protect me from what i want

Утро наступает где-то ближе к обеду. Чимин щурится от ярко светящего в окно солнца и, ворочаясь, натыкается на белобрысую макушку. — Ну, здрасте приехали, — бормочет он сонно. Чимин даже не удивляется, когда из-под одеяла высовывается бледная нога-спичка, но вздрагивает, когда эта нога ложится поверх его. Вот это уже что-то новенькое. — Хен, — Пак тычет пальцем в бок старшего, — хен, просыпайся, уже обед. Юнги мычит что-то невнятное, окидывает Чимина сонным взглядом и укладывается поверх младшего, преграждая любые попытки встать с кровати: — Спи, мелкий, выходной сегодня. От Юнги пахнет отнюдь не фиалками, а стойким таким перегаром, а рука, закинутая Чимину на лицо, воняет сигаретами. — От тебя несет так, будто ты первую половину ночи бухал на ликеро-водочном, а вторую половину провел на табачном рынке. Юнги хлопает его по губам, бурча чтобы «ебаный Пак Чимин» наконец заткнулся. Чимин недовольно сопит и лениво скидывает руку старшего. От запаха табака начинает подташнивать. И это вполне сошло бы за идиллию, если бы не: — Чон Чонгук! Кажется, Тэхена слышали на другом побережье, Чимин жмурится от противного звона в голове и в который раз зарекается столько пить. А Юнги хоть бы что, уткнулся носом в чиминову шею и хоть танком его — хрен поднимется. Где-то на первом этаже слышны траурные стоны Хосока и топот стоит такой, будто слоны бегают. Звук раздражает до невозможности, беспокоя и так гудящую голову. Юнги наконец-то просыпается, пусть и не до конца, сонно осматривается и натыкается на изучающий взгляд Чимина. — Ох блять, — сипит он, потому что в горле пустыня. Чимин морщится от перегара, но тут же мстит, растягивая губы в ухмылке. Он готов пожертвовать собой, поэтому напрягает голосовые связки и как можно громче в его состоянии произносит: — И тебе с добрым утром, хен! Юнги тут же зарывается в одеяло и неслабо бьет пяткой в голень. — Да чтоб тебе жилось хорошо, — бурчит он из одеяльного кокона. Внизу точно непонятная потасовка, потому что Чонгук визжит так, будто его режут, а тэхеновы крики напоминают рыки медведя. Чимину даже интересно, что же такого могло произойти, но встать с кровати нет ни сил, ни возможности. И кажется идея — забить — не такая уж и плохая. Дверь в комнату открывается с противным скрипом, а на пороге свеженький Намджун с кружкой кофе в руках. Выглядит так, будто это не он вчера в песок зарывался и пытался утопиться от горя. Непонятно какого, между прочим. — А чего это вы тут делаете? — спрашивает он, прихлебывая из чашки. — Трахаемся, — бурчит одеяльный кокон. — А… А-а-а-а-а, ну ладно, не буду мешать, — Намджун скрывается за приоткрытой дверью, а Чимин тихо посмеивается и думает, будет ли это считаться, если он прямо сейчас спихнет Юнги с кровати. И Чимин почти собирается осуществить свою маленькую месть, как натыкается на взгляд Юнги, обещающий все муки ада, если «мелкий, сейчас же не сгоняет за водой, потому что, если нет, то будет два трупа». И Чимин, кряхтя и нехотя, выбирается с кровати и плетется вниз. За парой таблеток антипохмелина и стаканом воды. Потому что хен же, ну.