Теория относительности

CLXI. Ньютонова теория как первое приближение В конце первой недели апреля они устроили выпускную вечеринку для всех участников астрономического клуба. В первую очередь потому, что остаток семестра все были бы слишком заняты, чтобы проводить собрания, а ещё потому, что прогнозы обещали последнюю ясную ночь перед очередными затяжными дождями. Альфред увешал весь Ивовый зал дурацкими баннерами и растяжками. Они разорились, заказав пиццу, «Читос», «Маунтин-Дью» и кучу соусов и крекеров. Альфред сократил лекцию под открытым небом о том, что они видят сегодня в вышине, до десяти минут. Они расселись плотными кругами, уплетая с пластиковых тарелок и вытирая руки о ковёр. — О мой бог, я тотально, типа, не могу это пережить, — простонал Феликс и вытер пальцы о рубашку Ториса. Торис только страдальчески вздохнул по привычке. — Прощания такая тоска. Ёнсу рассмеялся. — Я знаю, что по мне ты скучать будешь больше всего! — Чувак, я тебя едва знаю. — Если получится удвоить число участников в следующем году, я точно смогу купить всем по атласу звёздного неба, — сказал Альфред. Он сидел рядом с Мэтью, и это казалось одновременно странным и бесспорно правильным. — Я из старика Кёркленда верёвки вью. — Это правда, что он вас линейкой ударил за то, что вы его перебили? — Ты где это услышал? Эдуард примирительно взмахнул руками. — Давайте не спешить тыкать пальцами. Вы на меня вечно валите все утечки информации. — Потому что ты вечно сдаёшь всех с потрохами, будто это дело твоей жизни. Мэтью умиротворённо дожёвывал свой кусок пиццы, позволив гомону окутать себя как одеялу. Тепло тела Альфреда чувствовалось бедром; оно просачивалось даже сквозь джинсы и ненавязчиво отвлекало всё внимание. Он будет скучать по этому месту, этим людям, этой атмосфере. Но самое важное он заберёт с собой и никогда-никогда не отпустит. CLXII. Об обратной пропорциональности силы притяжения квадрату расстояния Они наводили порядок в полной тишине. Тишина не была некомфортной, не была результатом занятости — они просто наелись до отвала и никуда не спешили, и всё гудело от простого счастья, принесённого короткими мгновениями радости. Часы близились к десяти. Мэтью без слов взял коробки от пиццы у Альфреда из рук. Альфред принялся сдирать растяжки, перебрасывая их через плечо, как разномастные шарфы. Дело спорилось. Альфред, держа под мышкой литровую бутылку с остатками содовой, повернулся и столкнулся с Мэтью, стоящим у компьютера. — Как думаешь, стоит это собрать? — почти шёпотом спросил Мэтью, указывая на свалку астрономических таблиц и ксерокопий статей на столе. Место было единственным личным углом Альфреда в зале; пожалуй, оно даже больше походило на его рабочий кабинет, чем выделенное ему помещение на научной кафедре. Альфред посмотрел на его губы. Если бы кто-то спросил его (но никто так никогда и не спросил), Мэтью не смог бы сказать, что его привлекло. Может, это была лёгкость и тёплое ощущение завершённости. Может, это было чувство безопасности, а может, и его отсутствие. Может, это был сам Альфред Ф. Джонс, которому достаточно было глянуть один раз, чтобы у Мэтью перехватило дух тотчас. Но Мэтью забрал у Альфреда пластиковую бутылку и решительно поставил её на пол. Он посмотрел Альфреду в глаза с ясным намерением. Один короткий миг Альфред колебался. Он взял лицо Мэтью в ладони и наклонился ближе, будто спрашивал. Очень давно он не спрашивал разрешения так. Мэтью подался ему навстречу, не спросив ни о чём. CLXIII. Путь планеты должен представить в отношении к неподвижным звёздам неменяющийся эллипс Компьютерный стол, не приспособленный под суммарный вес двух тел, затрясся, когда они налетели на него. Альфред задрал толстовку Мэтью, затем схватился за пуговицы на его ширинке; с пуговицами ему пришлось сражаться неловкими пальцами, отвлекаясь на прижимающиеся к его губам губы. Мэтью положил возне конец, притираясь бёдрами к бёдрам Альфреда, и отстранился, только чтобы сказать: — Разворачивайтесь, мистер Джонс. От Альфреда исходило пугающее, тягучее желание — это было заметно по его глазам, по тому, как тяжело вздымалась и опадала грудь. Он развернулся. Опёрся ладонями о стол, беспечно сминая не одну карту звёздного неба. Он низко склонил голову, и в тишине Мэтью расслышал его сбивчивое дыхание. — Господи, ты потрясающий с любого разворота, — совсем тихо сказал он. Он привалился к спине Альфреда, и зубы и губы нашли основание шеи. Под ним Альфред прерывисто вздохнул. Вот как. Ему нравилось. Мэтью провёл языком по выступу у самого основания его затылка, подхватил галстук и потянул узел вниз, пока галстук целиком не соскользнул на пол. Он задрал рубашку Альфреда и шепнул, прижимаясь губами к его лопатке: — Мистер Джонс. Вы потрясающий, мистер Джонс, — он отметил каждое слово поцелуем, распробовав на вкус каждую веснушку и каждый выступ. И Альфред жадно ахал, удивлённо вздыхал — самые восхитительные звуки, которые Мэтью слышал. Он хотел услышать больше. Он надавил на его затылок, заставляя склонить голову ниже, притёрся к его заднице (и получил за это дрожащий полувсхлип). Ему было мало. Он запустил руки в брюки Альфреда, касался его и сжимал пальцы, пока ладони не стали влажными, пока Альфред не опёрся на локти, хватаясь за край крохотной столешницы и повторяя шёпотом: «Пожалуйста, пожалуйста, господь всемогущий…» — Скажи, что у тебя есть смазка, — сказал Мэтью. — У меня, м-м. В сумке есть крем! — он ахнул, прижимаясь щекой к какой-то тетради. От его разгорячённой кожи на обложке расплылся мутный влажный след, который быстро испарился. Мэтью отошёл за сумкой. Когда он вернулся, он сдёрнул брюки Альфреда вниз вместе с бельём, сжал зубами кожу чуть выше поясницы и втолкнул хорошо смазанные пальцы, глубже и вверх. Тело Альфреда на мгновение сжалось и расслабилось, раскрываясь ему навстречу. Альфред тихо заскулил. — Тш-ш, нам нельзя шуметь. — Ч-чёрт, — неразборчиво выдохнул Альфред. Когда Альфред почти рассыпался от одних его пальцев, Мэтью убрал их, смазал себя ладонью и притёрся головкой члена там, где Альфреду больше всего хотелось. Он скользнул в него без запинки. Мэтью почти раздумал входить, но было поздно, и Альфред дёрнулся и вжался лбом в стол, приподнимая бёдра навстречу. И Мэтью попытался сказать ему, сформировать слова — люблю тебя, я люблю тебя, тебя и всё то, что узнаю от тебя каждый день — но слова не давались. Будто они зашли туда, где слова не годились. Мэтью провёл рукой по животу Альфреда. Он подождал, пока Альфред сделает вдох, прежде чем снова задышать самому. CLXIV. Наблюдаемое движение планет Следующие пять минут Мэтью трахал своего преподавателя за его собственным столом, как хотел с самого начала года. Он стонал громко, потому что мог, потому что хотел, чтобы Альфред услышал, как он им наслаждается. Прослушав длинный перечень вариантов своего имени, как Альфред произносил его на грани блаженства, Мэтью расцеловал его плечи и задвигался резче. Просто чтобы услышать, как скрипит и ударяется о стену стол. Альфред перестал повторять его имя, спрятав лицо в руках. Рубашка, влажная от пота, сбилась в ком у него на затылке. (Примерно в это время всё пошло не так). Ещё через пять минут Альфред кончил в кулак Мэтью и обмяк, рухнув на изувеченные тетради. Он остался лежать и негромко умиротворённо постанывал в знак одобрения, пока Мэтью неритмично брал его. За эти пять минут Мэтью замер, и его взгляд остекленел, когда он вбился в Альфреда в последний раз и заполнил его спермой. Они так и остались ненадолго, будто приходя в себя. Мэтью глупо рассмеялся. Улыбаясь, поцеловал Альфреда в нос. Они поцеловались одними губами, теперь — почти стыдливо. Ещё пять минут им понадобилось на то, чтобы одеться и убрать все следы своей деятельности. В зале пахло сексом. — Выветрится, — сказал Альфред. Он притянул Мэтью к себе, чтобы разделить с ним третий, долгий и неспешный поцелуй под плакатом с Марсом, и в этот момент дверь открыли. — Эй, — сказал Ёнсу. — Я забыл свой айпод, но хорошо, что вы… А потом сказал: — Ничего себе. CLXV. Если внести поправку в наблюдаемое — В-вы… — прозаикался Ёнсу. — Вы, вы… Мэтью уставился на него, и ему показалось, что он сам где-то вне себя. Ужас был слишком велик, чтобы осознать его за один раз; ему казалось, что он изучает его словно за пределами своего тела, пытаясь понять, зачем он тут. Альфред запоздало выпустил его. — Вот дерьмо, — сказал он очень, очень тихо. — Вы двое правда — о боже. — Подожди, — слабо сказал Мэтью. Он не мог придумать, что сказать дальше. Он посмотрел вниз, словно ожидал увидеть себя голым, беззащитным, но нет, только сердце отбивало дробь в голове, только всё вокруг пошло рябью. Ему казалось, что его тело производит слишком много шума, что сейчас оно развалится. «Дураку ясно, что мы занимались сексом», — подумал он, как мог бы подумать: «Холодные теперь будут ночи». — Простите! Извините пожалуйста! — сорвался Ёнсу и сбежал, и вся жизнь Мэтью вылетела следом за ним в открытую дверь. CLXVI. В отношении к неподвижным звёздам Альфред вцепился в волосы и потянул, будто под кожей у него завелись призраки, и ударился в панику, но — Но Мэтью уже выбегал из зала. Он слышал, как недостижимо далеко впереди по коридору бежит Ёнсу, чиркая кроссовками. Он не мог дать ему убежать. Ещё можно было всё исправить. Ещё можно было исправить, прогнать всё прочь. Ёнсу был их другом, он был другом и, наверное, понял бы — — Не бей меня! — взвыл Ёнсу, когда Мэтью впечатал его в бетонную стену. Ему было очень стыдно за это, но это вышло случайно, он просто пытался его поймать, он же сам убежал. — Не говори никому, — сказал он, стиснув предплечья Ёнсу. — Не говори никому, ты не можешь… — Я не скажу, не скажу! — Господи, пожалуйста, пожалуйста, если я хоть когда-то тебе был другом, не говори никому. Это вся моя жизнь, ты не понимаешь, вся моя жизнь, он — всё, и мы так близко. Молчи ради меня, ты должен молчать. Пожалуйста, скажи мне, что сделаешь это. Скажи, что будешь молчать! Ёнсу сделал дрожащий вдох. Он, кажется, готов был удариться в слёзы. — Я не нарочно, я просто хотел айпод забрать, я не хотел… — Ёнсу, — и Мэтью всхлипнул. — Клянусь Господом, я тебя убью нахрен, если ты — если хоть одна живая душа… — Обещаю! Обещаю, боже, отпусти меня пожалуйста. Он послушался. В тёмных глазах его друга плескалось недоумение и страх, и Мэтью замутило. — Ты неправильный, — сказал ему Ёнсу, дрожащий и испуганный. Он выскользнул в тёмный коридор и исчез; Мэтью нетвёрдо зашагал, пока ему не показалось, что он больше не может идти. Он ударил стену и съехал по ней, и позвал Альфреда, и паника, наконец, накатила. CLXVII. Кроме Меркурия К понедельнику знал весь кампус.