Сассекс

***

Прошло ещё четыре месяца, и жизнь, по большей части, вернулась в своё обычное русло. Несмотря на все разногласия, они продолжили там, где остановились. Пока Джон не думает слишком много об этом − всё в порядке. Все вокруг исключительно тактичны, во всяком случае, когда миновал первоначальный шок. Ну, все, кроме Гарри, которая с самого начала настаивала, что они с Шерлоком были парой. И даже если они с ним не занимаются сексом, она даже мысли не допускает, что это не так. Это мало чем отличается от того, как думают про них окружающие, а ведь предполагается, что ваша собственная семья вам верит и принимает вашу сторону. Когда Гарри узнала, что Шерлок жив, то отреагировала на это ещё эмоциональней, чем Джон. Она и Шерлок никогда особенно не ладили, хотя вполне вежливо общались. Шерлоку рядом с ней обычно удавалось впадать в равнодушную отрешённость, а Гарри ограничивалась скупыми репликами, кидая их лишь тогда, когда тот говорил что-то, совсем, по её мнению, нежелательное. Если рядом с ней была её подруга, то часто именно она снижала градус напряжённости между Холмсом и Гарри. При этом Шерлок никогда не возражал против времяпрепровождения c Гарри, с её подругой или без её подруги − которую, кстати, Джон всегда находил изумительно дружелюбной. Возможно, со стороны детектива это было тихим извинением за длительное присутствие Майкрофта в жизни Джона. Гарри абсолютно не одобряла Шерлока с самого начала и не чувствовала никаких угрызений совести, делясь с Джоном своими мыслями по этому поводу. («Он слишком привлекателен для тебя, и он, вероятно, тебя обманет». Или: «Он совершенно неадекватный, Джон, разве ты не можешь найти кого-то более нормального?» Или: «Это всё он сказал о паре за соседним столом? Как, чёрт возьми, он заметил всё это, и откуда он берёт эти грёбанные выводы, чтоб их?») И всё же − это спасало Джона от того, чтобы быть единственной целью для её неустанной критики, и когда Гарри была трезвой, с ней иногда удавалось провести время весело и беззаботно. Он всегда смотрел на неё снизу вверх и признавал, что, как любой младший брат, вероятно, всё ещё питал некую детскую тоску по её одобрению. Но она категорически отказывалась верить, что они с Шерлоком не были парой. Это раздражало, но он уже привык к этому. Как ни странно, именно Шерлок предложил, чтобы они снова пообедали с Гарри. Это было спустя приблизительно три недели после его возвращения. Джон позвонил Гарри, чтобы устроить встречу, но она отреагировала таким нехарактерным для неё молчанием, что он даже отвёл телефон от лица, чтобы посмотреть, не разъединило ли их. Когда она, наконец, согласилась, это было сделано совершенно безэмоционально, и она быстро повесила трубку после того, как они обсудили время и место. Когда они пришли на встречу, она (одна) ждала их снаружи ресторана. Гарри дала Шерлоку пощёчину, а затем направилась вместе с ними внутрь, как будто ничего не произошло. Она полностью игнорировала Шерлока в течение получаса, потом начала медленно оттаивать. Шерлок спрашивал её о работе, помня детали, которые даже Джон забыл, прошёлся по её коллегам и бывшим шумным соседям, которые давно съехали к настоящему времени (они уехали в то время, когда Шерлок отсутствовал, а Джон тогда думал только о нём). В конце концов язык у Гарри развязался, и она начала откровенничать, хотя непосредственно Шерлоку не задала ни одного вопроса. Один раз, к изумлению Джона, её даже рассмешило что-то, сказанное детективом. Шерлок действительно старался. Джон видел это. И даже Гарри, колючая, злая-из-за-неудач-в-жизни Гарри, откликнулась на это. Тогда он даже не мог подумать − осознание пришло намного позже − что всё это гораздо больше касалось его, чем Гарри. Шерлок хотел, чтобы он это заметил... заметил прилагаемые усилия. Джон просто пытается не копаться в этом слишком глубоко. Он просыпается и идёт на работу, в отделение хирургии, потом приходит домой, делает чай, и они ужинают дома или (это происходит чаще) где-то ещё. Потом они сидят в своих креслах и смотрят новости. Джон просматривает документы и ищет потенциальные дела. К Шерлоку, наконец, вернулась благосклонность Скотланд-Ярда. Грег Лестрейд пострадал от общественного мнения, а также получил понижение в должности, но когда останки Мориарти были обнаружены и правильно идентифицированы, а имя Шерлока было очищено посмертно («посмертно», напоминает он себе) − инспектор был восстановлен. Джон всегда подозревал, что Майкрофт имел некоторое отношение к отчётам, и, возможно, к восстановлению Лестрейда тоже. Тогда он так злился, удивляясь, как всё могло идти по-другому, и с Майкрофтом работалось быстрее. Там было так много того, чего он просто не понимал. Баллистика и пороховые ожоги доказали (судя по всему, доказали, и были ещё и доказательством длительного влияния Шерлока на него), что Мориарти застрелился сам. Но если это было так, почему Шерлок спрыгнул с крыши? Он просто хотел это знать, хотел быть причастным к пониманию ситуации. Джон обнаруживает себя в автобусе по дороге на работу и понимает, что снова думал об этом. Он глубоко вздыхает и только в этот момент замечает, что его руки были так сильно сжаты в кулаки, что побелели костяшки пальцев. В нём всё ещё много гнева, так много, что он находит тревожащим, что это − его гнев. Он прислушивается к себе, вздыхает, и решительно направляет свои мысли на предстоящий день. Он ожидается довольно коротким, обычным и спокойным. Его смена в хирургии всего с десяти до четырёх, он подменяет доктора Маркса, который находится в отпуске на Майорке. Этого будет достаточно. В то время как постоянная работа обладает своими преимуществами, он находит, что предпочитает эти подмены − три недели в одной хирургии, возможно два месяца в другой, неделя или две потом, затем месяц где-то ещё. Однажды он продержался целых четыре месяца (подменял женщину, находящуюся в частичном декретном отпуске), и затем вернулся к тому, что уставился на стены в попытке написать что-то совсем не про Шерлока. Так или иначе: сегодня − вторник и, по некоторым причинам, вторник всегда означает много пожилых в этой конкретной хирургии. Это прекрасно; он расскажет большинству из них, что им, с их воображаемыми болезнями, уже стало лучше, что обрадует одну половину и возмутит другую, затем − домой, и они пойдут обедать. Шерлок упомянул какой-то особенный сирийский ресторанчик, который они когда-то обнаружили во время полицейской облавы, и предложил его за завтраком. Джон улыбается сам себе. Прежде Шерлок редко предлагал заранее какой-то план. Планы − область Джона. Это не означает, что планируемое обязательно произойдет − он слишком хорошо знает Шерлока − но он всё равно ценит этот жест. В результате эти внезапные переходы − от гнева и обиды − к облегчению и очень тёплым чувствам, которые связаны с возвращением его лучшего друга − превращаются в виноватые прикосновения и в почти невротическую потребность в подтверждении его реальности. Когда он утром, за столом, передавая Шерлоку мёд после его предложения обеда, заметил, что их пальцы соприкоснулись на баночке − выпустил её из своих рук слишком медленно. Это естественно. (Не так ли?)

***

Только очень поздно вечером, оставшись один в своей комнате, когда нет свидетелей ни его мыслям, ни его мимике, он может себе признаться: его чувства к Шерлоку решительно перешагнули платоническую грань. Это так же сводит с ума, как и − в конце концов, сколько раз он настаивал, публично и с глазу на глаз, что он не гей? − признание самому себе самым тихим из внутренних голосов, что, возможно, это случилось уже давно. Задолго до того... Ещё ДО ТОГО, КАК... Значительно раньше. Ему следовало это понять к тому времени, как Ирен Адлер вошла в их жизни. (И огромное спасибо за это, в добавление ко всему, Джиму Мориарти. Джон понимает, что вкус горечи не покидает его − и, возможно, это гораздо больше, чем горечь.) Словом, он не знает, как или когда это началось. При этом он абсолютно убеждён, что столь масштабный компромисс дорогой его сердцу гетеросексуальности определённо ограничен Шерлоком; никогда, ни разу он не рассматривал в таком качестве никакого другого мужчину. Шерлок исключителен в его жизни. И то, что Джон терпит любое дерьмо от Шерлока, чего он никогда не позволил бы никому другому, что-нибудь да означает в конце концов. Даже когда он сердится или чувствует себя обманутым, он никогда не говорит Шерлоку «нет», иногда даже к собственному удивлению. И он осознаёт, что это вовсе не переход на гейскую сторону. Шерлок, и только Шерлок: ему одному удалось его сломать. Джон не сразу уловил момент, когда его недовольство Шерлоком, желающим, чтобы он был доступен в любое время, из силы, которая могла разрушить их отношения, превратилась в нечто противоположное: Джону стало нравиться, что тот на него рассчитывает. И когда детектив исчез, он стал тосковать по этой своей нужности, даже если бы от него была лишь та польза, что Шерлок мыслил бы более продуктивно, когда Джон находился рядом с ним в комнате, а потом игнорировал его в свободное от дел время. У Джона достаточно мозгов, чтобы понять: это звучит совершенно нездорово и зависимо, и только идиот-мазохист будет скучать по игнорированию, но он скучал. И Шерлок почти перестал так его игнорировать. Сейчас всё так и есть, во всяком случае.

***

Очередное преступление. Когда раздаётся звонок от Лестрейда, лицо Шерлока озаряется таким счастьем, бóльшим, чем во времена «Этюда в розовых тонах». Бросив своё диванное увядание, он садится прямо, чтобы ответить на звонок и выслушать Лестрейда. Повесив трубку, он запрыгивает на диван, потом на журнальный столик и, делясь информацией с Джоном, продолжает прыжки уже по гостиной. Джон с удовольствием наблюдает за всем этим. По вылетающим из уст Шерлока словам он понимает, что совершено тройное убийство, возможно связанное с нераскрытым семь лет тому назад делом из Сассекса. − В первую очередь, уже тогда, они должны были позвать меня, − поспешно одеваясь, Шерлок сообщает это уже из своей спальни. Джон встаёт и надевает свою куртку и обувь, проверяет, с собой ли у него бумажник (без наличных для такси не обойдёшься) и ключи. Он готов. Когда Шерлок выплывает из своей спальни, застёгивая пиджак, его глаза горят охотничьим блеском. Джон открывает дверь и сбегает вниз по лестнице вслед за ним. Каблуки ботинок Шерлока отстукивают чечётку на полу такси до самого места преступления, и Джон, глядя на это, борется с улыбкой. Шерлок в высшей степени счастлив, и он − тоже. Адреналин захлестнул его в тот момент, когда Шерлок, вытянувшись в струнку, сел на диване. У них снова есть реальное дело, наконец-то, и какое. В то время, как его колени подпрыгивают, большие пальцы Шерлока, ищущие Бог знает что, танцуют на его телефоне. Пятнадцать минут спустя он прячет телефон в карман и поворачивается к Джону. Он сияет. Его лицо озаряет не просто улыбка-на-публику, а его лучшая, искренняя, взволнованно счастливая и счастливая-от-того-что-есть-кто-то-с-кем-её-можно-разделить улыбка. Джон возвращает ему эту улыбку. Шерлок начинает говорить о нераскрытом тогда деле и объясняет, почему Лестрейд думает, что это тройное убийство может быть с ним связано. Джон впитывает информацию, и, задав вопросы, которые Шерлок одобряет, начинает понимать. Семью годами ранее ряд убийств произошёл в Сассексе, Суррее и Кенте. Все жертвы были убиты аналогичным образом, но расположены были весьма хаотично, с перерывами между ними в несколько месяцев, происходили на протяжении примерно года, пока внезапно не прекратились. Были убиты четыре человека. Дело было передано одному из начальников Лестрейда, отставному детективному инспектору по имени Джонс, который был неспособен соединить воедино всю информацию, кроме того, что все убийства были явно совершены одним и тем же человеком. − Тогда тебя не привлекали к расследованию? − спрашивает Джон. Шерлок качает головой. − Они препятствовали попаданию его в новости. До Лестрейда я ещё не был особенно связан с полицией. − Так что же заставляет их думать, что сейчас убивает тот же самый человек? Шерлок делится выводами: − Метод убийства, − начинает он. − Все жертвы − повешены. Во-вторых, места убийств всегда были сельскими. Конюшня, поле, сарай, что-то такое. В-третьих, жертвы всегда были женщинами со светлыми волосами, возрастом между двадцатью четырьмя и двадцатью восемью годами и имели определённое сходство друг с другом. − И это тройное убийство в том, что три блондинки двадцати с небольшим были повешены где-то за городом? − В этот момент Джон отмечает, что они покидают город. Он не водит машину и никогда не уезжает из центрального Лондона надолго, таким образом, он не знает, что это за автострада − и не обратил внимания, когда Шерлок наклонился к окну водителя, чтобы сказать, куда они собираются ехать. − Точно. − Глаза Шерлока опять загораются тем особым светом. − Суррей. Крошечное место под названием Рипли, там какое-то пастбище рядом. Три молодые женщины, все со светлыми волосами, все повешены в дверном проёме сарая. − Ясно, − говорит Джон. − Но потом убийства прекратились и ...почему убийца ждал в течение десяти лет, а затем начал всё заново? Глядя в окно, Шерлок пожимает плечами. − Я не знаю, но это − хороший вопрос. − И почему три в этот раз? − Снова хороший вопрос. Я не знаю. Пока. Джон замолкает и смотрит, как исчезает городской пейзаж и появляется сельская местность. Когда они прибывают на место, Лестрейд встречает их, начинает говорить пока ведёт их через пустынный двор фермы, а затем через небольшое поле к сараю для сена. Вид этих трёх тел шокирующ и печален. Шерлок забыл упомянуть, что они будут голые, если только это не было чем-то новым или он не знал. Он вполуха слушает Лестрейда, впитывая его рассказ − периодически прерываемый короткими фразами Шерлока − о том, что они уже знают (или думают, что знают, как сказал детектив). Затем Шерлок интересуется данными судебно-медицинской экспертизы по первым четырём убийствам, хочет знать, исследовали ли они клетки кожи на веревке, которая использовалась, чтобы повесить женщин, и хочет видеть отчёты. Лестрейд объясняет, что отчёты из-за бюрократической волокиты всё ещё им не отправлены, и с оттенком смущения в голосе добавляет, что кто-то должен был сделать это раньше. Шерлок не ругает его, просто смотрит на эти три тела, качающиеся от ветра. Глаза его прищурены, вероятно из-за того, что стоит против света и Джон думает; он тоже не потрясён и не опечален. Просто любопытство. Раньше подобное очень расстраивало Джона; сейчас он уже привык к этому. Кроме того, он знает, что Шерлока глубоко и сильно волнуют такие вещи. Тот факт, что он не решается выражать это в открытую и не тратит бесполезно время на эмоциональное проявление (ну, или, по крайней мере, это то, как Джон предполагает... что думает об этом) − не означает, что он не сострадает. Он просто принимает решение направить своё сострадание в практическое русло. По прошествии времени Джон удивлён, что ему потребовалось так много времени, чтобы понять это. Шерлок зовёт его и идёт к телам. У Джона сложилось впечатление, что Лестрейд ещё не закончил говорить, но тот просто ловит его взгляд и криво улыбается: − У тебя сейчас всё в порядке? − спрашивает Грег, когда Джон проходит мимо него. Джон улыбается ему в ответ: − Да. Сейчас всё хорошо. Инспектор искоса смотрит на него. − Я предположил бы, что лучше, чем прежде. Не много шансов было догнать его на прошлой неделе, на фабрике пиломатериалов. Всё в норме с вами обоими? Уже привык к тому, что он вернулся? − Я думаю, что − да, − отвечает Джон, не желая говорить об их отношениях. Смотря вслед удаляющейся фигуре в пальто, он делает неопределённый жест рукой. − Я лучше бы... − Да, догоняй его, всё потом. − Лестрейд пропускает его, и, оставив Джона, поспешно уходит. Команда судебных экспертов уже сняла тела и Шерлок опрашивает бригаду. Врачи тоже уже находятся в состоянии готовности для проведения их собственной экспертизы, но сначала Лестрейд расчищает путь для Шерлока и Джона, чтобы узнать их выводы. Джон, присев около первого тела, исследует отметины от веревки, кровь под ногтями, белки глаз и подтверждает, что повешение действительно было причиной смерти. Он также обнаруживает след от укола на левом большом пальце. Когда он упоминает это, один из младших чиновников отмечает что-то в своей папке и хмурится. Он находит те же самые следы от укола на телах других двух жертв и советует тому же самому молодому чиновнику начать с анализа крови, поскольку уверен, что им было что-то введено. Потом он замечает, что ни Андерсон, ни Донован не присутствуют. Он думает о том, что надо бы спросить Лестрейда об этом и решает сделать это в ближайшее время, может быть после кружки пива и когда Шерлока не будет рядом. Они никогда не обсуждали участие Донован во всём... этом, но сейчас не то время и не то место, чтобы начинать. Лестрейд подходит, чтобы поговорить с Шерлоком, и тот выстреливает «беглым огнём» информации о том, где каждая женщина находилась до своей смерти (они не связаны друг с другом, очевидно, нет никакой связи между ними кроме физического сходства), предварительно подтверждает, что убийца − тот же, и предлагает, чтобы они проверили случаи со смертельным исходом, которые произошли с другими женщинами до первого убийства семь лет тому назад, которые, возможно, напоминают эти три и более ранние четыре. Лестрейд соглашается и говорит, что, если они что-то найдут, он пришлёт это на Бейкер-Стрит, и что они уже свободны и могут уехать. Всё заняло минут сорок, не больше. Лестрейд отправляет их обратно в Лондон на одном из служебных автомобилей. Шерлок в автомобиле сидит притихший, не отправляет SMS-сообщения или не гуглит, просто наблюдает, как за окном мелькает сельская местность. Спустя какое-то время он говорит, не смотря на Джона: − Здесь хорошо. Замечание столь нетипичное, поэтому абсолютно неуместное. Джон действительно поражён: − Что? Шерлок поворачивает голову и улыбается, как будто точно зная, что сейчас думает Джон. − Это настолько удивительно? − спрашивает он мягко. В тоне голоса намёк на упрёк. − То, что я могу найти сельскую местность красивой? − Нет, конечно нет. − Джону всё ещё кажется, что он что-то где-то пропустил. − Я просто всегда думал, что ты скорей городской человек, вот и всё. − О, я − да, − соглашается Шерлок, поворачиваясь опять к окну. − Всё же это, возможно, случится однажды. Но не здесь. Возможно, дальше на востоке. Сассекс, может быть. − Хорошо. − Джон чувствует себя странно, представив Шерлока, уезжающего из Лондона. Опустошённость. Он не может вообразить Шерлока как фантастического партнёра по переписке. Он мрачнеет. − Это великий мотиватор, не так ли? Шерлок всё ещё смотрит в окно. А Джон − на него. − Что именно? − Любовь. Джону нужно время, чтобы осознать то, что сказал Шерлок. Но он понял. − Ты имеешь в виду убийства? − Когда Шерлок соглашается, он продолжает: − Это − то, что ты думаешь? Они были убиты, потому что были похожи на кого-то, кого убийца знал? Вот почему ты сказал Лестрейду поискать дела с нераскрытыми убийствами до того, первого дела? − Нераскрытые смертельные случаи, − Шерлок исправляет его и смотрит на него снова. − Ты понимаешь, Джон? − Эээ... возможно. − Джон абсолютно не уверен, если быть честным. − Она умерла, кем бы она ни была, − продолжает Шерлок. − Но, возможно, эта потеря, это горе свели убийцу с ума. Такое случается. Джон чувствует, как у него перехватывает горло и снова накатывает гнев. − Да, − цедит он сквозь зубы, − я знаю, как это бывает. − Он отворачивается, чтобы уставиться в своё собственное окно, не доверяя себе и боясь сказать больше именно сейчас. Он чувствует, как Шерлок скользил по нему взглядом, делая выводы, и практически может услышать, как это происходит. Как ни странно, Шерлок не делится никакими выводами, к которым пришёл. Вместо этого он тянется к нему и, один раз, очень решительно, хлопает по руке, а затем сразу отстраняется. Спустя какое-то время Джон прочищает горло и пытается вернуться к разговору. − Итак, Сассекс, − направляет он разговор в нужное русло. − А почему именно Сассекс? Когда он поднимает глаза на Шерлока, то видит, что тот всё ещё наблюдает за ним; какая-то странная заботливость сквозит в выражении его лица. Кажется, ему нужно время, чтобы осознать, что сейчас сказал Джон, но потом он моргает и начинает говорить о пчеловодческой ферме эксцентричного двоюродного деда Джеральда в Сассексе, которого не видел с одиннадцати лет (после этого он всегда был в школе-интернате, а лето проводил дома), но у него были хорошие воспоминания о ней. Когда Шерлок это рассказывает, Джон пытается его представить живущим в деревне и держащим пчёл. Мысль очень забавна, и благодаря этому ему удаётся сохранять на лице нейтральное выражение, слушая воспоминания Шерлока о странном поведении деда за обеденным столом. О, Боже, это передаётся по наследству, думает он, с трудом удерживаясь от того, чтобы не рассмеяться. Это веселье ослабляет узел, который сформировался в его желудке из-за слов Шерлока, говорящего об отъезде из Лондона и от напоминания ему о том, что горе может сделать с человеком. Горе и любовь. Он наклоняется и проверяет пульс у Шерлока, не задумываясь об этом. Шерлок смотрит вниз на руку Джона на своём запястье, но ничего не говорит об этом. Через какое-то время Джон его отпускает, и они возвращаются каждый к своему окну.