Талкитна - Мак-Кинли, 6194 метра над уровнем моря Сейчас
Как же это было сложно, как невыносимо трудно любить. Даже зная, что со временем его парень стал точным отражением его самого. Глядеться в зеркало было не очень, но, если честно, Мише было все равно – он любил Дженсена любым. Любил его десятилетней давности – робкого восторженного и очень серьезного мальчишку. Полезшего в горы «девственником» в профессиональном смысле и что-то Мише подсказывало, что и буквально: Дженс тогда так невыразимо мило краснел, чувствуя уверенную Мишину руку… Любил Дженсена повзрослевшего, все еще влюблённого в него. Этот умопомрачительный микс силы и нежности Миша не распробовал тогда, не успел. И год назад, когда Дженсен, ревнивец и собственник, опять сбежал, это не изменило в Мишином сердце ровно ничего - заноза как была, так и осталась на месте, и Миша уже знал, что она там навсегда. Когда он приехал обратно в Талкитну из Анкориджа, так и не объяснившись с Дженсеном, дня три не выходил из дома. Спал, ел и смотрел дурацкие фильмы, пытаясь отогнать от себя картины последнего восхождения: Дженсен у костра, Дженсен в палатке, Дженсен, уходящий прочь от лагеря и от Миши... Звонить ревнивцу даже не думал, вместо этого полетел в Нью-Йорк и неделю отрывался в тамошних гейских барах. Натрахался так, что болело всё и спереди и сзади. Потом стало тошно и он вернулся домой. Хотелось несбыточного покоя, и Миша, чтобы уснуть без сновидений о Дженсене, принимал снотворное. Падал в черную бездну, забываясь. Даже не думал, что можно так устать от любви. Вернувшись к работе, Миша как последняя капризная баба поставил Ричарду, руководителю фирмы, условие - никакого Дженсена Росса Эклза в его группах. Шеф согласился, да и все остальные работники небольшой компании целый месяц были подозрительно милы и ни в чем не отказывали лучшему гиду Талкитны. Наслышаны были теперь о его несчастливой любви – берегли.***
Группа ехала двумя джипами из аэропорта в кемпинг Талкитны. Миша показательно выбрал ту машину, в которую Дженсен не сел и зло гнал по трассе, игнорируя взгляды Фрэнка. Тот сидел на переднем сиденье, креня машину своим весом и Миша казалось – еще чуть-чуть и он начнет его успокаивающе по голове гладить, чтобы Миша не психовал. Через километров пятьдесят он взял себя в руки и в Талкитну приехал уже спокойным как удав. Фрэнк заметно расслабился, как оказалось, совершенно зря – как только все вышли из машин, Миша ловко ухватил Дженсена, шедшего последним, под руку и втащил в темный проулок между домами. Крикнул оттуда напарнику «Догоню!», удерживая своего заложника за плечо сильной рукой. Дженсен, впрочем, не сопротивлялся. Дал грубо впечатать себя в стену и стоял, ожидая то ли удара, то ли поцелуя… - Зачем приехал? – вместо этого неожиданно зло спросил его Миша. - К тебе. - А просто так нельзя было? – Миша разозлился еще больше, чуть не заорав "Чего так долго?" и совсем не обрадовавшись простому и честному признанию, - тебе обязательно нужно в горы со мной лезть? - Заодно. Эта немногословная откровенность сшибала с ног, но Миша не купился. Смотрел на него, такого уверенного в себе, ощущая предплечьем как ровно бьется сильное сердце и не радовался долгожданной близости: убить хотел от любви. - Значит так, – прищурив глаза, скомандовал, не особо надеясь на послушание, - ты остаёшься в Талкитне и ждешь меня внизу. Я отрабатываю тур, спускаюсь, и мы разговариваем. Согласен? - Нет. - Дженсен, черт тебя дери, я не возьму тебя с собой в горы! Мы это проходили! Нам нельзя… вместе… – Миша вжался в мягкую ткань старого свитера сильнее и наконец почуял, как забилось, заколотилось под рукой. Быстрее, и быстрее… Ну неужели нельзя, как обычные люди, остаться на земле, устроив человеческое свидание? Неужели обязательно нужно карабкаться в небо, чтобы снова понять - им друг без друга никак, а вместе - еще хуже? - Миш, - Дженсен посмотрел прямо в глаза, - пожалуйста, в последний раз… Возьми… Просто трагедия какая-то в трех актах, думал Миша уже в самолете, на подлёте к леднику. Куда ему деваться было? Согласился, взяв обещание с Дженсена, что на этот раз они идут в разных связках и общаются только на узкопрофессиональные темы. Никто друг к другу в палатки не лезет, и не дай бог, Миша увидит посторонних в спальнике – убьет, не поморщится. Дженсен улыбался, слушая такой разнос, и потом прямым текстом сказал, что трахаться ни с кем и не собирается, кроме как с Мишей. После, разумеется. Всего лишь дурацкое пошлое обещание, сказанное с вымученным смешком, а какой эффект! Мишина усталость куда-то подевалась, потому что целый год дружить с приходящими к его дому енотами и расслабляться только с собственной рукой было тяжеловато даже в его преклонном возрасте. Неделя некачественного пьяного секса в Нью-Йорке не в счет. Дженсен снова был рядом, создавая своим присутствием иллюзию возможности их счастливой совместной жизни. Никаких краткосрочных порнографических приключений Миша не допускал – Дженсена хотелось навсегда. Прошлогоднее недоразумение не вспоминали, и Миша усмехался про себя – они просто привыкли к несчастливым случайностям в их жизнях. Смирились и довольствуются тем, что есть: мимолетными встречами. Надо заканчивать, правда, думал Миша. Группа добралась до Лагеря Рейнджеров, что на высоте около четырех тысяч, в срок и без происшествий. Дженсен послушно шел на леднике в связке Фрэнка, чувствовал себя хорошо, помогал со снаряжением и даже не смотрел в сторону Миши. Пройдя Ветреный Угол, ключевую часть нижнего маршрута, Миша расслабился. Не насторожился, когда по рации сообщили о начавшейся буре у Юго-Западной стены Мак-Кинли. Их группа шла Западным Контрфорсом, вероятность, что снежное крыло заденет их лагерь, была минимальной. Буран их и не задел, гудело где-то вдалеке черное облако, не трогая их идиллического городка. Солнце катилось у самого горизонта, облизывая оранжевыми языками верхушки елей. Температура упала до минус двадцати. Лагерь уснул. Миша, обходя его по периметру, вдруг увидел Дженсена, который сидел на завалинке у своей палатки и просто смотрел куда-то вдаль. - Не спится? – Миша не выдержал, подошел. - Нет. Смотрю, какие красивые места, - повернулся к нему Дженсен и наконец улыбнулся знакомо. – Понимаю, почему ты здесь обосновался. - Да ничего особенного, - вырвалось у Миши и он осёкся, понял, что Дженсен, в отличие от него, все еще смотрит на мир глазами первопроходца – восторженно и удивленно. Стало даже завидно, потому что он-то утратил это чувство уже давно, просто осознал поздно. - Нет, ты посмотри, Миш, какой снег. Здесь он другой, чистый, я такого не видел даже в Тибете, - Дженсен будто не слышал Мишиных слов, - здесь всё другое. Миша смотрел. На июньский снег, на Дженсена. Молчал. - Мне жаль, что в прошлом году так получилось. И раньше... жаль. Я так устал без тебя. Миш, - Дженсен повернулся к нему, смотря снизу вверх, - ты все еще хочешь..? - Конечно хочу… Наверно только очень близкие люди могут разговаривать и понимать друг друга, произнося такие обрывочные фразы, интуитивно догадываясь о скрытом смысле простых слов. Так странно, но совместно проведенное время – сколько, два-три месяца? - необъяснимо сделало Дженсена мужчиной всей Мишиной жизни, будто он держал его за руку все эти десять лет. Иногда Дженсен вырывал у него ладонь, иногда сжимал горячо, но ощущение родства и близости жило в сердце независимо от расстояний, их разделяющих. Любовь, наверно, это всё она, сука. Миша не удержался, наклонился к запрокинутому лицу, нашел губами губы, стал целовать. Аккуратно и бережно, стараясь унять пробуждающийся аппетит, потому что на двадцатиградусном морозе особо не разбалуешься. Дженс отвечал, мягкая щетина щекотала Мишино лицо, и рука уверенно притягивала за затылок, отпускать не хотела. Миша потом заснул как убитый, спокойно и ровно дыша в своем спальнике. Утро было морозное и очень тихое. Такое обычно бывает перед сильной бурей. Рация ожила и грустно сообщила, что к штурмовому лагерю движется буран и подниматься сейчас туда нельзя - нужно переждать непогоду. Фрэнк покряхтел досадливо, что экспедиция затягивается, но что делать, Заполярье непредсказуемо. Группе сообщили новости за завтраком и Миша сначала совсем не обеспокоился, что Дженсен сразу же ушел ото всех – ну, может затошнило его как обычно. Плохо, конечно, но не смертельно. Ёкнуло, когда не нашел его в палатке и немного обалделый его сосед, поджарый канадец, обнаружил пропажу и его рюкзака тоже. Фрэнк потихонечку старался затеряться в толпе, долой с Мишиных глаз, пока Миша вызывал по рации знакомых ребят-метеорологов: - Шон, мне нужны точные данные по этому циклону – скорость движения, направление ветра и прогноз на падение температуры… - отжимал кнопку, вслушивался в бормотание синоптика и продолжал, - и риск схода лавины на Вест Баттерсе… да… есть карнизы*? Чёрт… Через сколько примерно буря будет здесь? Я в Рейнджерском Лагере… Через полчаса? Спасибо… Нет… Упрямый мальчишка ушел один, услышав, что дальше группа не пойдет. И возможно восхождение не состоится. И возможно, это не только упрямство, понимал Миша, а показательный протест - вот, я такой уверенный в себе и непослушный, ушел навстречу бурану и совсем не боюсь, кто со мной? Фрэнк трясущимися руками принес Мише подписанный им договор. В последнем абзаце, который никто никогда не читал, мелким шрифтом было написано предупреждение, на случай откола от основной группы. Находились иногда такие смельчаки, которые решали в одиночку штурмовать Денали. Приходилось обороняться и снимать юридическую ответственность дополнительными предупреждениями – «при отказе от услуг гидов я понимаю, что подвергаю свою жизнь смертельной опасности. Претензий к фирме не имею». Дженсен подписался и под этим, и Миша что есть силы впечатал подвернувшийся под руку ледоруб в скалу – блять, он так и знал! И в принципе, все обстояло не так уж плохо – ну откололся о группы один парень, и ведь не беспомощный же, а наоборот – смельчак и удалец, покоритель Каракорума. Чего переживать? Юридически всё чисто и если что – сам виноват. Вот только это «если что» никак Мишу не устраивало, потому что с везением Дженсена, это «если что» обязательно бы произошло с вероятностью в сто процентов. Буря, штормовой ветер, резкое падение температуры, лавина… Миша знал, что по закону подлости с его невезучим случатся абсолютно все эти напасти. Собирая свой рюкзак, решал – сначала догонит самоуверенного наглеца, который в одиночку бросил вызов суровой Денали, потом набьет ему морду за самоволку, а уж потом только разберется в мотивах своего парня, который вынуждает его сейчас уйти вслед за ним навстречу ледяному шторму. - Миш, ты попадешь в буран, - гундел Фрэнк виновато, хотя и был не виноват вовсе, - может, переждем? Буря обычно за день стихает, ты же знаешь… Не кипятись, не пропадет он, справится… Нагоним его днем позже – накажешь… Не ходи. - Не могу, Фрэнк, - Миша уже шел к перилам, провешенным практически до самого штурмового лагеря на случай тумана или снегопада, - пойду за ним, потому что… «…люблю паршивца, не смотря ни на что – всё еще люблю». И если Дженсену нужно доказать это – он докажет.***
Вообще-то, Миша думал, что догонит беглеца еще до гребня, разделяющего их лагеря. Но или он стал так плох, а Дженс хорош, но перевалив через снежный плавник, не увидел никого. Значит, придется тащиться до пяти с половиной тысяч, куда наверняка уже добрался Дженс и бить морду уже там. Миша поморщился – давно сломанное бедро ныло так, что захотелось всё бросить и закопаться в снег, заранее прячась от бури. А она собиралась не на шутку. Это новичкам было непонятно, но Миша-то знал – спокойствие, безветрие и странно замерший морозный воздух первые предвестники бурана. Он поднажал, и Денали сжалилась над ним: снегопад не начался, пока он не увидел вдалеке криво поставленную одинокую палатку беглеца. Ровный участок пути он прошел быстро, видя цель и уже тревожась, потому что Дженсена нигде не было. В полдень снег ослепительно сиял и Миша надел очки. Хромая, он подошел к маленькому лагерю, удивленно воззрился на неумело поставленную палатку – да он даже в шестнадцать их так коряво не ставил! - Дженс. Дженсен! – позвал. От сердца отлегло, когда внутри зашуршало, и виновник всего этого безобразия выполз на свет божий. Сразу же зажмурился, застонал и споткнувшись, чуть не грохнулся под ноги усталому преследователю: - Привет, Миш, - сказал, так и не открыв глаз, - убивать меня пришел, да? Миша внимательно смотрел, как Дженсен пытается разлепить слезящиеся щелки и понемногу соображал, что у них, кажется проблемы. - Дженс? Посмотри на меня! Глаза открыть можешь? Не церемонясь, откинув накопленный за время пути гнев, он схватил его за подбородок и вгляделся. Снежная слепота** дело не смертельное, но неприятное до жути, сам знал. Глаза жжёт, будто в них песка насыпали и ни черта не видишь – сначала из-за слез, пока еще слезные железы могут вырабатывать влагу, а потом слепнешь уже по-настоящему. Временно и все равно – страшно. Двигаться с таким напарником никуда нельзя и теперь Миша понял, отчего палатка стоит так криво. Видать, Дженс ставил её, когда почти уже потерял зрение. - Ты почему очки не надел? Видишь еще хоть что-нибудь? Дженсен мотал головой виновато и Миша думал, что вот как такого теперь бить, как? - Предупреждаю, как только придешь в норму – получишь. Ослепший радостно оскалился: проявление страсти в Мишином голосе было явным, пусть она и была злобной. Миша продолжал монолог, усаживая Дженсена в тень и доставая бинты: - Ты в Заполярье. Здесь яркость наста зашкаливает, даже в сильную облачность, разве не знал? - Знал… - Опять красотами любовался? - Угу. - Зачем ушел? Про буран слышал? - Угу. - Да хватит угукать, чёрт, ты понимаешь, что мы теперь здесь застряли? – Миша, бинтами замотав Дженсену глаза, в сердцах отшвырнул рюкзак в сторону. Нужно было решать – двигаться вниз или оставаться здесь, пережидая бурю, которая могла и не начаться. Но если бы началась – как бы он дотащился через гребень с беспомощным слепым щенком на руках? Кажется, Дженсен и так все прекрасно понимал. Попытался объяснить и робко нащупал Мишину руку: - Миш, ну дурак я, признаю. Дошел сюда и сидел, высматривал, когда же ты появишься. Очки нацепить забыл… Миша снова разозлился: - Ты дурак, что снова сбежал от меня. И не собирался я за тобой идти, не думал даже… - буркнул, противореча фактам. Тому, что сидели они сейчас рядышком на снегу в тени палатки, под начинающимся снегопадом, бок о бок, и Дженсен держал его за руку, улыбающийся и отчего-то счастливый. - Да я тебя и не звал, - произнес немного обидное, - ты же видел – я в договоре маленький пунктик подписал… Он повернул голову к Мише, будто посмотреть хотел, и спросил тихо: - Но ты же пошел за мной, Миш. В буран пошел… Зачем? - Ты знаешь – зачем. Дурак потому что, оба мы дураки, – и уже спокойно поинтересовался, оценивающе вскинув глаза в черное небо, клубившееся над ними снежными тучами, - думаешь, справимся? - Я знаю. И хочу, чтобы в это поверил ты, – просто ответил ему Дженсен. Наверно, его парень был прав. Наверно, это лучшее доказательство любви и доверия. Вот так пойти вслед за любимым, в шторм и неизвестность, просто поверив ему; поверив в то, что они справятся со стихией вдвоем. Доказать этим, что считает Дженсена равным. И не упрекать, говоря, что поступок ужасно мальчишеский и глупый. Может, это все отразилось на Мишином лице, хотя и не мог Дженсен его видеть, или в его ровных выдохах, зазвучавших спокойнее, но что-то поменялось неуловимо между ними, и Дженсен облегченно вздохнул, проигнорировав все же сказанные Мишей слова о том, что поступок их "ужасно мальчишеский и глупый": - Я рад, что ты здесь и мы вместе, - он сжал Мишину руку, - и даже не буду против, если ты снова начнешь меня спасать. И улыбнулся тепло, Мише показалось, будто из-под повязки брызнуло солнце. Буран все-таки начался. Миша еле успел переставить косо стоявшую палатку, прежде чем их накрыло плотным снегопадом. Они залезли внутрь, Миша уверенно перестегнул на спальниках молнии, делая из двух один и они, обнявшись, легли в него пережидать непогоду, будто два медведя в берлоге. Миша рассказывал Дженсену, как он провел этот год и жаловался, что скучал ужасно и уже ни на что не надеялся; еще про енотов у дома и про одинокие вечера. «Позвонить не мог…» - сердито бурчал на Дженсена, а тот оправдывался и с сожалением говорил – он бы приехал раньше, обязательно, он собирался, но в школе его не отпускали, и бросить своих мальчишек ему было никак, и вообще - ты целовался с другим, я убить тебя хотел... Миша тыкался носом в рыжеватый загривок. - Больше не целуюсь... - шептал и спрашивал, и так зная, что Дженсен где только не был за эти несколько лет, и побед у него, наверно, побольше будет, чем у Миши, - навоевался с высотой? Не сбежишь больше от меня в горы? - Только если с тобой, - отвечал ему Дженсен и Миша, не видя, чувствовал, как он улыбается. Вскоре ожила рация, когда немного посветлело снаружи, и еле слышный голос Фрэнка поинтересовался – выжили или нет? - Все нормально, Фрэнки, - сообщил Миша, - мы в штурмовом лагере, окопались, сидим, пережидаем шторм. Потом чувствовал, как к нему прижимается Дженсен, и хихикал мысленно – «вообще-то лежим». Становилось смешно и весело, будто они сбежавшие от взрослых подростки и самое интересное приключение ждёт их впереди. С Дженсеном они решили, что если ему не полегчает – Миша затребует вертолет, чтобы после прекращения снегопада их сняли с этой отметки. Дженсен не сопротивлялся, смеялся даже, говоря – знаешь, Миш, у нас с тобой еще ни разу не было удачного восхождения, смешно думать, что и сейчас получится, и опять я облажался. -- Что-то ты подозрительно послушный... - иронично говорил ему Миша, удивлённо наблюдая смирение в своём парне. Все-таки остаться в темноте – страшно, пусть Дженсен хихикал и шутил, когда Миша, бережно придерживая, за руку выводил его пописать в сугробы. Незрячий человек, став незрячим так внезапно, всегда ищет замену своему потерянному зрению и Миша, зная это, постоянно трогал Дженсена, брал за руку, обнимал за плечи и сам давал доступ к себе, понимая, что их прикосновения сейчас жизненно необходимы его парню. Ничего чувственного, ничего пошлого. Тактильная терапия успешно снимала неприятные психологические симптомы, прилагающиеся к снежной слепоте. Дженсен пользовался вседозволенностью вовсю, обнимая и лапая своего спасителя. Миша снова промыл ему невидящие глаза, забинтовал и накормив, уложил в спальник, а сам пошел откапывать занесенную палатку. Ветер еще был силён и буря была в разгаре, но Миша не чувствовал ни усталости, ни скуки. Ну здорово же было! Особенно, когда ввалился к Дженсу, замерзший и обветренный, и закопался к нему в горячее тепло спальника, ощущая, как его тут же обняли, прижали к себе и даже неловко поцеловали куда-то за ухо. - Как ты? – спросил он Дженсена, все еще беспокоясь о его состоянии. - Ничего вроде, только страшно стало, когда ты ушел, - честно признался Дженс и прижался теснее. Миша, вспоминая, как категорично он отвергал всякие постельные игры на время этого восхождения, даже и не думал отстраняться – Дженсену нужно прикасаться к нему, значит, пусть прикасается. Но потом пациент обнаглел. Уже засыпая, он уютно засунул свою руку Мише прямо в трусы и так и заснул, держа свою ладонь на ягодице. Миша еще подумал – след останется, такой горячей была рука. Буран закончился на рассвете. Фрэнк через помехи сообщил, что через пять часов выводит группу в их лагерь. Утро встретило их сиянием безоблачного неба и чистым, белым снегом. Занесло их порядочно, поэтому Миша, выкарабкавшись из палатки, снова принялся за работу. Откопал их, расчистил небольшую площадку. Дженсен вышел наружу вслед за ним и попытался помочь. - Сиди уже, больной, - прикрикнул на него Миша, смеясь, за что и получил в лицо снежком, кинутым Дженсеном на голос. Миша тут же ответил, не особо стараясь попасть, но попал, и пришлось отбиваться от летящего снега, который Дженсен стал кидать пригоршнями. Агрессора нужно было непременно наказать, Миша пошел в рукопашную и завалил Дженса в мягкий сугроб. Барахтались они долго, весело и Миша конечно же победил. - Так нечестно! - жалобно стонал под ним слепой Дженсен, прижатый к снегу, - я инвалид! Ты должен мне поддаваться! - Вот еще, - Миша наклонился ближе, легко щекоча лицо Дженса щетиной, - и не подумаю. И даже грязно воспользуюсь твоей немощностью, что б ты знал - кто тут главный... - Ну, воспользуйся, главный... - согласился вдруг Дженсен и облизнулся. Одежда полярника не то, чтобы самая сексуальная одежда в мире, но Дженс даже в ней ухитрялся выглядеть именно так. Да и одних губ его хватало, немного обветренных сейчас, чтобы притягивать взгляд Миши, потому что смотреть больше было не на что: уродливая повязка скрывала пол-лица. Захотелось его так сильно, прямо здесь, на снегу, но Миша, вскочив, потянул его в палатку: - Пойдем в спальник, Дженс... Дженсен стал смущенно отнекиваться и Миша, вспомнив, как вчера он вслух мечтал о душе, тут же предложил: - А давай снегом разотремся? Помнишь, как тогда? Воспоминание о двадцатидвухлетнем мальчишке мелькнули и исчезли сразу же, как только Дженсен, сдавшись, стал весело срывать с себя одежду, обнажая сильную спину, съежившиеся темные соски. Ойкнул, когда Миша стянул с него широкие штанины комбинезона и оставил в одних теплых ботинках. Сам Миша разделся так быстро, как смог. Смешные они были, эти тридцатилетние мальчишки. Голые, смеющиеся, лапающие друг друга. Миша растирал Дженсена снегом, возил ладонью по груди, животу, тёр рыжеватый пах, сморщенный от холода член и спрятавшиеся яички; прижал два наспех слепленных снежка к ягодицам, яростно сжал, растирая. Так же поддавался рукам Дженсена и чуть не скулил от обжигающего прикосновения снега. В палатку они ввалились уже клацающие зубами, Миша налил им по пятьдесят грамм семидесятиградусного спирта, который брал с собой теперь всегда, после своего зимнего соловосхождения. Алкоголь обжег горло, и теперь уже горело всё – кожа, гортань, желудок. Дженсен лег на него, Миша поспешно накрыл их спальником – теперь нужно было согреться, о сексе он уже не помышлял. Но Дженс думал по-другому: - Это было самое экстремальное мытьё в моей жизни, - признался он Мише и добавил, - зато теперь я пахну наверно как йети – снегом. Попробуй. Засмеялся Мише в шею, а Миша что - стал пробовать: уткнулся в него, втянул носом воздух, чувствуя, что Дженсен пахнет еще небом, высотой и чем-то заоблачным… Это был их собственный рай, который подарила им Денали. Миша старательно отгонял от себя предчувствие опасности, думая – как же хорошо, наконец – хорошо. Они вдвоем, вместе, и вокруг высота и горы. Дженс бесцеремонно ворочался на нем, придавливал тяжело телом, терся о бедро вставшим членом. Зажал Мишину голову в предплечьях, запустил пальцы в волосы, наклонился к губам. Целовал долго, медленно втягивая то нижнюю, то верхнюю в свой влажный рот, сосал старательно и Мишу от этого совсем размазало под ним. Думал, еще минута такого поцелуя и Дженсену не жить. В паху скрутило, захотелось трахаться. Но сам себя останавливал, жалко его было – слепой же совсем, беспомощный. Просыпалась нечеловеческая нежность и Миша осторожно оглаживал ладонями лежащего на нем любовника, сжимал кожу самую малость и добился того, что Дженс наконец отстранился и деловито сообщил: - Миш. У меня всего лишь легкая степень офтальмии, и это временно, - усмехнулся, пошло облизнувшись, - если ты и дальше будешь обращаться со мной как с девственницей, черт тебя дери, то я… сам… Он схватил Мишины руки и положил себе на ягодицы. Чуть раздвинул и так вжал Мишины пальцы в свою кожу, что тот ахнул. - Я люблю вот так, - проинформировал и отпустил руки. Хм… Дженсен, оказывается, любит жестко? И почему он этого не знал, думал Миша. И тут же себя обрывал - за три с половиной минета несколько лет назад и пару совместных мастурбаций вряд ли можно узнать своего партнера хорошо. Смешно, ей-богу: их роману десять лет, и никакой приличной практики! - Ну, держись, - шепнул он и запустил сразу два пальца себе в рот. Облизал тщательно и потянулся снова к раздвинутым половинкам. Дженсен уткнулся ему в шею, задышал, принимая Мишины пальцы и через минуту, насаживаясь уже на три, пробурчал: - Ты меня насилуешь, ай… - вслепую потянулся куда-то в сторону, к своему рюкзаку, - смазка же есть! Миша удивленно отодвинулся: - Кажется, мы договаривались, что на этот раз никакого секса… – Миша смотрел, как Дженсен усиленно рвёт зубами пакетик, и строго спрашивал, - зачем взял? Дженсен справился, выплюнув кусочек обертки, и очень серьезно ответил: - Не терял надежды. Какой был непослушный, такой и остался, слава богу, думал Миша, размазывая по пальцам скользкий гель. Дженсен сидел на нем верхом, и запустив руку назад, ласкал член Миши, упирающийся ему в копчик; трогал себя другой рукой и тихо подстанывал, когда чувствовал, как Мишины пальцы раскрывают его сильнее и сильнее. Не видя, вздрагивал от неожиданных, холодных прикосновений, а Миша блаженствовал - замерзшим на морозе рукам было горячо, влажно, тесно. Спальник пришлось скинуть, потому что скоро стало очень жарко. Дженсен, придерживая член Миши, медленно опускался, принимая в себя. Рваное дыхание насаживающегося любовника клубилось облачками пара и Мише казалось, будто Дженсен - какой-то дракон. Он покачивался на Мише и его налитой член тяжело кренился вслед за его движениями. - Красивый, - выдохнул Миша, трогая его, аккуратно обводя пальцем влажную головку, - ты такой красивый, Дженс… Ещё, пожалуйста… Дженсен слушался и красиво выгибал спину, скользя на члене любовника плавно и чувственно. Как же он был хорош! Насаживался смело, до самого корня, вжимаясь в Мишины бедра так сильно, будто хотел слиться с ним воедино. Развратно раздвинул колени, показывая всего себя и будто почуяв жадный Мишин взгляд, тут же сгреб свои яички в руку, приподнял мошонку и откинулся назад, опираясь позади себя на другую руку. "Да что же он вытворяет!" - думал Миша, смотря не отрываясь на порнографическую картину, открывшуюся перед его глазами в таких мельчайших подробностях, что ему показалось - всё, не сдержится. Его член медленно погружался в Дженсена, прямо в горячую щель между ягодиц и Миша отчетливо видел, как плавно входит он в узкое отверстие. Как Дженс видимо выдыхает облако пара из приоткрытого рта с каждым толчком, и убыстряется, обострённым слухом улавливая - от его движений Мишино дыхание сбивается напрочь и пальцы на бедрах сжимаются так сильно, что уже больно... Миша с сожалением чуял подступающую волну удовольствия, а продлить волшебное слияние хотелось до бесконечности. Конечно, не получилось, любовник не оставил ему выбора, застонав низко от нового прикосновения к своему члену. Миша не выдержал: трогая, лаская его рукой, стал кончать прямо в Дженсена, впившись пальцами в его бедра. Потом он дрочил Дженсу, положив его руку поверх своей на его член. Двигал сжатой в кулак ладонью, вспоминая - как нужно, как Дженсену нравится. Смотрел, как тот задыхается от блаженства, окутывая себя еще бОльшими облаками выдыхаемого пара, теряясь в них, пряча своё красивое лицо, искаженное почти болезненным удовольствием. Выжав из члена Дженсена последние капли, растерев их по своему животу, Миша уложил любовника рядом. Зарывшись в спальник они целовались, и снова скидывали его, потому что становилось жарко и опять хотелось трахаться. Дженсен темпераментно просил почти грубости и Миша не сдерживался – на белой веснушчатой коже расцветали засосы и проявлялись синяки от пальцев. Теснота тоже давала о себе знать. Для основательных, серьезных игр палатка не годилась. И после того, как слепой Дженс, неловко повернувшись, заехал локтем Мише в глаз, решено было прекратить разврат окончательно. Они обессилено расцепили объятия. Утомлённые друг другом, провалились в сон. К вечеру их группа не подошла и снова заговорила рация. Немного тревожным голосом Фрэнка она сообщила, что на штурмовой лагерь опять движется буря. Фрэнк помолчал, потом повторил – очень серьезная буря, и он отводит своих ниже, потому что по всей территории национального парка объявлено штормовое предупреждение. - Миш, спускайтесь, срочно, как можно быстрее, - бубнил эфир, - Шон предсказывает шторм столетия… Миша оглянулся на Дженсена, который ел разведенную кипятком кашу, и иногда смешно промахивался мимо рта, еще не привыкнув к свой слепоте. - Фрэнк… Мы не сможем добраться до вас быстро – у Дженсена офтальмия… - Чёрт… Фрэнк, помолчав немного, пообещал вертолет. И уже через минуту, переговорив со спасателями, проинформировал – летчики улетели к Юго-Западной стене Денали, снимать каких-то сумасшедших, слава богу, живых, которых занесло предыдущим снегопадом. - Тогда сидите там, окопайтесь и ждите – я пригоню вертушку, как только стихнет ветер. Может, пронесёт. Ты же знаешь, что две бури подряд на Денали – редкость, наши ребята-метеорологи до сих пор не понимают, откуда второй буран... "Просто мы очень везучие с Дженсом, мало нам одного шторма" - думал Миша и согласно кивал невидимому собеседнику. А Фрэнк вдруг тепло, сочувственно и по-дружески добавил: - И знаешь, хорошо, что ты пошел за ним следом… Ему без тебя - никак... Рация захрипела и уже еле слышно до Миши донеслось сквозь треск и помехи: - Передавай привет. До связи. Держитесь…