Теория относительности

LXIX. Секундные часы, которые расположены в начальном пункте (x' = 0) Он был готов расплакаться от счастья, возясь с замком входной двери. В окнах его спальни горел свет; его мама, как и обещала, ждала его, и он знал, что на кровати уже стоит накрытая полотенцем тарелка с горячим печеньем. Мэтью вдохнул колкий холодный воздух, дёрнул дверь ещё раз, и упрямый замок, наконец, поддался. Он отряхнул снег с ботинок на половике у входа. Дома, дома. Наконец-то на своём месте. Мэтью бросил свою сумку в прихожей. Сумка пролежала там целых два дня, прежде чем о ней вообще вспомнили. За это время Мэтью пропустил четыре звонка. LXX. Событие пространственно фиксируется в отношении K тремя перпендикулярами Рождество у них дома справляли просто. Оно начиналось с тихого гула, обрушивалось шумной волной и рассыпалось по коридорам тоненьким смехом, пока его племянники и племянницы играли в прятки в тех же чуланах, что и сам Мэтью в детстве. В доме было тепло, людно и шумно. Мэтью то помогал маме на кухне, то бегал на улицу к забору, чтобы поболтать с друзьями детства. Ему, правда, до боли не хватало Кику, но тот, по крайней мере, регулярно писал электронные сообщения. Рождественский вечер всегда проходил за семейным ужином, постепенно переходящим в разворачивание подарков. Ёлка подчёркивала праздничные цвета в комнате и пахла хвоей — очень приятное разнообразие после стольких месяцев в мальчиковом общежитии. — Через шесть месяцев университет заканчиваешь! — шумно порадовался его дядя, когда все приступили к сидру, и хлопнул Мэтью по спине. — А дальше что? Мэтью засмеялся и зарылся пальцами в волосы. — Ну, пока не знаю… — Он всё заранее продумал. Ещё когда ему пять лет было, — сказала его мама. — Степень магистра получу, наверное. Есть один хороший университет, поближе к дому. Если смогу туда поступить, то можно будет ещё пару лет не думать над этим вопросом! — Он говорит «наверное», но уже отправил им все бумаги. Мэтью был рад вспомнить, что у него есть в жизни ещё что-то, кроме одержимости. И что ещё многое, многое ждёт его впереди. LXXI. Совершенно определённый закон превращения пространственно-временных величин события — Мэтью, ты во двор идёшь? Можешь принести дров заодно? — Хорошо! — крикнул в ответ Мэтью, заматываясь в шарф, и вышел через чёрный ход. В тот же миг шумная домашняя суматоха отсеклась закрытой дверью, и на смену ей пришла неохватная, неподвижная тишина ночи, обступившая его со всех сторон. Мэтью подышал на перчатки, прокладывая путь сквозь сугробы к сваленной у стены куче брёвен. «Хватит пары поленьев потолще, там ещё что-то оставалось вроде…» Хрустнула ветка. Мэтью поднял голову, а потом по-настоящему посмотрел вверх, и, боже, каким же великолепным, оказывается, было небо над ним. Он выпрямился, задрав голову, и долго-долго блуждал взглядом среди беспорядочно разбросанных в тёмно-синей бездне звёзд. За столько времени в Штатах он успел забыть, каким огромным может выглядеть мир здесь, на севере. Здесь даже планета казалась слишком крохотной для этого бескрайнего неба. Но, стоя там, в просторной бесконечности, Мэтью понял, что нужно ему было совсем другое. — Оно не так чудесно без вас, — прошептал он. Сердце больно сжалось. Мэтью вернулся в дом, поднялся к себе и вытащил из-под кровати свою спортивную сумку. LXXII. В действительности, нет налицо несовместимости принципа относительности с законом распространения света. Он звонил мистеру Джонсу от силы несколько раз, но помнил номер наизусть, и поэтому даже не стал открывать список контактов. Мэтью свернулся клубком в уютном закутке, где матрац упирался в стену, и позвонил. Его слегка подташнивало и он понимал, что висит на волоске от разоблачения. Но в то же время, слушая гудки в трубке, Мэтью думал, что, наверное, совершил сейчас самый честный поступок в своей жизни. Самый естественный. Потянулся к тому, кто сейчас был за сотни километров от него. — …лло? — отозвался голос мистера Джонса, мальчишечий и сонный. Что он мог ему сказать? Мэтью не знал. На долю секунды ожидаемо повисла полная тишина, а потом Мэтью заговорил, и ему было всё равно, что его голос дрожит: — Счастливого Рождества. На том конце ахнули. Зашуршали простыни. — Мэтью, — произнёс мистер Джонс и тут же поспешно добавил: — Мэтью, не клади трубку… — Не буду. С чего вдруг? — Ну, ты… тебе мои сообщения пришли? — Нет. Мистер Джонс шумно выдохнул. — А. — Угу, — согласился Мэтью. — Слушай, что бы Людвиг тебе не сказал… — А давайте об этом попозже? — попросил Мэтью. — Мне тут подарили отличный сборник стихов. Я хотел прочитать вам кое-что. Мне кажется, вам понравится. «Мы обязательно обсудим то, что Людвиг мне сказал. Но не сейчас. В мире есть полно тем, на которые я могу говорить, не рискуя напортачить.» — Я только за, — произнёс мистер Джонс, и в его голосе было столько надежды пополам с опасением, что Мэтью даже головой потряс. Каким же дураком нужно было быть, чтобы не заметить раньше. Почему он так долго колебался, когда всё, чего он жаждал, было на том конце линии, только руку протяни? Поэтому Мэтью прижал телефон к уху плечом и раскрыл книгу. Он погладил страницу, на которую упал его выбор, и дал спокойствию сформироваться в слова. Мы потеряли целые сумерки — никому не увидеть дружбу наших ладоней в час, когда мир погружается в синюю тьму. В окне я видел праздник заката на дальних холмах. И порой в ладонях моих, как монетка, осколок солнца разгорался впотьмах.* Мэтью читал, пока не закончилось Рождество. Он не умолкал до тех пор, пока расстояние не перестало ощущаться, пока не стало казаться, что они сейчас сидят рядом и смотрят на один и тот же вид из окна. LXXIII. Кажущаяся несовместимость закона распространения света с принципом относительности Мэтью прослушал голосовые сообщения на следующий день. Пятница, 10:00: «Привет, Мэтью! Я знаю, что ты уезжаешь в субботу, но если ты не очень занят, хочешь сходить со мной за новогодней мишурой? Я должен был украсить нашу кафедру к праздникам, но совсем забыл, и… в общем, позвони мне! Мне нужно, чтобы кто-то помог таскать коробки. И я шучу, но помощь мне правда нужна». Пятница, 20:00: «Привет. М-м… это твой препод опять. Я… Мне просто нужно поговорить с тобой. Я уже знаю, что Людвиг виделся с тобой и знаю, что он тебе сказал. Он…» Вдох. Пауза. «Он и со мной поговорил. Я сначала не хотел верить, но он… ну, частично прав. Ты имей в виду, да. Что он прав. Вот. Поэтому я, наверное, должен извиниться перед тобой, Мэтью. Я вёл себя просто неприлично и… слушай, может, просто поднимешь трубку? Это не тот разговор, который…» Гудок. Пятница, 21:20: «Мне очень, очень жаль. Я не подумал и вёл себя безответственно. Я здесь, чтобы учить тебя, а не панибратствовать и отнимать у тебя время. И я… ты извини, если я напрягал тебя своим вниманием. Я уже в курсе, что Людвиг сказал тебе, что я… Слушай, мне неудобно говорить об этом вот так. Мэтью, ты оставил мобильник в общежитии? Просто, ну, я думал, ты не будешь против. Потому что ты… я думал, что не будешь, вот. Ладно. Слушай, перезвони мне, пожалуйста. Или не звони. Если это испортит тебе Рождество». Пятница, 22:02: «Я больше не буду тебя доставать, обещаю. Ты, наверное, всё равно не хочешь говорить со мной сейчас. Я только хотел сказать… Мэтью, я всё равно хочу остаться твоим другом. Ну, насколько преподаватель может дружить со студентом. Я буду вести себя прилично, обещаю! Ты, когда вернёшься… если захочешь, мы поговорим. Я думаю, нам обязательно надо. Я не хочу мешать твоему обучению, независимо от твоего решения». Мэтью удалил все четыре и надолго задумался. В итоге он отправил мистеру Джонсу одно предложение: «Вы меня не напрягаете». LXXIV. Две заимствованные из классической механики, ничем не оправдываемые гипотезы Ответ пришёл намного позже, когда Мэтью уже сидел за рулём загруженного подарками джипа на пути обратно в Штаты. Весёлый перезвон мобильника застал его врасплох, и он чуть не вывернул руль к плечу; Мэтью выровнял машину и потёр глаза. Он всё-таки немного устал. После того, как прошлой ночью он уговорил мистера Джонса лечь спать («потом, потом, обсудим всё позже, так будет лучше»), Мэтью ещё долго размышлял обо всём. Соблазн достать телефон и прочитать сообщение прямо сейчас был велик, но Мэтью поборол искушение. Дорога всё-таки требовала полной сосредоточенности. За сотню километров до Академии Мэтью сделал остановку на заправке. Он купил себе кофе и и только после этого открыл сообщение: «Даже теперь?» Высунув кончик языка, Мэтью набрал: «Даже теперь. Возвращаюсь сегодня. Ужин, да/нет? Есть подарок». Смайлик, присланный в ответ почти сразу, пришёл с неплохим сопровождением. Мэтью потёр большим пальцем экран телефона, словно боясь, что чёрное «19:30?» исчезнет. Оно никуда не делось. LXXV. Уравнения преобразования В 19:34 Мэтью уже ждал в блинной за столиком напротив дверей. Четыре минуты опоздания его не особо беспокоили: воображение запросто рисовало мистера Джонса, лихорадочно приводящего себя в порядок в последний момент перед выходом. Но снаружи, кажется, собирался дождь, и Мэтью не хотелось, чтобы его преподаватель промок. Мэтью снова глянул на часы. Ещё две минуты. Мэтью начал нервничать. Он отвёл взгляд от понемногу темнеющих облаков, когда снаружи раздалось торопливое чирканье кроссовок по асфальту. «Вы опять в последний момент» — подумал Мэтью, и к его волнению примешалась тревога. Зарывшись рукой в волосы, мистер Джонс перешёл на шаг. Под мышкой он держал завёрнутую в пёструю обёртку коробку; он выглядел бледным, и под глазами у него залегли синяки. Он не надел кулон. Он не улыбался. — Извини, — выдохнул мистер Джонс; когда он заговорил, Мэтью стало немного спокойнее. — Я ужасно опоздал, я знаю. — Ничего. С Рождеством. — С Рождеством. Мэтью поднял коробку, покоившуюся рядом с ним на диванчике. — Меняемся? Мистер Джонс взглянул на него, невесело и обеспокоенно. Увиденное, впрочем, его приободрило: его плечи расслабились, и бледность немного отступила. — А если это не тебе? — Тогда я его подержу у себя, пока вам не представится случай вручить его официантке. Мистер Джонс опешил и рассмеялся. Сойдёт для начала. LXXVI. Временной промежуток (время) между двумя событиями Мэтью пил кофе и размышлял, как лучше будет приступить к разговору. Он не собирался весь следующий час сидеть, придавленный слоновьей тяжестью, которая втиснулась с ними за столик. Мистер Джонс, даже обращаясь к Мэтью, не мог нормально смотреть на него; он даже не стал строить башенки из порционных сливок. К немалому удивлению, Мэтью не пришлось ничего придумывать. — В общем, меня Феличиано подготовил заранее, — пробормотал мистер Джонс. — Он сказал, что лучше будет решить всё… ну, говорить откровенно. Поэтому вот. Я открыт. Давай. Мэтью всё взвесил. — Хорошо, — осторожно ответил он. — Попробуем. Что вы предлагаете? — Спрашивай. О чём угодно, — мистер Джонс широко развёл руками. — Я на всё отвечу, обещаю. Мэтью решил ударить по больному, только чтобы показать, что готов принять любой ответ. — Я нравлюсь вам больше, чем просто друг? Большая часть решительности мистера Джонса улетучилась. Он сглотнул — его кадык дёрнулся вверх-вниз — и принялся елозить по столу чашкой. — А, — он снова старательно не смотрел Мэтью в глаза. — Это. Конечно, тебя это интересует. Не знаю, что Людвиг тебе сказал, но я понимаю… отчего ты спрашиваешь. — Ну… я и так догадывался. Мистер Джонс поднял на него взгляд. — Мой вопрос, — негромко, но настойчиво повторил Мэтью. Мистер Джонс прокашлялся и напряг плечи. — Точно. Вот. Нехорошо вышло, да, но я тебя заверяю, я не догадывался даже, на что это со стороны похоже. У меня на тебя никаких… видов, не подумай. Я не хотел бы, чтобы ты думал, что твой преподаватель пользуется своим положением, я бы никогда себе этого не позволил. И я обещаю, что больше такого не повторится, Мэтью. Мэтью прижал чашку ко лбу. Дал теплу согреть кожу. Вздохнул. «Ответ, который совсем не ответ. Отлично. Попробуем с другой стороны». — Вас привлекают мужчины? — Я различий не делаю, — мистер Джонс глупо улыбнулся. — Но, знаешь, парни ещё не жаловались на мою коллекцию игр, скажем так. Я не думал из этого тайну делать, правда! Я думал, ты после знакомства с Людвигом и Феличиано спокойно отнесёшься… — он замялся. — Да? Ты же спокойно отнёсся?.. Мэтью подпёр ладонью подбородок и улыбнулся мистеру Джонсу сквозь пальцы. — Мистер Джонс, вы же знаете, что я гей, да? Почему-то он совсем не удивился, когда локоть мистера Джонса дёрнулся и сшиб со стола его чашку. LXXVII. Независимо от положения и состояния движения Слоновья тяжесть испарилась, словно её и не было. — Поверить не могу, что я раньше не заметил! — мистер Джонс, сияя, склонился поближе к Мэтью, бережно держа в ладонях новую чашку с кофе. — Серьёзно! Хотя бы то, что у тебя нет девушки, должно было мне намекнуть. У девушек умные с золотым сердцем всегда нарасхват. И ещё ты близок с Франсисом. Толстый такой намёчище. — Профессор Бонфуа может служить определением «не делающего различий», — хмыкнул Мэтью. — Вы же знаете, что он женат был? Он говорит, что теперь просто навёрстывает упущенное. — Мне посочувствовать его бывшей жене или лучше позавидовать? — Вы правда не знали? Я думал, вы познакомили меня с Людвигом и Феличиано как раз потому, что догадались. Мистер Джонс отрицательно помотал головой. — Не-а, даже не думал об этом. Просто захотел познакомить тебя с моими друзьями. Я знал, что ты нормально отнесёшься. Ты ведь — это… ты. Мэтью не очень понял, что он имел в виду, но прозвучало это как комплимент. — Спасибо… — Так что, ты ни с кем не встречаешься? — После первого курса — нет. Он с Кубы был. Очень славный. — Да? — Он покупал огромные вёдра мороженого, — Мэтью развёл руками, охватывая воздух. — Вот такие. Мы вместе диванчик в комнате отдыха занимали и смотрели документальные фильмы про те места, куда хотели бы съездить. За первый год здесь я здорово прибавил в весе, но оно того стоило. Мистер Джонс разглядывал его с теплотой и ностальгией во взгляде, словно пытаясь представить себе того Мэтью из прошлого: чуть полнее, чем сейчас, счастливого, открывающего мир заново. — Всё закончилось хорошо, хотя бы? — Ага. Это всё было… не очень важно. Весело. Ни к чему не обязывало. — Круто. — А вы? — решился Мэтью, и его сердце попыталось сбежать в соседнюю половину грудной клетки. Хотя он уже знал ответ, в каком-то смысле. Мистер Джонс наморщил нос, задумчиво склонив голову. — Совсем нет. Если не считать Дэвида Теннанта, потому что у нас с ним было свидание каждый раз, когда выходил новый эпизод «Доктора Кто». Мэтью понял, что улыбается. — Он наверняка вёл себя, как джентльмен. — А то. Он будто для меня одного играл каждый раз. Они оба прыснули, и это было здорово, и это уже было большим достижением. LXXVIII. Двум точкам практически твёрдого тела постоянно соответствует то же самое расстояние — Это… — сообщил мистер Джонс и, лучась восторгом, вытащил из коробки лунный проектор. — Это — лучший рождественский подарок в моей жизни. — Я рад. Он немного… ну… — Лучший. Мэтью только скрыл улыбку и прижал к груди «Антологию канадской поэзии XVIII века». Они не говорили больше о том, что сказал им Людвиг, словно вовсе ничего и не случилось. Мистер Джонс посчитал, видимо, что обсуждать больше нечего, раз извинения принесены и новый фундамент для дальнейшей дружбы заложен. Мэтью решил пока что оставить всё как есть, рассудив, что мистеру Джонсу будет проще привыкать понемногу. Мистер Джонс стоил того, чтобы не спешить. Поэтому сегодня Мэтью отпустил его. Только сегодня. LXXIX. Как бы мы не изменяли положение тела Обыденность казалась сном. — Итак, даже Эйнштейн не хотел вестись на то, что предлагала квантовая механика. А вы уже знаете, что если даже Эйнштейн не ведётся, то что-то нечистое имеет место быть, — без запинки вещал мистер Джонс, вышагивая перед аудиторией с раскрытой книгой в руках. — И что он сделал тогда? Ну, давайте, дайте мне повод вами гордиться. Мэтью наблюдал за ним, подперев голову обеими руками. Первое занятие после каникул всегда навевало на него сонливость, и сегодня не стало исключением. Не особо помогало делу и то, что физикой он занимался на независимых началах, поэтому большую часть лекции Мэтью провёл, представляя, каково будет сунуть руки в задние карманы мистера Джонса и сжать. — Он создал ЭПР-парадокс, — ответил Эдуард. — Отлично! Возьми печеньку. Нет, серьёзно, возьми одну, — мистер Джонс порылся в кармане и плюхнул на парту слегка помятый пакет. — В общем, он задался вопросом, а зачем, собственно, загонять себя в рамки? И провёл эксперимент, который наглядно показал: да, действительно, можно измерить параметры частицы и тут же — бам! — изменить состояние её зацепленного партнёра, при этом не нарушая неопределённость Гейзенберга. «Мне так нравится, когда вы с обожанием говорите обо всех этих невидимых частицах» — подумал Мэтью, и уголки его губ дёрнулись вверх. Мистер Джонс развернулся, чтобы нарезать ещё один круг по аудитории, глянул на Мэтью и мимолётно улыбнулся ему в ответ. Обыденность была в самый раз. LXXX. Сила воздействия на тело уменьшается Ну, почти в самый раз. — Он ко мне не прикасается, — пожаловался Мэтью, пока Кику цеплял к доске в их комнате список покупок: чай, рис, черника, шоколадные батончики, хлеб, рисовые крекеры, пшеничные крекеры, то, с чем можно потреблять крекеры, кондиционер для белья. — Он иногда пробует. Тянет руку, будто собрался, но в итоге ничего не делает и переводит всё в шутку. — Крайне неловко, — понимающе отозвался Кику. — Я понимаю, почему он это делает. Преподавать у меня — это нормально. Быть моим другом — нормально. И даже, наверное, можно с натяжкой считать нормальным достаточно близкое знакомство. Настолько близкое, чтобы обсуждать бывших и отношения с ними — как будто у меня и без того мало наставников-геев, — Мэтью нахмурился, покусывая нижнюю губу. — Он старается не проявлять никаких знаков внимания. Но в этом-то и вся проблема. Кику, будучи кратко введён в курс событий сразу по возвращению в общежитие, воспринимал прямолинейные замечания Мэтью спокойно. Очень спокойно воспринимал, по правде — в частности, что его сосед по комнате пытал счастья с университетским профессором. — Это разумное решение в его положении, — ввернул Кику и склонил голову набок. Его тёмные волосы упали ему на щёку. — Да знаю. — И что ты будешь делать? — Так больше продолжаться не может, — ответил Мэтью.