Сквозь тьму

Расплавленное золото… Смотреть, как медленно и тягуче оно бежит по желобам плавильни, всегда казалось ему завораживающим занятием. Он мог наблюдать за этим вечно. Другое дело время. Сейчас, когда каждая минута в борьбе за их жизнь была на счету, медленное течение времени буквально сводило с ума. Им нужны были кров, еда, одежда, а они были вынуждены находиться вблизи их тюрьмы. Торину казалось, что солнце зависло в одной точке и не в силах сдвинуться с места. Одежда сушилась медленно, и всё также единственным спасением в студеном зимнем воздухе были разведенные им костры. Он уже не раз ходил за хворостом, пытаясь отвлечься и занять свои мысли. Но веток накопилось с лихвой, и всё, что ему оставалось — смиренно ждать, когда одежда высохнет, чтобы, наконец, предпринять попытку найти более подходящее для них убежище. Ждать, находясь рядом с эльфом, который больше не приходил в сознание… Трандуил… Торин старался не думать о нем, успокаивая себя мыслью о том, что сердце эльфа билось стабильно и он пребывал в тепле. Однако стоило отвлечься от дум как быть дальше, как взгляд тут же цеплялся за бледное лицо в обрамлении такого же бледного облака волос, резко контрастировавших с темным бархатом еловых ветвей. Вода смыла с них кровь и грязь, но они оставались всё такими же блеклыми и спутанными. Мертвыми. В этих волосах не было жизни, как и, казалось, во всем теле. Левая щека синела шрамом, но когда Торин оказывался по другую сторону от эльфа, то невольно замирал от вида идеальной точёности его черт. Сейчас, в свете дня, Трандуил казался ледяной скульптурой — так бела и почти прозрачна была его кожа с синевой ушибов и царапин. Он был таким хрупким, что казалось: прикоснись, и рассыплется на миллион блестящих осколков. И в то же время, никак нельзя было не потянуться к его лицу, чтобы коснуться темных бровей и бледных губ. Скользнуть пальцами по тонкой коже… Придя в себя, Торин отдернул руку, ругнувшись. Вскочив на ноги, он принялся лихорадочно метаться по поляне. Он чувствовал себя зачарованным, пребывающим в странной дреме. Враг лежал перед ним, а всё, о чем Торин мог думать — как этого врага спасти. Но врага ли? Торин предпочел не задумываться об этом. Метнувшись к сушащимся рядом с огнем вещам, он решил, что часть из них просохла достаточно, и принялся быстро облачаться. На всякий случай накинув оставшуюся одежду поверх ложа Трандуила, он подбросил хвороста в костры и решительно поднялся. — Я ухожу, — сказал он, будто Трандуил мог его услышать. — Но вернусь. Найду помощь и сразу же за тобой вернусь. — И подавил в себе отчаянное желание добавить: «Только дождись», потому что бросать эльфа одного было страшно до колик. Но уже вечерело, и они уже не смогли бы чувствовать себя в такой безопасности с кострами, как при свете дня. А остаться без огня значило обречь себя на смерть — не только от переохлаждения, но и от диких зверей, рыскающих в поисках пищи. Видимо, сам Эру смилостивился над ним, потому что не пройдя и мили Торин увидел на снегу следы. Свежие. Человеческие, скорее всего. Быстро побежав по следу, он наконец увидел их обладателя. Мальчишка, маленький и щуплый, совсем бедно одетый, быстро обирал куст шиповника. — Эй, малец! Тот замер и медленно, боязливо, обернулся. — Не бойся, я не причиню тебе зла. — Торин поднял руки ладонями вперед, подтверждая свои слова. — Ты живешь где-то рядом? Мальчишка молчал, уставившись на него полным опаски взглядом. И Торин продолжил: — Отведи меня к своему дому. Мой друг, эльф, умирает — ему нужна помощь. Он там… — Торин не успел договорить, как в лицо ему полетели высыпанные из котомки ягоды. Мальчишка бросился прочь. Выругавшись, Торин побежал следом, проклиная глупость людей и снег, в который постоянно проваливался — здесь, в низине, его было необыкновенно много, и там, где с легкостью бежал мальчик, Торин уходил вглубь чуть ли не на каждом шаге. В конце концов собравшись с силами, он сделал последний рывок и прыгнул к мальчишке, ухватив того за ногу. Малец орал как дурной, брыкаясь до тех пор, пока гном не взял его за ухо, поднимая на ноги. Тот жалобно запищал и наконец перестал вырываться. — Так-то лучше, — досадливо проворчал Торин. — Ты, видно, не понял. Я не несу зла, мне всего лишь нужна помощь… — Ты гном! — с внезапной злобой выплюнул мальчишка. — Ты сам зло! Торин ошалело смотрел на зарвавшегося ребенка, пока накопившаяся за день усталость и страх за жизнь не прорвалась во вспышке гнева. — Зло?! — вскричал он, сдавив ухо так, что мальчишка заревел. — Ты прав, я зло, и ты у меня в руках. И если сейчас же ты не прекратишь орать и брыкаться, я разорву тебя на части, усёк? Мальчишка закивал, глотая текшие по щекам слезы. — Отлично! — Торин резко его отпустил. — А теперь говори, где твой дом? — В низине у того холма, — промяукал ребенок, указывая в нужном направлении. — Много там домов? Людей? — Мы одни. Выжившие после битвы при Эреборе устроились ближе к озеру. — Кто это «вы»? — Я и мать. — Хорошо. Отведешь меня туда. А сейчас следуй за мной! Мальчишка плелся сзади, отирая со щек слезы, и больше не делал попыток к побегу. Торином же овладела надежда. Он шел быстро, почти переходя на бег, и когда достиг ельника и увидел Трандуила в том же положении, в котором его оставил, кинулся к нему чуть ли не со счастливым возгласом. Быстро облачив его в одежду, он поднял его на руки. — Это правда эльф? Глаза мальчика светились сомнением. Вероятно, эльфы никак не ассоциировались в его мозгу с уродливыми шрамами на лицах и мертвенной бледностью. И эта невинная фраза омрачила поднявшееся было настроение Торина. Он вновь нахмурился, однако раскрасневшийся, с опухшим носом, мальчишка выглядел сейчас так жалко, что Торин не смог сердиться дальше. — Эльф, — всего лишь и проворчал он, — который умрет, если ему не помочь. Веди! Мальчик всё еще вглядывался в лицо Трандуила с сомнением, однако заметив, что злой гном снова начинает хмуриться, поспешил выполнить указание. И часа не минуло, как они достигли старой, стоящей у подножья холма, хижины. Крыша ее порядком просела, но из подобия трубы шел дым. Мальчик распахнул дверь, и Торин вошел вовнутрь. — Не бойтесь! — предупредил он женщину, при их виде в испуге прижавшуюся к стене. — Я Торин. А это Трандуил, повелитель лесных эльфов. Нужна помощь. Он умирает. Торин старался говорить как можно более убедительно, но не мог не заметить, как недоверчиво и зло блеснули глаза женщины. Будь ситуация иной, он никогда не опустился бы до того, чтобы просить помощи у тех, кто его ненавидит. Вообще просить помощи. Но с рук его сейчас безвольно свисал Трандуил — легкий, словно пушинка, — и с каждой лишней минутой страх Торина за его жизнь возрастал. — Есть тут кровать? Женщина коротко кивнула в сторону. Торин перевел взгляд, оглядев ложе. Всего одно, широкое. Доски, покрытые каким-то тряпьем и рваным одеялом. Не имея другого выбора, Торин осторожно возложил на него свою ношу и только потом позволил себе оглядеться. Хижина была убогой, очень старой, подобной охотничьему домику. Так оно и было, наверное, ведь до Дейла и Эсгарота расстояние было приличным. Всего одно окно, затянутое, судя по сочившемуся из него тусклому свету, бычьим пузырем. Печь, которая нещадно дымила и на которой томилась кастрюля с, судя по запаху, каким-то рыбным варевом. Некстати в голову пришла мысль, что Трандуил, будь он в сознании, непременно сморщил бы свой идеальный точеный нос. Торин усмехнулся: хорошо, что он без сознания — не лучшее место для высшего эльфа. Но другого не было. — Я не прошу вас заботиться о нас, — сказал он, вернув внимание к женщине. — Но мне нужна горячая вода и лекарства, если они у вас есть. Если нет, мне потребуется помощь вашего сына. — Торин оглянулся, но мальчишки в доме уже не было. — Есть некоторые травы, — отвлекла его женщина. Принявшись копаться в каком-то мешке за печью, она извлекла несколько связок. — Хорошо. — Торин отвернулся. — В чем вы растапливаете снег? Женщина указала ему на жестяное ведро, и он отправился на улицу. Наполнив тару снегом, он водрузил ее на печь. — Может, откушаете, пока вода греется? — удивила его хозяйка. Все то время, пока он старался удобнее устроить Трандуила и изучал травы, она не издала ни звука, и Торин начал уже думать, что, возможно, оно и к лучшему. Голод он как-нибудь потерпит. — Буду премного благодарен, — обескураженно отозвался он. Хозяйка налила варево в миску и поставила на стол, добавив несколько сухих лепешек. Торин впервые почувствовал, как дико он проголодался. Схватив ложку, он буквально накинулся на еду, думая о том, что ничего не знал вкуснее. И хотел уже, было, поблагодарить радушную хозяйку, как вдруг дверь отворилась. Торин вскочил, кинувшись к Трандуилу. В дом вошел человек, следом за которым протиснулся мальчишка. «Предатель», — подумал Торин. — Значит, это правда. Только теперь Торин узнал вошедшего человека: Бард-лучник. — Что правда? — В наши края забрел гном. И, как я вижу, не просто гном, а сам Торин Дубощит. Знай, Торин, никто уже не мыслил увидеть тебя живым. — Бард смотрел на него исподлобья. — И что же?! — огрызнулся Торин. — Мне теперь тихо сгинуть? — Покажи, кто пришел вместе с тобой, Торин, — потребовал Бард, пропустив иронию мимо ушей. Торин молча отступил, позволив Барду оглядеть эльфа — Трандуил?! — неверяще прошептал тот. — Но как? — Мы бежали из плена. — Он не походит на живого. — Но это не значит, что он мертв! — с вызовом возразил Торин. Бард сделал несколько шагов но, увидев лицо эльфа полностью, отступил. — Что с ним? — Ему многое пришлось пережить, — отрывисто откликнулся гном. Раздражение нарастало. — Однако же ты, в сравнении с ним, выглядишь вполне невредимым. — Бард оглядел его таким подозрительным взглядом, что Торин взорвался. — Что ты ждешь от меня, Бард, убийца дракона?! Что я признаюсь, что ненароком обжег его факелом? — Я ничего не жду от тебя, Торин. Но я помню, что когда армия эльфов была уже на подходе, Трандуила вывели из горы. Уже из горы, Торин! Что делал король эльфов в Эреборе, не скажешь? Торин сразу понял, к чему ведет Бард. — Не забывайся, человек! — теперь он говорил тихо, с явственной угрозой в голосе. — Я всё еще законный наследник престола Эребора. Ты стоишь перед королем земель, на которых живешь! — Перед королем, который предал свой народ! — Тебе ли говорить о предательстве, лучник?! — снова не сумел сдержаться Торин. — Тебе, кто, желая достигнуть своей цели, объединился с моим… — Последнее слово так и не слетело с его губ. Вдруг почувствовав себя предателем, Торин порывисто отвернулся, подошел к Трандуилу и осторожно погладил его по волосам, не заботясь о том, что может подумать человек. Когда он заговорил вновь, голос его был глухим: — Незачем спорить сейчас об этом, Бард, убийца дракона. Мы теряем время. Каждая минута сейчас на счету, я боюсь за жизнь эльфа. С утра он не приходил в себя, и, несмотря на то, что сердце его бьется стабильно, у меня плохие предчувствия. — Я пришел забрать его, — также глухо отозвался Бард. — Ты никуда не заберешь его без моего дозволения! — Мальчик сказал мне, что гном принес короля эльфов. Я пришел сюда не один. Согласись, Торин, тебе не справиться с несколькими людьми. — Нападешь на короля? — Нет, Ваше Величество, — иронично ответил Бард. — Но ты же не можешь не согласиться, что эта хижина — не лучшее место для короля эльфов. Нам удалось частично восстановить Эсгарот. Там мы сможем обеспечить ему лучший уход, чем здесь. Пока не прибудут эльфы… — Хорошо, — согласился Торин. — Надеюсь, ты не думаешь, что я останусь здесь? — Разве я могу указывать королю? Торин отступил, предпочтя не замечать иронии в голосе человека, и принялся ревностно следить за каждым действием вошедших в дом людей. Соорудив носилки, они с осторожностью возложили на них Трандуила. Торин сам хотел его нести, однако Бард не позволил, заметив, что он и сам выглядит не лучшим образом. Смирившись, но заявив, что сам будет заботиться об эльфе по прибытии, Торин хмуро шел следом. Путь показался довольно долгим. Никто не говорил ни слова, пока Бард осторожно не заметил: — Ты ничего не спрашиваешь о том, как закончилась битва. Знаешь уже или не хочешь знать? — Разве что-то изменишь? — коротко ответил Торин, дав понять, что тему обсуждать не желает. Хотел ли он знать? Не сейчас. Пока правда не была оглашена, он всё еще пытался сохранить в себе надежду, что хоть кто-то из его родных и друзей сумел остаться в живых. Торин не был трусом, всегда с отвагой принимая любые удары судьбы, но сейчас сердце сковывало малодушное желание оттянуть момент истины, и он не мог ему противиться. Отбросив нежеланные мысли, он снова сконцентрировал свое внимание на Трандуиле. Может быть потом, когда страх за жизнь эльфа останется позади, он найдет в себе силы спросить о битве. Но не сейчас. Правда могла его подкосить, а ему хотелось рассчитаться хотя бы с одним своим долгом. Спустя какое-то время они наконец достигли озера Долгое. Вокруг царил смрад, и Торин гнал от себя мысль о том, что вода в озере навсегда отравлена лежащей в нем тушей дракона. Однако именно озеро до сих пор кормило жителей города. Эсгарот. Торин не узнавал этого места. Города, который он помнил, больше не было. То и дело он натыкался взглядом на торчащие из воды обугленные головни и остатки строений. Однако людям не осталось другого выбора, кроме как восстанавливать то, что еще можно было спасти. При их приближении всякая работа и движение на улицах города прекратились. Люди взирали мрачно. Бедные, плохо одетые, они, казалось, готовы были накинуться на виновника всего случившегося — гнома, с достоинством вышагивавшего за носилками. Торин не опускал глаз, смело встречая полные лютой ненависти взгляды, однако вина легла на сердце дополнительным грузом. Он понимал, что не будь рядом Барда, от него бы не осталось живого места. Когда они добрались до дома, гном вздохнул с облегчением. Весь остаток дня он провозился около ложа Трандуила. Дочери Барда предлагали помощь, но Торин с упрямством истинного гнома делал всё сам: осмотрел на наличие незатянувшихся ран, промыл старые, омыл лицо. Бард, еще будучи у хижины, распорядился послать гонца в Лихолесье, а потому прибытие эльфов ожидалось не позднее, чем к завтрашнему утру. И до самого утра Торин решил не смыкать глаз, просиживая у ложа эльфа и прислушиваясь к его тихому дыханию. Вероятно, усталость всё же сморила его, потому что очнулся он, когда в окна уже пробивался слабый утренний свет. Вскочив с кровати, он нос к носом столкнулся с эльфами, стоявшими у кровати. — Торин, сын Траина, внук Трора, — проговорила стоявшая впереди эльфийка, и Торин узнал в ней Тауриэль. — Рад знать, что не забыла, — мрачно отозвался он. Тауриэль не ответила, дав знак одному из эльфов осмотреть владыку. Потом снова вернула внимание на гнома. — Гонец передал нам благую весть, что наш король сумел сбежать из плена вместе с гномом. Но скажи мне, Торин, почему Владыка без сознания? — Ему многое пришлось пережить в плену. Спасение наше было счастливой случайностью, но оно отобрало у него последние силы. Я сделал всё возможное, чтобы хотя бы доставить его живым. — Он действительно жив, — откликнулся склонившийся над королем эльф. — Но я думаю, Тауриэль, что нам следует доставить Владыку в лес как можно скорее. Шрам и другие следы на его теле не затягиваются, и это пугает меня. — Давно не затягиваются, — тихо добавил Торин, и все взоры обратились к нему. — Я не вел счет дням, пока мы были в плену, но давно уже Трандуил утратил способность к самоизлечению. Эльфы молчали долго, пока Тауриэль, наконец, не приказала собираться. — Я поеду с вами! — задержал ее Торин. — Мы не можем отказать тому, кто способствовал спасению нашего короля, — было единственным, что он от нее услышал. Собрались они быстро. Люди молча поглядывали вслед малочисленной группе, с которой уходил гном. Торин больше не обращал на них внимания. Добравшись до берега, они пересели на коней. Эльфы боялись за жизнь своего короля и решили ехать верхом, не сооружая специальных носилок, чтобы скорее передать его в руки своих лекарей. Владыку устроили на крупном мерине, перед осматривавшим его в доме у Барда эльфом. Торину показалось, что конь и не почувствовал дополнительной ноши — таким легким было тело Трандуила. Самому ему тоже пришлось занять место позади одного из всадников, но на этот раз Торин принял предложение с благодарностью. Несколько бессонных ночей начали сказываться и на нем, и он то и дело с усталостью смыкал глаза. Тем не менее, он продержался почти всю дорогу, не сводя глаз с неподвижной фигуры Трандуила, голова которого покоилась на плече везшего его эльфа, а волосы безжизненно свисали вниз. Как они добрались до лесного королевства, Торин уже не помнил.

***

Пробуждение было обескураживающим. Торин сидел в постели, будто в прострации, комкая пальцами шелк простыней. Необычное чувство комфорта и чистоты так выбило из колеи, что он начал думать, что все минувшее — плод болезненного воображения. Однако комната была незнакома, запахи, витавшие в воздухе, чужды, а горевший в углу желтый светильник подозрительно напоминал творения эльфов. Трандуил! Торин вскочил, наконец осознав, где может находиться, и с удивлением обнаружил на резном стуле свою одежду — уже чистую. Сколько же он спал, если эльфы успели постирать ее и высушить? Он и сам был чист: от кожи веяло свежестью, волосы непривычно мягкими волнами рассыпались по плечам. Быстро одевшись, он вылетел из покоев. Первый же остановленный им эльф проводил его в королевские комнаты. Охрана безропотно распахнула двери, и Торин вступил в освещенную мягким желтым светом опочивальню. Трандуил лежал на кровати. Рядом с ним тихо сидел неизвестный эльф. Увидев гнома, он встал и слегка поклонился. — Приветствую, Торин, сын Траина, — мелодично поприветствовал он. — Я Эрендиль, главный врачеватель Лесного королевства. Торин, в ответ, склонил голову и медленно подошел к ложу. — И что же скажет главный врачеватель Лесного королевства? — спросил он, не спуская глаз с распростертого на ложе тела. — Смотря, что хочет услышать мастер гном, — ответил тот в тон. — Ведомо, что, — резко ответил Торин. Эльф опустил разом почерневший взгляд, скорбно покачав головой. Этот жест так напугал Торина, что он кинулся к Трандуилу и, нащупав на его руке пульс, испустил облегченный вздох: — Жив, слава Махалу. Но врач снова печально покачал головой. — Сердце Владыки бьется ровно и спокойно, — начал он, — и не мучают его ни лихорадка, ни видения. Но также не заживают на его теле и раны, не владеет телом данная ему магия, не скрывает былые ранения. Это говорит лишь об одном, мастер гном: воля к жизни полностью утрачена. Он уходит, и меня страшит мысль о том, что он не доживет даже до завтрашнего дня. — Так сделай же что-нибудь! — резко сказал Торин, не спрашивая, отчего для Эрендиля так важен завтрашний день. — Вы, эльфы, славитесь своей медициной, и теперь, когда на кону жизнь вашего правителя, опускаете руки?! Врачеватель скорбно опустил голову. Присев на край кровати, он накрыл рукой ладонь Трандуила. — Вы долго спали, мастер гном, — тихо отозвался он. — И за это время я испробовал все возможные способы. Увы, я могу излечить тело, но главное — душу — мне исцелить не дано. Я пытался призвать к ней, но наткнулся на столь непробиваемую стену, что через нее, наверное, не прорвалась бы и более могущественная сила. Не раны подтачивают силы Владыки, а его внутреннее нежелание жить дальше. Я страшусь узнать то, что выпало на его долю в плену, ибо, чтобы лишить воли к жизни высшего из эльфов, нужно сделать страшное. — С ним и делали страшное! — зло оборвал его Торин. — И раз вы не в силах исцелить его душу, то хотя бы молитесь за него. Вы, эльфы, разве не славитесь еще и пением, красота которого мила слуху Валар, с радостью вам внемлющих? Пусть же услышат они, как нуждаетесь вы в своем владыке, раз не хочет вас слышать он сам! — Истину я слышу в речах Ваших, мастер гном, — удивленно ответил лекарь, вставая. — Я поражен, что гном владеет такими познаниями об эльфах. Но, возможно, сам Эру послал Вас к нам для прозрения. Я сделаю всё, что смогу, только позову сюда своего помощника. — Я сам побуду с Трандуилом этой ночью, — оборвал его Торин, раздосадованный долгими речами. — Пусть лучше ваш помощник взывает к Валар во спасение вашего короля. Эрендиль поклонился, быстро направившись прочь, но остановился в дверях, попросив: — Обещайте мне, мастер гном, что если в состоянии Владыки наметятся какие-то изменения, Вы тут же дадите мне знать. — Обещаю, — ответил Торин, опускаясь на кровать. Дверь закрылась, и Торин придвинулся ближе к Трандуилу, взяв в ладони его холодную руку. — Открой же глаза, — тихо потребовал он. — Разве не видишь ты, что твой народ без тебя что дети осиротевшие. Твой дворец тёмен, никто не восседает на ветвистом троне. Некому заботиться о лесных эльфах, бестелесными тенями скользящих по затемненным аркам. Твой народ истает без тебя, Трандуил! Разве этого ты хотел, спасая его тогда от пламени Смауга? Неужели ты так мало ценишь свой лес и народ, что готов бросить их на произвол судьбы? Трандуил не отзывался, и речь Торина постепенно становилась быстрой и лихорадочной, будто он боялся забыть или не успеть сказать что-то. Начав с просьб, он постепенно перешел на иронию, сменившуюся угрозами. — Не смей умирать, — зашептал он сердито. — Потому что если ты сделаешь это, я позабочусь о том, чтобы все узнали, что ты запер нас в темницах только потому, что я отказался достать тебе твои самоцветы! И ты навсегда останешься в памяти народов Средиземья, как вероломный, одержимый украшениями правитель! Не смей умирать! — Истерично рассмеявшись над тем, какую чушь он несёт, Торин вскочил с кровати, заметавшись по комнате. Потом вернулся обратно, и говорил снова, много разного: плохого и хорошего, о своей жизни и стремлениях, о глупости и раскаянии. Говорил и говорил, лишь иногда прерываясь на то, чтобы поправить волосы Трандуила или огладить его впалые щеки и заостренные скулы. Эльфы привели в порядок своего повелителя: омыли и переодели. Волосы были свежими и тщательно расчесанными, на коже больше не виднелось запекшейся крови. Но она была всё также прозрачна и безжизненна. И дыхание Трандуила, которое, как воду, пил Торин, было совсем слабым. Оно сливалось и тонуло в заунывном пении, которое теперь явственно слышал гном, — видимо, эльфы последовали его совету. И внезапно ему самому захотелось присоединиться к этой заунывной, полной вселенской скорби, но невероятно красивой молитве. — О, Эру всемогущий, — взмолился он вдруг, — неужели ты настолько жесток, что позволишь ему умереть? Неужто я спас его только для того, чтобы он испустил свой последний вздох в своем лесу? Ты ведь не можешь быть настолько жестоким! Торин продолжал призывать Трандуила, перемежая призывы с обращениями к Валар и Эру Илуватару, но ночь подходила к концу, и ничего в состоянии эльфа не менялось. Он был таким красивым сейчас, будто стоящим на пороге новой жизни. Его не портили ни заострившиеся черты лица, ни шрам, который придавал красивому лику неожиданную скорбность. Торин не мог оторвать от него глаз, запоминая каждую черточку, каждую морщинку, неожиданно проявившуюся под глазами. Понимая, что время их неумолимо подходит к концу, Торин, наконец, не смог сдержать эмоций и сухо зарыдал, обнимая эльфа. А потом приник ко лбу лбом, губами к губам, выдохнув: — Если бы я имел право, я бы попросил тебя жить ради меня. Потому что если ты не видишь смысла в дальнейшей жизни, то и я теперь тоже. Поцеловав его на прощание, Торин встал и медленным, неверным шагом направился прочь. Минул коридоры и арки, не замечая больше ни эльфов, ни пения, и опустился где-то у падающих и разбивающихся с грохотом о камни каскадов вод. А между тем наступил рассвет. Лучи солнца пробрались в отверстия в стенах замка, осветив мертвый темный камень. Весело замерцали бликами бьющиеся о камни капли. А где-то там, в королевских покоях, солнце пробралось на кровать, и Трандуил открыл глаза.