***
Стражники молча распахнули двери. В комнатах было невыносимо светло, Торин даже поморщился – казалось, там горело как минимум две дюжины свечей, освещая чуть ли не каждый затемненный уголок комнаты. - Что происходит? - Торин начал расхаживать по комнате, бросая раздосадованные взгляды на короля эльфов. Тот сидел в кресле, так и не раздевшись и, видимо, не собираясь этого делать, хотя со времени его ухода с празднества прошел уже не один час. Разве что снял брошь и корону. – Ты ничего не ел, не пил. Тебе не понравилось торжество? Поведение присутствующих? Еда? Трандуил наблюдал за его метаниями бесстрастно, лишь приподняв брови. - Почему тебя интересует, понравилось мне торжество или нет? Это твой день. - Именно! – Торин резко остановился, повернувшись к нему лицом. – Но я не чувствую праздника, если ты хмур. Что происходит? – Подойдя к эльфу, он уверенно взял его лицо в ладони, приподняв вверх. – Тебе плохо в Эреборе? Трандуил отвел глаза. Гном смотрел на его красивое, но мертвенно бледное лицо и чувствовал, как горечь растекается по венам, смешиваясь с кровью. Больно было осознавать, что любимый тобой дом вызывал отторжение в любимом создании. - Говори! - Два месяца – слишком малый для эльфа срок чтобы забыть, - ушел от прямого ответа тот. - А сколько надо? – Впрочем, Торин мог и не задавать этот вопрос. Еще в той книге об эльфах он читал, что даже через тысячи лет события оставались в памяти эльфов настолько же яркими, как если бы они случились вчера. Трандуил молчал, глядя вперед невидящими глазами, и, не совсем осознавая, что делает, Торин принялся гладить его по голове, успокаивая - то ли его, то ли себя. Глаза бегали по увешанным гобеленами стенам, но, увы, даже скрытые цветными полотнами, это были стены Эребора – слегка изумрудные от содержащегося в скальной породе малахита, с тонкими прожилками золота. Выступавшие арочные своды, покрытые золотой рунической вязью, также не оставляли сомнений, где они находятся. Осознав это, Торин вдруг понял, как тяжело на самом деле должны были давить эти стены на столь чувствительное ко всему нематериальному создание. И с болью, пониманием и заботой о другом существе собственные переживания вдруг отступили на второй план. - Идем, – сказал он и потянул Трандуила за руку. - Идем? Куда? - Я покажу тебе кое-что. И снова они двигались по бесконечным переходам и лестницам, но Торин уже не смотрел по сторонам и не испытывал ни гордости, ни желания хвалиться своим домом. Эребор вдруг потерял для него краски. Он просто вел Трандуила вверх – всё выше и выше, пока они не подошли к скрытому в арке выходу. Торин слегка нажал на массивную плиту, и она беззвучно сдвинулась, окатив их волной ворвавшегося вовнутрь свежего ночного воздуха. Взяв Трандуила за руку, он ступил с ним в темноту. - Кто здесь? – послышались голоса стражников. Было абсолютно темно, и только лишь зарождающийся месяц и звезды освещали узкий уступ, на котором они находились. - Отставить! – отозвался Торин, и стражники, признав голос своего короля, молча поклонились и разошлись в разные стороны. – Здесь находится смотровая площадка. – Торин развернулся к Трандуилу, пытаясь рассмотреть выражение его лица. Завороженный открывшимся видом, его взгляд был неподвижен от немого восхищения. Они находились почти на самом верху горы, и звезды здесь светили так ярко, что, казалось, протяни руку и притронешься к одной из них. - Я и не знал, что на вершине Одинокой горы есть смотровой пост. - Никто не знает, - ответил Торин, - но это не значит, что его нет. Идем, мы еще не дошли. Торин повел его по уступу, обходя вершину, пока они не достигли выдолбленной в камне лестницы, убегавшей вверх. Она была столь мастерски скрыта за каменными глыбами, что не было ничего удивительного в том, что никто даже не подозревал о существовании на горе подобного места. Наконец они достигли вершины. Трандуил изумленно выдохнул, окинув взглядом небольшую выровненную площадку, естественно огражденную острыми каменными расколами, на которой располагались несколько скамей и стол. С нее открывался абсолютно невероятный вид на многие сотни лиг вокруг, и весеннее небо – темное, глубокое, бархатное, со светящимися огоньками звезд - чуть ли не касалось головы, создавая впечатление парения над миром. Торин молчал, давая Трандуилу время освоиться. Он видел, как восхищенно эльф оглядывается вокруг и глубоко, неспешно дышит. Он вытянул вверх руку, и гному показалось, что сама звезда оказалась на его ладони, посеребрив своим светом тонкую кожу и серебряные перстни на длинных пальцах. Трандуил прошелся по периметру и остановился вблизи лестницы, по которой они поднялись. - Я хочу там побывать. – Он указал рукой на север, где через несколько лиг от горы лежало маленькое озеро, в котором тонули звезды. Торин несколько смешался, не поняв, относилось ли эта просьба именно к нему, и было ли это вообще просьбой, а не требованием, но ответил: - Хорошо. Потом подошел к Трандуилу и вдруг спросил: - Скажи, почему ожерелье, которое отказался отдать тебе мой дед, так для тебя важно? Трандуил некоторое время удивленно молчал, обдумывая вопрос, потом скользнул вперед, поплыв по площадке. - Потому что это ожерелье моего отца. Гном молчал, ожидая продолжения, и Трандуил заговорил вновь: - Когда мы с отцом пришли в Эрин Ласгален из разрушенного Белерианда, лесные эльфы мало чем отличались по нраву от тех, какие они есть сейчас. Осторожные, подозрительные, они опасливо относились ко всем чужакам, коими были и мы, хоть и принадлежали к королевскому роду Тингола. Много прошло десятилетий, прежде чем они приняли нас в свои ряды, и еще больше – прежде чем захотели видеть в нас своих правителей. Ожерелье из камней Ласгалена – это дар лесных эльфов Ороферу, моему отцу – как признание его своим королем и покровителем. Символ любви народа, доверия к своему королю и его незыблемой власти в Эрин Ласгалене. - Ты тоже носил его когда-то? – поспешно спросил Торин, чувствуя, как эльф отдаляется от него, погружаясь в пучину воспоминаний. - Нет, Торин, - Трандуил скорбно склонил голову. – Я восходил на трон под звук поминальных песен, ибо в битве Дагор Дагорлад мой отец пал, и я увел в Эрин Ласгален менее чем треть наших воинов. Ожерелье, бывшее в битве на шее моего отца, было разбито, и я долгие годы не решался отдать его на переплавку, малодушно боясь пробуждения страшных воспоминаний. Символами моей власти были лишь дубовый посох и корона. - Почему тогда дед говорил, что сокровище принадлежит гномам? Трандуил обернулся, посмотрев Торину в глаза. - Трор делал то, что хотел, - жестко сказал он. – Но он был прав в одном – ожерелье действительно принадлежало рукам гномьих мастеров. Задолго до рождения Трора и освоения Одинокой горы лесные эльфы были дружны с гномами Гундабада – твоими предками, пробудившимися в этой части Мглистых гор. По связывавшей их дружбе гномы согласились выковать для эльфов королевское ожерелье. Оно выглядело тогда совсем по-другому, Торин. Гномы древности еще не умели делать таких красивых вещей, какие научились делать твои ближайшие родичи, но оно тоже было великолепно. И, к сожалению, слишком хрупко, чтобы выдержать удар оружия. Лишь спустя многие столетия я решился отдать его на переплавку – уже Трору – и его мастера, должен признать, намного превзошли своих предков. Но ты знаешь, чем это закончилось. - А если бы Трор отдал бы тебе тогда ожерелье? – взволнованно спросил Торин, чувствуя вину за поступок своего деда, так же как и давнюю обиду на Трандуила за то, что не пришел на помощь, когда на Эребор напал дракон. – Было бы все иначе? Помог бы ты нам тогда в борьбе со Смаугом? - Вряд ли, Торин. – Трандуил отвернулся, направившись к другому краю. Он долго молчал, смотря вдаль, и лишь потом задумчиво добавил: – Но, возможно, я бы не отказал вам в помощи в дальнейшем. Они замолчали, погруженные каждый в свои думы, но столь многое произошло в последнее время – того, что связало крепче любых уз, - что прошлое отступило и развеялось. Торин подошел к Трандуилу и, потянув за собой, попросил: - Сядь, пожалуйста. Трандуил удивленно взглянул, но все же опустился на каменную скамью. Торин зашел сзади и осторожно отвел серебрящиеся в свете молодой луны волосы, откинув их за плечо. Вынув из лежащего в кармане мешочка ожерелье, он наложил его на грудь эльфа и осторожно застегнул сзади. Захотелось обнять, но он лишь слегка сжал плечи Трандуила. Тот же судорожно вздохнул, коснувшись пальцами белых камней, холодивших открытую шею. - Теперь ты законный правитель Эрин Ласгалена, - усмехнулся Торин, обойдя эльфа. Трандуил поднял на него глаза, и столько благодарности было в этом всегда высокомерном взгляде, что Торин почувствовал, как его сердце тает. Приблизившись к эльфу, он скользнул руками под тяжелые волосы и притянул его к себе. Они целовались глубоко и медленно, и даже при этом в конце концов закончилось дыхание. Торин раздосадовано вздохнул, оторвавшись от мягких губ, и посмотрел на небо. Звезды сменили положение - было далеко за полночь. - Пора идти, - с досадой пробормотал он. Трандуил судорожно вздохнул, и Торин приподнял его лицо, зашептав: - Если ты хочешь, я распоряжусь, чтобы завтрашние празднества проходили снаружи. Установим шатры… - Боюсь, твои родичи не оценят подобной затеи, - усмехнулся Трандуил, скользя руками по поясу гнома. - Им ничего не останется… Трандуил рассмеялся и неуверенно прижался лбом к шее Торина. - Это лишнее, Торин, - сказал он. – Я уверен, что сумею пережить эти три дня, если… - Если что? – Торин приподнял пальцами его подбородок и заглянул в глаза. - Если ты будешь со мной. – Трандуил глубоко вздохнул, озвучив самую сложную для него просьбу. Торин же почувствовал, как растеклось по его венам тепло, и быстро поцеловал его в висок, шепнув: - Убери стражу от своих покоев. Я скоро приду. – И решил все-таки сделать некоторые указания относительно завтрашнего дня.***
Торин тихо затворил за собой дверь и, избегая смотреть в сторону кровати, принялся одну за другой тушить свечи. Оставив лишь две из них, он наконец осмелился остановить взгляд на расправленном ложе, на котором в напряженной позе застыл Трандуил. Широко распахнутые глаза выдавали владевшие над ним сейчас чувства: смятение, ожидание и… страх? Торин и сам был взволнован, хоть и прятал свое смятение за методичными действиями. На самом деле, как и Трандуил, он не до конца осознавал, чего ждал от этой ночи, и чего на самом деле жаждало его сердце. Торин медленно скинул с себя верхнюю одежду и взошел на кровать. Может быть, сказалось выпитое вино, переживания или просто нежность, но он больше не спрашивал себя, что должен делать. Склонившись над эльфом, он осторожно коснулся пальцами его щек, побежал легкими касаниями по скулам, темным бровям, вискам. И неожиданно успокаивающе поцеловал в опустившиеся веки, зарывшись пальцами в мягкие локоны. Трандуил судорожно вздохнул и, всё еще будучи не в силах расслабиться, сжал пальцами шелковые простыни. Торин скользнул чуть вверх и оставил поцелуй между бровями, заставив разгладиться образовавшуюся морщинку, поцеловал кончик носа. Он все еще чувствовал напряжение эльфа и бессознательно старался успокоить его, покрывая лицо легкими ласковыми поцелуями, пока пальцы мягко скользили по нежной коже щек, скул и шеи. «Умерь свой пыл, - когда-то сказал ему отец, когда Торин был еще совсем молод и без оглядки пользовался своим положением, завлекая к себе гномьих красавиц. – Желанной может быть лишь любимая». И только сейчас, по прошествии многих лет, Торин до конца осознавал всю глубину этого высказывания. Бесконечные годы лишений и скитаний изменили его, ожесточив сердце и охладив душу, и красота живущих уже не вызывала в нем прежнего пыла. Но любовь к красоте эльфа родилась сквозь тьму. Сквозь боль, горечь и страх. Сквозь восхищение за силу духа, за невероятную волю и, как бы это ни было странно, сквозь удивительную ранимость и чувствительность эльфийской души. Торин полюбил Трандуила не за внешность, но за внутренние красоту и силу, и лишь потом, со временем, с удивлением начал осознавать, насколько красивым был эльф внешне. Прекрасным, неповторимым, совершенным. И как гармонично и правильно сейчас смешивалась эта любовь – исключительно возвышенное состояние души - с устремлениями его тела, просыпавшегося, отзывавшегося сладостной дрожью от соприкосновения с любимым созданием. Любимым и только оттого желанным. И столь же отчаянно хотелось защитить – не только от всего света, но и от собственных действий, поспешности и нетерпеливости. Именно поэтому, изо всех сил сдерживая потребность собственного тела, дававшую о себе знать где-то в области паха, Торин с помощью медленных поцелуев и ласк терпеливо уговаривал Трандуила расслабиться и по-настоящему ему довериться. Он почувствовал изменения, когда Трандуил откинул назад голову и доверчиво подставил ему свою шею. Тогда терпение начало изменять Торину. Поначалу ласково и медленно перебирая губами нежную кожу, он постепенно терял контроль, ужесточая поцелуи, и с внутренним торжеством отмечал реакцию эльфа, вздрагивающего под его ласками. Грудь его бурно вздымалась, и под ладонью Торина быстро и гулко билось сердце. Поглощенный пучиной чувств, желаний и устремлений, Торин больше не мог сдерживаться и с жадностью пил из подставленного источника. Приникнув ртом к приоткрытым устам, он ласкал, целовал, кусал, ловил вздохи и стоны, терзал красивые губы, желая навсегда оставить на них свой влажный след, пока руки следовали своим путем, обнажая гладкую грудь с натянутой на ней горячей, чуть влажной кожей, сжимал соски. Скользнув губами вниз по шее, он прикусил кожу на ключице, улыбнувшись мучительному стону, сорвавшемуся с красивых губ, и двинулся вниз, изводя Трандуила своими горячими и отрывистыми ласками. Выцеловывая дорожку к пупку и ниже, он со все нарастающим нетерпением чувствовал, как трется о его плечо налившаяся плоть эльфа, но пока позволял лишь скользящие, незаметные касания. Трандуил уже не сдерживал чувств и стонов, и почти болезненно впивался пальцами в локоны Торина, заставляя его продолжать. Поощренный этим, Торин потянул за пояс штанов и тут же почувствовал перемену. Трандуил вдруг напрягся и попытался освободиться. Словно вынырнув из воды, Торин увидел перед собой с ужасом смотрящее на него создание. Поняв, что поторопился, недооценив силу памяти эльфа, Торин тут же оказался вверху и, развернув к себе эльфа спиной, сжал его в объятиях. - Все! Все, - твердо сказал он, чуть ли не до боли сжимая Трандуила. – Прости меня. Никогда! Никогда я не потребую от тебя того, что ты не можешь мне дать. Он шептал что-то еще, покрывая поцелуями плечи и шею эльфа, пока Трандуил вновь не расслабился в его объятиях и не повернулся к нему лицом, осторожно положив голову ему на плечо. - Ты со мной, как с женщиной, - усмехнулся он, вызвав почти истеричный смешок у Торина. - Точно, - хрипло согласился он, перебирая светлые пряди. – Как-то не приходилось быть с мужчиной. С эльфом, - добавил он, не уверенный, что правильней – что с мужчиной, что с эльфом для него звучало одинаково странно. Трандуил чуть приподнялся, заглянув в глаза, и, прежде чем неуверенно коснуться поцелуем его губ, сказал: - Я благодарен тебе за все, что ты делаешь для меня, Торин. И они целовались снова – долго, глубоко и тягуче, переплетаясь языками, и Торин, боясь вновь преступить черту, мягко скользил руками по спине и плечам Трандуила, не смея ни прижать сильнее, ни сделать откровеннее ласки. Но с каждым мигом сдерживаться было труднее – тонкие пальцы все увереннее скользили по его груди, прищипывая и лаская, и каждый такой щипок отзывался в паху болезненным спазмом. Терпеть не было сил, и Торин решил было довести себя до оргазма самостоятельно, когда почувствовал, как сильные пальцы проникли в штаны и обхватили его плоть. Он распахнул веки, уставившись в глаза пытливо вглядывающегося в него Трандуила, и затянул того в поцелуй, поощряя продолжить ласку. Теперь уже Торин не сдерживал стонов и, накрыв своею ладонь эльфа, осторожно направлял его движения, то замедляя, то ускоряя темп, позволял тому понять и привыкнуть к его телу. Кончая, Торин на несколько секунд выпал из реальности и не сразу заметил, как растерянно смотрит на него эльф. Невыразимо прекрасный, с потемневшими глазами и розовыми пятнами, проступившими на щеках и скулах, он смятенно отвел взгляд, вытащив руку, и Торин вдруг понял, что случилось. Перехватив узкую ладонь, он поднес ее к своим губам, запечатлев на ее внешней стороне долгий и благодарный поцелуй. Затем притянул эльфа к себе и поцеловал в висок, шепнув: - Спасибо, мой свет.***
Трандуил лениво потянулся, ощущая кожей приятную прохладу шелка, и медленно поднял веки. Сморгнув с ресниц легкий налет сна, он повернул голову и упоенно вздохнул – с прикроватного столика свешивался край ожерелья, мерцая в полутьме белым светом каменьев. Значит, не было всё произошедшее ночью сном. Словно почуяв, что их король пробудился, в комнату впорхнули слуги, принявшись зажигать свечи и готовить одежду. Один из них подал накидку, и Трандуил, завернувшись в теплый бархат, прошествовал в прилегающую к комнате купальню. От наполненной горячей водой купели поднимались тяжелые слои душистого пара, и, погрузившись в воду, Трандуил позволил себе удовольствие расслабиться и подумать о прошедшей ночи. Как по телу разливалась вызванная теплой водой приятная нега, так и его душа нежилась в теплоте воспоминаний, а сердце отстукивало неровный, но какой-то особенно мелодичный ритм. Завершив омовение, Трандуил с удивлением обнаружил накрытый в комнате завтрак. Ответ на свой неозвученный вопрос он нашел в лежащем на столе свитке, обернутым золотой тесьмой с кисточками. Развернув, он прочел приглашение на пикник, на который гости должны были двинуться сразу же после завтрака. Стоило покинуть недра горы, как Трандуил почувствовал, как звонко и радостно заструилась по его венам жизнь. Еще прохладный, но ласковый майский ветер обдувал лицо, неся аромат полевых трав и еще влажной земли, и он сделал глубокий вдох, чувствуя, как легкие наполняются воздухом и проясняется сознание. Солнечные лучи тепло и мягко окутывали своим светло-желтым светом возрождавшуюся природу и золотили рассыпанные по плечам тяжелые волосы. На несколько секунд Трандуил просто забылся и закрыл глаза, вдыхая в себя жизнь. Из секундного забытья его вывели голоса слуг. Почти все приглашенные были уже в сборе, ожидая, пока слуги подведут к ним коней. В числе приглашенных были лишь правители государств с немногочисленной свитой, Бильбо и Митрандир с сопровождавшими их слугами и стражей. Но даже несмотря на это народу было немало. - Отличная идея, король Торин, провести торжество на свежем воздухе. Трандуил обернулся, поймав взглядом ехавшего на лошади Элронда, обращавшегося к Торину. Король-под-Горой, облаченный в роскошную мантию, восседал на своем новом черном жеребце. - Отличная – не то слово, - добавил Трандуил, вскакивая на подведенную к нему лошадь. – Я вижу, король Торин уже имел возможность оценить мой дар. Торин ухмыльнулся, потрепав по гриве своего скакуна. - Я доволен твоим подарком, король Трандуил, - церемонно проговорил он, однако взгляд, которым он одарил короля эльфов, был настолько красноречивым, что Трандуил с трудом сдержал улыбку. – Вряд ли я бы смог найти что-нибудь столь же достойное. Конь и вправду был великолепен, под стать своему новому хозяину – невысокий, но крепкий, с лоснящейся черной шкурой и длинной шелковистой гривой, в которой то и дело проскальзывали серебряные нити, он важно вышагивал по земле, постукивая белыми копытами и обмахиваясь роскошным хвостом. Он почти не нуждался в управлении вожжами, так как чувствовал желания своего наездника по движению сдавливающих его бока ног. И ему явно пришлась по нраву и красивая сбруя и новый хозяин. - Что за странная идея жариться под солнцем?! Все обернулись на недовольный голос, послышавшийся за спинами. Даин вышел из горы, прикрывая рукой глаза от слепящего солнца. Правитель Железных холмов – самого значительного государства гномов после Эребора, да еще и двоюродный брат Торина - не боялся высказывать своего мнения независимо от того, было ли оно тому по вкусу. Остальные гномы предпочитали помалкивать, молча смиряясь с решением своего Короля. - Не будь таким угрюмым, кузен, - добродушно рассмеялся Торин. – Еще успеешь насидеться в подземелье, когда вернемся. – С этими словами он дал знак трогаться. Даину ничего не оставалось, как ворча и ругаясь оседлать кабана и следовать за ними. Путь лежал вдоль восточного отрога Горы и поначалу представлял собой сплошные каменные развалы. Но спустя некоторое время бедная на растительность скалистая местность начала преображаться, чередуясь небольшими хвойными рощицами, от которых пряно веяло терпкой смолой и молодой хвоей. Воздух был здесь особенно свежим и чистым, и погода была поистине чудесной. Словно в подтверждение этому на пути их неожиданно возникла небольшая группа ланей. - Вот это да! – воскликнул Даин, хватаясь за лук. - Тихо, - отвела его руку от оружия приблизившаяся к нему Галадриэль. На ее лице мелькала загадочная тихая улыбка. – Они хотят предложить нам что-то. - Предложить?! Что они могут нам предложить, кроме своего мяса?! - Эта стая еще не готова пожертвовать своим молодняком, - проговорил поравнявшийся с ними Трандуил, никак не отреагировав на прищур, с которым посмотрел на него Даин. – Но они не против помериться с нами ловкостью. - Ловкостью?! Да они же животные! Дичь, которую сама природа создала для того, чтобы ею питаться! - Вала Йаванна Коментари, - с отстраненным видом проговорил Трандуил, задумчиво вглядываясь в одну из самок, нетерпеливо встряхивающую головой, - мать всех птиц и зверей, растений и деревьев, существующих в Арде, считается супругой Ауле, Владыки земной тверди и творца гномов, Махала по-вашему. Так скажи мне, Владыка Даин, как мы, перворожденные дети Эру Илуватара, должны относиться к сынам Ауле, если видеть в детях его супруги Йаванны только пищу? - На что ты намекаешь, Эльф? – покраснел Даин. - Я ни на что не намекаю, Гном, - отчеканил Трандуил, поведя поводьями, и внезапно пришпорил коня, направив его за бросившейся в подлесок самкой. Его движение спугнуло всю стайку, бросившуюся врассыпную, и это послужило своеобразным толчком для начала погони. С ликующими возгласами вперед кинулись эльфы, а там и гномы, внезапно воодушевленные и обрадованные возможностью разогреться, размять мышцы и показать эльфам, кто здесь ловчее и сильнее. Быстрые, тонконогие лани ловко уходили прочь, проворно снуя между деревьями, и тем самым еще больше подогревали бурлящий в крови азарт. Торин нагнал Трандуила в небольшой низине, где между расколами камней, меж которых упрямо пробивала себе путь к свету молодая сосновая поросль, пробегала небольшая речушка. Король эльфов легко соскользнул с коня, бесшумно приземлился на покрытую упругим слоем хвои землю и направился к воде. Длинный бархатный плащ стелился по земле, собирая собой хвою и шишки, и сложился тяжелыми благородными складками, когда эльф опустился у реки на колени. Торин сбавил скорость и остановился поодаль, решив подождать в стороне, и с ухмылкой приметил, как между сосенок с другой стороны речки высунулась острая мордочка лани. Он даже не удивился – эльфы на всю Арду славились своим умением находить общий язык не то что с животными, но даже с растениями и деревьями, а о способностях Лесного короля и вообще говорить было нечего. Достаточно было вспомнить его ворона. Через некоторое время лань осмелела и, опасливо озираясь, приблизилась к Трандуилу. Тот поднял руку и что-то проговорил, погладив ее по носу, и та послушно опустила голову. Ощутив внезапное желание тоже быть рядом, Торин спешился и осторожно, стараясь не создавать шума, сделал несколько шагов. Лань пугливо вздернула голову и заволновалась, начав беспокойно переступать ногами и выбивая копытцами брызги. - Taro, - прозвучал голос Трандуила, и та нехотя успокоилась, хоть и продолжала следить за гномом своими огромными влажными глазами. - Я знаю, что ты здесь, Торин. Тот хмыкнул и сделал еще один шаг вперед. - Я и не скрывался, - ответил он. - Ты хотел что-то сказать мне? - Хотел… - Торин замолчал, собираясь с мыслями. Представшая пред ним мирная картина слегка приостановила бег мыслей и, смотря на затылок Трандуила, обвитый венцом словно вьюном, он почувствовал совершенно новое для себя желание сесть рядом, взять эльфа за руку и просто забыться, наслаждаясь звуками дикой природы. – Твои бесконечные стычки с Даином не способствуют налаживанию взаимопонимания между эльфами и гномами. - Хочешь сказать, что я был не прав? - Хочу сказать, что ты мог бы быть сдержаннее. - Сдержаннее…- Трандуил слегка приподнял голову и посмотрел на него из-за плеча. – Если бы я не был сдержанным, стычка между гномами и эльфами произошла бы еще вчера. Я и так сдержан до невозможности по отношению к столь вопиющей твердолобости. Торин нахмурился, чувствуя отзвуки раздражения, зарождающегося в груди. Любовь к эльфу сейчас противостояла в нем верности своему роду, но, видит Махал, он не хотел выбирать между любимым и родичами. - Подойди сюда. Торин сердито шагнул вперед, больше не опасаясь спугнуть лань, однако на этот раз она не проявила никакого беспокойства и лишь следила за ним глазами. - Подойди ближе, Торин. Посмотри. Обойдя с другой стороны, Торин с удивлением увидел, что Трандуил находился у ручья не просто так. Прямо у его колен лежал детеныш лани, совсем маленький, тонконогий и, судя по тихому мычанию, страдающий от боли. - Что с ним? - Застрял копытцем между камней и подвернул ногу. Скажешь что-нибудь, Торин? - Он обречен. - Так просто? - Впрочем, нет, - Торин начал вышагивать взад-вперед у берега. - Ты, естественно, излечишь его, но я не сомневаюсь, что не в этот раз, так в другой, он все равно умрет. Это естественный отбор. Мир природы жесток – и это не я придумал и не мои сородичи. Выживают сильнейшие. - Однако же ты не думал так, когда спасал меня из темницы. – Трандуил сказал это, не поднимая головы. Одной рукой он продолжал ощупывать ногу животного, другой успокаивающе гладил его по голове. - Ты – другое дело! – От возмущения Торин даже ходить перестал. - Другое? Отчего же? Оттого, что я равный тебе по силе? И откуда в гномах столько самоуверенности, чтобы считать, что все, кто слабее их, созданы лишь для того, чтобы удовлетворять какие-либо их потребности? – Трандуил продолжал делать свое дело, говоря скорее задумчиво, нежели поучительно, но Торин чувствовал в его тоне оттенок снисходительности. И это вызывало раздражение. Прошедшему сквозь огонь и воду, пережившему десятки битв и гибель самых близких ему родичей, чувствующему себя в два, а то и в три раза старше, чем он был на самом деле, королю гномов было неприятно подобное отношение, даже от того, кто был дороже всего на свете. – Наугрим никогда не умели ценить жизни тех, кто их слабее. - Это я уже слышал! – отрезал гном. - Откуда же? – Трандуил не обратил никакого внимания на вспышку Торина. - От Беорна. Мы провели в его хижине день. - Надо же, я думал, Беорн на дух не переносит гномов. - Не переносит. Но мы выяснили, что орков он не переносит больше! Трандуил хмыкнул, мельком взглянув на него из-за занавеса своих волос, кончики которых мягко скользили по белому боку лежащего перед ним детеныша. - Всякая жизнь имеет ценность, - медленно проговорил он, вернувшись к своему занятию, - явилась сюда неспроста и существует для определенной цели, и этой целью не является служить пищей для существ более сильных. Ты не задумывался, Торин, что мы попали сюда неслучайно? Лань привела нас сюда. - Инстинкт матери, не более. - Допустим. Как всякой матери, ей не дано оставить свое дитя на погибель, но она пришла к нам. Привела нас. И сейчас находится здесь, понимая, что мы не несем зла. Ты ведь не сомневаешься в существовании разума у любимых тобой воронов, Торин? И допускаешь их право на жизнь. Так почему же ты отказываешь в праве на жизнь этому существу, столь просто приговаривая его к смерти? – Он отнял руки, и Торин будто завис в замедленном ритме, зачарованно наблюдая, как только что мычащий от боли детеныш вскочил на ноги и радостно запрыгал вокруг эльфа. Трандуил какое-то время пытался сохранить бесстрастный вид, но в конце концов всё-таки не выдержал и рассмеялся, пытаясь притянуть к себе шаловливое животное, но тот откровенно с ним заигрывал, то ластясь, то отпрыгивая в сторону. Торин смотрел на это и чувствовал себя тонущим, поглощенным пучиной, захлебывающимся. Здесь, рядом с эльфом, исцелившим обреченное на смерть животное, все его аргументированные и устоявшиеся на многие годы взгляды и ценности терпели крах. Он вдруг осознал, что между эльфами и гномами лежит непреодолимая пропасть. Они как две стихии, абсолютно разные и противоположные друг другу, и стихией эльфов была жизнь. А стихией гномов? Гномы любили металл, камни, подземелья. Их никогда по-настоящему не интересовала жизнь кого-либо, кроме них самих. Зацикленные на блеске и богатстве, чуждые всему живому, хоть и верные своим друзьям и родичам, они были бесконечно далеки от всего, что существовало за пределами их мира. Но Торин понял и другое – что он безвозвратно и навсегда обречен, ибо он сам выбрал жизнь – еще тогда, будучи в темнице, он выбрал жизнь, сделав всё, чтобы спасти эльфа, и никогда не откажется от своего выбора. Трандуил наконец повернулся к нему и, все еще улыбаясь, добавил: - Однажды ты научишься смотреть на животных не как на потенциальную цель, но как на равных тебе, и тогда ты увидишь их истинную красоту и поймешь душу. - Как на тебя, - зачарованно сказал Торин, ибо всё сказанное Трандуилом было так близко к тому, что он чувствовал, когда познавал стороны его души. - Как на меня, - с улыбкой повторил Трандуил и протянул руку. Торин помог ему подняться и какое-то время они шли, держась за руки, пока не пришло время сесть на коней. Когда они добрались до озера, почти все были уже в сборе. На поляне были установлены шатры с накрытыми под ними столами. Около воды были расстелены покрывала, многие из которых были заняты счастливо нежащимися под солнцем гостями. Несмотря на опасения, которые были у Торина относительно праздника на свежем воздухе, все, кажется, были довольны и чувствовали себя вполне комфортно. Свою роль сыграли, конечно, и бочки с элем и вином, доставленные к озеру в изобилии, и мясо, жарящееся на вертелах. После обильной и вкусной трапезы стало и того легче. Гномы тянули песни, по большей части сидя под навесами. Эльфы разбрелись по округе – кто гулял вокруг озера, кто расположился на отдых. К глубокому удовлетворению Торина венценосные эльфы избавились от своей вечной отстраненности и вели себя достаточно просто, хоть и сдержанно. Устроившись под деревом, Торин не удержался и закурил трубку, которую по-дружески предложил ему Бильбо и, выпуская изо рта дым, наблюдал за Трандуилом, который сидел с лордом Элрондом на расстеленном покрывале. Он был рад, что решился устроить праздник на свежем воздухе, – Трандуил заметно расцвел. Удивительно, что творили с ним Солнце и свежий воздух, – он будто лучился, сидя в облаке своих переливающихся жемчугом волос. Бледная кожа покрылась легким загаром и словно мерцала – гладкая и идеальная, с едва заметным румянцем на щеках. И Трандуил улыбался – на этот раз искренне и легко. В конце концов солнце и пение птиц сморили Торина, и он уснул, и пробудился лишь от толчка в бок. - Эхе-хе, - ухмыльнулся Даин, плюхнувшись рядом и дымя трубкой. – Это не твой ли там ворон? Торин оторвал голову от земли и протер глаза. Трандуил был на том же месте, на котором Торин видел его в последний раз. Только теперь он лежал, закинув ногу на ногу и подложив одну руку под голову. А на колене у него сидел ворон, которого эльф беспрестанно дразнил: покачивая ногой, он щекотал того то под крыльями, то под брюшком, то по лбу, а то и просто игриво постукивал птицу по клюву. Тот недовольно прыгал, нахохливался, но, что удивительно, не делал ни одной попытки ни отомстить, ни просто улететь. Отобрав трубку у кузена, Торин сел и задумчиво закурил, наблюдая за этой ни в какие ворота не лезущей картиной.***
В Эребор они вернулись уже ночью. Эльфы сразу откланялись, родичи тоже на ногах еле держались, но часть из них все же направилась в пиршественную залу, где продолжал праздновать народ. Торин и рад бы был пойти вслед за эльфами, чувствуя себя утомленным после целого дня на свежем воздухе, но положение не позволило. Стоило ему появиться в зале, как гул приветствий и тостов поднялся до самых сводов. Вздохнув, он занял свое место и покинул его уже далеко за полночь. К покоям Трандуила он подходил с затаенным чувством беспокойства, боясь, что эльф вновь выставил перед своими покоями стражу, однако там никого не оказалось. Пройдя в спальню, он в который раз замер, чувствуя, как в горле перехватывает дыхание от волнения и щемящего чувства нежности. Как и вчера в комнате было слишком много света, но Трандуил спал – на животе, обняв подушку, и золотящиеся в теплом свете свечей волосы закрывали его спину роскошным шелком. Избавившись от лишнего света, Торин разделся и осторожно опустился на кровать, стараясь не делать шума. Трандуил, тем не менее, пошевелился и придвинулся ближе, положив голову рядом на подушку. Торин поймал его ладонь и прижал к груди. - Уже утро, Торин? - не открывая глаз, пробормотал Трандуил. - Нет. Спи еще. – Торин повернул голову, коснувшись носом носа эльфа, но тот вдруг пододвинулся ближе, приоткрыв губы, и гном не смог сдержаться и буквально впился в них поцелуем. Он целовал и целовал, сходя с ума от ощущения бархата кожи под подушечками своих пальцев, от сладко-кисловатого винного вкуса губ, от хриплого стона, обжегшего дыхания, и даже от судорожных попыток сделать глоток воздуха. Собственное дыхание стало каким-то дрожащим, чуть ли не дребезжащим. Желание вспыхнуло враз, подобно пороху от искры. Выпитое вино забурлило в венах, помутило рассудок. Собрав пальцами мягкие волосы, Торин рванул голову эльфа назад, покрывая неистовыми поцелуями его подбородок и шею и чувствуя, как под губами вибрируют рождающиеся в горле стоны. Его колотило от желания, руки ощутимо дрожали и оттого становились более жадными и нетерпеливыми и буквально разрывали на груди Трандуила сорочку. Резко перевернув эльфа на спину, Торин вдавил его в кровать, раздвинув ноги. Но когда Трандуил не оттолкнул, не сделал никакой попытки остановить его, а, наоборот, больно зарылся в волосы, судорожно прижав к себе, Торин вдруг сам пришел в себя. Развернул эльфа к себе спиной, он сжал его в кольце рук и выдохнул на ухо, вздрагивая от сдерживаемого желания: - Не надо. Сегодня я не смогу себя остановить. - Не останавливай. – Трандуил высвободил руку из захвата и протянул назад, погладив гнома по бедру. Торин дернулся, как от разряда молнии, и, схватив кисть, судорожно, до хруста узких косточек, сжал. Трандуил болезненно вздохнул, но в тот момент, когда Торин опомнился, уже слегка сместился и прильнул к его губам. Тот застонал, сдаваясь, и отпустил руку, вновь скользнув ладонью по линии подбородка, лаская кожу. Странное дело, после той вспышки и разрешения, данного ему Трандуилом, он стал чувствовать себя по-другому. Страсть все также бурлила в теле, но теперь она была другой, будто поменявшей направленность - на первый план вдруг вышло настойчивое, непреодолимое желание доставлять удовольствие. Не прерывая поцелуй, Торин осторожно скользнул пальцами вниз – обвел по окружности кадык, нырнул в ложбинку между ключицами и осторожно обхватил шею, чуть сжимая. Трандуил сдавленно вздохнул, открыв глаза, но Торин вновь углубил поцелуй, лаская языком влажные недра. И продолжил свой путь вниз – побежал к соску, сжав его в твердую бусинку, и ниже – по твердому животу, обведя пупок. Опуститься дальше не дал Трандуил, неуверенно сжавший его руку. Одновременно ощущая раздражение и заклиная себя быть терпеливым, Торин накрыл его ладонь своей, сплел пальцы и, поднявшись вверх, перехватил его запястье другой рукой. Трандуил распахнул глаза, но Торин продолжил покрывать поцелуями его щеки и шею и лишь хрипло, немного сердито шепнул: - Ты сам сказал продолжать. Не мешай… И побежал пальцами вниз, ласково и дразняще поглаживая нижнюю часть живота. Трандуил под ним ощутимо задрожал и, судя по тому, как он откинул назад голову, подставив на растерзание красивую шею, - не от страха. Торин, наконец, решился и скользнул рукой под пояс штанов. Побродил вокруг, нежно и успокаивающе огладил внутреннюю часть бедер и обхватил рукой твердый ствол. И задрожал, загорелся сам от влажного жара напряженного органа. Задышал быстро и прерывисто, а когда открыл глаза, встретился с вопрошающим взглядом взволнованных, потемневших глаз. - Люблю тебя, - выдохнул Торин в шею эльфу. – Я так сильно люблю тебя! И после этих слов обоим будто стало легче. Трандуил ощутимо расслабился, открыто выгибаясь и дрожа к его руках, пока Торин мучительно нежно и медленно его ласкал, порой будто случайно проскальзывая пальцами по гладкой головке, отчего Трандуил вздрагивал и судорожно хватал ртом воздух. Желая сделать еще лучше, заставить почувствовать всю силу своей любви, Торин сменил положение: опустил Трандуила на спину, а сам переместился вниз и, уже не боясь сопротивления – и более того, не желая его принимать, - стянул с бедер так мешавшие им штаны и побежал языком – мокрым и горячим – по напряженному стволу, ухмыляясь и восхищаясь про себя тому, что каждая часть тела эльфа была совершенной. Трандуил застонал в голос, выгибаясь под придерживающими его руками, пока Торин целовал, облизывал, сосал, заглатывая в себя и чувствуя какую-то совершенно невероятную, запретную радость оттого, как реагировал на его действия эльф. И хотелось больше. Лучше. Ярче. Хотелось чувствовать, как сжимают его член узкие стенки, как бьется в судорогах от его движений красивое тело, хотелось слиться, почувствовать себя с ним единым целым, но, понимая, что никогда не осмелится даже попросить Трандуила о большем, Торин протянул руку и принялся ласкать себя сам. Но Трандуил, будто прочитав мысли, остановил его. - Хочу тебя, - хрипло проговорил он, приподнявшись на локтях и обводя пальцами подбородок Торина. И тот почему-то похолодел, ибо осознал, что до безумия боится сделать что-то не так и причинить боль. Но Трандуил, будто почувствовав его смятение, протянул ему какую-то баночку и добавил спокойным убедительным тоном: - Я доверяю тебе. В баночке оказалось масло. Торин окунул в него пальцы, но прежде чем приступить к делу, поднялся вверх, измазав тело Трандуила, и глубоко, сладко поцеловал, зашептав: - Я буду осторожен. Разведя ноги эльфа, он медленно и осторожно его готовил. Несмотря на собственное решение, Трандуил долго не мог расслабиться, и Торин не торопил, мягко и медленно проникая внутрь и то и дело задевая маленький комок нервов, от чего по телу Трандуила пробегала легкая дрожь. Подавшись вперед, Торин начал одновременно ласкать языком головку члена, и Трандуил хрипло застонал, выгибаясь при каждом движении и уже не замечая, как Торин прибавил еще два пальца. Эльф был такой узкий и горячий внутри, и, ощущая подушечками пальцев гладкость стенок и обильно смазывая их маслом, Торин вдруг с ненавистью вспомнил время плена и кровавые следы на полу. От этих мыслей сердце болезненно сжалось, и на душе стало плохо. Оторвавшись от своего занятия, он с новым неистовством начал покрывать ласками и поцелуями тело эльфа, изводя Трандуила, уже готового и жаждущего, мучительным ожиданием. Целовал то глубоко, неистово, то нежно, поверхностно, прикусывая нежную кожу губ. А когда, наконец, вошел, почувствовал такое единение тел и душ, которое никогда раньше не испытывал. Двигаясь размеренно и глубоко, он ласкал Трандуила рукой и не отрывал восхищенного взгляда от его лица, на котором одно за другим сменяли себя самые различные эмоции. Торин тонул в любви, в его теле, в мыслях. Входя то медленно и глубоко, то коротко и неистово, он с затаенной радостью вслушивался в хриплые стоны и крики, покидавшие уста эльфа, и когда тот кончал, то был самый сладкий миг в жизни гнома. Его и самого хватило ненадолго. Излившись внутрь и таким образом будто окончательно заявив на эльфа свои права, Торин довольно улыбался и вновь покрывал короткими поцелуями живот и грудь эльфа. Потом они лежали рядом, дрожащие и мокрые, глядя друг другу в глаза, и счастливо беспричинно смеялись, пока вновь не предались страсти.