Незнакомец

Саске видел как тяжело дышала Сарада, и чувствовал, что она не сумеет удержаться на ногах после того, как он прекратит действие гендзюцу. Её кулаки были крепко сжаты, взгляд направлен в никуда, а тело била мелкая дрожь. Она старалась держать себя в руках так долго, как только могла, но остатки самообладания уже переставали останавливать вырывающиеся наружу всхлипы. Смотря на дочь, Саске отметил, что ожидал худшего. Как только пылающий красным глаз мужчины приобрёл свой привычный чёрный окрас, он сразу подбежал к дочери, не давая той камнем упасть на землю. Её зрачки были расширены, а сама она безвольно открывала рот, пытаясь что-то сказать, но у неё ничего не получалось. Учиха в мыслях уже сжёг в огне аматерасу тело Наруто, проклиная себя за тот момент, когда согласился на всё это. Сарада взглянула на него так, будто бы видела его впервые. Её черные бездонные глаза, казалось приняли на себя всю скорбь и печаль, когда-то живущих в Саске, будто он насильно поделился с ней своей болью. Она качала головой, с надеждой смотря на отца, будто бы умоляя его сказать, что всё, увиденное ей было неправдой. Саске в один момент понял, как сильно он ненавидит то, что его дочери предстояло узнать историю клана, и уже всерьёз задумался над тем, имел ли он право заводить семью, неся на плечах столь тяжёлое прошлое? Его дочь не могла вымолвить ни слова, а Саске вообще не знал, что стоило сказать сейчас. Он просто вглядывался в её испуганное лицо, и думал о том, простит ли она его за правду, раскрытую им. Так же, как клан Учиха является жертвой своего величия, так и Саске – жертва своей беспомощности к прошлому, следующему за ним попятам. Он понимал, что дни Сарады были бы куда ярче и красочнее, не имей она принадлежности к Учиха, не имей она отношения к нему. Он был более чем уверен, что до дочери доходили слухи о том, кем Саске был до Четвертой войны шиноби, ведь в Конохе уж точно найдутся люди, готовые рассказать ей обо всём, однако истинную историю исчезновения клана Учиха знали лишь члены бывшей седьмой команды. И в глубине души, Саске надеялся, что об этом больше никто никогда не узнает. А особенно хрупкая худощавая девочка, глазами полными слёз, смотрящая на него. Он думал, что, немного придя в себя, она сразу же оттолкнёт его, обвинит в том, что он всё ещё преступник, что он испортил ей жизнь, появившись в деревне, что он растоптал её представление о клане. И, Саске был честен с собой, он бы не смог возразить её словам, потому что просто не имел на это право. Однако, подавив рвущиеся наружу рыдания, Сарада вытерла слёзы рукавом своей кофты, и снова взглянула на отца. В её пылающих красных глазах не было ни капли злости или упрёка, она не отвергла его помощь, а её руки вдруг потянулись к его лицу. - Как ты смог это пережить? – наконец, произнесла она тихим шёпотом, видимо, не способная на большее. Кончики её влажных холодных пальцев осторожно дотронулись до его щеки. Саске оторопел, не зная, что ответить. Он не ожидал, что первым вопросом, который Сарада сможет озвучить, будет именно этот, казалось бы самый неожиданный для него вопрос. Теперь она знает всё о его прошлом, и вместо того, чтобы назвать его круглым идиотом, она испытала к нему лишь сочувствие, и спросила о том, о чём спрашивали немногие. - С трудом, - наконец, произнес Саске. Его голос оставался ровным и спокойным, ведь сейчас кто-то из них должен был держать себя в руках. Девочка прикрыла глаза, и по её лицу снова покатились влажные дорожки от слёз. Саске понимал, что Сарада плакала не из-за того, что ей пришлось увидеть весь тот ужас, скрывающийся за именем Учиха, а из-за того, что ей было невероятно жаль своего отца. Не то чтобы она сразу его простила, но злости в ней поубавилось значительно. - Его могила… - начала Сарада, когда отец поднял на неё взгляд. – Его могила здесь? В Конохе? Саске в который раз удивился вопросам своей дочери. Смотря в её светящиеся большие глаза, он всё яснее и яснее понимал, насколько она умна, проницательна и добра, даже к такому человеку, как он. Даже после того, какую ношу он взвалил на её плечи, Сарада беспокоилась о чём угодно, только не о себе. И этим она определённо пошла в мать. - Неподалёку отсюда. - Какое-то гендзюцу, да? Это место доступно лишь тебе? Уголки губ Саске поползли вверх. С каждым днём, что он старался узнать её поближе, его всё сильнее распирала неведомая ему раньше отцовская гордость. Возможно, именно так чувствовал себя Фугаку, когда видел Итачи. Ведь этого и следовало ожидать от его дочери? - Мне и твоей матери, – коротко ответил он. Саске с трудом выдавливал из себя слова, ведь впервые в своей жизни находился в такой ситуации. Как бы он ни старался придумать способ отгородить историю Учиха от всего мира, включая родную дочь, ему это не удалось. И об этом можно было догадаться изначально. Сарада выросла такой же упрямой как он, пытливым взглядом смотря на мир и требуя от этого мира хоть каких-то ответов. - Отведёшь меня туда? – тихо спросила она, и шмыгнула носом. Она понемногу приходила в себя, тон её голоса становился твёрже, а руки уже не дрожали так сильно. Однако идти сейчас куда-то и переживать ещё какие-то эмоции Сарада явно не сумеет. Несмотря ни на что, она – ребёнок. И, что важнее, ребёнок Учихи Саске. - Отведу завтра, - ответил мужчина и постарался произнести это как можно убедительнее. Она должна отойти от всего, что узнала сегодня, да и после гендзюцу её тело заметно ослабло. Снова взглянув на отца, Сарада кивнула. У неё не было сил спорить с ним, ведь ей предстоит над стольким подумать, столько осознать. И именно в этот момент, её мрачная комната с простым лаконичным оформлением, послужит неплохим сосудом для всех переживаний, осевших у Сарады в голове. Девочка чувствовала, что Саске растерян. Возможно, она больше никогда не увидит его настолько взволнованным. Тяжело вздохнув, она попыталась встать. Медленно поднявшись на ноги, Сарада прикрыла глаза, прогоняя лёгкое головокружение, навеянное техникой отца. Саске всё это время внимательно следил за каждым её движением, но вызваться помочь так и не решился. Он даже не знал, имел ли право прикасаться к ней и называть себя её отцом. Как бы то ни было, их недолгий диалог снова не дал ему чёткого ответа. Саске понятия не имел, что предпримет его дочь и как отреагирует Сакура на то, что он использовал на Сараде гендзюцу. Сейчас, по своей же глупости, он был на волоске от того, чтобы окончательно потерять свою последнюю связь с Конохой, ведь кроме жены и дочери в этой деревне его никто не ждал. Закатное солнце обжигало его спину своими последними лучами, а ветер путал его итак отросшие волосы. Ему было плохо от своего же гендзюцу, ведь он в который раз пережил страшные моменты своего прошлого, являясь в них лишь бесцветной тенью, неспособной ничего изменить. Он никогда не смирится с тем, что произошло с ним когда-то. Сарада какое-то время смотрела ему прямо в глаза, после чего, медленно повернулась к нему спиной и зашагала прочь из полигона, оставляя его наедине со своими мыслями. Саске знал, что она уйдёт, не сказав ему ни слова, и отчасти был ей за это благодарен. Он считал, что на сегодня лимит их общения исчерпан, и ни он, ни Сарада, ничего не смогут из себя выдавить: ни ехидные подколы, ни остроумные ответы, ни даже усмешку. Они оба понимали, что не решили все вопросы. Им ещё предстоит узнать многое, и совсем скоро ледяная неопределённость в их отношениях оттает, ведь они столького друг другу не сказали. Однако сейчас, до глубины своих потерянных душ, они были пусты, как никогда.