Теория относительности

CXL. Четырёхмерные декартовы координаты Они встретились у входа в бистро, и оказалось, что Мэтью не светила возможность безопасно отсидеться в общем зале. Людвиг об этом знал заранее. Стояла сырость. От туманной мороси волосы Альфреда опали, а Кику расчихался. Чихал он тихо и всегда по три раза. Они перебрались ждать под навес, когда Людвиг и Феличиано наконец подошли. Феличиано держал своего партнёра под руку — жест привычный, но в то же время предостерегающий. Он улыбался. Людвиг — нет. Мэтью только глянул на это собранное суровое лицо (Людвиг уже слегка побагровел), и его сердце оборвалось. Альфред стиснул его руку, прежде чем обняться с Феличиано и дружески хлопнуть Людвига по спине. Хлопок превратился в хватку, пальцы сжались на плече Людвига. Альфред изучил лицо своего друга в дождливом полумраке и уверенно сказал: — Не злись. — Ты идиот, — процедил Людвиг. — Я ему говорил, что так и будет, — вздохнул Феличиано. — Он мне не поверил. Но это так романтично! — он приподнялся на цыпочках и поцеловал Мэтью в щёку, как старого знакомого, отчего Мэтью залился краской. — Но последствия!.. — Расскажешь о них после того, как мы закажем. Я с голоду умираю. — Вы кого-то привели! — обрадовался Феличиано. Он окинул Кику восторженным взглядом. Кику неловко переступил с ноги на ногу. — Знакомство может подождать. Пойдёмте внутрь. Я голодный, Кику замёрз, а Мэтью сейчас в обморок свалится, — с этими словами Альфред взял Мэтью за руку и вошёл первым. Этот жест был утешением. Официальным заявлением. Единственным, за что Мэтью мог ухватиться сейчас. CXLI. Согласно последней, скорость света всегда должна зависеть от координат — Если вас поймают, тебя уволят. И тебя никто больше не возьмёт на работу. Репутацию Мэтью по грязи протащат через весь кампус до того, как он успеет выпуститься, — напирал Людвиг, вдавив палец в скатерть. — Если ты настаиваешь на этих отношениях, ты же можешь подождать… — Пока он не выпустится? Он в другой университет уезжает! Я хочу провести хоть немного времени со своим бойфрендом перед тем, как он сбежит в Канаду. — Это важнее твоей карьеры? Альфред помрачнел и ткнул ему в нос вилкой с горкой пюре. — Ты ещё спрашиваешь. Конечно. — Придержи браваду. Честно ответь. — Четыре часа в неделю я рассказываю ему про теорию относительности. Остальные сто шестьдесят четыре часа мы проводим так, как я хотел бы провести всю мою оставшуюся жизнь. А ты так волновался, что я стухну, если меня отвергнут! Мэтью отпил воды, чувствуя, как горит лицо. Он поставил стакан и сказал (и это, наверное, было самым храбрым поступком в его жизни): — Если нам лучше подождать, пока я не выпущусь, то я не возражаю. Раз так нужно, то я могу ждать, — он глянул Людвигу в глаза. — Но я никуда не денусь после этого. Людвиг уставился на него, поджав губы. От него веяло сдержанной яростью и огорчением, отчего смотреть на него было почти невыносимо. Какая-то часть Мэтью вдруг осознала, что Людвиг понимал: всё бесполезно, потому что рано или поздно это должно было случиться, что бы он ни сказал, но легче от этого не становилось. Он не понимал, почему ему тяжело. Ему просто было. — Итак, — обратился Феличиано к Кику, переводя разговор на другую тему с изяществом тромбона, вклинившегося в церковную службу. — Я слышал, ты увлекаешься робототехникой? Людвиг сел вполоборота к нему и нахмурился. Кику откашлялся. Он аккуратно подвигал свой гарнир ножом. — Да. Моя специальность, если по-простому — миниатюрные модели. Микрочипы в том числе. Повисла тишина, в которой невидимая тяжесть сместилась. Людвиг медленно моргнул. — Миниатюрные модели? В каком контексте? — Разработка и внедрение подводной роботехники. Людвиг моргнул снова. — Какой у тебя практикум? Кику взглянул на него с интересом. Феличиано просиял. Мэтью и Альфред, мигом позабытые, потрясённо переглянулись. Как выяснилось, из Кику получался отличный щит. CXLII. Гравитационное поле делает невозможным то определение координат и времени — Мы едем выпить кофе, — сказал Кику, затолкав руки глубоко в карманы пальто, и вежливо улыбнулся Мэтью: — Вы с нами? — Ты самый лучший друг на свете, — сказал Мэтью и стиснул его в объятиях. — Ты и, и твоё — ты их очаровал просто. Мне волноваться, что ты не вернёшься к утру? Мне готовиться защищать твоё целомудрие? — в груди бурлили эмоции. От счастья и потрясения ему было слегка дурно. Альфред поперхнулся где-то за его спиной. — Они его в постель не потащат! Кику смущённо замычал Мэтью в плечо. — Н-ничего такого, Мэтью. Я всё же… не, ну… — Я знаю, знаю, но… — Эй! — позвал Феличиано, открывая двери такси. — Вы с нами или нет? — Нет, — сказал Альфред. — Мы идём ко мне. А вы задроты полные. — Спасибо, — выдохнул Мэтью Кику на ухо. Он почувствовал, как Кику улыбается, и отпустил его наконец. CXLIII. Температура которой изменяется в зависимости от места Они даже не добрались до квартиры, когда Альфред издал победный возглас и толкнул Мэтью к фонарному столбу, проглотив протест на выдохе ещё до того, как Мэтью успел его высказать. Мэтью поддался; он сдёрнул перчатку и смял ткань рубашки Альфреда, ущипнув его за бок в качестве предупреждения, хотя сам пытался забраться языком в его рот как можно глубже, позабыв об изяществе. Зубы столкнулись. Очки стукнулись друг о друга. — Чёрт, — рассмеялся Альфред. Его дыхание окатывало маленькими тёплыми волнами. Мэтью не думал, где они сейчас, не думал о том, насколько они выдают себя — мир был идеальным, он упорядочивался, как созвездия в западном полушарии, он рассыпался. Мэтью игриво укусил Альфреда за губу. — Предлагаю пообжиматься на диване. — Моё любимое дело. Я бездуховный. — Изумительно. (Что ещё, что ещё, он едва мог удержать в себе слова; он даже не был уверен, остались ли у него эти слова. Спотыкаясь, они добирались до квартиры Альфреда целый миллион километров, всего за полсекунды, и уже было слишком поздно, чтобы оставаться. Он всё равно остался). CXLIV. x1, x2, x3, x4 Альфред охнул, когда повалился спиной на диван. Он дёрнул Мэтью, увлекая его за собой, и укусил его за щёку. — Тфы полегшше, полегшше. Мэтью расхохотался, подхватил Альфреда под колени, разводя их, и навалился на него всем весом. Они встретились снова посередине — напали друг на друга со сдержанным неистовством, будто их счастье отрастило зубы, словно давнее влечение поднялось из глубин и сцепило их вдвоём. Мэтью задрал белую рубашку Альфреда — и как же ему нравилась его кожа — и прильнул к нему. — Ты, — сказал Альфред, перемежая свои слова поцелуями, крепкими, безудержными. — Ты. Безумно. Везучий. Мерзавец. Что-то жаркое туго свернулось внизу живота. Мэтью запустил пальцы в волосы Альфреда, потянул раз, другой, лизнул его нёбо, и ещё раз, и снова, пока Альфред не поймал его язык зубами, удерживая. «Раньше я мечтал, что ты станешь моим среди звёзд, но сейчас мне всё равно где, пока есть ты, хоть как сейчас, на диване, который пахнет сырными палочками. Люблю тебя. Люблю тебя». — Мэтью, — простонал Альфред ему на ухо. Мэтью поцеловал его, чтобы заглушить своё имя, чтобы отметить его своим, и — CXLV. Выводы эти должны представляться читателю совершенно необычайными Он осознал какой-то отстранённой частью мозга, там, на грани, где его тело и голова обменивались информацией, что он трётся о пах Альфреда — что контакт ощущается таким правильным, что под тканью к нему тесно прижимается вставший член Альфреда. А ещё осознал, что нужно прекратить немедленно, потому что они об этом не говорили, потому что Альфред сам сказал «пока нет» — или, по крайней мере, Мэтью был уверен, что сказал — и, что важнее всего, потому, что он бы кончил в штаны, чего не случалось с самой старшей школы. — Чёрт, — выдохнул Альфред, стискивая его плечи. Его ноги дрожали, прижимаясь к бёдрам Мэтью, и он выгибался на диванных подушках навстречу каждому жадному толчку. — Ч-чёрт, это — да, да!.. Мэтью, тяжело дыша, уткнулся Альфреду в шею. Он упёрся пятками в конец дивана и толкнулся сильнее, застонал, когда ширинка неприятно вдавилась в пах. — Ах! — Альфред стиснул его бедро, подгоняя его движения. — Э-это… Мэтью, ай, да, да, пожалуйста… — Стой, стой, стой, стой, — запаниковал Мэтью. — Ч-что? Что? — Это не — мы не должны. Мы, о господи — Альфред, раскрасневшийся до кончиков ушей, моргнул. Его дыхание раздавалось громче грома. Он погладил Мэтью по щеке, поцеловал его и просунул руку между их слипшимися животами, чтобы прижать ладонь к паху Мэтью. Он гладил, и ткань была мокрой и колючей, но Мэтью всё равно вжался в его руку. Он думал о том, как трахнет Альфреда, как займётся любовью с Альфредом, как просто будет с ним вместе. Большой палец Альфреда потёр головку его члена и — CXLVI. Материальной точке соответствует одна линия в континууме Мэтью выкрикнул что-то совсем не похожее на слова, когда кончил. Они замерли на несколько мгновений — его собственное тело плавилось, а мозг совершенно точно вытекал из ушей сейчас. С брюками можно было попрощаться. По ощущениям было довольно мерзко. Мэтью захотелось, чтобы Альфред прикасался к нему совсем без слоёв одежды, но потом он поднял голову, приходя в себя, и прижался губами к губам Альфреда — насколько у него вообще получилось попасть, куда метил. — Эй, — шепнул Альфред. — Эй, — Мэтью прикрыл глаза и собрался с мыслями. Он услышал, как Альфред расстёгивает ширинку, облегчённо вздыхает, прикасаясь к себе, и после этого сдался окончательно. Мэтью запустил руку в расстёгнутую ширинку и обернул пальцы вокруг пальцев Альфреда. Дыхание перехватило; тяжесть в руке обжигала. Альфред мучительно заскулил, и они сжали вместе, сталкиваясь пальцами, сначала неловко притираясь, а потом всё лучше и лучше. Долгие, грубоватые касания от основания до головки. Каждый поворот в другую сторону. Живот Альфреда опадал и поднимался с каждым вздохом. Когда кончил Альфред, он обхватил Мэтью всем телом, прижимая его к себе как можно ближе. Он тонко ахнул, и ладонь Мэтью стала влажной; он замер, чувствуя толчки кончиками пальцев, и не пошевелился, пока Альфред не отпустил его и не повалился обессиленно обратно на диван. — У меня даже пальцы на ногах поджались, — пробормотал Альфред. Мокрые от пота волосы облепили его лоб. Смеяться Мэтью не мог, хотя ему очень хотелось. — Это было неправильно. — М-м, — сказал Альфред. — Не знаю. Мне понравилось. Мэтью застонал и уткнулся лбом в его ключицу. Альфред устало вздохнул и положил ладонь на его затылок. — Мэтью, — только и сказал он, и этим он сказал всё. — Мэтью. Мэтью Уильямс. CXLVII. Область, в которой нет поля тяготения Он впервые пользовался душем Альфреда. С датчика давления свисала маленькая резиновая косатка с пищалкой. Мэтью уставился на неё, и несмотря на то, что уже разделся, почувствовал себя совсем обнажённым — от босых ступнёй, которые обтекала вода, до голого плеча, которое то и дело задевало салатовую плитку. Остро ощущалось, что душ чужой — и при этом он всё равно стоял там, смывая кипятком сперму с живота. И через пять минут ему предстояло выйти и посмотреть Альфреду в глаза. Мэтью зажмурился и подставил лицо горячей воде. «Прекрати драматизировать. Ты не подросток уже, у тебя серьёзные отношения и рано или поздно это должно было случиться. Ты сам этого хотел. Судя по тому, как Альфред тебя подстрекал, он этого хотел не меньше». Нужно было написать Кику, чтобы не ждал его сегодня ночью. «Его шампунь пахнет жвачкой», — подумал Мэтью. Убирая с виска волосы, он вдруг понял, что улыбается. CXLVIII. Принесут окончательное решение Альфред растянулся на кровати; он всё ещё пах сексом, когда Мэтью скользнул под простыни и лёг рядом. Он тоже разделся почти догола, что было в новинку. Это отвлекало и нервировало. Это было идеально. — Подвинься уже, — сказал ему Мэтью. — Я сейчас свалюсь. — Ага, а полметра между нами — это ничейная земля, — заметил Альфред. Ладно, может, больше нервировало, чем было идеально. — Нам нужно поговорить, — сказал Мэтью, и почувствовал себя донельзя глупо, потому что таким шаблонным фразам место было разве что в мыльных операх, которые Ваш смотрел в скверном настроении, не слишком старательно таясь. Ещё хуже стало, когда Мэтью после этих слов застопорился; он не представлял даже, как вообще теперь о чём-либо говорить, когда Альфред наблюдал за ним, лёжа на своей подушке, щурясь и обкусывая до неровных пятен губы. Мэтью хотелось его обнять и вдохнуть запах, который он с себя смыл. Вместо этого он мялся и жался, и за эти пару мгновений паники Альфред успел подползти к нему и обвить руками. — Если ты психанешь, я тоже психану, — предупредил он. Его ладони грели Мэтью спину. — Не психую я, — он ещё как психовал. Альфред поцеловал кончик его носа. — М-м. Ты взял мой шампунь. — Эта штука для детей, между прочим, — сказал Мэтью, чувствуя себя не в своей стихии. Вне любого элемента. За пределами целой таблицы Менделеева, всей планеты, всей вселенной. — Серьёзно, давай поговорим про это? — Я хочу заниматься с тобой сексом, — сказал ему Альфред. Признание это, невозможно откровенное, должно было бы прозвучать неестественно, но нет. — Я об этом много думал в последнее время. Ты меня отвлекаешь ужасно, понимаешь, и тебе осталось всего два месяца до выпуска. А это не так много времени, правда? — А, значит, всё дело во времени. — Ага. А на прошлой неделе я думал, что нужно бы подыскать себе жильё, но так и не стал. Я могу пожить на съёмной квартире ещё немного. Посмотрю, куда ты попадёшь, и потом, может, будем искать вместе, и купим одинаковые полотенца и шторы, — и быстро добавил: — Не то чтобы — я не прошу тебя прямо сейчас, потому что всего пару месяцев прошло и будет как-то дико, я по твоему лицу вижу. Поэтому сделай вид, что я ничего не говорил. Но, в общем. Вот почему мне показалось, что мы готовы к сексу. Вот. Боже, чёрт, я совсем про это говорить не умею. Мэтью только смотрел на него, переваривая. — Вот и всё, — пробормотал Альфред. — Не представляю, как у тебя могут быть одинаковые полотенца, — не придумал ничего лучше Мэтью, когда попробовал что-то сказать. — У тебя даже носки всегда разные. — Что? Это — это образно было. — Что ещё я должен знать? Альфред уткнулся лицом в шею Мэтью. — Когда я мастурбирую, ты меня называешь мистером Джонсом иногда. Воображаемый ты. — Есть ещё и воображаемый я? CXLIX. Состояние «изолированной» материальной точки Позже, когда лунный свет уже просачивался через жалюзи, Мэтью рассматривал потолок и пытался вспомнить, отчего он так разволновался. Рядом лицом в подушку спал Альфред, разбросав конечности. Время от времени Мэтью проводил кончиками пальцев по его широкой спине, от плеча к плечу, от шеи к бедру. Он думал о неловком признании Альфреда насчёт будущего, но оно казалось таким грандиозным, таким далёким, как Рождество. — Несправедливо, — сказал он Альфреду. Мэтью заканчивал университет через два месяца. Он закрыл глаза, чувствуя, что сердцебиение ускорилось, и стал ждать приход сна. Вместо этого к нему пришла решимость, которая немного испугала его своим напором. CL. К «моллюску», как к исходному телу К Кику не спал и ожесточённо строчил что-то за ноутбуком, когда Мэтью проскользнул в их комнату в общежитии. Солнце вскарабкалось уже довольно высоко, так что Мэтью не удивился. Удивили его тёмные круги под его глазами. — Ты только не говори, что гулял всю ночь, — сказал он. Кику шмыгнул носом и посмотрел на него. — Я не гулял всю ночь. — Да ладно. — Я вернулся в три часа, — признался Кику. Он покраснел совсем чуть-чуть, на шее у самого воротника. — Мы детально обсуждали наши проекты, но Феличиано стал клевать носом, и Людвигу пришлось везти его обратно в отель. Мы… продолжим наш разговор после занятий. Мне кажется, Людвиг собирается пригласить мистера Джонса, так что ты, разумеется, можешь к нам присоединиться, — он внимательнее глянул на Мэтью и моргнул. — Меня пугает выражение твоего лица. Мэтью только ухмыльнулся шире. Ему казалось, что он слегка сошёл с ума. — Прости. — О. Вот как. — Перестань так хорошо разбираться в нюансах, — сказал ему Мэтью, хотя его это не задело ничуть. Он бросил пальто на пол, забрался в постель и лёг на живот с умиротворённым вздохом. Челюсть до сих пор побаливала. Ощущение было потрясающим. (— и почему-то он никогда не мог вообразить себе вкус Альфреда, тяжёлый, жаркий на языке, забранный за щёку. Но в этот раз вышло безупречно, как он себе когда-то представлял. В лучах утреннего солнца под одеялами стало слишком жарко, когда Мэтью опустился между ног Альфреда, разводя его колени руками, чувствуя ладонями, как перекатились мышцы, как он потянулся, вздохнул и раскрылся. «Пожалуйста», — сказал он, и Мэтью глянул на него, будто мог запомнить всё это, полоску русых волос на животе, неожиданно нежную кожу там, где начиналось бедро, изгиб ягодиц на простынях. Он неспешно обхватил член Альфреда губами, и пальцы Альфреда путались в его волосах, и бёдра Альфреда чуть приподнимались в такт, пока от слюны не стало ещё проще двигаться вместе. «О боже, о боже», — повторял Альфред, как заклинание, между прерывистыми вздохами и ахами и всем, от чего Мэтью становилось ещё жарче. После он поцеловал Альфреда и сказал: «Моя очередь»). — Я уверен, что ты уже и думать забыл волноваться, — сказал ему Кику, — но Людвиг сказал прошлой ночью, что ты подходишь мистеру Джонсу. Если только не развалишь его карьеру. Но серьёзно, ты ему нравишься. — М-мгм, — сказал Мэтью. Волнения для него и правда остались позади.