Ловушка доверия

      Зал суда представлял собой большой круг, в центре которого была нарисована младшая сдерживающая пентаграмма, которую обычно рисуют маги для того, чтобы сущность, которую они призвали не смогла перемещаться куда бы то ни было. Сейчас я сам находился в этой пентаграмме, наблюдая за кольцом стражей, окруживших мое временное место заточения. Сбежать не получилось бы в любом случае — даже если бы я каким-то чудом сумел сломать пентаграмму, которую чертили явно профессионалы в этом деле, меня бы тут же схватила охрана. Ситуация казалось безвыходной. Прямо напротив меня в воздухе над головами окружавшей меня толпы парили трое, которые, как мне казалось, и подпитывали пентаграмму — Сазекс и еще двое, которых я не знал. Первый был наряжен в черную плотную мантию дорогого, но строгого покроя, на голове был парик, из чего я сделал вывод, что это и есть мой судья. Второй был одет проще — в такую же черную мантию, но явно более дешевую, даже для такого неискушенного взгляда, как у меня. Перед ним парил пергамент и перо.       Между тем, демон с пергаментом и пером, которого я про себя обозвал секретарем, закончил оглашать мой приговор. Я почти не слушал, что мне ставили в вину после пункта «братание с падшими ангелами». Одного этого уже было достаточно, чтобы казнить меня, а те, кто мог бы подтвердить, что это не так никогда этого не сделают. Я был обречен с самого начала, не имеет смысла даже что-то говорить. Похоже, судейский состав был со мной полностью согласен:       — За столь тяжкие грехи в нашем мире предусмотрена высшая мера наказания, которой является изгнание из рода, — твердым голосом сказал судья, — Приговор выносится на голосование. Присяжные имеют право поддержать или отклонить приговор, — с этими словами он обернулся, но на секунду мне почудилась дьявольская усмешка на его губах, как будто бы говорившая «да кто пойдет против воли самого владыки преисподней?».       Наверное, за стражей стояли или сидели присяжные, потому что после некоторой паузы он обернулся и с довольным выражением лица протянул:       — Ну что же, подсудимый, сегодня присяжные не на вашей стороне. Но у вас остается последний шанс — господин Сазекс имеет право наложить вето на приговор. Посмотрим, что же будет.       — Я не считаю нужным накладывать вето на столь мягкий приговор за столь тяжелые проступки, — высокопарно проговорил тот. — Казнь состоится в это полнолуние, через две недели. Это мое требование.       — В таком случае приговор окончателен и обжалованию не подлежит, — с некоторым удовлетворением в голосе провозгласил служитель правосудия. — Заседание объявляю закрытым.       С ненавистью я смотрел на это цирковое представление по недоразумение названное судом. Все было решено заранее, сейчас лишь звучали давно обговоренные слова. Ну что же, значит у меня не будет даже последнего слова. Впрочем, мне все равно нечего было бы сказать, если бы даже у меня была возможность.       Неожиданно рядом с Сазексом, в некотором отдалении от всей коллегии я заметил человека, которого меньше всех ожидал здесь увидеть. Угольно-черные волосы, собранные в хвост, вызывающий взгляд фиолетовых, как недавно расцветший ирис, глаз из-под вечно полуприкрытых век, изящный нос на столь прекрасном личике никак не вязались со строгим деловым костюмом, что был надет на Акено. Глядя на нее я почувствовал, как я начинаю тонуть в болоте отчаяния. Даже она меня предала.       Дальше все смешалось в одну кучу, воспоминания об остатках вечера всплывают в голове как куски какого-то давно просмотренного фильма. Щелк. Вот я стою в пентаграмме, меня берут под руки двое закованных с головы до ног в броню демонов и тащат сюда. Щелк. Мне на спине вырезают ножом знак блокировки силы. Я кричу и корчусь от боли, потом спасительная тьма. Щелк. Я в камере, кричу и пытаюсь выбраться. На крики неспешным шагом приходит кто-то, кто дает воды и представляется слугой рода Гремори, выделенным следить за мной. Он даже не скрывался, что наблюдает за мной. Все время моего бодрствования можно было ощутить на себе тяжелый взгляд, исходящий неизвестно откуда. От этого делалось жутко. Я падаю на кровать и забываюсь сном. Щелк. Мои руки изранены, кровь хлещет из разбитых костяшек. Что? Как я оказался в таком состоянии? С кем-то подрался? Входит слуга и объясняет, в исступлении я бил голыми руками каменные стены, крича «предатели, кругом одни предатели!». Его слова подтверждаются кровавыми следами на стене, находящимися на уровне моих плеч.       С тяжелым вздохом приходится вынырнуть из воспоминаний вчерашнего вечера. Когда была истерика, самочувствие и то было лучше, чем сейчас. А сейчас хочется, чтобы казнь была завтра. Президент и Акено отвернулись от меня. Значит, отвернулись и все остальные. Луна проглядывает сквозь низкое окно, со слюдой вместо стекла. Ночь обещает быть долгой.