Теория относительности

CLI. Свободно движущаяся материальная точка в отношении к K' Март пришёл, как мысль задним числом. Мэтью вкалывал на всех занятиях — он и раньше был примерным студентом, но, видимо, регулярный секс положительно повлиял на его успеваемость. А ещё, как не раз сообщил ему Кику, сделал его безобразно беззаботным. Или, как сказал Эдуард: «Почему ты просто добродушно улыбаешься, когда я тебе гадость говорю? Это жутко». — Извини, — добродушно сказал ему Мэтью. — Он, наверное, просто воображает в подробностях, как убьёт тебя, — вклинился Ваш, хмурясь и разглядывая телепрограмму. — Классическое пассивно-агрессивное поведение. Он улыбается, потому что ищет утешения в больной фантазии. — Как твоя сестра поживает, Ваш? — спросил Мэтью. — Умри, Уильямс. Всякий раз, когда он оставался после занятий поболтать, на лице профессора Бонфуа читалась лёгкая тревога. Мэтью очень хотел заверить его, что они знают, что делают, что их тайна несокрушима. Но заверения означали возвращение старых страхов, поэтому Мэтью менял тему, цитировал Диккенса, съедал маффин. Что угодно, лишь бы остаться в марте, где мир оттаивал и приветствовал перемены. CLII. Пространственно-временное состояние поля тяготения G Когда Мэтью впервые вбился в Альфреда, его руки дрожали так сильно, что он едва мог сосредоточиться. Голову переполняли неуместные мелочи: было странно делать это при свете; он взял слишком много смазки; им нужно было больше подушек. Он чувствовал, где недостаточно разработал его пальцами, и смотрел туда, где их тела соединялись, будто ждал какого-то тайного знания вместо простой механики. Он бы так и не смог отвести взгляд, если бы Альфред не потянул его вниз, положив руку на затылок, если бы не поцеловал его, задавая движение, понукая его глубже, сильнее, движением бёдер. И Мэтью подчинился, беспомощно сорвался в накатившую волну, прильнул к нему вплотную парой резких толчков, совсем не таких, как плавное движение пальцев, которыми он огладил бока Альфреда. В какой-то момент он ещё остро осознавал, что вообще-то он наконец оттрахал до беспамятства своего собственного профессора, но мгновение проходило за мгновением, теряясь в каком-то просветлении — где-то там, где они были просто Мэтью и Альфредом, занимались любовью на простынях цветов Супермена. — М-Мэтью, Мэтью, — повторял Альфред, жарко дыша ему на ухо, и это было как всё то, о чём он не смел мечтать. И даже лучше. (Вселенная с её мелочами быстро перестала быть значимой). CLIII. Общий закон поля тяготения — На этой неделе открыли самую древнюю галактику из уже найденных, — говорил Альфред, но замолчал, когда Мэтью коснулся его запястья. Улыбаясь в свою чашку с кофе, Мэтью наклонился поближе, будто собираясь сообщить ему секрет, который остальной части кафе знать было не положено. Он был вознаграждён за это, когда Альфред подался ему навстречу. Чуть раньше они пошли пострелять в аркаду; его пальцы до сих пор подрагивали. — Эй, — сказал Мэтью и поцеловал его. Альфред одобрительно замычал. — Технически, мы сейчас на занятиях. — Прошу прощения, мистер Джонс, — поддразнил Мэтью. Теперь дразниться было можно. — Ты отстой. Ладно, что? — Мне пришло письмо. Меня приняли. Это было не совсем тем, что Альфред ожидал услышать. Он моргнул пару раз, склонив голову, будто разгадывал головоломку или нацарапанную на доске формулу. Но когда до него дошло, он заулыбался так широко и просиял — потрясающе, на самом деле, потому что впервые Мэтью в полной мере ощутил, что Альфред Джонс радуется его победам, будет горевать о его поражениях, и, очень даже вероятно, любит его. — Пожалуй, придётся просто поставить тебе «отлично» и закончить с этим, — сказал Альфред. Мэтью рассмеялся (теперь было можно). — Не знаю, не знаю. Мне, наверное, ещё многое предстоит изучить. Например, какое расстояние до пояса астероидов? — Что ты на самом деле будешь там, на севере, изучать? — Слова, — сказал он. — Просто слова. — Расскажи о них. — Может, позже. CLIV. Искомое обобщение должно удовлетворять также общему постулату относительности Пот остывал на затылке и всё тело приятно болело. Мэтью бездумно водил по голому плечу Альфреда, ленясь вставать, слишком вымотанный после хорошего секса. Когда Альфред повернулся и проворчал что-то ему в висок, Мэтью улыбнулся. — Что такое, — сонно сказал Альфред. — Сущность прелести жизни заключена не столько в атомах, из которых мы состоим, — пробормотал Мэтью, — сколько в способе их взаиморасположения; космос внутри нас. Ему безумно понравилось, как Альфред глубоко вздохнул, как прижался к нему всем телом, слушая. Он прошёлся пальцами по его позвоночнику и негромко продолжил: — Среди космического моря солнца — иные звёзды. Лично я нахожу вдохновляющим, что наш мир позволяет развиваться столь тонким и сложным молекулярным машинам, как мы. — Как ты, — сказал Альфред. Он поцеловал Мэтью в лоб, в щёку, в шею под ухом. — Ты процитировал космическую поэзию Карла Сагана. — М-мхм. — Тише, тише, моё сердце, — искренне сказал Альфред. Потому что его собственное никак не хотело тише — Мэтью чувствовал, как оно бьётся у него под ладонью. CLV. Только её инертной массой Он смотрел, как тесто для блинчиков пузырилось на сковороде, и поправлял его лопаткой, чтобы придать ему относительно ровную форму круга. Он зевнул и поскрёб подбородок. Побриться так и не дошли руки, и теперь щетина отвлекала. Что-то было такое в колючей текстуре, что всегда притягивало пальцы Мэтью. — Хм-мхм-м, — сказал Альфред, встал у Мэтью за спиной и потянулся за своей чашкой кофе. Он сделал два глотка, поставил чашку обратно, поцеловал Мэтью в затылок и обвил его руками, прижался носом чуть ниже его уха и промычал: — М-м. Здорово. Блинчики. — Тебе придётся проснуться, если хочешь их распробовать. — Я в'ще не сплю. А, вам Бонфуа без предупреждения устроит опрос сегодня, — пробормотал Альфред. Он помычал Мэтью в плечо, будто искал, куда лучше этот звук спрятать. — Сюрприз, понимаешь? Вместо ответа Мэтью приподнял его за подбородок и поцеловал. Он не переставал удивляться жару тела Альфреда; он будто тонул каждый раз без возможности выплыть, как не должен был бы в реальности, за пределами фантастики. Он игриво укусил Альфреда за нижнюю губу, прежде чем отпустить его и полюбоваться на слабые, почти сразу исчезнувшие отметины зубов. — Злоупотребляешь служебным положением. Мне нравится. Альфред только глупо улыбнулся и даже не стал спорить. Мэтью поддел блинчик лопаткой и перевернул его. Блинчик был почти готов, но отходить от плиты не особо хотелось. Если бы мир только мог остановиться и оставить их вот так — Мэтью в пижамных штанах, Альфред, который подцепил их большими пальцами под пояс и заглядывал Мэтью через плечо — он бы не стал жаловаться. Он так и сказал Альфреду, и потёрся щетинистой щекой о его щёку. — Ммммстобойздорово, — на одном дыхании сказал Альфред. — Мы точно не можем прогулять? Мэтью рассмеялся. (Он был бы не против просыпаться каждое утро только ради этого). CLVI. Поле тяготения и материя вместе должны удовлетворять закону сохранения энергии (импульса) — …вот и не понимаю, почему ты не хочешь о нём говорить. — Мам, — Мэтью вздохнул. Он пролистал почту за день, придерживая телефон плечом. Оповещение из библиотеки, бумаги о студенческом займе, счёт, приглашение на участие в исследовании рака. Пара открыток с рекламой выпускных вечеринок отправилась в мусор. Половину имён он всё равно не узнал. — Я же рассказывал тебе о нём, эй. — Ты рассказывал, как он боится смотреть ужастики. Про это я уже слышала, да. Но я не могу добавить его в друзья на фейсбуке, не зная фамилии, дорогой. — Не будешь ты его в друзья добавлять. — Если он умён, он сам захочет, чтобы я его добавила. Это самый быстрый способ завоевать доверие твоей матери. — Он ещё не знает даже, что ты знаешь. — Эта паутина лжи моё доверие не завоёвывает, Мэтью. Мэтью выглянул в одно из окон почты и вздрогнул, увидев предмет обсуждения снаружи. Он сам не заметил, как заулыбался. — Мам, мне нужно идти. — Он там с тобой? Я с ним поговорить хочу, — взмолилась его мама. — Дай мне его электронную почту. Альфред постучал в окно и показал на постер в своей руке. Это было объявление очередной поездки за город, чтобы посмотреть на звёзды. Он опять обсыпал всё блёстками; в блёстках была и его рубашка. «Одну минутку, и я приду помочь» — жестами показал Мэтью. Альфред подмигнул ему и зашагал в сторону Союзного зала. — Я всё равно увижу его на выпускном, и пусть хоть небо на землю рухнет! — Угу. Слушай, мне правда пора. Люблю тебя, мам, — он нажал отбой и подумал, что, наверное, и правда увидит. Подумал о последствиях этого, и как он к ним должно относиться, и каково будет поцеловать Альфреда на газоне перед главным входом, и про постеры, которые лучше бы всё-таки спасти от дизайнерских ухищрений Альфреда. Остальное он постарался выбросить из головы (об этом можно подумать позже) и ушёл следом за ним. CLVII. Установлены в пределах специальной теории относительности Первая зелень стеснительно подняла голову в самом конце марта. За считанные дни кампус оттаял, и вместе с оттепелью явилась всепоглощающая предвыпускная лень (болезнь, которую Мэтью никогда не рассчитывал даже подхватить — по крайней мере в то время, когда он ещё не открыл вещи поинтереснее книг). И теперь, пока остальные почти-выпускники нежились на газонах и закатывали вечеринки в подвале общежития, Мэтью махал рукой на домашние задания и убегал к Альфреду в квартиру. Иногда Альфреда там не было, поэтому он заходил сам, используя ключ, который Альфред прилепил для него к низу двери. Он смотрел бредовые политические шоу по телевизору, перекладывал научные журналы Альфреда и раскладывал по квартире коротенькие записки. Из-за последнего Мэтью чувствовал себя немного глупо, но Альфред так сиял каждый раз, находя их, что оно того стоило. Он оставался ночевать по средам, пятницам и субботам. В кровати Альфреда. Иногда они просто спали, выключив прикроватную лампу, как только Альфред дочитывал какую-нибудь статью о физике. Иногда Мэтью прижимал Альфреда к себе и они двигались вместе, матрац скрипел под ними и Альфред шептал в скользкую от пота кожу Мэтью, будто повторял молитву или научные постулаты. Иногда Мэтью вскрикивал в подушку, когда на него наваливались сверху, и в такие ночи Альфред всегда говорил после добрый час, просто говорил, плёл свою собственную поэзию о том, сколько нового он заметил в Мэтью сегодня, столько незначительных, но потрясающих мелочей. Их секс был не просто сексом. Это был образ жизни, физическое выражение слишком долгой разлуки друг без друга. А однажды они собрались и повели машину Альфреда за город. Сожгли над костром хот-доги. Разбили палатку под звёздами. Мэтью тогда беззвучно произносил слова, касаясь губами спины Альфреда, отмечал его Шекспиром, Байроном и Нерудой. Когда они переводили дух после, лёжа рядом, Мэтью потянулся открыть вход в палатку. Альфред поймал его за руку. — Я думал, ты захочешь посмотреть на небо, — сказал Мэтью, медленно моргнув. Альфред низко засмеялся и затащил его обратно на спальный мешок. — Ты и твои грёбаные звёзды, — сказал он. CLVIII. Выведенная таким образом из общего постулата относительности, не только выделяется своей стройностью На рассвете они проснулись, тесно сплетясь конечностями, в своём гнезде из спальных мешков и запасных подушек с Микки-Маусом, не желая расцепляться и встречать холодную хватку утра. Вместо этого Альфред выводил на животе и груди Мэтью очертания созвездий — Кассиопея внахлёст поверх Андромеды, Дракон обернул хвостом всю галактику — и шутил про острые коленки Мэтью. Волосы Альфреда до сих пор пахли дымом от костра. — И не должно это так здорово пахнуть, — сказал ему Мэтью, зарылся пальцами в его волосы и притянул к себе — ближе, ближе, в самый раз. CLIX. Отмеченные в астрономии явления, перед которыми классическая механика оказывается бессильна Кику был первым, кто его предупредил. — Не стоит расслабляться только потому, что уже апрель, — сказал он Мэтью. — Ещё месяц впереди. И если ты будешь слишком пристально смотреть на мистера Джонса, как обычно смотришь, то последний месяц может стать очень скверным. — Не смотрю я на него пристально, — возразил Мэтью (но скорее всего он правда смотрел. Ой). — Я тебе для твоего же блага говорю. — И я тебе благодарен. Увидишь, завтра я буду другим человеком. Кику приподнял бровь, будто не слишком верил. В руке у него был карандаш, в другой — блокнот, и он записывал, что нужно купить в следующий заход в супермаркет. Список стремительно сокращался с тех пор, как Мэтью стал проводить время вне общежития, и Мэтью мучила совесть, хоть и не за что было. Особенно потому, что он догадывался, что Кику торчал в скайпе и вызнавал у Людвига, как построить настоящую подлодку всякий раз, как Мэтью уходил. — Чем ты займёшься после того, как перестанешь быть студентом? — спросил Кику. Мэтью пожал плечами, прижал к груди плюшевого кита и откинулся на спинку кресла, ероша искусственный мех. — Мы будем собой, когда нам вздумается. Он собирается приехать летом. Свожу его туда, где можно попробовать пуцин. «И узнаю, каково будет держаться за руки где угодно посреди улицы». Кику только хитро улыбнулся ему. — Ты его столько месяцев ждал, чтобы заполучить. Ты выдержишь ещё четыре недели, чтобы начать это показывать. CLX. Только к случаям слабых полей тяготения — Отстой какой, — взвыл Мэтью, пытаясь упорядочить карточки, разложенные на столе Альфреда. На карточках были записаны имена и даты. Он услышал, как Альфред перестал раскладывать ложки и вилки и подошёл, чтобы глянуть ему через плечо. — Может, профессор Бонфуа отменит последний экзамен, если я ему напишу порнографическое эссе. — Но ты же легко все эти штуки запоминаешь. — Слова хорошо. Но истории людей, которые их написали? С таким же успехом я могу пытаться собрать машину с нуля, — Мэтью мрачно сложил карточку «Беккет» к карточке «1969: Получил Пулитцера» и попытался поженить их. — Кое-что я могу, но вот числа… — У тебя есть слабость. Как мило, — Альфред взъерошил его волосы. Мэтью глянул на него, как на предателя. — Ты всегда можешь написать порнографическое эссе, — добавил Альфред. — В нашей библиотеке не хватит европейской эротической литературы для этого. — Меня пугает, что ты об этом знаешь. — Ты знаешь, — объявил вдруг Мэтью, будто ему только что в голову пришло — хотя это было совсем не так, — ты отличный преподаватель. Даже если бы я не терял голову каждый раз, как тебя видел, я бы всё равно обожал твои лекции. Ты мне напоминаешь, наверное. Что обучение — это куда больше, чем знать ответы на вопросы. Уши Альфреда слегка покраснели. Он закусил губу, будто старался не улыбнуться, но улыбнулся всё равно. Он прочесал пальцами волосы Мэтью и этим сказал вполне достаточно.