Хорошую вещь браком не назовут

Дождь барабанит в стекло с самого утра. Небо не проясняется почти две недели, к огромному разочарованию учеников. Кроме меня. Такая погода более чем соответствует моему настроению, которое стало еще хуже, стоило только услышать его голос. Вновь смотрю на улыбающегося каштановолосого мальчишку, о чем-то рассказывающего другим ребятам. Мы все еще не разговариваем, игнорируя существование друг друга. У него наконец-то появились друзья, если их можно так назвать. Сынок одного маркиза решил обзавестись ходячей шпаргалкой, а этот идиот сразу повелся. Как же иногда руки чешутся объяснить ему, что к чему, но держусь, потому что он сам должен во всем разобраться, иначе так ничему и не научится. Блин, и чего я так за него переживаю? Бесит. *** С презрением смотрю на двоих мальчишек, тех, с которыми он общался больше месяца. Отвратительные личности. Строят из себя друзей, а сами не только заставляют выполнять за себя всю работу, так еще втихаря перемывают кости его семье. — Больше не разговаривайте с ним, — холодно произношу, от чего они в страхе ёжатся, согласно кивая головами. Всё. Теперь на их счет можно больше не волноваться, к Майклу они больше и близко не подойдут. Нет таких идиотов, которые решились бы перейти дорогу Сандервайлдам, что, пожалуй, является единственным преимуществом быть членом этой семьи. Честное слово, это был самый последний раз, когда я ему помогаю! *** Ну и как все это понимать? Ладно, другие к нему больше не подходят, но почему он продолжает общаться с этим аристократишкой?! Неужели до него никак не дойдет, что его просто используют?! Дурак! Кретин! Идиот! Придурок! Вновь отрываю глаза от книги, смотря на его светящееся от счастья лицо. Ненавижу. Ненавижу, когда он так улыбается. Ненавижу, когда его таким видят другие. Это просто бесит. Он над чем-то смеется и это становится последней каплей. Выученное утром заклинание первым приходит в голову, слова четко слетают с губ, прежде чем успеваю подумать, что получится. Этот его друг первым вскрикнул, заметив, как начинает дымиться его школьная форма, а через несколько секунд оба тушили огонь. Так ему и надо! Больше не обращая на него внимания, удаляюсь, слыша, как он гневно выкрикивает угрозы в мой адрес. *** — Ты уже достал! – глаза яростно блестят, руки сжаты в кулаки. В коридоре, кроме нас, никого. В это крыло мало кто заходит, поэтому-то его я и облюбовал, о чем знают, пожалуй, все, так что не удивительно, что он сразу примчался сюда. — А с чего ты взял, что это я подбросил тебе Темпра? – усмехаюсь. Да, такие моменты единственные, когда он говорит со мной и будет ложью сказать, что мне это не нравится. — С того! Больше никто в нашем классе не смог бы призвать изумрудную змею с синим пламенем вдоль спины! Чего ты все время лезешь? Можно ли наслаждаться столь яркими эмоциями? Ага, можно. Если это его эмоции. Решаю еще немного подразнить его: — Потому что хочу. Если тебе что-то не нравится – тогда стань сильнее меня. — Вот и стану! Я буду лучшим учеником школы! А ты окажешься на втором месте! Звонкий голос отражается от каменных стен, эхом разносясь по коридору. Решимость, написанная на его лице, очень ему идет. Не знаю, насколько это нормально, но мне действительно нравится, когда он вот такой, когда смотрит так открыто. В самом деле, если не можешь по-хорошему обратить на себя внимание – стань его врагом, и он больше не сведет с тебя глаз. *** Мальчишка со светлыми курчавыми волосами и серыми глазами стоит передо мной, скрестив руки на груди, сверля сердитым взглядом. Боже правый, эта игра в гляделки начинает раздражать. Так хочется сказать: «От того, что ты смотришь, дыры во мне не появится», но я молчу и жду, когда он объяснит, зачем пришел. — Аластер, прекращай уже. Из-за тебя Майкла отправили к целителю. Чего ты постоянно цепляешься к нему? — Я не обязан тебе отвечать. А, теперь вспомнил. Это тот сынок маркиза, что вечно крутится рядом с ним. Губы сами собой искривляются в презрительной гримасе. Мусор. Ладно, пока не мешается, мне до него дела нет. Поворачиваюсь, собираясь уйти, но пальцы этого молокососа смыкаются чуть выше моего локтя. — Эй! Не игнорируй меня! Думаешь, самый главный здесь? Да ни фига подобного! Мне плевать, насколько древний у тебя род или сколько у тебя денег! Того факта, что ты редкостный гад, это не меняет! — Пусти, — говорить трудно. Руки чешутся вмазать ему как следует, но я стараюсь себя сдержать. Честное слово, этому смертнику следовало бы немедленно убраться. — Что тебе сделал Майкл, что ты так его ненавидишь? А Тимми и Колин? Их-то за что? Отвечай! — Достал. Короткое заклинание на латыни, и надоеду отбрасывает, весомо приложив о кирпичную стену здания школы. Чертыхаясь, он пробует подняться, но я не даю ему возможности это сделать, еще одним заклинанием припечатывая к земле. Внутри все клокочет от ярости. — Знай свое место. И держись подальше от этого заучки. Вот так. Они все только мусор. А мусор должен вести себя тихо и не мешаться под ногами. Да, именно. Я отгоню весь этот сброд от него, и тогда останусь единственным, на кого он будет смотреть. Даже если это причинит ему боль, он сильный, он не сломается. Вот почему…. *** Сколько мы уже соревнуемся? Год? Три? Не помню… Сегодня он опять в библиотеке, сидит, склонившись над книгами. За последнее время он сильно вырос и теперь мы почти одного роста. Очень многие заглядываются на него, что не может не злить, в то время как сам он дружит только с этим блондином. Франц, так, кажется, его зовут. Тихо вздыхаю, глядя, как Майкл кусает губы – признак того, что он с головой погрузился в учебу. Вообще у него много милых черт, которые он сам за собой не замечает, например, когда трет лоб, решая особо трудную задачу, или когда смешно морщится, если в тарелке попадается морковка. Это…. Мило. И все-таки, мы по-прежнему только соперники. Странно, раньше меня все устраивало, а сейчас…. Хочется чего-то другого, вот только чего? *** Весна – прекрасная пора любви, когда всё оживает, распускается, спешит любить и радоваться, жить. По всей школе только и разговоров, что о всякой романтической чуши. Кажется, всех охватила какая-то странная любовная лихорадка. Парни обсуждают девчонок, девчонки – парней. И только я снова отличился, постоянно занятый мыслями об одном конкретном шатене. Он уже довольно давно нравится мне, но не знает об этом, а я не говорю. Сложно признаться в своих чувствах тому, кто считает тебя своим врагом номер один. Да что там говорить, если Майкл не может заметить, какими глазами на него смотрит его лучший друг…. Хотя вот в этом все складывается как раз удачно. Неизвестно, ответил бы он или нет взаимностью? Черт. Стоит только представить его в объятиях другого и руки судорожно сжимаются на воображаемой шее того, другого. Если такое когда-либо произойдет – убью. Обоих. Или сперва отыграюсь на Майкле, чтоб знал, кому принадлежит! Или…. Боже, уже сам не знаю, чего хочу…. Во сне он всегда такой нежный и податливый, не то, что клубок колючек, который я наблюдаю каждый день. Интересно, настанет ли день, когда мы сможем поладить?.. *** Сидя в своей комнате, комкаю письмо отца, точным броском отправляя его в камин, к радостному потрескиванию огня. Учиться осталось всего год, так на кой черт с его легкой руки меня отсылают учиться во Францию?! А мое мнение спросить, разумеется, не дано! Хотя, о чем это я? Разве его интересует чье-либо мнение? Нет. Всю жизнь только от него и слышу «делай это», «делай то», «ты должен стать достойным наследником семьи». Устало опускаюсь в кресло, ударяя кулаком по маленькому столику рядом. Не честно. Завтра все разъезжаются на летние каникулы, чтобы вернуться сюда осенью. И только мне больше не доведется окончить здесь учебу. Однако больше всего огорчает то, что так и не удалось наладить отношения с Майклом. Когда сегодня декан объявила о моем переводе, у него был такой взгляд, словно я его предал. После он даже не смотрел в мою сторону, будто уже вычеркнув из своей жизни. Откидываюсь на мягкую спинку, потирая виски. Ничего, впереди еще два месяца, за которые у меня есть шанс убедить отца оставить эту глупую затею с переводом. И если останусь – поговорю с Майклом, ибо дальше тянуть просто бессмысленно. *** Новая школа разительно отличается от моей прежней. Кругом царит излишне вычурная роскошь. Куда ни посмотри – абсолютно симметричные садики, с подстриженными под геометрические фигуры деревьями и кустиками. Тонкие белые колонны, фонтанчики, скамеечки. Само здание то же построено слишком белым и изящным. И, самое главное, симметричным. В одинаковых коридорах просто невозможно заблудиться, поэтому где что расположено я понял уже в первый день после осмотра половины здания. Что до новых одноклассников… Французская аристократия просто помешана на правилах этикета, чего я никогда не переваривал. Все из себя жеманные и манерные, так и норовят стать как можно ближе. Особенно раздражают местные девушки, без конца хлопающие своими большими глазами с накладными ресницами. На кукольных личиках такое обилие косметики, что настоящий цвет кожи за ней просто не виден. Учебная программа, к слову, оказалась сложнее, но не настолько, чтобы я не смог ее осилить. Но вот забыть Майкла оказалось просто невозможным. Расстояние только сделало потребность в нем, которую раньше как-то плохо осознавал, более ясной. Даже кратковременный роман с одной из одноклассниц не помог и расстался я с ней без всякого сожаления, мысленно посочувствовав тому «счастливчику», которому она будет без остановки вещать о последних тенденциях парижской моды. Спасает только то, что через год я вернусь домой и, возможно, где-нибудь пересекусь с Майклом. Надеюсь, что когда это произойдет, у него еще не будет никого. *** Наверно, я расплачиваюсь за свое поведение в школе. Иного объяснения тому, что по возвращении домой я безвылазно сижу за кипой бесконечных документов, просто нет. Отец, кажется, серьезно уверовал, что во Франции меня охмурила местная фифа, и, если он не будет следить за мной 24 часа в сутки, я непременно сбегу к ней, наплевав на свои обязанности наследника. В обществе приходится бывать тоже часто, но ни на одном из званых вечеров, пропитанных надменностью, чопорностью и скукой, так ни разу и не увидел любимого лица. Однако вместо этого мельком видел его старшую сестру, женщину, надо сказать, весьма приятную в общении и очень на него похожую. Зато узнал, что он готовится стать следующим главой рода и нынешний глава, по слухам, занят поисками кандидатки на роль его супруги. И вот, уже несколько дней, я занят обдумыванием своей затеи. Не спорю, план сам по себе слишком рискован и, осуществить его, значит пойти против устоявшихся норм, но если это поможет, то я согласен идти даже против общества. Однополые браки в нашей семье разрешаются только не наследникам, да и он сам должен стать во главе, что лишь усложняет дело…. Но ничего, из каждого правила есть исключения или лазейки, нужно лишь внимательно их поискать. *** Вбегаю в комнату, с грохотом захлопывая за собой дверь. Чертов старик! Он что, даже с того света будет стремиться управлять моей жизнью?! Выбрал он мне невесту, видите ли, когда нам еще только по пять было! Видимо, раз мы так похожи, он решил, что и жить я должен как он? Нет уж, дудки! Хватит с меня его руководства! Уж лучше вообще уйти из такой семьи. Насмотрелся до тошноты, что бывает, когда заключаешь брак по расчету. Мать, проводящая больше времени в обществе садовника, чем с собственными детьми, и отец, приударяющий за каждой молоденькой служанкой. Такой семьи у меня не будет ни за что. Переодеваюсь в официальную одежду и, игнорируя всех и вся, выхожу из дома, вызывая извозчика. Путь до их поместья оказался не близким, зато было достаточно времени, чтобы успокоится и как следует обдумать свои доводы. Поместье оказалось меньше, чем я себе представлял, а вот семья – больше. И все с каштановыми волосами и карими глазами. Лорд МакЛарен, невысокий седовласый старик, который неведомым образом вызывал уважение и трепет, принял меня сразу, согласившись выслушать моё предложение. Никогда в жизни не нервничал так сильно, как тогда, под пронзающим насквозь взглядом золотистых глаз и только чудом мне удалось сохранить невозмутимый вид. Уговорить старика оказалось не так сложно, кое-где пришлось приврать, но в результате договоры на помолвку и на брак были подписаны, и не хватало только согласия Майкла, чтобы магическая печать обрела силу. Я боялся повернуться, когда раздался вежливый стук, дверь отворилась, и старик пригласил внука занять соседнее кресло. Майкл стал совсем взрослым за те несколько лет, что я его не видел, оставаясь все таким же пленительно-красивым. Недоумение отразилось в его глазах, когда наши взгляды пересеклись, но враждебности в них я не заметил, что весьма придало уверенности. Так и знал, что с согласием жениха возникнут проблемы, потому благоразумно вышел, оставив доводы на старика. С каждой минутой опасение того, что все провалится, становилось все ощутимей, но в какой-то момент Майкл буквально вылетел из кабинета, почти столкнувшись со мной. Его ответ можно было прочитать по лицу. Внутри все сжалось в ком, ведь если сейчас он откажется, все пропадет впустую. Но судьба сама пришла на помощь, и категоричное «нет» застряло на полпути. Он отвлекся, растерявшись, и этого вполне хватило, чтобы наложить легкое заклинание внушения, а миг спустя заветное «я согласен» раздалось в пустом коридоре. Обсудив формальности, я согласился остаться на ужин, где меня ожидало небольшое потрясение. Семья оказалась в два раза больше, чем мне показалось в начале, зато всем было весело, и за столом царила атмосфера непринужденного веселья. Новость о женитьбе вызвала у всех удивление, однако негатива не последовало. Закончилось все тем, что помолвка состоялась по всем правилам, и срок меньше чем в две недели более не мог быть расторгнут никем, кроме нас самих. Гневные крики отца, пожалуй, слышали даже в самых удаленных уголках нашего дома. Да ничего, мой голос не тише. Как же приятно было осознавать собственное превосходство и беспомощность отца. Запершись в спальне, я, уставший, но невероятно счастливый, повалился на кровать, повторяя про себя, что теперь все будет хорошо. Как никогда я чувствовал, что поступаю правильно. *** Открыв глаза, я заморгал, привыкая к свету. К моей огромной радости голова не болела, а в теле больше не чувствовалось тяжести. Какое же счастье быть здоровым! Оглядевшись, обнаружил свою одежду рядом на стуле, бережно сложенную, за что я мысленно поблагодарил Аластера, ибо не знал никого другого, кто мог бы ещё это сделать. Надев штаны, я как раз взял рубашку, когда дверь распахнулась, и в спальню вошёл Аластер, отрываясь от разглядывания конвертов. Лицо почему-то вспыхнуло, когда его взгляд скользнул по моей фигуре, чуть дольше, чем положено, задерживаясь на бедрах. Или просто воображение разыгралось? Так или иначе, но никаких эмоций на его лице не отразилось. — Выздоровел? — Угу, — кивнул я, и, одернув себя, добавил. – Спасибо, что позаботился, вот только к плите больше не приближайся. Очень тебя прошу. Аластер отвернулся, стараясь скрыть улыбку, только у него это получалось крайне плохо. — Что тебе снилось? – спросил он, подходя и садясь на кровать так, что теперь смотрел на меня снизу вверх. Я задумался. То, что мне, в самом деле, что-то снилось – помню, а вот в чем конкретно заключался сон, как ни странно – нет. Обрывки образов были слишком расплывчатыми и нечеткими, чтоб что-то понять. — Не помню, — честно признался я, решив, что раз не помню – значит, не очень-то оно и важно, обратив внимание на конверты, которые супруг все еще держал в руках. – Что это? — Это? – Аластер помахал конвертами. – Приглашение на торжественный прием в честь бракосочетания Амелии Торнтон и Розетты Миделфорд.