Грани

Америка возвращается вечером и открывает дверь. Хорошо смазанные петли не скрипят и дверь распахивается практически бесшумно. Молодой человек проходит в комнату и стряхивает брата на пол. - Поднимайся, - приказывает американец, пиная сонного канадца в живот, и, схватив его за ворот рубашки, тащит за собой. Не успев толком проснуться, Канада, слегка пошатываясь, поднимается и, вяло перебирая ногами, плетется за Альфредом. В голове абсолютно пусто, поэтому в заспанных глазах, подернутых дымкой сна, не отражается абсолютно ничего, даже уже привычного ужаса. Тупо ноет живот, куда пришелся безжалостный удар американца, рубашка натирает шею, но юноша только молча плетется за братом, силясь понять, что происходит. Американец проводит Мэтью по коридору, а затем - по лестнице и дальше, следя за тем, чтобы тот не слишком часто падал, спотыкаясь на ровном месте, и, открыв дорогую крепкую дверь кабинета, вталкивает канадца внутрь комнаты, наблюдая, как юноша задевает ногами порог и растягивается на полу во весь рост, не имея даже возможности защититься от удара об пол руками, которые все еще скованы у него за спиной. Больно ударившись о пол и полежав немного, приходя в себя, Канада медленно переворачивается набок и, подтягивая одну ногу к груди, садится на колени, после чего неуклюже встает, плечом опираясь о стену. В уже более осмысленных глазах снова плещется страх, хотя ему еще далеко до того животного ужаса, который испытывал Мэтью при виде Альфреда на пороге камеры. Пройдя в комнату, Америка закрывает дверь и, достав нож, разрезает путы Мэтью, а затем присаживается на край стола и улыбается, не так, как прежде, открыто и радостно, а как-то безумно. - На колени, - приказывает Альфред, пиная Канаду в живот, от чего юноша отлетает к двери и снова падает на пол. Мучения и боль брата по-прежнему доставляют удовольствие американцу, но просто так бить и насиловать пленника уже неинтересно. Мэтью нашаривает на полу очки и, нацепив их на себя, напряженно смотрит на брата, продолжая сидеть у двери, поджав ноги к подбородку. Исполнять приказ не хотелось, слишком унизительным было бы добровольно стоять на коленях перед тем, кто мучил его столько времени, поэтому канадец лишь сжимается, пряча лицо на своих коленях в ожидании удара. Америка, подойдя к Мэтью, берет его за подбородок и вынуждает поднять голову, заставляя смотреть себе в глаза и медленно поднимая пленника с пола. - Ты будешь мне прислуживать. И делать все, что я скажу, иначе... я буду отрубать тебе пальцы, по одному за каждый невыполненный приказ. Тебе ясно, тварь? Канада, сжимаясь, с ужасом смотрит на безумную ухмылку американца и, снова начиная ощутимо дрожать, отчаянно мотает головой, до боли вцепляясь пальцами в ручку двери, словно желая сбежать. - Н-нет!.. Не надо! В голосе юноши звучит искренний ужас, а глаза едва не наполняются слезами, от осознания того, что брат действительно может выполнить свою угрозу. - Повторяю последний раз: встань на колени. Или прощайся с первым пальцем, - Альфред жутко смеется, отпуская дрожащего от страха юношу, сразу рухнувшего обратно на паркет, и отходит обратно к столу, резким движением выдвигая верхний ящик и доставая большой армейский нож. Америка неспешно возвращается обратно, с удовольствием смотря на то, как несчастный пленник вжимается в дверь. Мэтью с ужасом смотрит на лезвие в руках брата, переставая соображать от страха. Так хочется сейчас снова стать незаметным, чтобы никто на свете не помнил о существовании такой страны, как Канада. Не помнил о его существовании. Продолжая дрожать от страха, юноша опускает взгляд на свои руки и, медленно приподнимаясь, встает на колени, ненавидя себя то, что не может не выполнить приказа. Альфред проводит лезвием по шее пленника, не надавливая, просто любуясь ужасом и страхом в сиреневых глазах, и кладет другую ладонь, уже не затянутую в перчатку, на макушку канадца, ероша чистые, мягкие непричесанные волосы. - Будешь слушаться? - А у меня есть выбор? - юноша с горечью опускает взгляд, шепча едва слышно, на миг прикрывая глаза. Голос больше не дрожит, а в груди поселяется какое-то унылое равнодушие, от осознания того, что ему просто не оставляют выбора. Что ему придется слушаться, как бы не противно ему будет выполнение приказа. Делать все, что потребует Альфред, и не иметь возможности даже возразить. Американец ухмыляется, оставляя неглубокий надрез на щеке Мэтью, и убирает руку с его головы. - Вставай. Обойдя Канаду, Альфред открывает дверь и, хватая уже поднявшегося на ноги канадца, ведет того обратно в его "палату", усмехаясь, когда тот, не успевая на поворотах, задевает углы. Зашвырнув юношу в комнату, американец захлопывает металлическую дверь, тут же закрывая ее на ключ, и удаляется. На столе уже стоит тарелка с вкусно пахнущей едой, рядом - ложка и графин воды со стаканом. Мэтью опускается на пол и, облокотившись на кровать, поджимает ноги, обхватывая свои колени. Страх уже прошел, осталось лишь легкое сожаление, что ничего нельзя сделать. Пока нельзя. Несмотря на долгое голодание, у юноши резко пропадает аппетит, поэтому еда остается нетронутой, а от дразнящего запаха просто начинает тошнить. Поэтому, поднявшись, Мэтью с внезапной злостью хватает тарелку и выбрасывает еду в окно, продевая посуду меж прутьев решетки, после чего, выпив стакан воды, ложится на кровать, сложив руки под головой. Америка не возвращается на следующий день, и через два дня - тоже, но еду Мэтью приносят исправно, не заботясь о том, будет ли он ее есть, или нет. Альфред занят другими делами, и ему нет дела до своего пленника, но через три дня американец все же появляется на пороге "камеры", вертя в руках черный тонкий ошейник и приказывая вновь встать на колени. Канада поднимает усталый взгляд на брата. Юношу несколько мутит из-за того, что он за все эти дни так и не проглотил ни кусочка пищи, постоянно находясь в тревожном ожидании, что вот-вот дверь распахнется, и вернется его мучитель. Но в душе все еще живет надежда, что Америка просто забыл о его существовании, но и она с треском разбивается, столкнувшись с ледяным взглядом брата. Мэтью сползает с кровати и, едва заметно дрожа, встает на колени. Закрыв за собой дверь, Альфред подходит к канадцу, сразу надевая на его шею полоску кожи с красно-белой надписью "Slut", и сильно пинает пленника, опрокидывая его на спину и наступая на пах бедняги. Нагнувшись, американец подцепляет пальцами ошейник и тянет на себя, зачем-то целуя Мэтью в губы, грубо и жестоко. Влажный и скользкий язык насильника врывается в приоткрытый от удивления ротик Канады. Мэтью замирает, задыхаясь от отвращения и боясь пошевелиться, чтобы случайно не навредить себе. Ошейник больно впивается в шею, задевая старые синяки, заставляя юношу с трудом приподняться на локтях, едва не падая обратно. Сил на сопротивление не хватает, но от этого еще более крепнет соблазн просто прикусить язык американца, сжав зубы. Но, конечно же, Мэтью не делает ничего подобного,слишком боясь возможных последствий. Альфред отстраняется, кусая губы пленника, и отступает, отпуская ошейник и роняя Мэтью на пол. Американец нагибается, хватая пленника за талию и небрежно бросая того на постель, и садится сверху, придавливая своим весом к кровати, сжимая его волосы в кулаке и оттягивая назад. Канада невольно запрокидывает голову и бледнеет, ощутимо дрожа от смеси ужаса и отвращения. Перед глазами все расплывается, упорно сигнализируя о том, что юноша находится в состоянии близком к обмороку. О сопротивлении не может быть и речи, ведь сил едва хватило бы на то, чтобы толкнуть Альфреда, уж никак не скинуть его с себя. Америка склоняется над своей дрожащей жертвой, с жуткой ухмылкой наблюдая, как канадец весь сжимается от страха, и медленно расстегивает его рубашку, намеренно дотрагиваясь до бледной кожи. Пальцы насильника гладят худенький животик пленника, американец целует Мэтью в шею, несильно прикусывая. Несчастного юношу ощутимо подташнивает от действий Альфреда. Слишком противно чувствовать прикосновения его пальцев на своей коже, ощущать, как мокрые губы касаются шеи. Мэтью весь сжимается от предчувствия неизбежного и, не выдерживая, цепляется пальцами за руку американца, едва ощутимо сжимая, слишком слабо, чтобы остановить, но достаточно, чтобы вызвать недовольство. Американец злобно рычит, с легкостью высвобождая руку из слабых пальцев Канады, который тут же получает удар в нос, и, достав из кармана наручники, приковывает пленника за тонкие запястья к изголовью, затягивая металлические "браслеты" как можно туже. Альфред выпрямляется и оглядывает пленника, расстегивая его брюки и медленно их стягивая. Дрожь, сотрясающая тело Мэтью, становится заметной даже случайному взгляду, а сам юноша судорожно цепляется за наручники, безотчетно стискивая прочную цепь. Канада даже не пытается начать брыкаться. Тело внезапно наливается свинцовой тяжестью, картинка перед глазами то расплывается, то становится на редкость отчетливой. Начинается тошнота, гул в ушах становиться нестерпимым, а бледность достигает своего апогея. Следом за наручниками Альфред вынимает ампулу со смесью какого-то наркотика и афродизиака и, достав шприц и отломив кончик стеклянного сосуда, вкалывает вещество в вену канадца, бросая уже ненужный мусор на стол. Выжидая, пока подействует препарат, Америка неспешно раздевается, вешая одежду на спинку кровати. Канада дергается и замирает, чувствуя, как резко убыстряется пульс. Каждый удар сердца гулом отдается в ушах. Чернота перед глазами отступает на второй план, сменяясь необыкновенно резким изображением. Пошевелиться не получается, тело будто перестало слушаться, поэтому юноше остается только наблюдать за происходящим резко расширившимися зрачками, занимающими почти всю радужку. Порывшись под матрасом, американец находит тюбик со смазкой, которую, не медля, щедро выдавливает на свою ладонь. Сегодня Джонс планирует долго измываться над Канадой, поэтому решил все же позаботиться о его хм... здоровье. Растерев лубрикант между пальцев, насильник быстро подготавливает Мэтью грубыми движениями, намеренно трогая его простату, и, смазав свой стоящий орган, резко входит в жертву. Мэтью не вскрикивает, только в который раз до крови прокусывает губу, тяжело дыша. Вколотый наркотик затуманивает сознание, делая грань между болью и удовольствием слишком тонкой для того, чтобы, испытав одно из этих чувств, юноша не мог ощутить отголоски другого. Тело по-прежнему не слушается, но теперь к невозможности двигаться прибавляется ощущение болезненно приятного жара в паху, едва не лишая Канаду возможности соображать. До синяков вцепившись в бедра юноши, Америка начинает двигаться, не быстро, чтобы не кончить раньше времени, но и не слишком медленно, не мучая себя. Когда американец чувствует близкую разрядку, тот останавливается и, перевернув Мэтью на живот и поставив на колени, продолжает все в том же темпе. Канада с трудом сдерживает стоны, из последних сил сопротивляясь действию наркотика, пытаясь сосредоточиться на боли в запястьях, безжалостно перетянутых металлическими браслетами. Юношу трясет от искусственного возбуждения и отчаянья от понимания того, что даже его тело сейчас играет против своего хозяина. Американец расстегивает наручники, снова меняя позу. Теперь Канада оказывается "верхом" на мучителе, согнутые колени которого не дают Мэтью упасть на спину. Часа через полтора смен позиций, а под конец - и кровати на стол, Альфреду все надоедает, и тот, сорвавшись на бешеный темп, скоро изливается внутрь бедного пленника. Канада обессиленно сползает со стола на пол и лежит, не шевелясь. Действие наркотика уже прошло, оставив после себя лишь жгучий стыд, и пусть юноша отдает себе отчет в том, что он здесь ни при чем, что это была всего лишь физиологическая потребность, слишком тяжело дается осознание произошедшего. Мэтью пытается подняться с пола, но снова падает обратно, не в силах справиться с дрожью в ногах. Сжалившись, уже отдышавшийся американец подбирает Канаду с пола и, не особо бережно сбросив его на измятую постель, идет в ванную, где долго отмывается от пота и прочего. Вымывшись, мучитель одевается и, забрав наручники и использованный шприц, уходит, закрывая дверь на ключ и набирая СМС служанке, содержащее призыв убраться. Мэтью устало растягивается на кровати и, отлежавшись немного, поднимается на ноги, ощутимо пошатываясь. Больше всего на свете хочется лечь и уснуть, но брезгливость и отвращение заставляют ползти в ванную и долго-долго принимать душ, стараясь как грязь смыть с себя прикосновения ненавистного насильника, и, даже отмывшись, еще долго стоять под струями теплой воды, прислонившись к холодной плитке.