Есть Право Уйти и Право Вернуться, Есть Право Судить и Право Карать, Есть Право Уснуть и Право Проснуться, Есть Право Забыть И Не Вспоминать. Что приглянулось тебе? Есть Право Любить и Право Покинуть, Есть Право Служить Прекрасным Мечтам, Есть Право Царить, Сражаться И Гибнуть, Есть Право Платить По Горьким Счетам. Что улыбнулось тебе? Есть Право Простить и Право Запомнить, Есть Право Учить и Право Вести, Есть Право Просить и Право Исполнить — Как много тропинок! Куда идти? Не поддавайся капризной Судьбе — Выбери Путь по себе… Вероника Иванова
— Что же ты молчишь, Каллен? — со злой усмешкой спросил Джейкоб, и, посмотрев на Беллу, добавил: — Кстати, ты знаешь, как умерли его родители? — Да, но я не понимаю… — начала было она, но Блэк жестом заставил ее замолчать. — Сейчас поймешь, — пообещал он, снова переводя полный ненависти взгляд на Эдварда. Каллен, игнорируя Джейка, затравленно смотрел на Беллу, словно животное, пойманное в капкан коварным охотником. Эдвард почти наверняка знал, что именно Джейкоб собирается рассказать, но у него попросту не было сил хоть как-то помешать ему, заставить заткнуться. Это было его вечным кошмаром, самым страшным и настойчивым демоном, который неустанно преследовал его каждую ночь. И вот сейчас он снова настиг Каллена, застал врасплох, дезориентировал и воткнул в спину нож по самую рукоятку, злобно ухмыляясь при каждом пропущенном ударе его сердца. — Оказывается, отец фуллбека нашей футбольной команды работает в клинике Карлайла Каллена, — с легкой улыбкой на губах начал свой рассказ Блэк. — За эти две недели я неплохо сдружился с парнем и сумел выведать у него кое-что интересное. Например, о зверском убийстве родителей Эдварда. О том, что в самой клинике поговаривают, будто Карлайл приложил руку к смерти брата, чтобы получить доступ к его денежкам. Даже не знаю, почему меня так заинтересовала эта история, но, вернувшись вчера в Сиэтл, я решил выяснить животрепещущие подробности трагедии их семейки. Джейкоб замолчал и пристально посмотрел на Эдварда, чтобы насладиться эффектом, произведенным его словами. Однако лицо Каллена застыло, словно восковая маска, и, казалось, не выражало ровным счетом никаких эмоций. И только Белла, научившаяся считывать эмоции Эдварда, видела, как у него побледнели губы, как высоко вздымается грудь, видела его глаза постепенно заполняют безысходная боль и гнетущая тоска — неизменные спутники Эдварда, которые так хотела прогнать Белла. Хотела, но, увы, не знала, как. Белла испытывала сейчас непреодолимое желание подойти к нему, взять его за руку и сказать, что она здесь, с ним, она любит его и сделает все возможное, чтобы прошлое осталось в прошлом, перестав черной тенью нависать над ним в настоящем — в их с ним настоящем. Но Белла боялась, что все это может спровоцировать Джейка, глаза которого и без того метали гневные молнии, на необдуманные поступки. Она стала бояться его после того, как он набросился на нее в своем доме. Да, чутье подсказывало Белле, что в ходе потасовки Эдвард без труда справится с Джейком, но проверять это на деле ей совсем не хотелось. — Вчера вечером я решил заглянуть к Эмбри. Здорово иметь друга-хакера, который за считанные минуты может нарыть любую интересующую тебя информацию, — Блэк прищелкнул пальцами. — Честно скажу: то, что я узнал, заставило меня содрогнуться. В случившееся трудно поверить, но факты, Белла, — вещь упрямая. Джейкоб сделал небольшую паузу и, прищурившись, обратился к Эдварду: — Скажи мне, Каллен, какого это — убить собственных родителей? Белла охнула и непроизвольно отступила на шаг. «Боже, да он сошел с ума!», — вихрем пронеслось в ее голове. — Но это же бред! — срывающимся голосом выкрикнула она и посмотрела на Эдварда, ища в нем подтверждение своих слов. Каллен стоял, прикрыв глаза, его губы вытянулись в мучительную тонкую линию, на скулах ходили желваки, а на шеи вздулась и пульсировала синеватая вена. Даже в вечернем полумраке Белла видела, что каждая его мышца напряжена до предела. — Я знаю, Белла, как дико это звучит, — подходя к ней, прискорбным голосом произнес Блэк. — Но прежде, чем так рьяно защищать Каллена, взгляни на это. Джейкоб достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его ей. Трясущимися пальцами она развернула листок, оказавшийся распечатанной газетной статьей. Ее кричащий заголовок ударил Беллу под дых. Она открыла рот, жадно хватая воздух, которого вдруг стало отчаянно не хватать. «Десятилетний мальчик хладнокровно убил своих спящих родителей!», — каждая чертова буква острой иглой впивалась в ее сердце. Чуть ниже заголовка, лишая Беллу последней надежды на случайное совпадение, была напечатана семейная фотография Калленов, очень похожая на ту, что она видела в квартире Эдварда. Мелкий буквы газетной статьи плыли перед глазами Беллы, не желая складываться в слова. «По версии полиции…», — вот и все, что удалось ей прочесть сквозь мутную пелену слез. Однако все естество Беллы восставало против этой жуткой статьи, отказываясь ей верить. Она не могла — просто не могла! — быть правдой. Это всего лишь жалкая бумажка, написанная жалкими людишками, решившими сделать громкую сенсацию на чужом горе. На горе осиротевших детей. Поддавшись захлестнувшему ее гневу, Белла скомкала листок и швырнула им в Джейкоба. — Это неправда! — зло процедила она. — Эдвард, скажи ему, как все было на самом деле! — А что, если это правда, Белла? — сдавленно прохрипел тот, посмотрев на нее затуманенным болью взором. — Что? — едва слышно прошептала она, обнимая себя руками. Несмотря на теплый весенний вечер ей вдруг стало невыносимо холодно. — Правда, Белла… — горько усмехнувшись, произнес Каллен, — какая она? Я не знаю… Я ничего не знаю. Никто не знает. Я хотел бы попытаться объяснить тебе кое-что, но не при этом. Эдвард кивнул в сторону Блэка, внимательно наблюдавшего за ними, и крепко сжал кулаки. — Уйди, Джейк! — твердо сказала Белла, в упор глядя на Каллена. — Тебе опасно оставаться с ним наедине, — упрямо возразил тот. — Я сказала: уйди, — произнесла по слогам Белла. — Мне нужно поговорить с Эдвардом. — Я должен быть уверен, что с тобой ничего не случится, — ответил Джейкоб приторно-заботливым тоном, от которого Белле вдруг захотелось блевать. Как, черт возьми, она могла так долго быть с ним и считать это любовью?! — Не дури, со мной ничего не случится! — огрызнулась Белла, в эту минуту ненавидя Джейка так же сильно, как любила Эдварда. — Завтра мы с тобой увидимся и поговорим, обещаю. — Ну хорошо, — нехотя сдался тот. — Я буду ждать твоего звонка. Бросив на Каллена испепеляющий взгляд, Джейк развернулся и быстро зашагал в сторону своей машины, припаркованной неподалеку. — Выбор за тобой, Белла! Уверен, что ты примешь правильное решение! — выкрикнул он прежде, чем сесть в нее и уехать. — Что все это значит? — тяжело дыша, спросила Белла, обращаясь к Эдварду. — Это была одна из версий полиции, — после небольшой паузы дрожащим голосом ответил он. Сейчас, когда они остались наедине, Каллен снова скинул маску равнодушия, перестав обороняться. — Розали нашла меня стоящим в спальни родителей с окровавленным ножом в руках, — запустив пальцы себе в волосы и с силой сдавив голову, прохрипел Эдвард. — Я так крепко сжимал его, что полицейскому едва удалось разжать мою руку… И больше никаких следов, никаких улик — только мои отпечатки пальцев на рукоятке ножа. Да еще я, находящийся в полубредовом состоянии… Целую неделю я не проронил ни слова, так что полиция усомнилась в здравии моего рассудка. Мальчик оказался психом и в припадке безумия убил своих родителей — всем понравилась эта версия. Особенно прессе. Именно поэтому мы с Карлайлом и Эсми переехал в Сиэтл. — Но полиция же отказалась от нее, иначе бы ты… — Белла замолчала, не зная, как закончить фразу. — Оказался в психушке, — подсказал Эдвард. — Ты даже не представляешь, как долго после этого я считал, что там мне самое место… Через неделю я заговорил, но толком ничего не вспомнил. Это не слишком-то облегчило дело полиции. К тому моменту они провели какие-то экспертизы, доказывающие, что я не мог этого сделать. Кажется, что-то связанное с тем, под каким углом и с какой силой… — Эдвард запнулся, будто подавился словами, — были нанесены удары ножом. Но хуже всего то, что единственным моим воспоминанием о той ночи стал нож в моей руке. Даже сейчас стоит мне только закрыть глаза, как я снова вижу все, будто наяву. И каждый раз, просыпаясь от собственного крика, я задаю себе один и тот же вопрос: «А что, если это все-таки был я?». Эдвард замолчал, пристально глядя на Беллу. Он чувствовал, что в эту минуту решается его судьба. Что она скажет? Какое решение примет? Как ни крути, но эта новая подробность его прошлого была по-настоящему ужасной и пугающей. Даже его самого, спустя столько лет, она пугала до чертиков. Белла замерла. Казалось, даже перестала дышать. Только ее глаза внимательно смотрели на Каллена, словно пытаясь что-то прочесть на его лице. Минута шла за минутой, но ничего не происходило. Надежда, что после новых знаний Белла не изменит свое отношение к нему, таяла на глазах, настойчиво подталкивая Эдварда к краю пропасти, из которой он только-только выбрался. Выбрался благодаря ей. — Как видишь, все еще хуже, чем ты думала, — обреченно сказал он, чтобы нарушить гнетущее молчание. Белла ничего не ответила, лишь беззвучно пошевелила губами, все так же не сводя с него глаз. И тут Каллен принял решение, как ему казалось, единственно правильное и верное, давно лежащее на поверхности. «Ну, давай, ты же с самого начала знал, что так будет! — мысленно убеждал он себя. — Давай, прямо сейчас! Чем быстрее, тем лучше. Просто наступи себе на горло и сделай это, черт возьми!». — Я вижу, что ты сделала правильный выбор, — холодно произнес Эдвард, глядя на Беллу своим самым колючим взглядом. — Так и должно быть. Я совсем не тот человек, что нужен тебе. Таких, как я, нельзя любить — это может плохо закончиться. Я сейчас просто развернусь и уйду, а ты сядешь в свою машину и поедешь к себе домой. Сделаем вид, что последнего месяца просто не было. Возможно, мне стоит уехать из города, чтобы лишний раз не мелькать у тебя перед глазами… — Эдвард судорожно перевел дыхание. — Но на прощание я хочу попросить тебя: не возвращайся к Джейкобу. Он не тот, кто сможет сделать тебя счастливой, ты достойна гораздо большего! Найди себе нормального парня, без темных демонов прошлого и без чересчур раздутого эго. Ни я, ни Блэк не подходим тебе… Мне очень жаль, что так вышло. Я действительно успел полюбить тебя… прощай… Губы Эдварда мучительно искривились, но он тут же развернулся и быстрыми шагами направился к своему Mazeratty, все дальше и дальше удаляясь от Беллы. Она стояла, пытаясь собрать воедино разбегающиеся в разные стороны мысли. Этот день был таким эмоционально насыщенным и напряженным, что рассказ Эдварда по-настоящему выбил ее из колеи, нанеся ощутимый удар по нервам. Пока Белла снова и снова прокручивала в голове новые подробности гибели его родителей, не в силах даже пошевелиться, Эдвард начал что-то говорить ей таким тоном, от которого Белла невольно поежилась, хотя смысл его слов едва ли доходил до ее сознания. Она уже ничего не знала, ничего не понимала и ничего не чувствовала. Ничего, кроме того, что любит Эдварда несмотря ни на что, любит и не верит всему тому бреду, что был написан в газетной статье, услужливо подсунутой ей Джейкобом. И только сказанное Калленом «прощай» отрезвило ее, возвращая в реальность. Белла вдруг поняла, что тот неверно истолковала ее реакцию, решив, будто она больше не хочет быть с ним, возможно, даже боится его. Но ведь это не так! «Он уходит! Уходит! Что же ты стоишь?! Ведь он сейчас уйдет и уже никогда не вернется! Беги, беги же!», — кричало ее сердце, бешено стуча в груди. — Эдвард! — срываясь с места, крикнула Белла, но вместо крика получился лишь сдавленный шепот. — Эдвард, стой! Остановись! Кажется, еще никогда в жизни она не бегала на каблуках так быстро, но сумела нагнать его, когда тот уже открыл дверцу машины. Видимо, услышав стук ее каблуков, Эдвард резко обернулся — не успев затормозить, Белла врезалась в него, тут же оказавшись в его объятиях. — Куда же ты? — тяжело дыша, бормотала она. — Я ведь люблю тебя, дурачок! Ты мой, слышишь? Мой! Я никуда тебя не отпущу, никогда! Я люблю тебя, люблю, люблю! — Белла… — с улыбкой выдохнул Эдвард, прежде чем обрушить на нее целый шквал поцелуев. Он целовал ее приоткрытые губы, раскрасневшиеся от бега щеки, подбородок, шею — везде, куда только мог дотянуться. Белла смеялась и плакала одновременно, обнимая его за шею, вплетая пальцы в бронзовые локоны его волос. — Я люблю тебя, — хрипло шептал Эдвард между поцелуями. — Si diventa il senso della mia vita, la vita stessa è divenuta (ты стала смыслом моей жизни, стала самой жизнью)! — Что же вы делаете, дети мои? — совсем рядом раздался приглушенный голос мистера Берти. — Нельзя же вот так, при всех! Праздник близится к концу, тут сейчас будет полным полно народу. Белла хотела отпрянуть, но Эдвард крепко прижал ее к себе, позволив ей лишь спрятать свое лицо у него на груди. — Уезжайте, — лукаво улыбаясь, скомандовал преподаватель, но, видя их замешательство, добавил: — Давайте-давайте! Садитесь в машину и уезжайте! Подмигнув улыбающемуся Эдварду, мистер Берти развернулся и зашагал прочь, напевая себе под нос несуществующую песню: «Любовь! Ах, как же прекрасна любовь!». — Поедем? — с бешено бьющимся сердцем спросил Каллен, когда Белла подняла на него взгляд. — Да, — одними губами ответила она. Эдвард распахнул перед ней дверцу Mazeratty, и Белла, ни секунды не колеблясь, опустилась в мягкое кожаное кресло.***
Когда сольются наши души, В неистовой любовной пляске, Прошу, любимая, послушай, Как сердце просит твоей ласки… Когда сплетутся наши руки, Таким узлом, что не развяжешь, Забудь, прошу, слова разлуки… Я знаю, … мне ты их не скажешь! Когда ж соединятся губы, В горячем поцелуе страстном, Не бойся… я не буду грубым… Я буду нежным… Мне подвластна Такая трепетная нежность, Что в ней нельзя не раствориться, Пришла любовь, как неизбежность, Для двух сердец соединиться…
Белла нерешительно зашла в комнату Эдварда и удивленно ахнула, увидев окно, занимавшее почти всю стену. Эдвард любил вид на город, открывавшейся из него и мог часами просидеть, перебирая струны гитары и наблюдая за кипящей внизу жизнью. Это окно стало решающим аргументом, когда они с Роуз искали съемную квартиру. Белла сделала несколько шагов к окну и остановилась, вглядываясь вдаль. Ее фигура была освещена тусклым лунным светом, лившимся в окно, и мерцанием редких звезд на сумеречном небе. В этот миг она казалась волшебным созданием, будто сошедшим со страниц сказочных историй, что мама читала Эдварду в детстве. Белла была ожившей феей, воплощением всех его грез, совершенно особенной и любимой им до дрожи. Эдвард медленно подошел к Белле, в голове которой в этот момент проносился целый водоворот мыслей. Она знала — должно произойти что-то особенное, что-то, что свяжет ее с этим мужчиной крепче канатов. В памяти всплывали картинки тех сумасшедших ласк в ночном клубе, повторения которых Белла хотела и боялась одновременно. Стоя у окна, она ждала, что сейчас он набросится на нее, как вчера, но Эдвард, вплотную подойдя к ней, мягко обнял ее за талию. Его руки не сжимали Беллу в оковы, не срывали с нее одежду — лишь мягко обнимали. Каллен наклонил голову к ее плечу, коснувшись губами шее. От той нежности, что сквозила в этой мягкости прикосновений, в груди Беллы разлилось искрящееся тепло. Он поцелуями говорил ей: «Люблю тебя, желаю тебя, хочу дарить тебе свою любовь…». Эдвард посадил Беллу на край постели. Она затихла и смущенно отвела от него взгляд. — Белз, любимая моя… — прошептал Каллен, вставая перед ней на колени. Он обхватил руками ее ноги, медленно скользя ими все выше и выше. Взяв одну ногу, Эдвард аккуратно снял лакированную лодочку с ее ступни, дразняще поцеловав щиколотку, потом повторил все то же с другой ногой. — Белла, твои ноги сводят меня с ума… — хрипло шептал он, покрывая их поцелуями сквозь тончайший шелк чулок, руками выводя на них замысловатые узоры. Белла млела от этих ласк. Она впервые ощущала что-то подобное — это было сродни вихрю, уносящему ее к вершинам удовольствия. Губы любимого уже целовали то место, где подвязка удерживала чулок на бедре. Он припадал у нему губами, слегка покусывал нежную кожу. Ловкие пальцы расстегнули замочек подвязки, и Эдвард зубами, миллиметр за миллиметром, стал стягивать чулки — сначала один, потом второй. Избавившись от этой преграды, он подарил по поцелую каждому пальчику и слегка укусил щиколотку, отчего Белла вскрикнула. Этот звук прошелся как ток сквозь тело Эдварда, в стократ увеличивая и без того жгучее желание. Он никогда не испытывал ни к одной из своих сексуальных партнерш такой тяги. Впервые ему хотелось растянуть прелюдию, делать все медленно — так, чтобы Белла потеряла рассудок, растворилась в нем. Ему хотелось смотреть в ее глаза, когда она подойдет к краю. И упасть вместе с ней. Нежно целуя бедра любимой, он завел руки ей за спину, развязывая пояс лазурно-голубого платья. — Белз, ты уверена,? Я могу снять платье? — на миг оторвавшись от нее, тихим, охрипшим голосом спросил Каллен. Он заглянул в ее глаза, казавшиеся сейчас цвета темной безлунной ночи, и увидел в них молчаливый ответ на свой вопрос. Самое время было задать еще один: — Что насчет контрацепции? У меня есть презервативы. — Я… принимаю таблетки… — Судорожный вздох. — С тех пор, как переехала в Сиэтл. Эдвард молча кивнул. Он понимал, что причиной тому был Джейк. Но какая разница, когда теперь она с ним — и душой, и телом. «Блэку не досталось ничего», — промелькнула в его голове злорадная мысль, о которой он тут же забыл, сосредоточившись на любимой женщине. Прижав к себе Беллу, Каллен расстегнул молнию, опустил бретельки вниз, и платье, словно подчинившись его воли, соскользнуло к ее талии. Эдвард заворожено рассматривал кружево белья, голубой цвет оттенял ее сливочно-кремовую кожу, напоминавшую изысканный английский фарфор, светившуюся в тусклом свете луны, лившемся в окно. Тончайшее кружево прятало соблазнительную грудь Беллы от его глаз, делая ее особенно заманчивой. В глазах Каллена вспыхнул задорный огонек интереса — сейчас он был похож на мальчишку, познающего неизведанные тайны. В следующий миг Белла уже лежала под ним. Его руки становились все властнее, дыхание — все тяжелее, а поцелуи — требовательнее. Он вжимал ее в себя, делал ее своей неотъемлемой частью. Эдвард припал к шее Беллы, исступленно шепча: — Моя Белла… воплощенье мечты… только моя… Кончиком языка Каллен коснулся ямки между ее ключиц. Острота этой невесомой ласки заставила Беллу выгнуть спину ему навстречу. Он наслаждался ее ароматом, подобно парфюмеру, создавшему свой лучший запах: фрезии, жасмин, сливки, ваниль — она пахла сладко и нежно, без какого-либо намека на приторность. Эдвард обхватил любимую еще крепче и, впиваясь пальцами в шелковистую мягкую кожу, стал расшнуровывать бюстгальтер. «Эта девочка любит заманчивое белье…», — вихрем пронеслось в голове Каллена, приводя его в неописуемый восторг. Освободив упругую грудь Беллы, он замер, рассматривая ее: кожа казалась бархатистой и почти прозрачной, сквозь нее слегка просвечивал замысловатый узор акварельно-голубых вен. С глухим стоном Эдвард припал к ее мягкости. Белла еще сильнее выгнула спину, пальцами вцепившись в его волосы, то лаская их вихры, то стягивая сильнее, даря Эдварду болезненное наслаждение. — Еще… еще… — всхлипывала она. Но Белла могла и не просить об этом: он и сам мечтал никогда не отрываться от ее груди — столь желанна она была. Боялся пропустить хотя бы миллиметр этого бархатистого удовольствия. Губы Эдвард путешествовали по узору вен, следовали за возвышениями и падали в углубления. Белла нащупала ворот его рубашки, потянула, еле слышно пробормотав: — Сними, сними ее… Эдвард ухмыльнулся: его малышка хочет большего! Он привстал перед ней и быстро скинул ненужную вещь. Белла не сводила с него взгляда, откровенно разглядывая тело Эдварда: он не был перекачен, его мышцы были сухими, удлиненными — совершенными, как у танцора; движения — грациозными, словно у хищника; а руки — будто вылепленными умелым мастером. Все было законченным и отточенным, от плеч до кончиков длинных музыкальных пальцев. Взгляд Беллы скользнул от торса к пряжке ремня. Эдвард безошибочно понял ее намек и уже через минуту остался в одних боксерах. Легкая улыбка промелькнула на губах Беллы: ей нравилось смотреть на Каллена, от этого она получала эстетическое удовольствие. Вот только тело молило о физическом… — Иди ко мне… — прошептала она. — Сейчас, моя хорошая, — сказал он, стягивая с нее платье, которое все еще одиноко обвивало ее талию. Оно упало на пол и, ворча шорохом ткани, присоединилось к вещам Эдварда. Каллен сидел на коленях между разведенных ног Беллы, она была так прекрасна и так беззащитна перед ним в этот момент. Ее щеки окрасились нежным румянцем, который заливал ее все больше и больше — так очаровательно и так забавно. Она хотела его, но продолжала стесняться. Чтобы не смущать Беллу еще больше, Эдвард накрыл ее своим телом. В голове Беллы пронеслось, что он тяжелый, горячий, его кожа была подобна раскаленным углям, дыхание опаляло жаром — Белла чувствовала себя щепкой, которую бросили в огонь, и вот она с радостью сгорает в нем, сходя с ума от наслаждения. Эдвард вновь стал ласкать ее кожу, кружа вдоль шеи, припадая к ямочке ключиц, обрушивая губы на грудь. Одна его рука танцевала на животе Беллы, а пальцами другой он дарил ей легкие, словно взмах крыльев мотылька, ласки под тонким шелком трусиков. Пальцы Каллена творили с ней невообразимые вещи: они то нежно касались, то сжимали, то обжигали остротой прикосновений… Белла извивалась под ним и стонала, волосы темной волной рассыпались по подушке, она была почти на краю… Но Эдвард хотел, чтобы край наступил немного иначе. Подцепив одним пальцем край трусиков любимой, Эдвард резким движением стянул их, отбросив на пол — они с тихим стоном присоединились к остальным вещам, а в следующее мгновение рядом упали и его боксеры. Тело Каллена сплелось с ее в первобытном танце любви. Он был нежен, понимая, что ей будет больно, но не в его силах было отменить эту боль. Лаская поцелуями кожу Беллы, Эдвард стал медленно сливаться с ней. Ее нога инстинктивно взлетела на его бедро, руки вцепились в спину. Она царапала его, но он не замечал этого. Белла парила, но вдруг резкая боль обжигающей вспышкой пронзила тело. Против ее воли по щеке скатилась одинокая слезинка, которую Эдвард поймал губами, ласково шепча: — Сейчас пройдет, сейчас пройдет, потерпи моя хорошая, моя любимая… Его руки стали нежно гладить Беллу, он, не прекращая движений, шептал ей что-то, будто уговаривая ее, заговаривая ее боль. Эдвард смотрел в глаза любимой, не отводя взгляд ни на минуту, он не хотел упустить ни одного мига. Вот она слегка расслабилась, слезы высохли, лишь мерцающая дорожка на щеке все еще напоминала о них. — Белла, моя Белла… — шептал он. Она поддалась ему навстречу, ее ноги обвились вокруг его талии. Мечта Каллена сбылась: она его, в его постели. — Эдвард… — исступленно простонала Белла. Каллен, почувствовав, что она на краю, сильнее прижал ее к себе… он на краю… они упали вместе…. Удерживая свое тело на одной руке, Эдвард, успокаивая, нежно гладил лицо любимой. Аккуратно обхватив ее, он перекатился на спину так, чтобы она оказалась распластанной на его груди, и заключил ее в кольцо рук. — Белла… Она подняла на него взгляд. В ее глазах, еще затуманенных поволокой впервые в жизни испытанного удовольствия, плескались искорки радости, неверия и удовлетворенности. Она выглядела счастливой. — Эдвард, мне так хорошо, — прошептала она. Уткнулась носом в его грудь и тихонько рассмеялась. Ее смех в темноте — самый прекрасный звук, который он унесет с собой на небеса, когда наступит его час. Однако впервые за всю жизнь Каллену хотелось, чтобы этот самый час пробил как можно позднее, через много-много лет, которые он проведет рядом с Беллой. Эдвард нашел ее, ту единственную, что ищут всю жизнь, он нашел ее так рано… и так поздно… Больше никаких ошибок, нет больше права на ошибки, теперь нить его судьбы переплетена с ее, как узор кружева — кружева, что нельзя распустить. Белла заснула в объятиях Эдварда. Вот она что-то невнятно прошептала ему, а потом просто тихо обмякла и засопела у него на груди. Во сне Белла еще теснее прижалась к нему, обняла его и закинула ногу на его бедро. Он всматривался в ее лицо, запоминал каждую черточку, впитывал ее в себя, выводя контуром в своем сердце: «Моя Белла, моя любимая…».