Теория относительности

XLI. Касательно системы координат Мэтью дальше продолжал грезить посреди занятий, но не совсем так, как раньше. Он всё ещё ловил себя на том, как завораживает его кожаный шнурок на шее мистера Джонса, как мистер Джонс облизывает губы, переводя дыхание, воображал, как кусает его за нижнюю губу, поддевает пальцами этот шнурок и притягивает мистера Джонса ближе, воображал, как они занимаются сексом в пустой аудитории. Он, как раньше, представлял, как мог бы сидеть на парте в первом ряду и бережно давить мистеру Джонсу на плечи, и целовать его, словно они вдвоём могут вот-вот разлететься на осколки, если немедленно не найдут точку опоры. Но сам взгляд на ситуацию теперь изменился: Мэтью больше не хотел только брать. Он хотел прикасаться в ответ, хотел быть желанным. Мэтью стал по-настоящему задумываться, каково будет в реальности провести ладонями по бёдрам мистера Джонса, царапая джинс, как его преподаватель может ахнуть, если укусить его за шею чуть сильнее. Стали заметны и другие… изменения. Мэтью смотрел на своего преподавателя, подперев ладонью подбородок и прикрывая пальцами рот, чтобы не было видно, как он говорит с ним одними губами. Иногда он цитировал стихи. Иногда — рассказывал мистеру Джонсу, какой же он безудержно притягательный, какой безумно совершенный, и как сильно он нужен Мэтью. И то и дело в этом сне с открытыми глазами Мэтью произносил имя, на которое пока не имел права. Не «профессор», не «мистер Джонс», не даже обыденное «Ал». «Просто Альфред. Вам нравится ваше имя? Ни разу не слышал, чтобы Феличиано или Людвиг к вам так обращались». Возможно — и только возможно! — если только хватит смелости и удачи, то когда-нибудь у него получится узнать и это. XLII. Основной закон Галилее-Ньютоновой механики Сложность заключалась в том, что Мэтью никак не мог понять, выходит ли у него достучаться до мистера Джонса. Конечно, он стал смотреть на всё куда спокойнее. Никаких грандиозных планов вроде ещё одного кулона у него не было — пока что Мэтью решил целеустремлённо ловить мистера Джонса после занятий и занимать его внимание на час-другой. В понедельник он попросил объяснить кое-что из предыдущего урока. В среду захотел поделиться одной прелюбопытной книгой, обнаруженной в библиотеке (Мэтью мысленно поблагодарил мироздание за существование новелл вроде «Наука в научной фантастике: насколько мы близки к реальности?»). В пятницу профессор Бонфуа отправил мистера Джонса оплатить преподавательские счета в кофейне напротив кампуса, где по чистой случайности на одном из пуфов обнаружился Мэтью, склонившийся над «Введением в астрономию». После этого наступали несколько волшебных часов. За кружкой шоколадно-имбирного латте можно было до самой темноты обсуждать ход создания клуба астрономии и кофеиновую зависимость, систему здравоохранения и как Мэтью прятал в наволочке фонарик, чтобы читать под одеялом после того, как родители уложили его спать. Мэтью и раньше общался с преподавателями вне аудитории, но никогда раньше — так, никогда — будто за плотной ширмой, отгородившись от остального мира. В выходные встретиться не получилось, но в воскресенье мистер Джонс прислал Мэтью письмо, начинавшееся словами: «Выполни пять заданий и разошли пятерым друзьям, или с тобой случится что-то очень плохое». Мэтью, обычно из принципа удалявший письма счастья, не поленился выполнить все описанные в письме действия, записать ответы и отослать их обратно с комментариями. Мистер Джонс ответил смайликом и спросил, верит ли Мэтью в семь лет несчастий, которые сулит разбитое зеркало. «Не верю», отписал в ответ Мэтью. «Но если не купить новое зеркало и перестать следить за своей внешностью, то проблемы точно будут». За это ему досталась целая куча смайликов. Мэтью уже перестал понимать, что и зачем делает. Пытался ли он укрепить наметившуюся дружбу? Старался ли стать частью повседневной жизни мистера Джонса? А может, так он пытался узнать, действительно ли нравится своему преподавателю — потому что даже это было загадкой! — и есть ли у него хоть мизерный, хоть самый крохотный шанс на… Мэтью был готов поступиться научной карьерой за возможность влезть мистеру Джонсу в голову и узнать наконец, что он на самом деле думает. Мистер Джонс был одновременно открытой книгой и сейфом с пометкой «секретно». И это было очень, очень несправедливо. XLIII. Более современный взгляд на развитие электродинамики — Я едва разрешение выбил, — пожаловался мистер Джонс за бургерами. Про учебники они к тому времени уже благополучно забыли, поставив на них тарелки с едой. — У нас уже есть один клуб астрономии, но как-то у них там тухло. Я заглядывал на пару заседаний, но они только смотрят «Доктора Кто» и «Торчвуд». По-моему, они даже ни разу не собирались с тех пор, как досмотрели последний сезон. Но Артур обо всём позаботился, представляешь? Он и раньше для меня много чего делал. Добрый старик. — Мистеру Кёркленду ещё сорока нет. — Это очень много! — Профессор Бонфуа говорит, что декан к вам питает слабость, — сообщил Мэтью, аккуратно потроша свой гамбургер; на тарелку мистера Джонса ложились колечки лука, помидоры, паприка. — Ему нравятся новые идеи, хоть он и кажется страшным ханжой. — М-м, лук. Спасибо. Какой ты всё-таки бургерный минималист. В общем, нам теперь надо распределить бюджет, наверное. В клуб столько всего нужно. Телескопы там, карты звёздного неба, всё такое. — Угу, — Мэтью всё равно не представлял, с какой стороны укусить это чудовище, даже когда в гамбургере остались только сыр, котлета и булочка. Он мрачно уставился на свой обед. Мистер Джонс заметил и расхохотался с набитым ртом. Мэтью привык ко многому, что-то тут, что-то там. Привык получать по электронной почте котофото с дурацкими подписями и бородатые анекдоты про инопланетян. Привык ужинать в забегаловках, используя учёбу как предлог для приятельских посиделок. К незаметному стиранию границ. К кулону, который мистер Джонс носил, не снимая, к напоминанию о том, чему Мэтью пока что страшился дать имя. Но ответы на мучающие его вопросы всё так же ускользали от него. — Слушай, — произнёс мистер Джонс. — А ты едешь домой на зимние каникулы? Мэтью посмотрел на него. Глупый вопрос, Мэтью не видел родителей аж с сентября. Ещё ему очень не хватало снегопадов в родном Онтарио: здесь, на юге, едва-едва ударили первые заморозки. Но почему-то вместо этого он произнёс: — Я думал остаться. — Правда? — У меня… полно заданий и дел. Но я съезжу домой на неделю, конечно. На Рождество. — Поможешь мне организовать всё для клуба? Родители его за это убьют. Но оно того будет стоить. XLIV. Система отсчёта K, в которой любой луч света распространяется с универсальной скоростью Экзамен перед каникулами должен был бы беспокоить Мэтью, но отчего-то не волновал совсем. Не потому, что мистер Джонс собирался завысить ему оценку (и вообще, профессор Бонфуа ошибался на этот счёт), а потому, что, сколько бы они не балбесничали во время занятий, мистер Джонс всё равно давал Мэтью больше знаний, чем все преподаватели со школьных времён вместе взятые. Пока вся группа писала экзамен по теоретической физике, Мэтью азартно царапал ответы на подозрительно подробные вопросы о космосе. Он знал, что сдаст на «отлично» задолго до того, как пришло время сдавать работу. И знал, что ему понравилось. Мистер Джонс подмигнул ему, когда Мэтью выходил из аудитории. Через день в почтовом ящике общежития появилась посылка без обратного адреса и марок. Внутри обнаружился атлас звёздного неба с плотными глянцевыми страницами. На задней обложке красовались несколько строк мелким почерком. Мэтью прочитал их, зажмурился, глубоко вдохнул, открыл глаза и улыбнулся сам себе, прежде чем сунуть атлас под мышку и уйти. «Неудивительно, но у тебя «отлично»! За офигенность! Правда, стихов мне немножко не хватало. Альфред». XLV. Достаточно широкий базис для теоретического изображения всех физических явлений Кику одарил его понимающим взглядом, но так ничего и не сказал перед тем, как уехать домой. Его родители тоже жили в Онтарио, но собирались всей семьёй съездить в Японию навестить родню. Кику обнял Мэтью на прощание, что случалось не так уж часто. Наверное, у Мэтью на лице было написано, что поддержка ему очень нужна. После того, как все разъехались, в общежитии стало тихо и спокойно. Мэтью это скорее нравилось — можно было без помех почитать, например. И пусть на снегопад он даже не рассчитывал, но с севера уже понемногу наползала зима: воздух становился всё холоднее и знакомо кусал принесёнными морозами. Мэтью со спокойной душой оставил отопление на минимуме и чувствовал себя почти как дома. Тем более что в полном одиночестве он не остался. — Итак, — поприветствовал его мистер Джонс у входа в библиотеку. — Сколько времени от этих каникул я могу у тебя украсть? Мэтью глупо улыбнулся: — Давайте я вам просто скажу, когда мне нужно будет заняться другими делами? — Договорились! — мистер Джонс прижимал к груди стопку каталогов и держал под мышкой наспех обклеенную скотчем коробку. — Знаешь, я думал приспособить для заседаний Союзный зал. Там всё равно только клуб испанского собирается по средам. — Звучит здорово, — Мэтью зашагал с ним в ногу в сторону главного корпуса. — Будем называть его «залом НЛО», а? — С таким названием к нам потянутся чокнутые, — предупредил его Мэтью. Потом вспомнил пластикового инопланетянина по имени Тони на столе у мистера Джонса. Подумал ещё раз. — Знаете, не берите в голову. XLVI. Скорость распространения света Остаток недели они провели, собирая уже имеющееся оборудование и прикидывая, что нужно будет докупить. За эти дни Мэтью быстро понял, что быть наедине с мистером Джонсом ему нравится. Даже слишком, пожалуй, и мистер Джонс ничего не предпринимал, чтобы это изменить. — Я не хочу, чтобы у нас было скучно. Мы должны часто выбираться посмотреть на звёзды. Это всегда жутко интересно, и можно узнать кучу нового. К чёрту книжки. Нам нужны телескопы. — Угу,— отозвался Мэтью и добавил этот пункт в список. — Но мы не можем заказывать, пока не знаем, сколько человек реально запишется. Распластавшийся на полу перед громадным листом бумаги (будущим календарём клуба, который на данный момент был исчерчен цветными маркерами и присыпан «звёздной пылью») мистер Джонс всерьёз надулся: — Куча людей! — Так и запишу: «куча телескопов», тогда. — Хах. Спасибо, Мэтью, я знал, что могу на тебя рассчитывать. — У вас блёстки на лице. Мистер Джонс засмеялся и поскрёб под ухом. — Видишь, я уже на шаг ближе к звёздам! Но серьёзно. Серьёзно, я бы без тебя всё профукал. Спасибо, что торчишь со мной и помогаешь со всем. Мэтью полушутя погрозил ему ручкой. — Может, мне нечем было заняться, мистер Джонс. — Совсем нечем? Даже дома? Мэтью призадумался. — Мне разве что не хватает нашей команды. Мы собирались время от времени, чтобы сыграть матч-другой. Мистер Джонс уставился на него. — Команда? Бейсбольная, что ли? — Хоккейная. Информация обрабатывалась пару секунд. Мэтью мог поклясться, что в эти мгновения мистер Джонс впервые осмотрел его с ног до головы. — Ты играешь в хоккей. — У нас того, кто не играл, считали одержимым дьяволом или чем-нибудь похуже. Смертной тоской, например. — Хочу увидеть. — Что? — Хочу увидеть, как ты играешь в хоккей. Мэтью стушевался. — Ну… я не… не совсем… Тут же не с кем играть, эй, даже не знаю, к кому… — Но у нас есть каток! — Но я же не могу играть один… — Слушай. Покатаемся на коньках завтра? Это могло оказаться или очень плохой затеей, или шагом в нужном направлении. Мэтью только сомневался, в каком именно. XLVII. Закон распространения света в пустом пространстве Было уже пять минут пополудни, и мистер Джонс мог считаться официально опаздывающим. Мэтью тревожно глянул на свои часы и поёрзал на скамейке у входа в общежитие. Воздух, уже по-зимнему морозный, царапал лёгкие и пробирал до костей при каждом вдохе. Мэтью как раз начал подумывать, что можно было подождать мистера Джонса и в вестибюле, когда у бордюра со скрипом затормозило ржавое ведро. Мэтью поднялся на ноги. Пассажирская дверь распахнулась, и мистер Джонс, перегнувшись через сиденье, лучезарно улыбнулся из недр железного чудища. — Извини, я опоздал! — Значит, это и есть ваша машина, — как можно вежливее заметил Мэтью. — Красавица, правда? Шелби Мустанг шестьдесят седьмого года. Шикарная! Видишь гоночные полосы? Ой. Мэтью принял их за разводы грязи. Он переступил с ноги на ногу, облизнул губы и опасливо уточнил: — А… А если я рискну в неё сесть, то я выживу или нет?.. Мистер Джонс, кажется, слегка обиделся. — Ладно,— промямлил Мэтью и пригнулся, забираясь на пассажирское сидение. Внутри машина была относительно ухоженной, но на полу валялись несколько смятых пакетов, а между креслами был втиснут картонный стакан от коктейля. Мистер Джонс подождал, пока Мэтью пристегнёт ремень, затем переключил передачу и вырулил на дорогу. — А это что? — спросил он, кивая на рюкзак. — Книжки нам сегодня не нужны. У нас каникулы, ты не забыл? — Я коньки взял. Ну, мои собственные. — Ты и правда играешь в хоккей, — изумился мистер Джонс. В его голосе звучало такое искреннее восхищение, что Мэтью даже забыл возмутиться, как это ему не поверили изначально. Не последнюю роль в этом сыграло то, что, когда мистер Джонс обернулся посмотреть на дорогу через заднее стекло, Мэтью заметил на его шее кулон, угнездившийся аккурат под ключицами. — Ага, — заворожено отозвался Мэтью. — Правда. XLVIII. Реальные движения небесных тел Отношения Мэтью с хоккеем всегда были похожи на неудачный брак: Мэтью возвращался снова и снова, как бы сильно игра его не трепала. Первую клюшку он взял в руки, когда ему было три. Первый перелом руки он получил в девять. И пусть он ненавидел открытое противостояние в обыденной жизни, на льду что-то неуловимо менялось. Там скрипел металл по подтаявшему снегу. Там глухо стукались о пластмассовое ограждение игроки. Там кровь ударяла в голову. Хоккей давал Мэтью возможность почувствовать себя по-настоящему живым. А играл он более чем неплохо. Конечно, показать себя сегодня не было решительно никакой возможности. У них не было местной команды, поэтому большинство приходило сюда нарезать пару кругов под гулкое радио, льющееся из колонок. Мэтью критично окинул взглядом каток, натренированной рукой зашнуровывая коньки. Рядом мистер Джонс возился со своими. — Вы раньше катались? — Конечно! Это врождённое, — ответил мистер Джонс и уверенно затянул шнурки. — Пошли! — Ладно, — мистер Джонс стоял не очень уверенно, но на резиновом пандусе, ведущем к катку, это было вполне простительно. Мэтью только плечами пожал. Зря, конечно. Два шага по льду спустя Мэтью услышал за спиной вопль и шлепок. Он развернулся, очень стараясь сдержать улыбку, которая вот-вот грозила расползтись на лице, и протянул руку своему несколько ошалевшему преподавателю. — Вы хотели сказать, что это первый раз. Мистер Джонс прищурился. — Я на роликах отлично катаюсь. И был звездой футбольной и баскетбольной команд в школе! — Но на льду не катались совсем. Правильно? — У меня даже награды есть!.. Мэтью рассмеялся, ухватил его за руки и рывком поднял на ноги. У мистера Джонса, несмотря на мороз, оказались очень тёплые пальцы, чуть-чуть влажные и немного натёртые шнурками, которые он так старательно затягивал. Мэтью не рискнул подержать его за руки дольше, чем того требовалось, чтобы помочь ему встать. — Здесь коньки не слишком популярны, да? — Да не может это сложнее быть, чем на роликах. Это же тоже самое, только на льду! В смысле, это… А-а! — мистер Джонс вцепился в бортик, чтобы устоять на ногах. Он выглядел таким потрясённым и растерянным, что Мэтью не выдержал — да и кто бы смог устоять перед этими раскрасневшимися щеками и встрёпанными волосами. Мэтью хотелось прижать его к ограждению и целовать, жарко и беспорядочно, забраться холодными пальцами за пояс джинсов, касаться и гладить, пока мистера Джонса ноги не откажутся держать. Он взял мистера Джонса за запястье, мимолётно задумавшись, сколько мышц и сухожилий оказалось задействовано в создании этого мига, сколько нервных окончаний подарили им эту возможность тактильного контакта. — Не спешите, — сказал он и сам не поверил, как у него хватило храбрости. — Вы скоро поймёте, как балансировать, видите? — Большие такие кубки, — пробормотал мистер Джонс, и мало-помалу позволил отвести себя от бортика. Сначала он крепко стиснул ладонь Мэтью, затем обеими руками ухватился за его предплечье, и они сдвинулись с места. XLIX. Теория электромагнитного феномена Мэтью никогда раньше не катался так медленно. — А что, очень неплохо! — завопил взъерошенный и окрылённый успехом мистер Джонс, как только ему удалось наконец на черепашьей скорости пошаркать за Мэтью. Они неспешно продвигались по кругу, Мэтью тащил мистера Джонса за собой, медленно заходя на поворот. — Видишь, уже получается! Это было потрясающе. Восхитительно. Мэтью не отказался бы повторять такое хоть ежедневно. — Уверены? Отпустить вас? — Ты просто хочешь, чтобы я шлёпнулся на задницу. Мэтью смутился и залился краской. Под пальцами бился пульс мистера Джонса, отдавался в ушах, и Мэтью не переставал беспокоиться, что мистеру Джонсу, наверное, неловко держаться за руки с мужчиной. С другой стороны, он ведь даже не пытался высвободиться… — Немножко. — Если я сейчас выругаюсь, ты сделай вид, что не услышал. — Профессор Бонфуа всё время сквернословит. Каждое занятие. И декан тоже. Очень часто. Колени не сдвигайте, ну же. — Я только так и не упал ещё, между прочим! «Нет», — подумал Мэтью, и голову вскружило безрассудное счастье. — «Просто это я вас держу». L. Условия осуществления равномерно-поступательного движения Они катались долго, даже после того, как схлынула вечерняя толпа. Сначала Мэтью водил мистера Джонса по кругу. Затем отпустил его и просто смотрел, как он едет, и жалел, что нельзя было держаться за руки вечно. Они перебрасывались шутками и слушали рок-н-ролл, разносящийся над катком, и Мэтью по большей части ездил спиной вперёд, потому что так было удобнее не спускать с мистера Джонса глаз. Через некоторое время мистер Джонс похромал прочь со льда, жалуясь на лодыжки. Он плюхнулся на скамейку и принялся расшнуровывать коньки, и на пару минут Мэтью потерял его из виду. Он наконец-то позволил себе разогнаться и проехать пару кругов, просто наслаждаясь скоростью. Когда он, наконец, направился к скамейкам, выяснилось, что мистер Джонс неотрывно смотрел на него. Мэтью неловко улыбнулся, сел и завозился со шнурками. Они молчали, и даже их молчание было приятным. Мистер Джонс дал им помолчать даже чуточку дольше, чем обычно. А потом он всё-таки заговорил. — У тебя здорово получается. — Правда? — Господи, он, наверное, покраснел до корней волос. Даже затылку жарко стало. — Я просто с детства катаюсь. — Скромняга Мэтью, — мечтательно поддразнил мистер Джонс. — Я от тебя столько нового узнаю. Ты заметил? Сердце Мэтью словно решило побить рекорд по бегу на короткие дистанции. Он покачал головой. Он не заметил. «Это вы учите меня, это вы открываете мне дверь в ваш мир. А чему я могу научить вас?» — Как там говорят… Ученик учится у своего учителя, а учитель учится у своего ученика? — Не помню, — пробормотал Мэтью, хотя на самом деле отлично помнил. — Ну вот, — сказал мистер Джонс, теребя кулон. — Так и есть. Как-то так, — он посмотрел на Мэтью и хитро улыбнулся. — Хочешь, сходим в кино или поиграем в аркаду? LI. w = c — v Мэтью многое узнал в тот день. Узнал, что мистер Джонс совершенно не умел кататься и у него получалось не очень даже с поддержкой. Выяснил, что мистер Джонс очень непосредственно относится к прикосновениям; он то и дело хватал Мэтью за руки и за плечи. Мэтью всё никак не мог привыкнуть: когда мистер Джонс впервые хлопнул его между лопаток, он едва из собственной кожи не выпрыгнул. Ещё он узнал, что мистер Джонс умел набирать кучу очков почти во всех игровых автоматах в торговом центре. Ему действительно не было равных. Когда Мэтью спросил, как часто тот сюда ходит, мистер Джонс промямлил что-то невнятное про хобби и убил ещё парочку зомби из пластмассового пистолета. Мэтью показалось на миг, что вот-вот ему откроется ещё что-то, но внезапное озарение слишком быстро угасло. А потом они пошли в кино. На фильм ужасов, который Мэтью, кажется, хотел посмотреть — фильм обещал неплохой сюжет, а Мэтью всегда нравились хорошие триллеры — и к которому мистер Джонс выразил сдержанный интерес. Они едва не опоздали на начало, потому что мистер Джонс уговорил ещё сходить за сладким; в итоге накупленное они едва унесли вдвоём. Мэтью, впрочем, перепало прилично попкорна и шоколада, так что жаловаться он не стал. Жаловаться он не стал и когда на середине фильма мистер Джонс вздрогнул и прижался к его плечу. (Мэтью замер, но своего преподавателя не одёрнул). Он подумал, конечно, что это просто случайность, но уже на следующем сюжетном повороте мистер Джонс вцепился в его руку и, как заведённый, забормотал: «Зачем вы это сделали, о боже, не надо, не идите туда, о боже…» Ближе к развязке мистер Джонс почти всё время сидел, уткнувшись Мэтью в плечо. Мэтью совсем не возражал. — Круто было, — дрожащим голосом сообщил мистер Джонс, когда они вышли, хотя по его виду напрашивался противоположный вывод. Вдобавок он настоял на том, чтобы проводить Мэтью до самого общежития. — Просто на всякий случай, — пробормотал он, опасливо вглядываясь в ночные тени. LII. Видимые неподвижные звёзды Когда Мэтью остался, наконец, один, он сел на краешек своей кровати и впал в ступор. Он только что был на свидании. Он только что был на свидании. Он был на свидании с мистером Джонсом и не без причин был уверен, что тот даже не заметил. LIII. Приспособленная система координат «Он и правда не подозревает», — ошарашено думал Мэтью, пока мистер Джонс дотошно обводил все созвездия, ближайшие планеты и звёзды на картах, пришпиленных к стене. Он сопровождал свои действия комментариями, но настолько увлёкся темой, что не обратил внимания, что Мэтью в кои-то веки совсем его не слушает. «До него вообще не дошло». Деваться было некуда. Мэтью всю ночь пытался найти хоть какое-то объяснение, но потерпел полный крах. Преподаватели просто не гуляют со студентами так, как они гуляли вчера. Так делают хорошие друзья. Друзья, балансирующие на грани романтических отношений или близко к тому. Мэтью не был уверен, нравится ли ему, что мистера Джонса это совсем не заботило, или всё-таки нет. Он не представлял, что теперь делать. Может, стоило повысить ставки? Или лучше раскрыть карты поскорее? Но Мэтью очень боялся разрушить всё. Это их естественное что-то между ними. Боялся оттолкнуть мистера Джонса. Боялся просить больше, чем ему дают. И больше всего боялся, конечно же, что ошибается. А если не ошибается — то в чём именно. «Но ты уже слишком далеко зашёл, чтобы отступать», — сказал он сам себе, разглядывая спину мистера Джонса — крепкие плечи, гордая осанка. «Ты получил, что хотел. Но что ты теперь собираешься делать?»