, - и повел показывать ему устройство лагеря и знакомить с мальчишками… Втянулся Миша быстро. Сам не понял, как. С удовольствием участвовал в тренировках, которые проводил Дженсен с ребятами, подготавливая тех к близкому соревнованию. Сам лазал по скалам, вспомнив, как это сложно – полагаться только на силу своих пальцев и страховку. Вечерами сидел у костра, окруженный пацанами и рассказывал о своих восхождениях, всех, кроме последнего, сразу же заработав непоколебимый авторитет. Сквозь языки веселого пламени видел смеющиеся глаза Дженсена, сидящего напротив. И это было так уютно, по-домашнему. Тепло разливалось в груди и явная атмосфера объединявшая всех в одну большую семью под звездным небом Калифорнии, была чем-то новым, незнакомым Мише. Он много раз сиживал у костра в компаниях альпинистов, но сейчас всё было по-другому. Трах-марафон в палатке уже и не вспоминался им – было хорошо и так. В первый раз в жизни Мише захотелось банального – семьи. Какого-нибудь домика на окраине небольшого городка, он и Дженсен, и что б непременно кольца и дурацкая свадебная фотография на тумбочке у кровати. А смотря на то, как мальчишки бегают хвостиком за его парнем, постоянно что-то спрашивают, интересуются, дергают беспрестанно, Мише неожиданно захотелось своего - их мальчишку, который кричал бы им в дом со двора: «Па-ап!», возвращаясь со школы. Такого же синеглазого, как Миша, а улыбкой неуловимо напоминающего Дженсена… Они почти не оставались с ним наедине, но все дни проводили вместе, окруженные шумящей оравой. Миша увяз в этом звенящем мальчишеским гомоном мире совершенно. И ему это определенно нравилось. Он понял, насколько глубоко вовлечен в воспитательный процесс, когда обнаружил себя лежащим под пышными кустами можжевельника в звании капитана армии испанских конкистадоров и с водяным пистолетом в руке. Позади него залег в траву его полк, окруженный войском индейцев. Надежда выбраться еще была, хоть с противоположного холма и орали: «Сдавайтесь, бледнолицые собаки!». Миша еще успел помечтать, как его армия захватит в плен краснокожих под предводительством разукрашенного в индейца Дженсена, но тут «аборигены» пошли в атаку и стало понятно – шансов у бледнолицых собак нет. Впереди своего войска несся Дженсен с копьём наперевес, с зеленым травяным ирокезом на голове, весь утыканный перьями. За ним с гиканьем бежали такие же размалеванные пацаны и Миша махнул рукой своим, поднимая на контр-удар. Они бились долго, обливаясь водой из пистолетов и все же победили краснокожие. Дженсен смешно пожал Мише руку и повел его под конвоем из своих телохранителей к лагерю, как предводителя поверженных врагов. Мальчишки правда, все нудели, говоря, что между ними должен был быть поединок и это нечестно – просто пожать друг другу руки и всё. Но, слава богу, обошлось. Мише вот совсем не улыбалось позорно оказаться на траве под Дженсеном, который был явно сильней – вон, спина какая широкая, мышцы так и пляшут под кожей… В общем, потонул Миша в детстве окончательно. И вдруг оказалось, что уезжать ему уже через день, а они так и не поговорили… Миша силился вспомнить, о чем он хотел разговаривать, и не мог. Было так хорошо быть просто рядом. И становилось понятно – даже без разговоров Дженсен показал ему, каким он стал, чем занимается, чем живет, и что мальчишеское в нем никуда не делось – плещется через край в смеющемся взгляде и всё остальное тоже на месте: упрямство, азарт, солнечность. В предпоследний свой вечер Миша с удивлением обнаружил, что в лагере непривычно тихо, что слышно даже, как гудят поленья в костре, и тихий перебор струн под пальцами одиноко сидящего Дженсена замечательно дополняет блаженную тишину. Ёкнуло, оборвалось, вновь заколотилось сердце. - Где все? Дженсен хитро улыбнулся: - Отправил в соседний лагерь на разведку, - внимательно посмотрел на загоревшиеся мгновенно глаза Миши, добавил, - через час вернутся. Миша вздохнул с сожалением – слишком мало и внезапно ощутил, как возбуждается. Всего лишь от того, что они наконец наедине. Пусть лес вдалеке шумит полувековыми соснами, и огонь костра трещит ветками. Пусть самодельный флюгер звенит, хлопая от ветра жестянкой о металлический штырь и не видать им интимной тишины спальни. Пусть. Они одни. Снова, как тогда, под звездами. Но в этот раз теплый калифорнийский ветер обдувал куда больше голого тела, чем тогда. Дженсен сидел рядом в тонких тренировочных брюках и футболке. Почти касался Мишиного плеча своим. От костра не несло таким жаром, как от его теплой кожи. Мистер Эклз перестал быть вождём. Перестал быть строгим воспитателем. Когда положил голову на плечо Миши и потерся об него щекой, он опять стал тем влюблённым мальчишкой, которого Миша оставил на Эльбрусе, не попрощавшись. - Послезавтра в Нью-Йорк свой улетишь, - сказал так просто, что сразу стало понятно, как хочет он, чтобы Миша остался. Здесь, с ним. Или не здесь, неважно, но с ним. - Приедешь в гости? – сразу же поспешил спросить Миша. - Или хочешь, я к тебе приеду? Дженсен усмехнулся довольно грустно. У Миши сердце сжалось – понял, уже в который раз сообразил, как обидел его, не поспешив, какой дурак был, как заставил долго себя ждать, вовсе не проявляя того нетерпения, о каком говорил в их телефонных беседах. И тут же, боясь что Дженс откажется от приглашения, стал неловко оправдываться: - Прости, я должен был приехать еще два месяца назад… Дженс, - взял его за руку, переплел пальцы, - работа, сам понимаешь… Опять не сказал про Гималаи – не успел. Дженсен вскинул голову и как-то оказался совсем близко, уже не до слов стало - Миша потянул его к себе, ткнулся губами, а куда попал – в шею, за ухом – так и не понял. Дженс дернулся, вырвался из рук. Хотел сказать что-то, да передумал. - Миш, не здесь, сейчас мальчишки вернутся, - прошептал, даже не скрывая возбуждения, красивого натянутого бугорка под мягкой тканью брюк. – Завтра утром. Ты все так же бегаешь по утрам? Миша кивнул – и откуда Дженс знает? - Я завтра буду готовить скалу к соревнованиям – пробно залезу, страховки подготовлю… Ты бегаешь около водопада. Вот… Приходи к шести, там потрясающий вид в ущелье, рассвет тебе покажу. Мишины руки еще чувствовали тепло Дженсена и он был согласен совершенно на всё. Он-то думал, что в свидетелях окажутся звезды. Но пусть рассвет. Вероятно, лучший в Мишиной жизни. Миша чуть не проспал. Вынесся из палатки ровно в шесть, натягивая на ходу футболку и побежал своим маршрутом, к красивому водопаду, рядом с гранитным ущельем. Бежал быстро. Не хотелось, чтобы Дженс подумал, будто и сейчас он не очень торопился к нему. Чуть не заработав инфаркт, вбежал в ущелье, оглянулся, задрал голову вверх… Дженс был почти в небе. В одних спортивных штанах, он висел практически на плоской вертикальной стене и Миша побоялся его окликать. Просто любовался. Чертовски сильный, свитый из одних мускулов, с блестящей от пота спиной, Дженс казался настоящим героем-скалолазом из фильмов. Миша вспомнил, как на днях он рассказал ему, с чего вообще все это началось. Как Дженсен еще подростком спорил с отцом и тот сурово припечатал его заключением, что «высота, Дженсен, это не твоё». И Дженсен, чтобы доказать обратное, пошел в спортивную школу скалолазания. Потом попробовал себя в альпинизме. И черт возьми, может высота и давалась ему трудно, но теперь он ни за что не бросит все это. Почему? Дженсен смотрел на Мишу тем непонятным своим взглядом и Мише вроде как становилось ясно - почему. - Привет. Дженсен спрыгнул, избавился от страховочных тросов, покидав их на землю и молча прислонился голой спиной к граниту. Будто говоря застывшему Мише – ну что же ты? Мы одни. Иди ко мне. Миша сделал пару шагов и мягко вжал Дженса в теплый камень всем телом. Вдохнул его терпкий запах. Отстранился, томя их обоих ожиданием поцелуя, провел ладонями от талии к груди. Задержался у сосков – всегда ему нравились Дженсовы темные пуговки. Надавил на них, царапнув ногтями и Дженсен сразу же отозвался, всхлипнул, закинул руки Мише на шею и запустил пальцы в волосы: - Давно мечтал это сделать, - прошептал. Он мечтал обняться? Мой мальчик!.. - Делай. Всё, что хочешь, - дал он волю Дженсовым рукам и почувствовал как сильные пальцы зарываются в его темные пряди, как другая рука Дженса соскальзывает по спине к напряженным ягодицам, сжимает, мнёт и вновь поднимается к шее... Почувствовал как стремительно Дженсен возбуждается, твердеет под тонкой тканью одежды. Миша смело опустил одну руку вниз и нащупал его встающий член, ласково погладил, изучая через брюки, приподнял-поправил, укладывая вверх под нетерпеливые выдохи, и снова вжался бедрами, притираясь своей эрекцией к Дженсовой. Краем глаза заметил его валяющийся в ногах рюкзак и рядом мягкий свернутый рулончиком коврик. «Умница, подготовился» - подумал и потянул Дженсена на землю, усыпанную сухими сосновыми иголками. Но от стены отлепить не смог. - Миш, а ты весной в Китай ездил? - В Непал, - на автомате ответил Миша, вдруг сообразив, о чем его спрашивают. - Что? - В Непал... - мечтательно протянул Дженсен, замерев под Мишиными руками, - и ты взял её? А, ясно. Это он про Джомолунгму. - Джомолунгму? - Джомолунгму, - тут же эхом повторил Дженс вслед, на последнем слоге вытянув губы и почти коснувшись Мишиных. - Взял? Так и сказал – «взял», словно речь шла о покоренной женщине, почти изнасилованной, но все же склонившей голову перед победителем. Миша лишь почувствовал, как всё напряглось в Дженсене, который и не ждал ответа – и так ведь откуда-то узнал, что Миша её «взял». Да, у него восьмитысячник. Самый-самый. Абсолютная высота. И кому это сейчас интересно? Миша несдержанно повел бедрами. Рассветный луч пронзил ущелье и хлестнул прямо по Дженсу, заставив сиять. Будто и без этого Миша не сходил сейчас с ума от их полуобъятия. Он запустил пятерню в золотой нимб волос, чуть оттянув Дженсу голову, и влажно прикоснулся губами к его полуоткрытому рту. «Как мягко» - успел только подумать. Дженсен с легкостью вскинул подбородок, и смотря сверху вниз на Мишу – всего несколько сантиметров превосходства – увел губы от поцелуя: - Почему мне не рассказал? – спросил удивленно и задумчиво, и Мише почудилось на секунду, что ревность, такая нелепая и всё же яростная, мелькнула в зеленых глазах напротив. Миша молчал, и только крепче вжимал Дженса в теплый гранит, впечатывал собой, еще надеясь, что не будет же его парень, такой взрослый, разумный мужчина, глупо и по-детски ревновать его к горе. Самой высокой в мире, да. Дженсен смотрел по-прежнему на Мишины жаждущие губы, жадно смотрел, не мог глаз оторвать, и все равно отстранённо продолжал какую-то бессмысленную по мнению Миши болтовню: - Я тоже хочу. У меня еще нет восьмитысячника. У меня и семитысячника нет. Но я поднимусь. Ты же поднялся. Я теперь просто должен. - И повторил, тихо, для себя, - обязательно поднимусь. Миша слушал, пытаясь понять - зачем? Глядя как требует каждая клеточка тела Дженсена продолжения их объятия. И его горячий, дрожащий выдох выдавал его даже больше, чем каменная твердость между сведенных с усилием бедер. Щека в двух миллиметрах от Мишиной пахла гранитной пылью и теплой хвоей. Тут бы Мише вжать почти потерявшего себя Дженсена в скалу и взять его, не спрашивая, без разговоров повалив на пыльную землю. Да укусила его какая-то муха – подначил с усмешкой: - Давай, попробуй, поднимись. Дженсен замер, вскинул подбородок еще выше и оттолкнувшись от скалы лопатками, с легкостью отпихнул Мишу окончательно. - И поднимусь. Закинул рюкзак на плечо и весело-зло посмотрел на Мишу. Ушел, задев ощутимо плечом. Вовсе не больно, но Миша отчего-то скривился. Всё. Рассвет затопил солнечными лучами ущелье, слепя глаза, разукрашивая гранит в сияющее золото. Водопад ревел где-то вдалеке и маленькие водяные капельки кружили в воздухе искрами, выззолоченными рассветным солнцем. Миша отметил машинально: "Красиво, да". Впрочем, без Дженсена красота эта не имела никакого смысла.