Дело об огромном алмазе

   Как правило, все мои путешествия к месту расследования делятся на три этапа: перелет, поездка до непосредственно точки интереса на другом транспорте и, наконец, знакомство с деталями совершённого правонарушения. Это следствие, которое Бесс со свойственным ей юмором назвала "Делом о запачканных панталонах", на первый взгляд, не было исключением: рейс от Солт-Лейк Сити до Рабата, а потом пересадка на авиалайнер до Йоганнесбурга, затем не самый приятный час в набитом автобусе, наполовину заполненном старателями, работавшими на алмазных копях, коих здесь было превеликое множество, а потом – общежитие университета. Последнее представляло собой нелепое строение, похожее на ласточкино гнездо. Общежитие много раз перекраивали, подстраивая к нему всё новые и новые помещения, отчего здание приобрело крайне комичный вид. Тем не менее, холл его был чистым, светлым, с высокими потолками и бежевыми стенами, а администраторша – улыбчивая чёрная девушка – приветливой и любезной. В процессе оформления нас как новых жиличек выяснилось, что её зовут Берта, она местная жительница, сама недавно закончила этот вуз и готова ответить на все наши вопросы. Берта даже лично проводила нас в комнату, предназначенную для "гостей из США" и, широко улыбнувшись, проговорила: – Чувствуйте себя как дома! Помещение, что нам предоставили, и впрямь вызывало ощущение уюта: три мягкие кровати с полосатыми покрывалами, трогательные клетчатые занавески на окне, три письменных стола со стульями, три прикроватных тумбочки и платяной шкаф. Даже новость о том, что ванная комната является общей для всего этажа и располагается в конце коридора, нас не удручила: мы бывали и не в таких условиях! Пожелав нам удачи, администраторша оставила нас распаковываться, грациозно выпорхнув за дверь. – Вот это да! – Бесс закружилась по комнате в вальсе с воображаемым партнером, натыкаясь на ножки мебели. – Да это роскошно, милые дамы! – Да, комната отличная, – согласилась с ней Джорджина, приоткрыв дверцу шкафа и критически осмотрев его внутреннюю поверхность. – Я бы не возражала задержаться здесь подольше. – Может быть, и задержимся, – кивнула Элизабет, отодвигая занавески и открывая окно. – Если у достопочтенного профессора панталоны окажутся несколько грязнее нормы. *** Южно-Африканская Республика казалась нам чем-то далеким и экзотическим. Всё, что мы знали об этой чудесной стране, – это безвременно ушедший Нельсон Мандела, алмазные копи и буры. Известный политический деятель и борец за права населения, действительно, был тут на каждом шагу: и улица его имени, и памятник, и барельефы с его лицом на том или ином здании... Алмазные копи были и остаются основой местной экономики, именно потому старателей в спецовках разной степени чистоты было тут намного больше, чем ожидалось. Присутствия буров я не почувствовала, но на магазинах встречались вывески на совершено разных языках. Никакой системы не было и в помине, но в этом присутствовало что-то привлекательное, какая-то притягательная сила хаоса. Китайский ресторанчик с красными фонариками и огромной каменной кошкой у входа соседствовал с немецкой обувной мастерской, хозяин которой со своим красноватым лицом, голубыми, будто выцветшими глазами и густыми пшеничными усами был просто моделью для портрета типичного бюргера. У городской ратуши (которую в народе запросто называли "башней с часами") располагалась Главная Площадь, вымощенная камнем и смотревшаяся весьма неплохо благодаря фонтану в форме Аполлона с кувшином и окрестными домиками, которые все, как один, были похожи на пряничные жилища знаменитой ведьмы из "Гензеля и Гретель". Были тут и современные торговые центры, один из которых высился неподалеку от площади. Ультрамодные здания, раскрашенные в яркие цвета, ничем не отличались от своих заграничных собратьев, но рядом с ними мирно примостились невысокие жилые строения на три-пять этажей, выкрашенные в белый цвет. Эти дома стояли тут ещё со времен алмазной лихорадки в начале двадцатого века. Раньше там расквартировывали старателей, и теперь, насколько мне известно, их назначение оставалось таким же, только за проживание теперь надо было платить, а большинство из месторождений перешло в частные руки. Коренное население встречалось здесь довольно часто. Величавые чернокожие женщины с идеально прямой спиной, облаченные в длинные платья, преимущественно красные, и с платком на голове, повязанным на манер чалмы, неспешным грациозным шагом передвигавшиеся по улицам Йоганнесбурга, и их спутники жизни, подтянутые, улыбчивые, в свободных льняных брюках и холщовых рубахах с этнической вышивкой. Некоторые дамы держали на спине ребенка, закрепленного с помощью большой шали. Все эти люди излучали радость жизни просто потому, что они существуют. Это сложно было объяснить, но каждый из этих аборигенов так и сиял несгибаемым оптимизмом. Кстати, некоторым европейцам было бы неплохо взять с коренных жителей Африки подобный пример, не говоря уже об американцах. Пока мы с подругами шли по городу, нас то и дело оглушал гвалт языков, среди которых мы различали и родной английский, и слегка лающий немецкий, и назальный французский, и шипящий китайский, и гортанный испанский, и отрывистый суахили, и протяжный африкаанс, а также множество других наречий, создававших колорит этой неповторимой земли. Мы зашли в небольшой магазин сувениров, и Элизабет тут же нацелилась на приобретение глиняной статуэтки тощего и сутулого человека в набедренной повязке, стоявшего, опираясь на копье. – Надеюсь, на ней есть хоть какое-нибудь завалящее проклятие, – изрекла моя лучшая подруга, рассматривая потенциальную покупку со всех сторон. – Было бы скучно вернуться из Африки без подобного. – Это твоё мини-изваяние выглядит так, будто у него базедова болезнь в последней стадии, – заметила Джесс, рассматривая вышитую льняную тунику. – Приобрела бы что-нибудь попрактичнее. – Например, вот это, – я указала на подставку для канцелярских принадлежностей, выточенную, если верить этикетке, из цельного куска чёрного агата. Вещица была одновременно и нужной, и красивой, да и цена не особо кусалась, и я решила купить этот сувенир. Аккуратно приподняв подставку, я начала рассматривать её со всех сторон, но голос раздавшийся откуда-то сзади, заставил меня вздрогнуть и чуть было не выронить кусок агата. – Неплохой выбор, сеньорита. Мы синхронно обернулись, и нашим глазам предстал высокий и смуглый человек с блестящими карими глазами, длинными черными усами и волосами, собранными на затылке в конский хвост. Он был одет в голубые рабочие брюки, белую рубашку и плотную жилетку, покрытую этническими узорами. – Рауль Ломбардо, хозяин магазина, – представился он, подходя ближе. – Хозяин? – встрепенулась Элизабет. – Отлично! Сэр, вы не подскажете, есть ли на этой статуэтке проклятие? Ломбардо перевел взгляд на мою подругу, и в глубине его глаз сверкнула ирония. – К сожалению, сеньорита, то, что у вас в руках, – это всего лишь кусок глины, – ответил он. – Если вас интересует мистика, то возьмите лучше вот это... Хозяин магазина снял с одной из верхних полок медальон на кожаном шнурке и подал его Бесс. Моя подруга взяла вещицу и, приподняв брови, поднесла поближе к глазам. Сувенир представлял собой небольшой деревянный цилиндр, покрытый непонятными письменами и узорами. Невооруженным глазом было видно, что этой вещи уже много лет. И отчего-то я почувствовала холодок, прошедшийся по позвоночнику. – И что именно в нем мистического? – поинтересовалась Джорджина, переводя взгляд на сеньора Ломбардо. Он откашлялся и приосанился. – Это медальон третьего короля племени зулу, – начал он полушепотом. – Когда белые люди убили его, он проклял весь их народ, завещая положить свой прах сюда. Его потомки исполнили волю короля, и с тех пор эта вещь считается самой страшной реликвией местных племен. – Но почему эта вещь не в музее? – спросила я, всё ещё теребя подставку для канцелярских принадлежностей из агата. Хозяин магазина фыркнул. – Там хранятся только те вещи, которые белое население СЧИТАЕТ важными, – отозвался он. – А настоящая история – она вот здесь, милые сеньориты, перед вами. Всё-таки, правду говорят, что мексиканцы (а я причислила этого сеньора именно к ним) – это коммерсанты от бога: достопочтенный идальго всучил нам не только статуэтку, которую Бесс заприметила первой, но и агатовую подставку для канцелярских принадлежностей, вышитую тунику и шаль к ней, а также злополучный медальон и несколько малоформатных картин с видами ЮАР. В общем, нагруженные сувенирами и находившиеся под впечатлением от города, мы вернулись в общежитие. Бесс, бросив медальон в ящик своего письменного стола, поставила на туалетный столик глиняную статуэтку и чуть отошла в сторону, любуясь получившейся композицией. – Ну, что скажете, дамы? – спросила она, поворачиваясь к нам. – Смотрится не особо, – честно ответила Джесс, примеряя перед зеркалом тунику. – Значит, так и оставлю, – решила Элизабет, доставая из сумки картинку, на которой была изображена степь и пара кустиков. Я недолго раздумывала, куда поставить свою покупку: подставка для канцелярских принадлежностей заняла своё место на письменном столе, и я поместила туда пару карандашей и шариковую ручку. Примостив по соседству две картины, я улыбнулась: как раз то, что надо! – А что профессор Беннетт ожидает от нас? – поинтересовалась Джорджина, расправляя полы обновки. Я пожала плечами, выкладывая на столешницу ежедневник. – Я связалась с ней, как только мы приехали, – ответила я. – Она сказала, что позвонит, как только организует нам с профессором встречу, а пока нам лучше посмотреть город, что мы и сделали. Джесс помотала головой, скрестив руки на груди. – Мы ведь находимся здесь на положении простых американских студенток, – вымолвила она. – Вряд ли этот мистер Кэвендиш будет в восторге, если мы станем совать нос не в своё дело. – Мы будем сама тактичность, – пропела Бесс, непосредственно своровав у подруги только что купленную шаль и накручивая её на голову. – Рыться в чужом белье, соблюдая деликатность, – вот задача для настоящих наследников Шерлока! Я открыла было рот, чтобы ответить, но меня прервал сигнал сотового телефона. На дисплее было имя профессора Беннетт. Я приняла вызов и начала внимательно слушать собеседницу, кивая в такт её речи. Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки.