Сквозь тьму

— Ты мог драться. Почему не стал? — Торин спросил глухо, снова надеясь получить ответ и ненавидя нотки отчаяния, отчетливо прозвучавшие в его голосе. Он потерял счет дням. Ему казалось, что они находятся здесь — в подземельях Эребора — бесконечно долго, и то, что должно было стать вновь обретенным домом, стало темницей, из которой не было выхода. Торин сидел на полу в углу, у решетки, что отделяла его камеру от той, куда в очередной раз швырнули эльфа. И в очередной раз Трандуил молчал, закутавшись в свою грязную, поблекшую мантию, некогда поражавшую роскошью вышивки. День за днем царило это безумие. Отчаяние. Страх. Не за свою жизнь. Торин сидел здесь, а эльф — там, каждый раз у противоположной стены, подальше от гнома. Поначалу они даже перекидывались парой слов, но со временем все попытки завести разговор сошли на нет — эльф окончательно замкнулся в себе. Торин не пытался извиняться, а Трандуил не упрекал, и от этого на душе гнома становилось даже хуже. Но дело было не только в этом. Дело было в том, что Торин просто сидел — казалось, о нем забыли. Кормили и поили, как и Трандуила, раз в день — несколькими кусками черствого хлеба да водой, но ни разу не водили на допрос или пытки. Ни разу никто не обмолвился о его дальнейшей судьбе. Сказать, что он не был этому рад, было бы преувеличением, но иногда он думал: лучше пусть допросы и пытки, пусть выдирают ногти и сдирают кожу, кладут на дыбу и делают, что хотят, только бы оставили в покое эльфа, ибо не проходило и суток, как Трандуила уволакивали куда-то. Торину казалось, что со дня битвы он пребывал в непрекращающемся кошмаре. Всё началось, когда он открыл глаза. Холодный влажный пол. Решетка. Ирония — он находился в камере, в которой провел ночь его пленник. А теперь сам сидел на его месте, а тот — рядом, за решеткой. Было почти полностью темно, и лишь белые волосы эльфа выделялись пятном. — Трандуил, — прошептал он, отчего-то боясь, что его кто-нибудь услышит, но тот не ответил. А тьма была странная — густая, насыщенная. Она будто клубилась, и Торину, с трудом цепляющемуся за нити возвращающегося сознания, казалось, что фигура эльфа то светится, то вновь погружается во мрак. Он сидел на коленях, очень прямо, и говорил — очень тихо. А потом сказал что-то громко и ясно на синдарине, и то, что сначала показалось Торину просто темнотой, отхлынуло назад, и на стене показался горящий факел. — Ты пожалеешь, эльф! — раздался злой, страшный голос, будто объемный, заполняющий собой всё пространство, отдающийся вибрацией в каждом уголке его тела. Голос Трандуила на его фоне казался гладкой мелодией. — Ты ничего от меня не добьешься, Гортхаур. — Уверен, Трандуил? — Тьма то сжималась, то расползалась до невероятных размеров, укутывала эльфа в кокон или резко подавалась к нему, будто ринувшись в атаку. Но Трандуил сидел прямо, не делая никаких движений. — Пытать будешь? — усмехнулся он. — Пытать? — загоготала тьма. — Нет, эльф, в тебе слишком много света, аванире твоё так просто не пробить. Вот только я знаю, чем можно его поколебать. Мне мно-о-ого тысяч лет, Трандуил. Я намного старше тебя, и много чего знаю. Держись… — Даже у Торина от этих слов по спине пробежались мурашки. А тьма схлынула, и тусклый свет от догорающего факела осветил камеры. Трандуил, будто разом лишившись всех сил, сгорбился, опустив голову. — Трандуил. — С Торина сползло оцепенение, и он наконец смог выдавить из себя членораздельные звуки. — Что это было? — Гортхаур. Среди народов Средиземья он известен под именем Саурон, — Трандуил отвечал тихо, устало, однако при звуке голоса Торина повел плечами, выпрямляясь. — Но он же мертв! — Ни жив, ни мертв. Пока что только дух, к счастью. — О чем вы говорили? — Тебе лучше не знать: целее будешь! — с внезапной желчью ответил Трандуил и закутался в мантию, давая понять, что разговор окончен. Едва не вырвавшиеся злые слова застыли на губах. Торин прикусил язык — он не собирался извиняться за содеянное, но это не значило, что он не ощущал свою вину за то, что они оба оказались в западне, и напряженно думал теперь, как выпутываться. А эльф сидел, и отблески пламени переливались на тогда еще блестящей парчовой ткани. "Ему не холодно?" — оглушительной мыслью ворвалось в голову, но Торин подавил в себе невесть откуда взявшееся желание предложить эльфу шубу — не позволила задетая гордость. Да и вряд ли бы тот согласился. Обжег бы, скорее, очередным брезгливым взглядом. Неосознанно приблизившись ближе, Торин устроился рядом с разделяющей их камеры решеткой. В тусклом свете догорающего факела эльф привлекал его взор, заставляя смотреть снова и снова. На гордую, истинно королевскую осанку, разворот прямых, широких плеч, жемчужные волосы, тогда еще ухоженным шелком ниспадавшие на плечи. Раздосадованный невесть откуда просочившимся трепетом, Торин сердито выругался, вскочил на ноги и принялся с преувеличенным вниманием ощупывать стены, проверять решетки на прочность и прислушиваться. — Бесполезно. Торин обернулся. Трандуил поднял на него взгляд и продолжил: — Из темницы не выбраться, если только у тебя нет чего-нибудь, чем можно открыть замок. Я пробовал — всю ночь, которую здесь провел. Единственное, что я понял за долгие часы попыток и раздумий — что где-то под нами протекает река, но пробраться к ней нет ни единого шанса. Вы построили свою тюрьму на славу. — Должен быть выход! — упрямо возразил Торин, возвращаясь к прерванному занятию. — И мы найдем его. А если и нет, то рано или поздно наши всё равно отобьют гору. — Рано или поздно, — повторил Трандуил и встал. Подойдя к стене, он устало прислонился к ней спиной, молча наблюдая за передвижениями Торина. Если у кого-то из них еще теплилась надежда на освобождение, то Трандуил не собирался её рушить. У него самого надежды не осталось, даже призрачной. Прикрыв глаза, он вновь прокрутил в памяти то, что произошло часом ранее. Скорбная картина бесславного боя: груды мертвых тел: орков, людей, гномов, среди которых всё еще умудрялись сражаться жалкие остатки светлого войска, воодушевленные нежданной подмогой. Ибо со стороны Дейла к горе стремительно приближалась армия эльфов, которых вел Леголас. Сын. Какая ирония — успей он вернуться чуть раньше, и всё могло сложиться по-другому. Но сейчас он ничего уже не мог сделать: Трандуила швырнули на колени, занеся над его головой меч, и армия замерла — вслед за своим предводителем, резко осадившим коня, — и отхлынула, подобно волне. Трандуил отвел взгляд, лишь бы не смотреть в перепуганные, полные отчаяния глаза своего сына. Впервые тот смотрел на него так, будто весь его мир сейчас сузился до отца, которому грозила смерть: ничего не замечая вокруг и никого больше не видя. А гномы и люди, поняв, что армия эльфов не придет на помощь, пока под угрозой жизнь их повелителя, начали спешное отступление: бежали с места битвы остатки эсгаротцев; оставшиеся в живых наугрим уводили с поля раненых. И были там двое, тела которых выволокли из горы — два молодых гнома. Мертвых. Трандуил сразу узнал мальчишек, племянников Торина. Не было больше у того ни родственников, ни армии. Лихорадочные метания Торина были прерваны приближающимися к ним голосами. Гном вцепился в прутья, но тут же отпрянул, сжав обожженные хлыстом пальцы. — Прочь от решетки, гномье отродье! — прокаркал на всеобщем наречии один из орков, опуская хлыст. Весь его облик говорил о решимости наказать, если ему не будет выказано должного повиновения. Однако Торин, молча отступив вглубь камеры, ограничился прожигающим насквозь взглядом. Орки злобно зыркали на пленников, перебрасываясь насмешками на орочьем, пока тот, первый, не осадил их, зло рыкнув. Сразу же примолкнув, те двинулись к камере Трандуила, схватили его за локти, но король стряхнул с себя орочьи лапы, самостоятельно направившись к выходу. Те зароптали, один даже осмелился поднять на эльфа руку, однако вожак резко огрел его кнутом. — Эльф — игрушка хозяина, — прорычал он. — Хочет идти сам, пусть. Посмотрим, как он будет возвращаться. Разозлившиеся было орки загоготали. Торин снова вцепился в решетку, но тут же отступил под предупреждающим взглядом Трандуила. Эльф держался гордо и величаво, но от Торина не ускользнула звенящая напряженность каждого его движения. Тем не менее, трудно было не восхититься его самообладанием. Те несколько часов, которые Трандуил отсутствовал, показались Торину самыми длинными за всю его жизнь. Мечась из стороны в сторону, он не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, что собирался делать с эльфом Саурон. И когда из-за стены вновь показался свет, он снова бросился к решетке. Трандуил шел сам, сопровождаемый двумя тюремщиками, очень тяжело и медленно, но в слабом свете горящего впереди факела Торин не заметил каких-либо видимых повреждений, следов пыток или иных признаков насилия. Подавив внезапное желание воздать благодарность Махалу, он отошел от решетки и лишь ревностно следил за каждым шагом эльфа. На краткий миг лицо Трандуила попало в яркий луч света, и Торин подался вперед: еще не приходилось видеть на лице эльфа подобную бледность — землистую, мертвенную, поглотившую, казалось, былое мерцание. Волосы его были спутаны. Глаза — пустые — слепо смотрели вперед, а движения были медленными и, будто, неосознанными. Казалось, Трандуил не владел собой, и когда его втолкнули в камеру, он так и замер в нескольких шагах от решетки, уставившись вперед. Орки ушли, и Торин осмелился подать голос. — Трандуил? — тихо позвал он, но тот не реагировал, возвышаясь подобно каменной статуе. — Трандуил! — повторил Торин спустя несколько минут, в течение которых он впервые в жизни почувствовал, как щупальца страха подкрадываются к его сердцу. Вышло громко и требовательно, и эльф ожил. Вздрогнул, бросив на гнома краткий, полный безумия взгляд, и судорожно закутался в свою мантию. Торин кинулся к решетке, просунув руку в желании прикоснуться, но Трандуил ушел от соприкосновения, медленно двинулся к стене и, подойдя вплотную, прижался к ней лбом. Торин пошел следом, вдоль решетки и, застыв в углу, молча смотрел, как эльф сполз на пол, обхватив себя руками. Оглушенный странным поведением, он только сейчас заметил, что костяшки пальцев эльфа были стёрты, под ногтями виднелась грязь. Или кровь. А волосы были не столько спутанными, сколько слипшимися, и жалко смотрелись на фоне будто в насмешку оставленного серебряного венца, чисто мерцающего в свете пламени. Казалось, прошла вечность, прежде чем Трандуил пришел в себя и начал что-то тихо шептать. Торин тоже сидел на коленях, не отводя от него взгляда, и не сразу обратил внимание на пробравшуюся в камеру эльфа тьму. — Понравилось, эльф? — пророкотала она, накатив на Трандуила волной. — Не тронь его, Темный! — дал знать о себе Торин, вскочив на ноги. Мгла схлынула на пол, словно вода, но тут же восстала снова, представ уже перед гномом. — Не лезь не в свое дело, гном! — зазвучал полный предупреждения голос. — Будь благодарен, что тебя не трогают. — Вот еще! — Нет? — Тьма сжалась в небольшой сгусток и вдруг рванула вперед, ударив Торина с такой силой, что тот распластался по стене, больно стукнувшись головой. В глазах потемнело. — Ты мне не нужен, гном, — шипела тьма. — Одно моё желание, и ты — труп. Мне нужен только он… Не лезь. — И снова собралась, готовясь ударить, однако замерла на полпути при звуке голоса. — Хватит, Гортхаур, — тихо, но твердо повторил Трандуил. Никогда еще Торин не был так рад вмешательству пришедшего в сознание эльфа. Тьма снова вернулась в соседнюю камеру, и Торин увидел проступившие очертания человеческой фигуры. — Говори же, тебе понравилось? — Сгусток тьмы, имитирующий руку, потянулся к волосам эльфа, но прошел сквозь них, лишь колыхнув пряди. — Я приказал Азогу быть помягче, надеясь на твое благоразумие. Ты интересен мне. Такой упрямый. Сильный. Иди мне на встречу, я оставлю тебе твой лес. — И только? — усмехнулся Трандуил. Смех наполнил камеру. — Всегда восхищался твоим тщеславием, синда. И тому, как яростно ты воевал за каждый кусочек своего леса. Идем со мной, и я подарю тебе все земли, что ныне принадлежат эльфам… — Какое великодушие, — к Трандуилу, определенно, возвращалось не только сознание, но и обычная ироничность, — подарить мне мои же владения. И земли моих сородичей. Я сейчас разрыдаюсь от твоей щедрости. Мгла рассыпалась шипящими звуками подобно ледяной воде, выплеснутой на раскаленное железо. — Отказываешься? Снова? Что ж, я расскажу тебе, как это будет. То, что сделали с тобой сегодня — цветочки в сравнении с тем, что тебя ожидает. Раз за разом твоя душа будет стремиться покинуть тело, оскверненное, ничтожное, недостойное более предстать пред очи светлых сил мира сего. Но когда всё будет двигаться к кульминации, когда тело будет уже не в состоянии удерживать твою fear, мои приспешники будут останавливаться, не давая ей выхода. День за днем ты будешь слабеть, и настанет час, эльф, когда свет в твоей душе померкнет и единственным желаемым тобой исходом будет смерть. Но ты ничего не сможешь сделать. И душа твоя, окончательно сломленная, уже не сможет противостоять злу. Аванире рухнет, словно стена из песка, и тогда я узнаю всё… Трандуил молчал, смотря в сторону, и тьма постепенно рассеялась, оставив на душах пленников горькое послевкусие. Они больше не разговаривали в тот вечер, закутавшись каждый в свою одежду, и придавались горестным мыслям.

***

— Скажи мне, где кольцо. Скажи! — Звучало снова и снова, расходясь дрожью по обнаженному телу. Сковывая сознание. Щекоча нервы. Не было ничего больше — только тьма и белый орк на её фоне, глумливо оглядывающий его своими желтыми глазами. — Я вижу, ты знаешь. Чувствую. — И каждый раз, когда Трандуил отказывался, Азог разрывал его на части, вырывая из горла невольные крики и рыдания. — Проснись! Трандуил подскочил и уставился на мрачно взирающего на него Торина. С трудом подавив желание обхватить себя руками, чтобы сдержать колотившую его дрожь, эльф расправил плечи и прислонился спиной к стене. — Не спишь, Торин Дубощит? Я думал, ты привык к отсутствию мягкой койки. — Поспишь тут, — ответил Торин, предпочтя не замечать иронию. Под внимательным взглядом гнома Трандуил неосознанно поднял руку и ослабил ворот, сделав глубокий вздох. Ночной кошмар до сих пор стоял перед глазами. К спине, мокрой от холодного пота, неприятно прилипла сорочка. Снова наткнувшись на нахмуренный взгляд Торина, рассматривающего его шею, Трандуил отвернулся, стыдливо запахиваясь. Он знал, что мог увидеть там гном: синяки от орочьих лап, лишь чудом не задушивших свою жертву. «То ли еще будет», — подумал он и чуть было не зашелся в истерическом смехе, представив, как будет смотреть на него Торин потом — после нескольких раз. Ему хотелось видеть в его глазах злорадство, только бы не жалость. Сочувствие разрушает волю, а Трандуил не был намерен сдаваться ни в коем случае. Кольцо — вот что двигало Гортхауром в его нынешних поступках. Пробудившееся, оно отчаянно взывало к своему хозяину, и Темный его чувствовал. Тем глупее была ошибка Трандуила. Само по себе соперничество лихолесского короля и властителя Дол Гулдура мало что значило. Будь между ними лишь это, Саурон бы не стал церемониться. Но первое, о чем спросил его Гортхаур, было «где кольцо?». А Трандуил, удивленный вопросом, не смог спрятать внезапного изумления от пришедшей в голову догадки. Это было лишь импульсом — мимолетным и сразу подавленным, но Саурон, великий колдун, уловил его тотчас же. Вот почему он так стремился пробить внутреннюю оборону эльфа и проникнуть ему в голову — понял, что тот знал или догадывался, где находится вещь, сосредоточившая в себе всю его силу. Трандуил вновь закрыл глаза, желая и боясь уснуть одновременно. Впервые в его жизни реальность мало отличалась от самых страшных его ночных кошмаров. А Торин смотрел на него, сейчас и потом, день за днем — когда Трандуила раз за разом швыряли в камеру, ибо чем больше суток сменяло друг друга, тем больше слабел эльф. Поначалу он находил в себе силы идти самостоятельно, в конце концов его возвращали чуть ли не волоча по полу. Бледного, словно смерть, покрытого ссадинами и потеками, следами цепей и укусов на руках и шее, со сбитыми в колтун некогда шелковистыми волосами. Губами — сухими и потрескавшимися, разорванными в уголках. Каждый раз, когда Трандуил отсутствовал, Торин метался по камере, остервенело скребя ногтями малейшие щели, понимая всю безнадежность своей затеи, но с упорством, достойным внука короля Трора, продолжая свое занятие, лишь бы отогнать от себя мысли о том, каким именно пыткам подвергался эльф. Впервые в жизни ничтожность собственного бытия обрушилась на Торина подобно бездне. Он был всего лишь гномом, желавшим вернуть свой дом. Судьбы мира вершились не им и не его сородичами, большую часть своего существования далекими от горестей и страхов народов Средиземья. Всего лишь маленький народ, добывающий золото и драгоценные камни. И как бы ни были высоки ставки на Эребор, сам он — Торин Дубощит, наследник Трора — не значил ничего и был абсолютно беззащитен перед внезапно явившейся в Эребор тьмой. Много раз он почти лез на рожон, начиная глумиться над охранниками и нарываясь на ответные действия, пока однажды Трандуил, вдруг выйдя из ставшего для него обычным оцепенения, с ехидством не бросил: — Хочешь покинуть меня так быстро? Столь надоела моя компания, что так стремишься распрощаться с жизнью? Торин выругался, но раздражать охрану и вправду перестал, вместо этого погрузившись в нескончаемую бездну мрачных дум. Он молчал, и лишь озлобленным взглядом следил за появлявшимися орками, и внимательным, ревностным — хоть и пытался изо всех сил подавить в себе это чувство — за Трандуилом. Каждый раз подмечая новые и новые признаки насилия, вцепившись, порой, в прутья решетки, он не мог оторвать взгляда от забившегося в угол эльфа, судорожно кутавшегося в свою изорванную мантию, будто в надежде защититься. — Где твоя обувь? — однажды спросил Торин и отвернулся, зная, что не получит ответ. Кровавые следы босых ног, внезапно увиденные им в проходе, не оставляли сомнения в том, кому они принадлежали. Но эльф так старательно кутался в свое необъятное одеяние, что заметить это при ходьбе было практически невозможно. Торин вцепился в прутья, сжав зубы. И так пролетали недели. Торин надеялся, что не месяцы, но как не старался, сосчитать не мог даже приблизительно. В камерах царила зимняя стужа. Шуба едва защищала его от холода, а Трандуила теперь бил почти непрекращающийся озноб. Торин предлагал ему шубу, но тот смотрел на него так, будто он был сумасшедшим, а сам таял на глазах. И вот наступил тот день, когда шрамы на его лице, однажды уже виденные Торином, проявились вновь и больше не исчезли, уродуя уже и без того далеко не идеальный лик. Торин проводил часы, прижавшись к решетке, когда эльф был внутри, и мечась по камере, когда того не было. Каждый раз, когда его уводили, что-то внутри обрывалось. Ему было страшно, стыдно и больно. До отчаяния. Весь его мир сосредоточился на полумертвом эльфе, которого приводили и уводили. Всегда два охранника. И, тем не менее, Трандуил еще держался — иначе чем можно было объяснить тот факт, что Саурон изо дня в день требовал его к себе. Но надежды это не прибавляло. Ничто не менялось в их положении, и Торин, как и прежде, до сих пор не видел выхода из него, пока однажды эльфа не швырнули в его собственную камеру. — Позаботься о нем, хозяин приказал, — прокаркал орк с отвратительным акцентом. — А-то он, того и гляди, дух испустит: лишит Владыку развлечений. Темное отродье скрылось за углом, и Торин бросился вперед, попытавшись взять Трандуила за руку. Эльф распластался на полу — ни жив, ни мертв, но, почувствовав прикосновение, дернулся прочь, забиваясь в угол и заворачиваясь в свою мантию словно в кокон. — Трандуил? — Торин попытался приблизиться, ведомый внезапной потребностью защитить, успокоить и согреть. — Не смей, — голос эльфа был слаб, но Торин не рискнул подойти ближе. Из-за занавеси некогда шелковистых, сейчас же — изгвазданных в чем-то липком, впитавших в себя пыль и грязь — волос на него взирал лишь один глаз — с ненавистью и страхом. Трандуил был явно не в себе. — Я не враг тебе, — тихо, почти моля, произнес Торин. — Пожалуйста, позволь мне помочь… — Помочь? — Трандуил горько рассмеялся. — Ты последний, кому я позволю себе помочь. — Ну и не надо, упрямое ты эльфийское отродье! — взорвался Торин, пнув ногой стену. Постоянный страх и напряжение, наконец, вырвались наружу, излившись на того, кого больше всего хотелось уберечь. — Сиди и жалей себя дальше, коли тебе так хочется! Трандуил, ожидаемо, никак не отреагировал на его выходку. Поджав под себя босые ноги, он сильнее завернулся в мантию и спрятал голову в коленях. Торин еще несколько минут нервно расхаживал по камере, метая на молчаливый кокон яростные взгляды. Внимание снова и снова возвращалось к руке, оголенной до припухшего, посиневшего запястья. Ногти на руке были обломаны, и один из них, по какому-то недоразумению оставшийся целым, на фоне распухших суставов и ссадин на самих пальцах смотрелся особенно дико. Вконец устав, Торин плюхнулся на пол и случайно наткнулся взглядом на валявшуюся в углу книгу, которую сам когда-то сюда принес. Не поленившись встать, он взял ее в руки и пробежался глазами по обложке. Странно, что он ни разу не обратил на нее внимания за все это время. — Смотри-ка, на что я наткнулся, — произнес он то ли себе, то ли эльфу.— «Предания о перворожденных». Ну надо же! Вот бы не подумал, что дед хранил в своей библиотеке подобное. — Посмотрев на Трандуила, все также не проявляющего ни к чему интереса, он примирительно спросил: — Хочешь, я тебе почитаю? Получив неизменную тишину в ответ, Торин вздохнул: — Ну и ладно. Захочешь — попросишь. Опустившись на пол, он углубился в чтение и впервые за долгое время почувствовал себя спокойнее. Чтение давалось легко. Торин и сам не думал, что ему когда-нибудь понравится изучать природу эльфов, но факт оставался фактом — занятие поглотило его полностью. Глотая страницу за страницей, он изредка что-то тихо комментировал, посматривая в угол. — "Эльфы выносливее любого из живущих, — неосознанно бормотал он себе под нос. — Но душа их, что пугливая птица – одно неверное движение, и выпорхнет из физической оболочки, словно из клетки. При принуждении к плотской связи душа эльфа покидает тело. Вероятность противоположного исхода минимальна и объясняется лишь сильнейшей волей или стимулом к жизни". Какая глупость — умереть от плотской связи! Что за бред! — Последнюю фразу он проговорил громко и возмущенно, надеясь хоть сейчас вызвать какую-либо реакцию. Но так и не получив ответа, вздохнул и отложил книгу в сторону. Поняв, что Трандуил не намеревается говорить хоть что-нибудь, он просто устремил на него мрачный взгляд. Сгорбившееся в углу создание совсем не напоминало царственного эльфа, когда-то расхаживающего перед ним в своем длинном платье. Торин нахмурился — отчего-то хотелось увидеть его таким вновь: стервозным, высокомерным, с этой его всезнающей насмешливой улыбкой на красивых губах. Каким угодно, только не таким: почти сломленным, истощенным настолько, что даже не в силах скрывать изуродовавшие прекрасное лицо жуткие ожоги. Ненависть к Саурону просто затопила — даже дыхание стало шумным и тяжелым. Торину показалось, что никогда и никого он не ненавидел с такой силой, как ненавидел сейчас темного майа — за то, что сделал с эльфом. И ненависть эта была еще больше от того, что эльфа он ненавидел тоже, но так, как можно ненавидеть нечто прекрасное и совершенное. Издалека. Издеваясь, понося про себя, но никогда, ни под каким предлогом не позволяя себе даже мысленно уродовать его совершенство. Не сумев подавить внутреннего порыва, Торин встал и, стянув с себя согретую шубу, накинул ее на эльфа. Трандуил не пошевелился — может, смирился, а скорее всего, просто заснул. Так или иначе, на душе гнома стало чуть-чуть спокойнее, даром, что трясся от холода всю последующую ночь. Вдобавок к холоду, снились гному одни сплошные кошмары, в которых он снова и снова натыкался взглядом на босые ноги и тянущийся за ними кровавый след. Открыв глаза, он долго шарил взглядом по потолку камеры. Потом, вспомнив, бросил взгляд в угол. Поза эльфа почти не изменилась, лишь виском он прижимался к стене. Торин осторожно встал и, подойдя ближе, опустился на колени. Дыхание Трандуила было тяжелым и прерывистым, но спал он как будто спокойно. Торин протянул руку, чтобы посильнее натянуть на него съехавший край шубы, как вдруг услышал топот. Неосознанно закрыв собой эльфа, он наблюдал за группой орков, подошедших к камере. — Вот и Азогова игрушка, полюбуйтесь, — начали глумиться они. — Не загораживай обзор, гном! Не похож он что-то на того распрекрасного эльфийского короля, из-за которого сейчас такой кипиш, правда? Обычная уродливая шлюшка. — Пасть закрой! — зло выплюнул Торин. Не помня себя от ярости, он бросился на ступившего в камеру орка. Битва, как и ожидалось, длилась недолго: Торина скрутили и, отчаянно брыкающегося, начали пинать и бить хлыстом с такой силой, что он почувствовал, как медленно, но верно начинает терять сознание. Если бы не начальник стражи, прибежавший на шум и разогнавший разъяренную свору, он бы, наверное, распрощался с этим миром. Закрыв глаза, он пытался впитать в себя благодатный холод камня, облегчающий боль от побоев, когда почувствовал прикосновение. Подняв веки, он беспомощно посмотрел на Трандуила, сидящего возле него на коленях. Сил не осталось даже удивиться. — Допрыгался? — Трандуил спросил это без обычного для него ехидства, тихо и грустно. Побудив Торина перевернуться на спину, он медленно повел над ним кистью и, остановившись над местом, где чувствовалась особенно сильная боль, начал шептать заклинания. — Что ты делаешь? — Торин, почувствовав, как отступает боль, схватил его за руку. — Не надо! Ты отдаешь свои последние силы! Трандуил слабо дернулся, освободив руку, и продолжил плести заклинания, пока, вконец обессилев, не сполз рядом на пол. Торин повернул голову. Подняв руку, он коснулся здоровой щеки эльфа, хотя и на ней темнели ссадины и царапины. — Скажи мне, что ты выживешь, — с отчаянием выдавил из себя Торин. Веки эльфа дрогнули, и Торин впервые подумал, что никогда не видел таких красивых, густых ресниц, словно веерами взмахнувшими над странным взглядом. Залитый белым глаз, мертвый, почти пугал. Но второй, внезапно ясный и синий, светился неожиданным спокойствием и сочувствием. — Конечно, Торин, я ведь бессмертен, — ответил он и закрыл глаза. Торин схватил его за руку, на которой больше не заживали раны и ссадины, и впервые в жизни зарыдал.