Грани

Выпроводив наконец-то Крауца, Альфред нарочито неторопливо оборачивается и, ухмыляясь, потягивается, с хрустом разминая пальцы. - Ну что ж, начнем. Услышав слова брата, Мэтью отчетливо вздрагивает и отступает на шаг назад, с надеждой озираясь в поисках путей отступления. Но бежать некуда, и юноша снова с отчаянием понимает, что его загнали в угол. Нет, не так. Он сам позволил загнать себя в угол, поэтому все должно решиться здесь и сейчас. Однако и это не слишком-то прибавляет решимости, заставляя лишь нервничать еще сильнее, судорожно сжимая за спиной шприц. Америка подходит все ближе и ближе, наслаждаясь страхом брата и, не собираясь сдерживать свои желания, не соизмеряя силы, бьет под дых, не рассчитывая встретить хоть какое-то сопротивления от скованного ужасом пленника. Однако, разве только чудом, тому удается в последний момент избежать удара, оставляя американца в некотором недоумении. Мэтью отскакивает почти машинально, едва ли осознавая свои действия: рефлексы, намертво вбитые Россией сработали на ура. К тому же, Уильямс все это время ждал чего-то подобного, напрягаясь и тщательно следя за каждым движением брата, не желая и в этот раз стать идеальной мишенью для его кулаков. Канада уже устал от боли, устал корчиться на полу, с трудом давя в себе желание завыть от отчаянья, а если он… Если он проиграет, то впереди его ждет ад: много боли, куда больше, чем раньше, и никакой надежды, когда-нибудь еще увидеть все то светлое, чего его безжалостно лишили. Глаза юноши широко распахиваются, словно в замедленной съемке наблюдая, как разъяренный американец снова заносит руку для удара, на этот раз в челюсть, и тут же сужаются от злости: он, Канада, не может уступить своему брату, который, похоже, даже не воспринимает его всерьез. Не может и все, потому что то, что его ожидает – это не жизнь, даже не существование, а одна лишь мука, которую Уильямс просто не вынесет еще раз. Он просто обязан положить этому конец, пусть не ради других – они сами разберутся со своими проблемами, но хотя бы ради себя, чтобы больше не дрожать по ночам и не просыпаться от ужаса, еще долго пялясь в потолок и вздрагивая от одной мысли о брате. Все, чего хочется Канада – всего лишь покой, но и его, увы, надо заслужить. Мэтью, полный решимости, пригибается и, выбросив вперед руку, пытается воткнуть иглу прямо в шею Альфреда, уже совсем не испытывая мук совести, лишь уверенность в том, что поступает правильно. Тем больше его удивление, когда американец со всей своей немереной силищей выбивает из его рук шприц, по ощущениям, кажется, сломав канадцу пару пальцев. У Уильямса аж дыхание перехватывает от боли. Тот с трудом успевает увернуться от очередного удара, прижимая пострадавшую руку к и смаргивая невольные слезы, пачкая кровью свою мятую рубашку. Все должно было быть не так! По плану, должно было обойтись без драки. Однако жизнь, как водится, свои собственные планы ни с кем не согласовала, уготовив себе знатное развлечение. Не собираясь ждать, пока Мэтью оправится от боли, Альфред с ненавистью хватает брата за горло и несколько раз, не сдерживаясь, бьет по лицу, в порыве гнева даже не замечая, как раскровил костяшки пальцев, пройдясь по зубам канадца. Очки после первого же удара улетают куда-то в сторону, но, может, оно и к лучшему… Не отдавая себе отчета, американец все сильнее и сильнее сжимает чужую шею, заставляя Уильямса хрипеть, вися в руке брата и пуская кровавые пузыри, с трудом соображая, что происходит. Все кажется каким-то безумием, и канадец, будучи не в силах ничего с этим поделать, несомненно завыл бы во весь голос, если мог, но ему не остается даже этого, поэтому, собрав всю свою волю в кулак, Мэтью напрягается и, подтянув колени, со всей возможной силы ударяет мучителя ногами в живот, мечтая получить хоть небольшую передышку от этой ужасной всепоглощающей боли. Не ожидая такого яростного сопротивления, Америка громко охает, отпуская шею Уильямса и сгибаясь пополам. Ему все еще никак не верится, что его такой покорный раньше, пусть и доведенный до отчаяния, брат может драться с такой силой. - Ох ты ж… Тварь! Мэтью едва слышно всхлипывает, пытаясь сжать окровавленные пальцы в кулак, отчего в глазах тут же темнеет от боли: чудо, что он все еще держится, не теряя сознание. Из носа то и дело капает кровь и лопаются розовые пузырьки воздуха, однако Уильямс испытывает почти счастье от возможности снова дышать, однако и эта безумная эйфория длится недолго. Не давая американцу разогнуться, канадец, вспомнив, чему его учили, со всей силы левой рукой ударяет того по позвоночнику, заставляя упасть на пол, но Джонс, не растерявшись, хватает брата за ногу, с мрачной, полной злого торжества ухмылкой с силой дергая вниз. Канада тихо вскрикивает и, машинально взмахнув руками, теряет равновесие, неловко шлепаясь на задницу. Отличный шанс для Альфреда, и он не замедляет им воспользоваться, наваливаясь сверху и избивая кулаками, давая выход жгучей ненависти внутри, используя такое симпатичное личико Мэтью, как боксерскую грушу. Рациональности в его действиях нет ни на грош, только животная ярость, но тем сложнее Уильямсу. Со слезами на искаженном гримасой боли лице, тот, напрягаясь, со всем отчаянием упирается руками в грудь американца, чувствуя каждой клеточкой тела, как с хрустом смещаются кости и, заорав от боли, едва-едва сбрасывает тяжеленную тушу с себя, откатываясь в сторону. Кажется, все звуки в мире затихают, перекрываемые тяжелым дыханием и гулко отдающимся в ушах пульсом. Однако и Америка не собирается так просто сдаваться, хватая удирающего пленника за лодыжку и безжалостно тяня обратно, за что и получает ботинком по лицу, с досадой сплевывая кровь. А испуганный Мэтью, хватает здоровой рукой первый попавшийся предмет, которым оказалась литровая бутылка колы, и бьет Альфреда по голове, недостаточно сильно, чтобы вырубить, но достаточно, чтобы разозлить еще сильнее. Своеобразное оружие моментально вылетает из слабых пальцев Канады, не выдержавших отдачи, но тот уже даже не замечает этого, лишь дрожит от ужаса, во все глаза смотря на Джонса, словно загипнотизированный его полным ярости взглядом. - Альфред… П-пожалуйста… Не на… Не слушая, американец в бешенстве подбирает валяющийся рядом шприц и, молниеносно хватая непокорного брата за пострадавшую руку, прижимает к полу, метя в сонную артерию. Глаза Канады широко распахиваются от осознания того, что собирается сделать Джонс, заставляя вырываться еще отчаяние, тряся головой и не обращая внимания на боль во всем теле. Второй рукой Мэтью хватает запястье Альфреда, пытаясь помешать тому осуществить задуманное, но едва ли он может что-либо противопоставить силе брата. Канадцу остается только пойти на хитрость, поэтому он, оценив ситуацию, резко тянет чужую руку на себя и со всей силы кусает, отчаянно сжимая зубы. Американец вскрикивает и от неожиданности отпускает шприц, покатившийся по полу, а Уильямс, не теряя времени, почти что наугад бьет брата, ничего не видя от застилающих глаза слез. Однако в этот раз Мэтью везет: кулак изнеможенного канадца разбивает очки американца, заставляя того быстро зажмуриться, защищая глаза. Осколки стекла больно вонзаются в руку Уильямса, однако тому уже все равно: болью больше, болью меньше – на общие просто ужасные ощущения Мэтью это никак не влияет, но зато дарит ему драгоценные секунды, позволяющие отползти подальше и хотя бы попытаться нашарить на полу шприц. С трудом разлепив глаза, Альфред приходит просто в бешенство и, вытащив из кармана нож, снова бросается на жертву, вонзая лезвие в ее бедро, к счастью для Уильямса, со злости не попав в артерию. Джинсы юноши моментально пропитываются горячей кровью, а сам Мэтью уже не кричит, хрипит, сорвав голос, от боли. Слезы пеленой застилают глаза, поэтому бедняге далеко не сразу удается нащупать шприц, сжимаясь, готовясь в любой момент получить новый еще более болезненный удар. С жутким чпокающим звуком американец вынимает лезвие из раны и снова заносит над жертвой, с абсолютно безумным взглядом наблюдая за трепыханиями канадца, от бешенства совершенно не замечая, как тот медленно, рыдая от боли, сжимает пальцами столь драгоценный предмет, готовясь нанести еще один удар. Совершенно не чувствуя опасности, Альфред наваливается сверху, царапая ножом горло Мэтью, с ненавистью прорычав: - Ну все, ты доигрался. Уильямс зажмуривается, вжимаясь в пол, и, гулко сглатывая, смотря в безумные глаза брата, с трудом поднимает руку. Острая игла с размаху вонзается в плечо Альфреда, а избитый юноша из последних сил сжимает пальцы, вводя транквилизатор, и зажмуривается в ожидании неизбежного. Острое лезвие только чудом не распарывает горло Мэтью, плашмя соскальзывая вниз на пол, выпадая из ослабевших рук американца. Инъекция действует безукоризненно, и изо всех сил пытающийся сопротивляться ее эффекту Джонс в считанные мгновения затихает, наваливаясь на Уильямса своей безвольной тушей, даже сейчас продолжая причинять страдания, придавливая грудью изломанные пальцы брата. Ослабевшему юноше не сразу удается скинуть его с себя и, жмурясь от боли, сесть, чувствуя, как теплая кровь заливает одежду, капая с уголков губ и обильно струясь из гладкой раны на шее. Чертовски огромным усилием воли Уильямс заставляет себя оставаться в сознании и не провалиться в блаженное забытье, понимая, что сделано всего лишь полдела: все остальное, самое важное, еще впереди. Но видит бог, как сложно Мэтью снова подняться на ноги, пошатываясь, и кусая разбитые губы, чтобы не закричать в полный голос. С глухим стоном Уильямс, опустившись на диван, вынимает из руки застрявшие там крошечные осколки стекла, не в силах больше терпеть и, плача, перевязывает рану на ноге обрывком рубашки, чтобы хоть как-то остановить кровь. Конечно, не слишком-то это помогает, но все же лучше, чем ничего. Все равно в ближайшее время ему в любом случае понадобится помощь врача. Посидев так немного, Мэтью со стоном снова встает на ноги и, наклонившись, поднимает с пола окровавленный нож, непослушной рукой неровно обрезая волосы, чтобы больше походить на валяющегося без сознания Альфреда. Их и раньше путали даже самые близкие, а сейчас они похожи, как никогда прежде... Горько вздохнув, Канада переворачивает американца на живот и с трудом стаскивает с того куртку, надевая поверх насквозь промокшей и приторно липкой от крови рубашки. - Прости, - в голосе Уильямса, обращенном к бессознательному телу брата, не слышится сожаления, лишь только грусть. Вот и все. Остается последний штрих. Канада с каким-то непонятным ему самому равнодушием поднимает с пола свои очки и роняет рядом с тушей брата, пиная их с внезапной злостью и жестокостью, с трудом удержавшись на ногах. Немало мужества требуется Мэтью, и для того чтобы наклониться снова и, пошатнувшись от боли, стащить с переносицы американца его собственные разбитые очки, смаргивая слезинку. Однако сейчас не время раскисать. Выпрямившись, Уильямс сперва очень долго рассматривает уцелевшее стекло и пустую оправу второго, после чего, глубоко вздохнув, стирает слезы рукавом куртки, с тяжелым сердцем надевая на себя. Подойдя к окну, Мэтью мрачно смотрит на свое жалкое отражение и, не выдерживая, прислоняется лбом к стеклу, вздрагивая от беззвучных рыданий, почему-то совершенно не чувствуя себя победителем.