Дорога домой

− Да, Бобби. Мы пока не представляем, что делать. Я знаю, что в твоих источниках катастрофически мало информации про ангелов, но попробуй отыскать хоть что-нибудь… хотя бы крошечную зацепку. Дин поморгал. Сиденье под ним мягко вибрировало, спина и ноги затекли от короткого сна в машине. − Он… в полном раздрае. Да, во всём корит себя, как обычно. Но можешь мне поверить, у него не было другого выбора. Странное дело — тяжёлая дремота высосала из Дина все события ближайшего дня, и только ответы Сэма заставили его вспомнить. Кончик крыла Кастиэля прикасался к лицу, как будто ангел хотел привлечь его внимание, но больше он не мог ни позвать, ни поспорить, ни признаться. Его перья подрагивали, как живые, но шевелил их сквозняк, тянущийся из открытого окна. − Я тоже сделаю всё, что смогу. Но если Кас не выкарабкается, всё полетит к чертям. Уже полетело. − Сэм, будь так добр, заткнись, − не выдержал Дин. Невыносимо тянуло обернуться туда, где на заднем сидении расположился всё ещё бесчувственный ангел. Но в то же время меньше всего на свете хотелось убеждаться в том, что ничего не изменилось за несколько часов, что Кастиэль всё ещё блуждал где-то в иных сферах, насильно отправленный туда рукой Дина. Если, конечно, он и вправду всего лишь потерялся, а не ушёл навсегда. − Дин… − Отдай трубку, − вконец распалился тот и, вырвав телефон из руки брата, яростно нажал на кнопку отбоя. — Если тебе так нужно посплетничать с Бобби, избавься сначала от моего присутствия. − Никто не сплетничает, − терпеливо отозвался Сэм, сосредоточенно глядя на дорогу. – Дин, мы беспокоимся за тебя. Ищем выход. Тебе тоже лучше собраться, вместо того чтобы поддаваться истерике. Стиснув зубы, Дин отвернулся. До бункера Бобби оставалось не больше десяти часов езды; сейчас, когда Кастиэль больше не мог усыпить чужое внимание, им только и оставалось, что гнать домой — любое их появление в сколько-нибудь общественном месте вызвало бы слишком большую шумиху. Хорошо, что за рулём был Сэм – Дин, плохо соображавший, раздавленный осознанием собственной ошибки, наверняка влетел бы на полной скорости в первый попавшийся столб. Он до сих пор не мог поверить в то, что сумел заснуть вскоре после того, что произошло, но глаза продолжали слипаться от чудовищной усталости. Проведя несколько минут в тягостном молчании, Дин всё же заставил себя обратить внимание на Кастиэля. В неясном фонарном свете он мог бы сойти за спящего; не так давно он по-настоящему заснул на заднем сиденье Импалы, и уже тогда они с Сэмом должны были сообразить, что всё понемногу движется к катастрофе. Потому что так откровенно показывающий свою слабость ангел — это нонсенс, и они, конечно, обратили на это внимание, но ничего не предприняли, даже не задали ни одного вопроса. А Дин так и вовсе продолжал то и дело взывать к его помощи — не всегда вежливо, но всегда нетерпеливо, и его просьбы больше походили на ультиматумы. − Скажи мне вот что, Сэм, − Дин с ожесточением потёр лицо. − Тебе наверняка казалось, что я использую Каса. Вернее, мы оба, но обычно с моей подачи. И ты пытался меня остановить, говорил, что он и без того выматывается на своей небесной войне… А потом вдруг обвинил меня в нечуткости и разрешил Касу остаться, когда я пытался уберечь его от опасностей. Так вот, назревает вопрос на миллион: почему… почему именно так? Нам не нужно было брать его с собой на стрелку с демонами. − Но он всё равно бы явился. Как пришёл вчера сражаться со своими братьями. − Я ничего не понимаю, − запоздалое стремление прояснить тонкости ангельской психологии толкало его продолжать диалог, хотя говорить не хотелось, хотелось замолчать навсегда, желательно подавившись ведьмовским мешочком. Мучительная смерть никак не искупит мучительную гибель Кастиэля, жестокое убийство поневоле; но Дин больше не чувствовал в себе ни стремления, ни сил продолжать охоту, он был слишком выпотрошен, слишком напуган возможностью непоправимо промахнуться снова. − Дин. Как ты верно заметил, Кас раньше не имел сложностей с тем, чтобы поставить тебя на место. Но он перестал это делать не потому, что стал слабовольной тряпкой. Просто он… по определённой причине хочет тебе угодить. − Вот как? − Да. Понимаешь, ты… как бы это выразиться… не всегда понимаешь и принимаешь его желания. Ты вытаскиваешь его на землю в самое неподходящее время, а когда он предлагает свою помощь, отказываешься от неё. Ты не должен ни защищать его от всех бед, ни заставлять спешно мчаться к себе на подмогу, забыв о собственных проблемах. − Со стороны выглядит отвратительно. Я правда был таким мудаком? − В некоторой степени. Но это не значит, что ты виноват в том, что случилось. Это трагическая случайность, которую нельзя было предсказать. А вот считаться с намерениями Каса ты можешь и должен. − У него больше нет никаких желаний. Он овощ. Дин уткнулся разгорячённым лбом в приятно холодящее кожу окно, но Сэм наверняка услышал его сдавленный всхлип. Машина медленно останавливалась. − Я отойду ненадолго, − голос Сэма был очень ровным и старательно непринуждённым. − Не нужно оставлять меня наедине с собой, Сэмми. Можно подумать, ты раньше не видел меня разбитым. − Я ухожу справить нужду и купить что-нибудь поесть. Нам ехать ещё полдня. И потом, − успел добавить Сэм, прежде чем захлопнуть дверцу, − я не оставляю тебя наедине с собой. Я оставляю тебя наедине с Касом. Даже поворачиваться лицом к Кастиэлю было стыдно; но Дин неожиданно отчётливо понимал, что ангелу не было дела до его стыда, он не нуждался в чужом самобичевании, ему нужно было совсем другое. − Кас… − Дин неловко сполз между двумя сиденьями и наклонился к Кастиэлю, зажатому в тесном пространстве автомобиля, как птица в не по размеру крохотной клетке. – Кас. Обнимать его поначалу было неловко, но когда подбородок Кастиэля расположился на его плече, Дин понял, что не отпустит, даже если Сэм вернётся невовремя. Даже если в окно постучит дорожная полиция или заблудившийся турист. Даже если сюда нагрянут демоны в компании с адскими псами. Вытирая о воротник Кастиэля мокрую щёку, он почувствовал, как что-то больно впилось в грудь: это напоминал о себе кувшин с заточённой внутри ангельской благодатью. Дин осторожно потянул за шнурок, вытаскивая сосуд наружу. Так же, как Кастиэль, не мёртвый лишь формально, был потерян, часть его благодати была живой, хоть и не обладала на первый взгляд признаками жизни. Но сжимая кувшин в ладонях, Дин чувствовал эту жизнь. − Прости, Кас, − сказал он, прижимая сосуд к губам. — Я обещал тебе сохранить твою благодать, но не сохранил тебя самого. В его руках осторожно, почти робко пульсировала бесполезная теперь сила. Действительно ли такой уж бесполезной она была сейчас? Дин осторожно подцепил пальцем крышку и заглянул внутрь, в волнующееся бескрайнее море, стиснутое рамками примитивного земного измерения. Возвращавшийся к Импале Сэм ещё издалека услышал возбуждённый крик. − Сэмми! — задыхаясь от возбуждения, повторял Дин. — Я знал, что не всё потеряно. — Хоть именно так он и думал долгие последние часы. — Я просто должен вернуть Касу хранящуюся у меня благодать! Он отлично замечал, что Сэм не разделял его уверенности, хоть изо всех сил и пытался изобразить радость, но даже скептицизм брата не мог сбить его с толку. − Можно попробовать, − всё-таки согласился тот, но не преминул поделиться сомнениями: − Но ты ведь не знаешь правил обратной процедуры. Это было правдой: Кастиэль должен был дать Дину все необходимые советы, но теперь это было совершенно невозможно. − Плевать, − выдохнул Дин, держа кувшин на ладони как компас, как источник всех ответов. — Мне наплевать даже, что это всего лишь половина благодати Каса — или около того. Даже если четверть, даже если одна десятая, это должно сработать. Потому что если не это, то что? − Как ты думаешь, почему Захария не почувствовал благодать Каса, находясь рядом с тобой? — завороженно спросил Сэм, не отводя взгляда от сосуда, проникаясь заразительным, отчаянным энтузиазмом Дина. — И Габриэль… он тоже ничего не ощутил. Дин облизал пересохшие губы. − Думаю, я просто дал Касу слово, что уберегу его благодать. И я её спрятал… ото всех. Не задумываясь, как. И этот в высшей степени пространный ответ неожиданным образом удовлетворил даже такого любителя фактов, как Сэм. − И я не знаю точно, что буду делать сейчас, − продолжил Дин, подхваченный волной неожиданного понимания и уверенности, совсем как в недавнем прошлом, когда он собирался увидеть истинный облик Кастиэля. Только на этот раз он не позволит этому чувству лопнуть. — Зато я точно знаю, что я не буду делать. Я не буду ломать себе язык, пытаясь говорить по-энохиански. И я уж точно не буду вскрывать Касу горло. Полупрозрачная струя благодати приподнялась над горлышком кувшина, как джинн из волшебной бутылки, как голова змеи, зачарованной музыкой. − Кас, если хоть какая-то часть тебя по-прежнему здесь… если ты можешь меня слышать… прошу тебя, вернись. Тонкая струя превратилась в широкий поток, хлынувший прочь из заточения, и на этот раз Дину всё-таки пришлось зажмуриться, потому что возвращаемая благодать снова сияла так же ярко, как раньше. И, кажется, даже чуточку ярче.