Грани

Через полчаса России, ценой огромных усилий, все-таки удается за шиворот оттащить расчувствовавшегося Мэтью от его вновь обретённого друга. - Все успокойся. Чего ты рыдаешь по любому поводу? – русский демонстративно встряхивает покорно повисшего в его руке канадца, прикрикнув, - оставьте вы друг друга в покое! Наобнимаетесь еще. Медведь протестующе пихает носом Ванину ногу, негромко рыча, словно предупреждая, чтобы тот поаккуратнее обращался с его хозяином. Однако на Брагинского, едва устоявшего на ногах от «дружеского» тычка огромной мохнатой туши, это не производит никакого впечатления. - А ты порычи мне еще тут. На шаурму пущу. Почему русский собирается пустить на шаурму именно его медведя (она же не из этого делается), Мэтью все равно не понимает, но шутку оценить может, не сумев сдержать осторожной улыбки, чем удивляет даже самого себя. Давно он уже не улыбался так искренне. Висеть в руке Брагинского немного напрягает, но, наверное, именно здесь и сейчас юноша впервые за долгое время чувствует себя относительно счастливым. Рядом с ним его пушистый белый друг, а Америка где-то далеко-далеко за океаном… Кажется, стоит только закрыть глаза, и весь мир станет таким глупым, ненастоящим. Что все случившееся – не более чем страшный сон, и он наконец-то закончится. И проснется Мэтью обязательно в своей кровати, после чего будет еще долго лежать, утыкаясь носом в мягкую белую шерсть и слушая тихое сопение медвежонка. А потом что-то грохнет внизу и прибежит весь заляпанный кленовым сиропом Пруссия, требуя помощи в устранении последствий локальной катастрофы на кухне… Жаль, что ничего уже не будет как прежде. Такое, увы, не забывается, да и в постель к нему и медведю теперь уже вряд ли влезет кто-то третий. Просто не поместится. Русский, устав держать парня в своей руке, разжимает пальцы, невозмутимо похлопав огрызнувшегося медведя по башке. - Ну что? Ты еще долго будешь раздумывать о проблемах вселенского масштаба, или все-таки вспомнишь о бренном теле? Канадец удивленно поднимает взгляд на Ваню, силясь найти смысл этого нагромождения странных слов. Хотя тот и говорит на чистейшем английском, Мэтью все равно бывает трудно его понять, особенно, когда на чужом языке русский говорит, как на своем родном. И дело тут вовсе не в странном акценте. - Есть, я говорю, будешь? – сжалившись, поясняет Россия. Мэтью быстренько кивает и поднимается с холодного пола, зарываясь пальцами в теплую, желтовато-белую жесткую шерсть на боку медведя. Со своим Кумадзиро канадцу не хочется расставаться ни на секунду. Юноша словно боится, что, вот он уберет руку, а тот исчезнет, будто и не было. Однако Брагинский тоже прав: голод не решит ни одной из проблем, а значит, поесть тоже не помешает. - Буду. - Ну наконец-то. Ладно, оставляй своего зверя и вперед. Кумадзиро снова поднимает морду и глухо рычит, словно предупреждая, что снова расставаться с любимым хозяином, пусть даже на короткий промежуток времени, не намерен. Слишком долго он ждал Мэтью, чтобы какой-то русский смог ему, медведю, что-то запретить. Иван обреченно качает головой и не всерьез замахивается на обиженно попятившегося и обнажившего клыки зверя, делая вид, что собирается ударить его по морде, однако путь русскому быстро перегораживает слегка бледный от холода Мэтью. - Прекратите! – канадец осторожно поправляет очки, сам немного смущенный внезапной вспышкой негодования, и гораздо тише продолжает, - устроили тут детский сад… Иван, Кумадзиро пойдет с нами, ты не против? Россия, из вредности буркнув «против», все-таки кивает и, отодвинув ногой какой-то старый обшарпанный стул, вываливается из гаража, с наслаждением вдыхая свежий воздух, тут же сковывающий холодом, столь привычным и знакомым. Канада, вздохнув, выбирается следом, по-прежнему держась за шерсть своего зверя, чувствуя приятное тепло в ладонях. Все остальное тело покалывает от холода, а рукам хоть бы что. Из медведя, оказывается, получилась бы отличная печка. Тронув русского за плечо, юноша виновато улыбается, пробормотав: - Пойдем?.. Здесь холодно. - Да-да, конечно, - русский рассеянно кивает и осматривается по сторонам, - ты только за своим медведем смотри. Конечно, в такое время на улице почти нет никого народу, но предосторожность все-таки лишней не будет. Брагинскому очень не хочется откачивать потом какую-нибудь чересчур впечатлительную мамашу, гуляющую с ребенком, или еще какого случайного прохожего. Все-таки белый медведь посреди города – это вам не ежик, забежавший на дачный участок. Мэтью тоже послушно глядит по сторонам и, убедившись в отсутствии посторонних наблюдателей, машинально кладет руку на загривок зверя, ни в силах избавиться от какого-то странного ощущения нереальности. Не этого он ожидал, совсем не этого. Юноша уже и забыл, что бывают и приятные сюрпризы. Хотя этот вышел уж слишком неожиданным. Канадцу все это время казалось, что Кумадзиро сбежал или даже… Юноша встряхивает головой. Ни к чему об этом думать. С его другом все в порядке, а это главное. И все же, вот как странно все обернулось. Мэтью вздыхает, внезапно подумав о тех, кто остался далеко за океаном. Интересно, как там Эмили?.. Не обижает ли ее Альфред… Она, наверное, беспокоится… Все ли с ней в порядке?.. Однако ни на один из этих столь волнующих и важных вопросов у Канады ответа нет, а значит, лучше выбросить их из головы. Даже почти удается убедить себя, что с Эми все хорошо. Просто не может быть иначе. Пройдя в дом, канадец снова ежится от прикосновения к ледяной стене, наблюдая, как громадная медвежья туша с трудом протискивается в дверной проем, и, закрыв за зверем дверь, натягивает повыше ворот рубашки, стуча зубами от холода. А русский, кажется, и вовсе этого не замечает, сразу устремившись на кухню. Хотя ему, наверное, в вязаном свитере теплее. Вздохнув, Мэтью медленно плетется за Ваней, с трудом переставляя слегка онемевшие ноги, и, доковыляв, садится за стол, робко интересуясь: - Тебе моя помощь нужна?.. - Обойдусь как-нибудь, - русский привычно улыбается и ставит воду на газ, доставая из холодильника упаковку самых обыкновенных пельменей с мясом, - у меня только пельмени. Будешь? - Угу… Наклонившись, юноша треплет прилегшего рядом медведя, не в силах надолго оторваться от своего дорогого и такого непривычно огромного и тяжелого друга. Сейчас Мэтью как никогда ощущает это, потому что крупная голова Кумадзиро покоится на его ногах, одновременно согревая и придавливая к полу, так, что юноша, наверное, при всем бы желании не смог бы встать и сделать хоть шаг в сторону. - Ну вот и отлично, - Россия деловито принялся за готовку, поставив еще и чайник. Накормить гостя надо как можно быстрее. Да с душой. Ване и так стыдно, что у него в холодильнике уже который день мышь повесилась. А тут вообще: где это хваленое русское гостеприимство? Конечно, Брагинский ни в чем не виноват. Кто ж знал-то о подобном повороте событий! Но все же. Однако канадцу и в голову бы не пришло обвинять Ваню в чем-либо. Да и не голоден он особо, поэтому не укоряет, не возмущается… Только рассеянно поглаживает шерсть медведя, думая о чем-то своем. Кумадзиро довольно рычит, прижимаясь щекой к ногам хозяина, совсем как кот. Ему хорошо: тепло, приятно и больше не одиноко. Только жрать хочется, но это дело поправимое. А еще хочется тяпнуть русского за ногу, ну или шарф ему порвать, чтобы относился почтительнее. А то шпыняет, как дворовую шавку. Не смотрит, что медведь. Да и глаза вон какие, задумчивые, немного хитрые… Задумал чего, не иначе как. Хозяина что ли предупредить. Этого, как его?.. Ну… Медведь раздраженно рычит, заставляя Мэтью невольно вздрогнуть и опасливо убрать руку, однако Кумадзиро не обращает на это внимания. Опять забыл! Да сколько ж можно! - Ты кто? – голос у медведя хриплый, то и дело срывающийся на обыкновенный животный рык, такой незнакомый, и в то же время, настолько родной, что юноша не может сдержать улыбки. - Канада… - юноша вздыхает и, погрустнев немного, добавляет, - Мэтью я, Мэтью Уильямс. - Ясно, - медведь слегка трясет головой и снова укладывается на ноги канадца, с довольством чувствуя, как холодные пальцы хозяина ласково и осторожно чешут его за ушком. Хорошо… Наконец приготовив еду, Ваня щедро плюхает в тарелки по десятку пельменей и, полив их водой, накрывает на стол, достав из холодильника сметану почти недельной давности. Брагинский, во всяком случае, надеется, что это пока еще можно назвать сметаной. Вроде плесенью еще не покрылась, значит, ничего, сойдет. Поставив одну из тарелок на пол, русский привычно свистит, привлекая внимание огромного зверя. - Эй ты, кушать подано. - Но медведи не едят пельмени… - пытается возразить Мэтью, искренне уверенный в своих словах. Медведи едят сырое мясо, ну на худой конец рыбу, но никак не русскую кухню. - Ну-ну, - Россия усмехнулся, - не ест он, как же. Кумадзиро, понимая, что речь идет о нем, нехотя приподнимает голову, втягивая носом воздух. Запах пельменей ему не очень нравится, но голод не тетка. Приходится есть, что дают. Перевернувшись на другой бок, медведь нехотя тыкается носом в тарелку, разом заглатывая полпорции и тряся головой. Горячо. Надо было сначала остудить. Русский – идиот. Проглотив обжигающе горячие пельмени, зверь поднимает на Ваню отнюдь не добрый взгляд, однако тот, не впечатлившись застывшей в глазах угрозой, снова замахивается, впрочем, бить пока не собираясь. - Покапризничай мне тут еще. Вот сдам в зоопарк – там будешь есть, что захочешь, а пока терпи. Юноша невольно давится с таким трудом поглощаемым пельменем и, плюхнув его обратно в тарелку, протестует: - Его нельзя в зоопарк!.. - Спокойно, - Россия фыркает, - это была шутка. Ты тоже ешь давай. Тебе еще двадцать кругов вокруг дома бегать. Ложка, выпавшая из рук Мэтью, отправляется в тарелку вслед за пельменем. - Что? - Тренироваться будешь, что-что, - русский неспешно садится за стол, - неужели так понравилось чувствовать себя беспомощным? - Нет… - Ну вот именно. Поэтому готовься, - русской почти что с угрозой улыбается, заставляя Мэтью невольно сглотнуть, - ты же не будешь всю жизнь отсиживаться за чьими-то спинами. От Америки тебя никто просто так не защитит, так не проще ли защищаться самому? Если хочешь выжить, придется научиться бороться за "местечко по солнцем". Мэтью замирает, не зная, что ответить. С одной стороны предложение Ивана звучит более чем заманчиво. Разве не об этом он мечтал все время, проведенное в плену? Стать сильным, суметь дать отпор обидчику?.. И все же юноша лучше чем кто-либо другой понимает, что нет, не об этом. Он никогда не хотел бороться, скорее просто исчезнуть, чтобы его, Мэтью, все оставили в покое. Не замечали, как раньше. Но у него просто нет выбора. Америка так просто не отступится, и, как бы Канаде не хочется поднимать руку на брата, рано или поздно придется это сделать. Пусть не ради себя, но ради своего народа. И ради еще таких же миллиардов ни в чем не повинных людей по всему земному шару. - Да, наверное, ты прав… - Канада не уверен, впрочем, ему не привыкать. Мэтью всегда слишком боялся самостоятельно делать выбор, неосознанно стараясь переложить ответственность за принятие решения на кого-то другого. Но сейчас рядом нет никого, кто бы помог ему в этом. Альфред больше не считает Канаду своим братом. Игрушка, слуга, но уже никак не родной человек. А Гилберт так далеко… А значит, надо учиться действовать самостоятельно. Что же еще остается, если от тебя отвернулся почти что весь мир?.. - Отлично, договорились, - потянувшись, Ваня неловко треплет Мэтью по волосам, стараясь приободрить, - не боись, все еще наладится. Юноша снова вздыхает и нехотя берет ложку, с обреченностью преступника, приговоренного к смертной казни, взирая на плавающие в тарелке пельмени. - Я боюсь, что меня стошнит, если я буду бегать двадцать кругов вокруг твоего дома после еды. - Ничего, не стошнит, - Брагинский снова усмехается и неспешно возобновляет трапезу, изредка бросая на Мэтью быстрые взгляды. Что же, самое время учить мальчишку выживанию. А про стошнит – это он глупость придумал.