Новые знакомые.

Итак, никто не мог объяснить, почему марафон (казалось бы, гуманное, безобидное занятие) превратился вдруг в рукопашный бой. Однако всем было ясно, что ничего хорошим это, судя по тому, как яростно Рёга делает выпады в сторону Ранмы, и как тот легко уклоняется, ещё больше распаливая противника, закончиться не могло. Впрочем, пытаться остановить схватку всё равно было уже бесполезно, так что оставалось лишь наблюдать и ждать, чем закончится это абсурдно сражение. Акане стояла со скрещёнными на груди руками и беспомощно провожала парней взглядом человека, созерцающего, как мимо проходит любой ненужный ему транспорт, и как этот бедолага растерял всякую надежду наконец отыскать в потоке свой номер. Тендо уже не в первый раз приходилось смотреть, как эти двое неустанно устраивают разборки на непонятной ей почве и по совершенно неопределённой причине, и, как бы Рёга не старался, в итоге Ранма всегда выходил победителем, а тот даже не успевал сообразить, что проиграл, – как правило, следующие минут двадцать он лежал в отключке в последнем месте, куда его вдарил Саотоме. Но это ещё не разу не останавливало Хибики, и, пусть Акане никак не могла взять этого в толк, он всеми способами пытался найти средство, чтобы наконец выйти победителем в этой бессмысленной, давно потерявшей всякое серьёзное к себе отношение, войне. Вскоре вокруг пустыря стояла целая толпа зевак, глядящих на всё это действо через решётчатый забор, но не решающихся подойти ближе. Они собирались пойти посмотреть на уток, но нашли себе занятие поинтереснее. Остальные сторонние наблюдатели находились с краешку, сконфуженно наблюдая за тем, как два парня красиво маневренно лупят друг друга, пока один из них не свалится. Лайт стоял, как истукан, совершенно недоумевая, как на это следует реагировать, что говорить, или, может, вообще стоит вмешаться? «Тебе жить, что ли, надоело?» - неожиданно заговорил в нём здравый смысл, и Ягами с радостью и облегчением ему повиновался. Эдвард стоял рядом, внимательно наблюдая за ходом схватки, словно военный теоретик, впервые видевший новый манёвр. Лицо его стало необыкновенно сосредоточено, брови сведены, взгляд непрерывно отслеживал каждое видимое движение борющихся. – Ребят, это реально надолго, - наконец сказала Акане, поймав на себе озадаченный взгляд Уинри. - Можете идти, всё ещё не скоро закончится. - И заметив, как Дождия нерешительно указывает в сторону разгоревшейся схватки, добавила невозмутимо: - Нетушки. Я их разнимать не буду. Если хотят метелить друг друга, на здоровье. Думаю, не столь обязательно описывать удивление ребят такому пофигизму со стороны Тендо. Эд и Лайт обменялись растерянными взглядами, после чего последний поспешно отвёл глаза в сторону. И в самом деле, какая несправедливость! Он тут переживает такое, пока вокруг творится буквально чёрт знает что, по городу ходят одни сплошные психи, дерутся, спорят по неопределённому поводу, превращаются в девушек (и свиней, но об этом станет известно позднее), если их облить холодной водой, и теперь Ягами стал всё чаще и чаще видеть духов. Они ходили по городу, хотя их было не слишком много, но достаточно, чтобы озадачить отличника, заговаривали с ним, и он даже не всегда понимал, кто перед ним, и отвечал им, а когда ловил на себе изумлённые взгляды прохожих, вдруг заливался краской (сам Лайт только недавно для себя обнаружил, что способен краснеть), тупил взор и невозмутимо продолжал свой путь. Окружающие его ненормальные чудилы с поразительной настойчивостью не придавали значение поступающей от него информации. Ведь прекрасно можно было бы встрять, остановить этих двух баранов, развести по разные стороны, посидеть на дорожку, и великолепно побежать дальше навстречу фасолевому суму и долгожданной постели, но нет! И как такое можно объяснить родителям? Лайт уже знал, что он придёт домой, и если мать начнёт расспрашивать, как дела в школе, он ответит ей, что всё нормально, и как обычно, и ничего другого он сказать ей не может в принципе. А уж если отец что-нибудь спросит, то всё вообще в полном ажуре, и едва ли когда-нибудь было так же великолепно как сегодня! Ни о какой правде даже речи быть не могло. Однако, стоит признать, что такое положение вещей Ягами угнетало больше всего. Он думал, что больше тех советов, которые им с семьёй давали на инструктаже, когда они только-только вознамерились (а точнее так сложились обстоятельства) перебраться «на ненадолго» в эту страну (об это я напишу когда-нибудь, если будет время), из которых, кстати сказать, был только один по-настоящему дельный, его уже ничто не удивит, не поразит и не испугает. Да ещё и этот дурацкий кошмар... От мыслей его отвлёк голос ироничный голос Ранмы, донёсшийся откуда-то издалека: – Слушай, Рёга, между прочим, - он отпрыгнул на некоторое расстояние, так как в этот момент Хибики был готов пронзить его своим смертоносным зонтом, - я удивлён, что ты смог нас отыскать! Всё-таки страна-то большая, а ты со своим недугом... – Заткнись! - вопил Рёга, замахиваясь оружием. - Мне не составило большого труда найти тебя, Ранма, и теперь я точно заставлю тебя замолчать навсегда! – Да ты что?.. - с издёвкой, но абсолютно равнодушным лицом спросил Саотоме, ударив соперника подошвой кроссовка по лицу. - А это не я ли отводил тебя домой, когда ты сам не мог найти к нему дорогу? Рёга яростно закричал и с жаром заехал Ранме кулаком по лицу, от чего тот отлетел на пару метров, но, удержавшись на ногах, побежал вперёд и со всего размаху попытался ударить того в грудь, но Хибики вовремя увернулся и, воспарив в небе, вновь занёс для удара свой тяжеленный зонт. С огромным усилием Ранма отошёл в сторону и, пока Рёга не мог двигаться ввиду отдачи всех сил в руки, быстро подскочил к нему и попытался скрутить его, что ему почти удалось. Когда Саотоме показалось, что он уже сидит у Рёги на спине, тот резко выпрямился, и оба юноши взлетели в воздух, продолжая метить друг в друга одним ударом за другим. Как бы захватывающе это не выглядело со стороны, никто в данный момент не хотел оказаться на месте ни одного из них. Миса продолжала тихонько кашлять и шмыгать носом, пока все лихорадочно думали, что же делать дальше. Однако мы совсем оставили шаманов и Аоки, тщетно пытавшихся отыскать пропавших друзей в доме торговли. Впервые за всё время Альфонс пожалел, что не заставил Йо пойти с ними пинками, ибо Амидамару мог бы здорово им помочь в поиске, а Басон, Кори и Хлоя мало что могли сделать втроём, и как назло Рио остался готовить фасолевый суп в школе, а Лайсерг за ненадобностью (как ему тогда казалось) оставил кулон поиска в своей комнате. Но чем дольше ребята брели по магазину, чем больше расспрашивали людей, не проходила ли мимо девушка с яркими красными волосами или сутулый молодой человек с неопрятной головой, которые в свою очередь ни о чём подобном никогда не слышали, и провожали школьников подозрительными взглядами, тем меньше была их надежда найти друзей. В самом деле, они оба были слишком благоразумны, чтобы покинуть товарищей ради прогулки. Тем более, что могло заинтересовать их здесь, никто не представлял. Когда наконец ребята, мокрые от пота, усталые, злые на весь белый свет и ужасающиеся предстоящему пути до контрольной точки, о которой им так настойчиво прожужжали все уши, вышли на улицу, Морти почувствовал, что с него хватит. Будь рядом с ними Анна, всё было бы проще, но она уже давно сидела около школы, наслаждаясь угощением и с нетерпением ожидала жениха и друзей. Чтобы ни у кого не возникало лишних ассоциаций, позвонить они пытались. Но ни тот, ни другой не отвечали. Кроме того, в ходе расследования вообще стали сомневаться, что маг доспехов из волшебной гильдии и чудаковатый гений имеют при себе средство связи. По окрестностям пронёсся оглушительный душераздирающий стон. – Блин! - плюнул Трей в сторону. - Мы никогда их не найдём! Может, они уже в школе или дома? Но это предположение было откланено. С самого начала было ясно, что это расследование, каковым ребята хотели считать это событие, заведомо обречено на поражение, ибо, хоть на первый взгляд ситуация казалась ужасной, требующей немедленного разрешения, потом это ощущение прошло, и на его место встало чувство полного отчуждения и пофигизма, в голову медленно начали вплывать мысли, типа: «Что я здесь вообще делаю?» или «А какого хрена мы вообще напрягаемся?» В конце концов Морти, которому проделывать столь утомительные и длительные телодвижения с помощью своим маленьких коротеньких ножек было труднее всего, высказал то, о чём все начали думать: – Слушайте, ребят, а вам не кажется, что мы делаем из мухи слона? И в этом нет никакого смысла? – Не говори глупостей, коротышка, - оборвал его Лен, для которого было бы унизительно признать, что все его потуги докопаться до истины совершенно не имеют под собой основы. - Ничего мы не делаем. Это так же невозможно, как сделать из тебя Рио! Однако что-то в его самодовольном голосе говорило о том, что слова Тао было не вполне искренними. Видимо, Оямада к тому времени так устал, что не нашёл сил даже для того, чтобы обидеться. Над компанией повисло удручающее молчание. День во мгновение ока показался ещё более серым и дурацким, чем раньше, и двигаться с места не было решительно никакого желания. Для Трея была невыносима мысль, что где-то там уже раздают халявную тарелку, а они топчутся тут невесть зачем. Он рассеянно озирался вокруг себя, как будто надеясь занять чем-нибудь сознание, но там не было ничего интересного, даже здание боулинга казалось бельмом на глазу города в этот томительный, угнетающий момент. И когда Ал уже хотел предложить оставить попытки и пойти дальше, все вновь услышали звук вибрации, исходящий из кармана Лена, и все разом смолкли, затаив дыхание. Наследник дома Тао, и без того крайне раздражённый, что с ним бывало сравнительно часто, резким движением выхватил трубку и, даже не взглянув на дисплей (можно сказать, что он дважды наступил на одни и те же грабли), прислонил её к уху. Небрежно бросив «Да?», Лен насупился, нетерпеливо ожидая ответа. Впрочем, он не заставил себя ждать. – Что на тебе надето, детка? - с придыханием спросил Джоко елейным голосом престарелого Казановы. Лен молчал. Макдениал с любопытством учёного, наблюдающего в клетке подопытную крысу, вслушивался в тишину на том конце провода, пока не услышал громогласный вопль, ненадолго лишивший его слуха: – БИКИНИ И ПЛАЩ-ПАЛАТКА! - заорал Тао и истерично захохотал, от чего Хитоми, как стояла на месте рядом с Аканэ, чуть ли не лишилась чувств. Трубку бросили тут же. Лен ещё долго смотрел на уныло погасший дисплей, тяжело дыша, а остальные ребята опасливо поглядывали на друга, задним числом прокладывая себе путь к отступлению. Сомнений в том, что по возвращению домой Тао сделает всё, чтобы Джоко больше никогда не смог разговаривать, ни у кого не было. Итак, вновь неизбежно возникло противоречие, разрешать которое не было ни сил, ни желания, хотя есть хотелось катастрофически, и Хоро-хоро трижды проклял тот час и минуту, когда оставил кошелёк лежать на тумбочке в своей комнате. Ещё никогда он не был так на себя зол. Аоки нервно озиралась по сторонам, словно надеясь, что какая-нибудь гениальная идея всё же посетит её притупевшее сознание, но таковых не было, и девушка вовсе сникла. В такие моменты она радовалась, что рядом нет Аюми — этой маленькой (телом, хотя и умом она производила впечатление малолетнего ребёнка) проворной, непоседливой обезьянки, имеющую возможность лазить везде, где только можно и выкрикивать отаку-лозунги на всю улицу. Никто не знал, что нужно делать в этой тяжёлой свинцовой атмосфере всеобщего уныния, Альфонс не решался ни продолжить путь, ни присесть на лавочку, боясь тем самым растратить последние жалкие крохи надежды, которые у них были. Неожиданно Аоки издала звук, схожий с воплем радости и неопределённым визгом, после которого все взгляды были обращены на неё. Хикари вдруг едва заметно улыбнулась, словно бы какая-то дельная мысль посетила её в момент отчаяния, и она медленно закивала, вверх, вниз, и наконец голова её окончательно застыла на середине. – А вы помните, что нам сказали за пару дней до марафона? - внезапно обратилась она к ребятам. Те растерянно переглянулись, будто бы ища ответ на этот вопрос друг у друга в глазах. Так ничего и не поняв, они вновь уставились на художницу. - Ну, Вильмас-сенсей тогда вела себя очень странно («А что, она хоть когда-нибудь ведёт себя не так?» - скептически вставил Лен). Она сказала примерно вот что: «Пока вы будете бежать, вам придётся игнорировать искушение по обе стороны дороги»... - девушка приложила палец к подбородку и выжидающе посмотрела на шаманов. – Э-э-э... - промямлил Трей и почесал затылок. - И чё с того? – А-а, - протянул Лайсерг, начав быстро кивать. - Понимаю. И, кстати, у меня появилась идея. И он быстро зашагал вниз по улице, влекомый за собой внезапно посетившей его идеей. Остальные же, пожав плечами, последовали за ним, на ходу пытаясь понять, что же такое гениальное вдруг взбрело в голову их другу-даузеру. По мере того, как они продвигались назад, перед ними вновь возникло ателье, парикмахерская и... свадебный салон. И когда Дител уверенно остановился напротив вдоха, друзья, все, как один, смерили его недоверчивым взглядом. Шаман сейчас был похож на журналиста из какого-нибудь голливудского фильма, стоящего около зловещего дома с привидениями, не находя в себе духу постучать или позвонить в замок. Наконец он неуверенными шагами направился к двери и, повинуясь совету «на себя», открыл её и вошёл внутрь. Остальные, недолго раздумывая, последовали за ним. Они попали в светлое, даже слишком, помещение, где горели огромные люстры, словно бы в королевском салоне, повсюду стояли манекены, облачённые в свадебные наряды, всякие прибамбасы (Трей, глядя на всё это, даже присвистнул), вроде фаты, перчаток, букетов и много ещё всякой чепухи в этом духе, но, что больше всего привлекло внимание, это торты — огромные, красивые, белые, разнообразные торты, стоявшие на шикарных резных постаментах. Морти смотрел на всё это мнимое (с его пацанской, странной, понятной лишь ему точки зрения) великолепие с открытым ртом, совершенно не замечая происходящего вокруг, но тут он услышал громкий вскрик, то ли радости, то ли досады, и обернулся на шум. Там, вдали, где на витринах виднелись разнообразные пирожные, кексы и прочие сладости, столпились все его друзья, так что шансы Оямады что-либо увидеть очень быстро сошли на нет. Впрочем, это не помешало ему догадаться, что вызвало такую бурную реакцию одноклассников. Как потом рассказывал Лайсерг (а Морти, напомню, сам увидеть за спинами товарищей ничего просто не мог), около той самой витрины, жадно разглядывая её содержимое, стояли Рюзаки и Эльза, а их глаза неотводно пожирали пирожные, словно они могли съесть их одним только взглядом. Было заметно, что продолжается этот ритуал уже довольно долго, ибо продавщица опасливо топталась неподалёку, не зная, стоит ли предлагать свои услуги столь сомнительным личностям, которые больше походили на воришек, чем на добропорядочных покупателей. В конце концов Рюзаки, совершенно завороженный этим услаждающим его взор зрелищем, не глядя на женщину, спросил своим обычным, бесстрастным тоном: – А можно их попробовать? Продавщица неуклюже пискнула и подтянулась к витрине, отвечая осторожно: – Только если вы купите... Рюзаки и Эльза удручённо переглянулись. Оба знали, что в кармане у Лаулета деньги могут быть достаточно большими, ибо, как мы знаем, причин на то было несколько, и одной из них было то, что именно Ватари (директор сиротского приюта для особенно способных детей, изобретатель, умнейший человек, гребущий зелёные купюрки лопатами) привёз их в эту страну и всячески организовывал их комфорт. Однако вернуться домой у ребят возможности не было. Мало ли что могло случиться в их отсутствие! Эти деликатесы могли, пока они бы простодушно пошли за деньгами, бессовестно быть купленными и съеденными кем-то другим, а допустить этого решительно нельзя! Обречённо закатив глаза, Лен Тао начал шариться в кармане с высунутым языком, пока не нарыл там немного мелочи и не потряс ею в воздухе. Конечно, на эти деньги можно было купить только клубничку, которой увенчивалось всё это великолепие. Альфонс рассеянно покопался у куртке, надеясь отыскать там монеты, и нашёл, правда, это были уже полклубнички. После того, как Лен почувствовал на себе недоумённым взгляды одноклассников, он с явной неохотой обернулся к ним и произнёс, словно бы каждое слово причиняло ему неимоверные страдания: – Ну что, давайте скидываться, - он коротко кивнул в сторону Рюзаки и Эльзы, - иначе эти так и останутся тут стоять, а мы никогда с места не сдвинемся. Всем это предложение показалось здравым, а потому каждый начал копаться в своём богатстве, – каждый во что горазд. В итоге, после долгих надрывных поисков, набралось всего рублей восемьдесят, а это были лишь те клубнички, какими пирожное было напичкано от вершины до основания. Друзья озадаченно переглянулись, вид они имели трагически бессильный, словно бы это были деньги не на пирожное, которое до недавнего времени было, словно балласт у них на ногах, а на операцию, могущую спасти жизнь их товарищу. Со скорбным выражением на лице, Аканэ Осаки вздохнула и медленно, будто отдавая последнюю свою дань почтения, направилась к витрине, где Рюзаки и Эльза поливали вожделенно желаемую ими сладость слюнями. – Госпожа продавщица, - сказала Аканэ как можно вежливее. Продавщица, между тем, имела вид апоплексический, испуганный и больной. Она медленно перевела взгляд на инопланетянку, как на источник душевных терзаний. - Позвольте предложить вам сделку. - «Аканэ-сан, я преклоняюсь перед твоей смелостью, но не слишком ли это прямо?» - подумалось Альфонсу, глядящему на девушку с влюблённым благоговением. - Дело в том, что они неизлечимо больны. - И тень страдания пробежала по её лицу. - Понимаете, просто они очень любят эти пирожные («По-моему, она сейчас рухнет в обморок», - подумал Морти, глядя на побелевшую, качающуюся продавщицу), а мы в данный момент не располагаем средствами для их покупки. Прошу вас, - и она сложила ладошки в молении, - позвольте нам взять два. Бесплатно, - добавила инопланетянка после секундного размышления. Женщина измученно кивнула, словно не вполне понимая, что с ней происходит, после чего тяжело осела на стул, открывая чужим рукам доступ к заветным сладостям. Лаулет и Скарлетт, не долго думая, схватили себе по пирожному и с жадностью начали их уплетать (под «жадностью» подразумевается полный вожделения взгляд, желание как можно явственней почувствовать каждое прикосновение крема к губам, процесс отделения кусочка от общей массы так, чтобы он помещался в маленькой ложечке). Никто не хотел называть это наёбом и последующим воровством. Хотя по сути так оно и было. Так что баталии с пропажей гения и мага доспехов успешно положили конец, хотя так и не поняли, почему Лен всякий раз трясётся от гнева, глядя на них. По одним только глазам Аоки было видно, что она счастлива вновь лицезреть любимого, пусть с момента их разлуки прошло ну максимум минут сорок пять, но для неё они прошли буквально как целая жизнь. Продолжать марафон не было никаких сил, как душевных, так и физических, и было всё равно, какой надменной ухмылкой их встретит Мисти, и что она может сказать (а сказать она могла, и многое), даже если они будут всю оставшуюся жизнь жалеть, что их уши вынуждены были слышать такое. Тем временем сторонние наблюдатели уже успели порядком устать от лицезрения столь продолжительной бойни, в то время, как Ранма и Рёга были полны сил, продолжая свою так называемую «битву во славу боевых искусств», хотя, по разумению Лайта, это была обыкновенная уличная драка, не больше, не меньше. – Убью, я убью тебя, Ранма! - вопил Рёга (порядком запыхавшийся от продолжительного боя), в очередной раз занося зонт для удара. Саотоме ловко отскочил в сторону, но по выражению его лица было видно, что эта бодяга уже порядком его достала, пусть он и не был намерен сдаваться и признавать поражение. Эдвард тяжело вздохнул, бесцельно переводя взгляд с дерущихся на спину Акане, затем на тревожушуюся Уинри и неподвижное выражение, застывшее на лице Лайта. Он стоял прямо, оперевшись спиной о забор и без особого энтузиазма наблюдал, как Ранма ловко уворачивается от града атак Рёги, и взгляд его ни на секунду не сменил окраски, – был всё таким же безликим и холодным. – Мась, ты в порядке? - наконец спросил Эд. – Да, всё нормально, - спокойно соврал Ягами. Он было хотел добавить «не считая того, что у меня депрессия», но сдержался, попытавшись представить мысленно зелёный круг, который не дале, как месяц назад мог успокоить его нервы, однако, за это время отличник успел убедиться в том, что в этой стране, видимо, вся окружающая обстановка заточена на том, чтобы сломать стереотипы и привычное для людей иного склада, почему иностранцы не слишком лестно о России отзываются. Миса вновь кашлянула, и во взгляде её мелькнула болезненная усталость, а движение, которым она поправила волосы, было на редкость для неё заторможенным. Амане тихонько стояла, почти не шевелясь, словно бы, пошевели она рукой, и тело пронзил стон нестерпимого страдания. Лайт старался вообще не удостаивать девушку взглядом, уж слишком раздражали его эти её хвостики по бокам. Понятия не имел, что в ней находят парни. Личиком да фигуркой она, конечно, ничего, да только умом не блистала никогда, хоть и не была клинической дурой (но так явственно казалось ею время от времени). Ягами с боем был готов отстаивать тот факт, что эта девушка ему абсолютно, совершенно, полностью безразлична, и Ямамото может сколько угодно давать ей пятёрок за одну только её «задницу», но он, Ягами Лайт, от своего не отречётся, ибо между ними ничего никогда не было и не может быть, а то, что порой (по милости Мисы) он оказывается с ней в двусмысленных позах, это вопросы не к нему. Пока Лайт мысленно всё больше и больше уверевался в своей неоспоримой правоте, Миса случайно выронила платок, и тот упал на землю, сотрясаемую градом гневных выпадов Рёги. Она рассеяно опустила взгляд и вздохнула, мол, это ещё не хватало, и медленно стала наклоняться, вытягивая руку, желая хоть как-то сэкономить время. Амане даже не успела заметить, как у неё подкосились ноги и она чуть не упала на землю, но вовремя ухватилась за забор и удержала равновесие. Но этого хватило, чтобы присутствующие обратили внимание на этот небольшой казус. – Миса-тян, с тобой всё нормально? - забеспокоилась Люси. - Ты бледная... Та сложила губы в привычной очаровательной улыбке, которая тут же потухла. Миса почувствовала, как всё поплыло перед глазами, превратилось в непонятный бесформенный рисунок и кружится бесконечно, сменяясь один на другой. Как бы она ни пыталась вернуть себе способность видеть чётко, ничего не выходило. Амане ощутила ужасную тошноту, её скрутило, словно бы какая-то неведомая, неподвластная ей сила давила на позвоночник. Голова закружилась, сознание стало улетать куда-то далеко, девушка стала терять всякую ориентацию в пространстве. Сквозь пелену забытья она знала лишь одно желание: сесть, а лучше лечь. Она припала спиной к забору, но ватные ноги, за невозможностью и дальше держать на себе её хрупкую фигуру, подвели, и спустя пару мгновений Миса уже сидела на коленках и упиралась руками в землю, силясь не свалиться в обморок. Откуда-то из другой вселенной до неё донеслось сдавленное: – Миса-тян! Что с тобой? - некие отголоски сознания, оставшиеся у ней, упорно твердили, что это была Люси. Впрочем, так оно и было. Сердоболия быстро подскочила к однокласснице и первым же делом прикоснулась ладонью ко лбу. - Господи, да у тебя жар! Тебе нужно домой! Краем глаза наблюдавший за этим Лайт не сразу сообразил, что произошло. Лишь через некоторое время он, собрав воедино обрывки и отголоски брошенных фраз, восстановил картину случившегося, и... Вам наверняка приходилось хоть раз в жизни слышать в рассказах друзей, где они пережили невероятный опыт, были на краю гибели, но в последний момент чудом спаслись, фразу вроде «у меня кровь застыла в жилах». Словом, именно то и произошло с Ягами. Он толком не мог объяснить себе, что с ним произошло, ибо в тот момент совершенно потерял землю под ногами, что бывало с ним не так уж часто. Он, разумеется, знал, что она не умрёт (от обычной температуры и кашля, как известно, ещё никто не умирал), но тогда просто не помнил себя от страха, в какое-то мгновение пришёл в ужас, заметив, как она согнулась и сползла спиной по забору, хватаясь за грудь, до смерти испугался, что с ней случится что-то ужасное, что она исчезнет, и он больше никогда её не увидит... Лайт даже представить себе тогда не мог, что спустя много лет, когда он уже станет взрослым состоявшимся мужчиной, он будет стоять около её могилы и, закрыв лицо руками, плакать, а Эдвард прижмёт его к себе, обняв за плечи своими огромными тёплыми руками, и коснётся подбородком его густого каштанового темя, шепча: «Ничего, немец, прорвёмся...», и Лайт припадёт к нему, рыдая в жилетку и сотрясаясь всем телом в невыносимом страдании... Но это будет лишь много-много лет спустя, а сейчас Ягами, в последнее время не могущий сказать, что произойдёт с ним завтра, был в абсолютной, как любил выражаться Мелло, «просрации», и только по прошествие мгновения пришёл в себя и вновь стал тем Лайтом, каким все его знали, – сдержанным, холодным, невозмутимым. Ранма и Рёга, как один, обернулись на шум и застыли с вытянувшимися лицами. Битва, как и их взаимная ненависть, мгновенно улетучилась из головы, и там не было ничего, кроме пустыни и одинокого перекати-поля. – Чего застыли?! - гаркнула Акане. Саотоме и Хибики разинули рот. - Может, врача? - резко обернувшись к волшебнице, спросила она. Та энергично замотала головой. – Нет, ей просто нужно домой, - быстро и отрывисто ответила Люси. - Кто-нибудь знает, где живёт Миса-тян? - и она устремила испепеляющий взгляд на остальных. Думаю, излишне говорить, что в такой суматохе не каждый смог бы вспомнить собственного имени, не то что адрес одноклассницы. Очаг борьбы был локализован, конечно, не самым убедительным образом, но тем не менее. Тёртый калач пытаясь найти ту заветную однокомнатную квартирку, выделенную Мисе в городе Бог знает кем Бог знает откуда, друзья исколесили всё в радиусе нескольких километров, пока Роза Томас не пискнула, точно ей в голову прилетело чем-то тяжёлым и, ничего не объяснив, поволокла остальных в неизвестном им направлении. Позднее она объяснила столь внезапное чудесное озарение тем, что внезапно инициативу перехватили её ноги, выведя её туда, куда не смогла вывести голова. Так или иначе, остальным это было без разницы, открытым оставался вопрос, что делать дальше. Оказавшись около двери в квартиру, спохватились, что ключи остались в школе, и попасть внутрь шансов у них никаких. Тогда Харухи выступила вперёд с твёрдым намерением взять кирпич, «зафигачить им как следует в стекло» и влезть в квартиру. Едва она закрыла рот, как Лайт воспротивился этой безрассудной затее, заявив, что это второй этаж, а становиться малолетним преступником с его положением ему не очень-то хотелось. Пусть с неохотой, Судзумии пришлось кивнуть, хотя вид у неё был по крайней мере оскорблённый. Она напоминала ребёнка, которому отказали в покупке игрушки, ссылаясь на то, что она, дескать, слишком дорогая. И тут на помощь ребятам (Миса уже давно находилась без чувств, и Люси бы не удивилась, если бы к тому моменту, как они бы нашли её квартиру и внесли бы её туда, в этом уже не было бы необходимости) пришла всемогущая, великая и ужасная Юки Нагато. Эдвард уступил ей дорогу, словно бы та была императрицей Юки Первой, шествовавшей к своей опочивальней. Инопланетянка вплотную приблизилась к двери и, взявшись за ручку, быстро-быстро произнесла какие-то слова, которые даже при большом желании нельзя было разобрать. Микуру Асахина, как заворожённая, смотрела на Нагато, и во взгляде её читалось нечто среднее между восторгом, восхищением и благоговейным страхом. Спустя несколько секунд Юки отошла в сторону и, устремив невесть куда свой бесстрастный взгляд, проговорила одними губами: «Вот», и компания прошествовала в небольшую квартирку, больше напоминавшую коморку, но располагающей всем, что было необходимо для жизни. Харухи окинула Нагато поощряющим взором, молодца, мол. Люси тут же кинулась к раковине, оторвав от полотенца небольшой лоскут и намочив его холодной водой. Акане и Дождия между тем помогли Мисе прилечь на её футон (кровать, учитывая габариты жилплощади, она себе позволить не могла), после чего обе уселись рядом. Уинри отыскала в камодике градусник и таблетки от головы, после чего чинно доложила Сердоболии о состоянии больной: тридцать девять, вся вспотела, кашляет. Волшебница долго хмурилась, выжимая над раковиной некогда полотенце, а затем направилась к футону. Парни (Рёга тем временем уже успели потерять между Карлом Марксом и Композиторами Воробьёвами) отступили к двери, боясь сделать хоть одно лишнее движение, дабы не мешать девушкам выполнять все процедуры. Вид сосредоточенной Люси вызывал у Лайта какое-то смешанное чувство уважения и насмешки. – А у неё раньше такое бывало? - вдруг спросила она, укладывая Мисе на лоб холодный компресс. – Что?.. - опомнился Ягами, словно бы очнувшись от своих мыслей. - А, да. В средней школе постоянно болела. Даже в больнице лежала, вроде. Мы тогда с ней и... - фразу он не закончил, потому что вовремя сообразил, чем может обернуться для него его длинный язык. – Тогда вы с ней и познакомились? - помог Эдвард, и Лайт уже было хотел кинуть на него уничтожающий взгляд, но что-то его остановило. - А что тогда произошло? Может, расскажешь, пока мы все тут...? - Нечто в груди подскочило, давя на голову, в которой вдруг вихрем пронёсся ураган мыслей. Он ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент отличник напрочь позабыл, где находится. Ты любишь эту школу? Вот я очень-очень люблю... Но ведь всё здесь когда-нибудь изменится. Счастье, радость и всё остальное. Однажды всему этому придёт конец. Способен ли ты, смирившись, полюбить это место? Я дам тебе своё благословение, Лайт! Почувствовав на себе выжидающие взгляды одноклассником, Ягами на секунду замялся, после чего ответил неопределённо: – Да ничего такого, вроде... – А кто такой этот Рёга? - вдруг спросила Харухи, и Кён едва удержался, чтобы не напомнить, что это не совсем подходящая тема для разговора в данный момент. Впрочем, вовремя вспомнив, что Судзумия не придаёт значение поступающей от него информации, и в случае, если он всё же решится открыть рот, она отмахнётся от него, как от мухи, и ещё, чего доброго, ему прилетит в глаз, парень благоразумно промолчал. - Столько времени на него убили! Ну и ты хорош, конечно, - внезапно выпалила она, оборачиваясь к Ранме, - надо было сразу его мочить — дуэль, она и есть дуэль! – и нечего рассусоливать! Ногой в пах, – и дело с концом! Лайт едва удержался от смешка, ибо припомнил тот день, когда они всей семьёй отправились на инструктаж по технике безопасности и вообще ориентиру в доселе неведанных им землях, об этом я, кажется, уже упоминала. Слова Харухи напомнили ему одну из офицеров, ту, что на вид вмещала сразу четверых, которая вещала своим странным, томным, но жёстким голосом о том, как надо в России дожидаться такси (этот совет сразу не вызвал у Лайта доверия), а необходимо это было по причине того (про то, что Россия — опасная, тяжёлая страна, я вообще молчу!), что могут нагрянуть КГБ (которое в принципе, по её словам, никуда не делось), скрутить вас и отправить куда-нибудь к чёрту на куличики, а потому, в случае, если возникнут подобные прецеденты... женщина выразительно повернулась к впечатлённой до глубины души публике и крикнула: «Ногою в пах!» После этого посапывающая на плече отца Саю вдруг оживилась, защебетав: «Чего? Кого ногою? Кого, пап, ногою?» Не мог же Ранма начать объяснять дурной Харухи, что всё намного серьёзней, чем может показаться на первый взгляд, и что дерётся он с Рёгой по особым принципам, и что весь его пот направлен по имя боевого искусства, и что он готов пожертвовать ради этого своей жизнью. Говорить обо всём этом Судзумии было решительно бесполезно, она слышала лишь то, что ей хотелось бы услышать. Девушка всё стояла, устремив на Саотоме свой цепкий, но невыносимый взгляд, после чего тот неуверенно промямлил что-то про одноклассников. Когда избавиться от назойливой Харухи таким образом не удалось, он наконец тяжело вздохнул и пустился в скудное, но, наконец, членораздельное повествование: – Ну, в общем, мы в средней школе вроде как вместе учились... - и он почесал затылок. - Потом я... как бы сказать... забрал вместо него последнюю булку с карри. У него тогда аж слёзы выступили от обиды. Ну, он вызвал меня на поединок... – Из-за этого? - недоверчиво осведомился Мелло, сдвинув брови. - Из-за булки? – Нет, - коротко ответила Акане прежде, чем Ранма успел вставить слово. - Там была ещё булка с лапшой, булка с дыней, котлета, бутерброд с рыбой, пирожок с мясом, пирожок с водорослями... – Ну и что?! - перебил её Саотоме, заметив игривую усмешку на лице невесты. - Не надо было столько раз мне продувать! – ...и он вызвал тебя на поединок? - всё с той же спокойной безмятежной улыбкой спросил Ицки Коидзуми, стоящий около двери. – Ну да, - ответил Ранма. - В общем... Рёга, он правое от левого не отличает. У него какой-то врождённый-хронический, а фиг его знает, топографический кретинизм. Вся семья мучается, они там годами не видятся потому, что дорогу к дому найти не могут. – Какой кошмар! - вставила Дождия. – Короче, он вызвал меня на бой, а бой назначил на пустыре, к которому от его дома вела прямая дорога, метров пятьсот. Ну, кто угодно, даже ребёнок дойдёт и не споткнётся. Ну, я пришёл, а его нет. Три дня его там прождал, на четвёртый день плюнул и пошёл домой, - закончил Ранма, выдохнув. А немного погодя добавил: - А потом он на меня, мол, я сбежал с поединка, я трус, бла-бла!.. Да ещё и в Акане влюблён по уши! Тоже мне, свинья недорезанная! – Ранма! - вскинулась Тендо и в три прыжка оказалась около жениха. - Не говори глупостей. Что ещё за «по уши влюблён»? То, что ты меня ревнуешь, ещё ни о чём не говорит! – Чего?! - взвился Саотоме. - Это я-то ревную?! Ты нос-то не задирай! – Молча-а-а-а-а-а-а-ать! - гаркнула Уинри, уперев руки в бока и встав во весь рост около футона Мисы. Даже сидящая рядом Люси, которая, судя по всему, позицию подруги разделяла, слегка прикрыла уши. Так или иначе, заткнулись все. - У нас тут больная, ей нужен покой, а вы отношения выясняете. Этим можете заняться и за дверью. Зная свою девушку как нельзя лучше, Эдвард мысленно надеялся, что друзьям хватит благоразумия ей не перечить, и, да возблагодарим же Небо, им хватило. Над комнатой повисла неловкая пауза, которую нарушила, как это ни странно, Микуру: – Э-это... наверное, кто-нибудь должен остаться и помочь Мисе-сан, пока она не очнётся. Все с радостью поддержали это предложение, и на этот раз поощряющий, заряжающий (а на самом деле пугающий) взгляд Харухи достался ей. Без фанфары лишних голосований, разборок и митингов, единодушно решили, что Уинри и Люси остаются, покуда Миса не придёт в более-менее божеское состояние, в то время как остальные поедут обратно, закончат марафон и насладятся столь возжелаемым с новой силой супом, хотя о последнем в стенах квартиры умолчали. Кён даже неосмотрительно предложил доехать до конца и притвориться, будто бы они и впрямь пробежали весь условленный путь, но, увы, этот номер всё равно бы не прошёл. Маршрут, видимо, действительно составляли скрупулёзно, исключив всяческие лазейки для сачком («От души постаралась, рыжая бестия!» - думал Эд). Вновь засучив рукава и стиснув зубы, процессия двинулась по маршруту, и с минут десять все молчали, покуда впереди не забрезжали знакомые им затылки. Судя по тому, как недалеко они забрались за это время, стало понятно, что приключений сегодня хватило всем выше крыши. Рассказывать друг другу о своих достижениях не было никакого желания, а потому путь продолжили в угнетающей тишине. Рюзаки и Эльза как ни в чём ни бывало трусили где-то сбоку, разглядывая добычу с выражение абсолютного одобрения. Лен зарёкся к пирожным больше близко не подходить. Пробегая мимо парка, ребята вдруг внезапно вспомнили про Йо и про то, что не разу не видели его бегущим, и в следующую секунду увидели его на другом конце дороги, орущим: «Стрит флэш-рояль! Рояль! Роя-а-аль!!!» Все предпочли сделать вид, что сцены этой, исполненной драматизмом, не заметили, а между тем каждый мысленно прикинул скольких пропущенных завтраков, обедов и ужинов будет стоить Асакуре его невинная шалость. Где-то впереди они заприметили огромное розовое пятно, которое качалось из стороны в сторону, словно маятник у огромных часов, но не все сразу поняли, что это была Аюми. Маленького для своего возраста (а была она ровесница Трея и Лена) роста она поразительно легко семенила по дороге, подпрыгивая через каждый шаг, и из всей её фигуры пёрла необычайная бодрость духом. Хикари всегда довольно быстро бегала, перебирая белыми лёгкими ножками и перемахивая через любой забор, если обстоятельства того требовали. Она бежала, не замечая ничего вокруг, и то и дело издавала странные звуки (как и положено отаку), в перерывах между которыми сквозило хоть что-то понятное и членораздельное: «Вро-о-й! Ты, мусор!», «Я накажу тебя по имя моего мясокомбината, мерзавец!», «Я есть святой сёгун Вариус!», «Лунная клизма, дай мне силу!» и много другое в таком духе. Оставалось лишь догадываться, что за всей этой галиматьёй скрывалось. И вот наконец показалась школа, и с каждым шагом она становилась всё ближе. Пожалуй, это был первый раз в памяти Трея, когда он всей душой своей желал побыстрее там оказаться. В воздухе уже начал витать аромат фасолевого супа, совместных трудов Рио и Брока, и чем ближе к школе процессия приближалась, тем выразительней был запах, прочно овладеющий сознанием наших героев. Судя по тому, сколько народу стояло вокруг здания, они пришли одними из последних, и в душу некоторых закралось смутное подозрение, что супу-то заслуженного с печеньем им не перепадёт, что вызвало бурную волну возмущения и негодования. В общем, всё было бы даже ничего, но тут прозвучало роковое: – А супу точно всем хватит?.. - неосмотрительно и неосторожно бякнул Мэтт, которому на еду было по крайней мере наплевать. Хоро-хоро и Эд взволнованно переглянулись. Краем глаза заметивший это Лайт быстро понял, что добром это не кончится. – Так не пойдёт! - воскликнул Эдвард, рванув с места, словно подстёгнутый кнутом жеребец. – Точно! - подхватил Хорокеу, поравнявшись с Элриком, и теперь они оба мчались к финишу, точно не ныли от усталости минуту назад. – Вот что называется «вторым дыханием», - равнодушно заметил Ниа, флегматично разглядывая стремительно удаляющиеся спины одноклассников и стараясь не слышать их оглушительный воплей, разносившихся, дай Бог, только до двух соседних школ: «Печеньки! Пече-е-еньки! Пече-е-е-е-е-е-е-еньки!!!» – Господи, Эд! - в какой-то момент не менее уставший Лайт просто не выдержал, и прокричал срывающимся голосом, больше походящим на стон: - Неужели этот кусок рисового теста так для тебя важен?! На реакцию Эдварда рассчитывать было глупо, а потому Ягами ничего другого не оставалось как замолчать. Альфонс продолжал бежать со своим обычным непринуждённо-меланхоличным выражением, хотя где-то на лице у него всё равно было написано: «Ну какой всё-таки непутёвый брат мне достался...» И если бы здесь была Уинри, отличник был в этом убеждён, у неё были бы примерно то же самое, разве что более раскованными словами. Сам Лайт уже давно потерял всякий аппетит, а потому какой-то там дурацкий суп не представлял для него ценности, разве что против чая Хитоми он бы не возражал. Эльзе и Рюзаки было точно не до супов. Они по-прежнему на ходу жевали пирожное (пожалуй, это смело можно причислить с перечню их необыкновенных способностей), наслаждаясь каждым кусочком. Наверное, немало важную роль играла и их бесплатность. До финиша оставались считанные метры, когда позади послышался до боли знакомый шум, смутно напоминающий тот, что друзья уже слышали сегодня, не дале как тогда, когда пробегали проспект. Никто даже не стал оборачиваться, считая это слишком большой обузой. И так было понятно, что бегут Нацу и Грей. Загадкой оставалось лишь то, почему они бегут одними из последних, если на бешенной скорости рвались вперёд пару часов назад. Вопрос остался неозвученным, зато ответ не заставил себя долго ждать: – Обгоню! Я обгоню тебя, извращенец замороженный! - вопил Драгнил, и по тому, как он перебирал ноги, стало ясно, что если бы он обратил хоть какое-то внимания на их неистовые движения, то тут же бы рухнул. – Да ладно?! - не глядя на убийцу драконов, вопрошал Фулбастер. - А ты попытайся, головешка узкоглазая! – Сволочь, Грей! - кричал саламандр. - КАКОГО ХЕРА ТЫ СТОЛКНУЛ МЕНЯ В ЛЮК, А?! – ПОД НОГИ СМОТРЕТЬ НАДО, ДЕБИЛ! - не отступался маг льда. И так далее, и так далее. Непонятным оставалось одно: почему Грей, видя, что его соперник нокаутирован, ибо случайно (или ещё как-то, впрочем, это не столь важно) оказался в канализационном люке, не побежал дальше. На этот счёт с той поры существуют две легенды. Одна очень романтическая, напоминающая средневековые сказания о доблестных рыцарях, их кодексах чести и подвигах: Фулбастер, будучи волшебником Хвоста Феи (что весьма весомо в данном случае) не мог оставить своего товарища в беде, а потому, хоть и причитая, и,возможно, не всегда цензурно, помог ему выбраться, и только после этого борьба возобновилась. Этой легенды придерживалась Дождия и ещё несколько человек, считающих Грея образцом честности и высоких моральных ценностей. Вторая же, не менее романтическая, которой придерживались все остальные, и Лайт был одним из первых: Грей просто остался, чтобы поржать и подколоть Нацу, считая свою победу чем-то само собой разумеющимся, и требующим лишь немного времени. Что из этого является правдой, увы, узнать нам так и не придётся. И когда финишная черта оказалась позади, Лайту вдруг показалось, что даже небо стало как-то пояснее. Спустя некоторое время он уже сидел рядом с Эдвардом и Лайсергом на скамейке, неторопливо хлебая свою тарелку, хотя особо не чувствовал вкуса. Что-то непонятное гложило его, не давая пропихнуть кусок в горло, и Ягами подозревал, что связано это было не только с Мисой и её внезапной болезнью, или его проблемами со сном, или недопониманием со стороны семьи. И это тоже, разумеется, но было и ещё кое-что. Что-то, что уже давно не давало отличнику покоя и всё больше разжигало в нём любопытство. Элрик предложил ему быть друзьями, но Лайт совершенно ничего о нём не знал, кроме того, что он довольно умён, спортивен, падок на приключения и встречается с Уинри. Где его семья? Откуда он вообще? Почему у него вместо ноги — протез? Откуда у него этот кошмарный шрам на правом плече?.. – Слушай, Эд... - почти шёпотом сказал Лайт, остановив ложку на полпути ко рту. Эдвард, который сейчас ни о чём, кроме супа, не мог думать, не сразу понял, что обращаются к нему, а когда сообразил, обернулся к Ягами и спросил оживлённо: – Чего такое, мась? Лайт молчал, а Эд его не торопил. Он знал, как иногда бывает трудно нормально выразить свою мысль. – Да так, ерунда, - сказал в конце концов Ягами после продолжительной паузы. - Проехали. Забудь. - И снова уставился ничего не выражающим взглядом в тарелку. Элрик долго разглядывал его, словно пытаясь найти за что ухватиться, чтобы тот всё же рассказал, чего чает его сердце. Проблема заключалась в том, что Лайт не знал, чего. В последнее время он стал замечать, что вообще не знает, чего хочет. Вернее, ему казалось, что знает, но всё было не то. Всё было не как-то не так... Чем дольше Ягами ходил в эту школу, тем больше ему казалось, что что-то не так. Дело было даже не столько в инопланетянах, гостях из будущего, экстрасенсах, алхимиках, шаманах, волшебниках. Дело было в чём-то другом. Отличник начал подозревать, что дело в нём самом, где конкретно, он даже близко не представлял, но чувствовал, как с каждым днём пропасть недопонимания, притворства, лицемерия и лжи разверзается между ним и его родной семьёй, и что он понятия не имеет, что с этим делать, и стоит ли вообще что-нибудь делать. Чем больше он думал об этом, тем прочнее поселялось в нём ощущение равнодушия ко всему и безнадёги. В общем, если учесть, что все остались живы-здоровы (ну, относительно, конечно, скорее, просто живы), марафон прошёл без происшествий. Мисти, глядя на пыхтящих учеников, была, видимо, очень довольна, её улыбка сияла ярче, чем штук десять солнц, даже унылый вид старого здания школы и серого, нависшего над городом, неба не мог испортить этой чудной картины всеобщего труда и этой «прекрасной усталости после плодородного дня». Марафон закончился, а вместе с тем и закончился этот ужасный утомительный день, принёсший кучу ненужных хлопот и проблем, которых и без того было выше крыши. Эдвард с остальными ушёл домой страшно гордый. Лайт же плёлся к себе с заранее отрепетированной речёвкой о том, как всё было нормально, хотя погода, конечно, оставляет желать лучшего, но чего же мы ждём от «опасной, тяжёлой страны». Наспех закинув куртку с шкаф, Ягами с разбегу плюхнулся на кровать, давая конечностям вдоволь настонаться после продолжительного бега (парень был готов поспорить, что если бы в средней школе не занимался теннисом, боль сейчас была бы просто невыносимой). Пожалуй, на сегодня тяжких гнетущих мыслей хватит, можно подумать о чём-нибудь приятном и наконец заснуть, и спать, спать, спать... У каждого, разумеется, есть свой скелет в шкафу, люди, они на то и люди. Лайт недовольно поморщился. Нет. Нельзя вспоминать того унижения. Никогда. И об этом никто не узнает, потому что он никому не расскажет. У каждого своя тайна и свои причины хранить её в сохранности и нерушимости. Но при воспоминание об этом кошмарном, огромном, страшном шраме у Эдварда на плече у Лайта всегда сжимается сердце.