Грани

Дождавшись ухода служанки, Мэтью с трудом свешивает ноги с кровати и, забывшись, тянется рукой в гипсе к стулу, где лежит чистая, идеально выглаженная одежда. У него совершенно нет времени на то, чтобы разлеживаться в постели: благо хоть боли канадец больше не чувствует, так что пришлось соврать Эмили. Уильямс ни на секунду не собирался вести себя, как примерный пациент. Мэтью не скоро осознает свою ошибку и, спохватившись, меняет руку, кое-как кладя стопку рядом с собой. Признаться, одеваться одной рукой – задачка не из приятных, так что Канаде требуется время, чтобы справиться с рукавами рубашки и брюками, чего уж там говорить о пуговицах… Мэтью кажется, что он провозился с ними около получаса, пытаясь вдеть перламутровую бусинку в прорези на ткани. К счастью, так и правда только кажется. Не верится, но с одеждой и даже обувью Уильямс справляется удивительно быстро. Наверное, это даже приятно: наконец надеть на себя чистые вещи, не воняющие потом и не испачканные в своей же крови. Впрочем, недолго они будут такими оставаться, если Мэтью продолжит столь грубо нарушать предписания врача – это осознает и сам канадец. Что поделать, с некоторым риском приходится мириться, и возобновление кровотечения – меньшее из зол. Вся кровь же не вытечет. По крайней мере, канадцу хочется на это надеяться: юноше невдомек, что он провалялся в отключке почти целый день, после того как врачу пришлось сделать ему переливание крови… Кое-как поднявшись, Уильямс, едва шевеля туго перебинтованной ногой, подбирает предусмотрительно оставленный кем-то костыль, и, с трудом накинув чужую куртку, медленно хромает прочь от кровати, судорожно пытаясь вспомнить, куда ему следует идти. Воспоминания не из приятных и, найдя наконец, кабинет брата, канадец не может сдержать приступа тошноты. Удивительно, как его не вырвало прямо на паркет. А ведь Мэтью казалось, что он уже начинает забывать весь тот ужас, но до боли знакомая обстановка невольно возвращает на несколько месяцев назад: кажется, Уильямс почти видит, как Альфред, безумно ухмыляясь, трясет своим длинным армейским ножом в опасной близости от горла канадца, проговаривая что-то, а после ерошит чистые волосы брату, как послушной собачонке. А было позабытое юношей клеймо снова начинает пульсировать, напоминая о себе. Выныривая из воспоминаний, Мэтью испытывает испуг: его ведь лечили, кто-то обязательно должен был заметить! Впрочем, канадец скоро успокаивается, ведь, будь это и вправду так, то его бы уже здесь не было. Как бы то ни было, Канада совсем не хочет вспоминать о связанных со всем этим событиях, но ничего не может с собой поделать, поэтому торопиться покончить с делом, по очереди пробуя все ключи. Повезло хоть, что это не сейф с кодовым замком. Хотя... Мэтью хорошо знает своего брата, поэтому не удивился, если бы тот поставил как пароль дату своего Дня Рождения. А в столе у Джонса действительно хранится целый арсенал: два ножа, один – тот самый, складной, шприцы с какой-то мутноватой жидкостью, и Уильямс совсем не уверен, что действительно хочет знать какой именно, и наконец пистолет. То, что и нужно Мэтью. Соваться к брату безоружным канадец не рискнул и здоровый, чего уж говорить про его нынешнее состояние… Без оружия Альфред скрутит его на раз-два. С оружием, правда, тоже немногое изменится, но ведь Джонс не знает, что Мэтью не сможет выстрелить в брата. По крайней мере, юноша хочет на это надеяться. В любом случае, не стоит здесь задерживаться; Уильямс торопится вернуться в постель, отстраненно удивляясь: так странно и непривычно становится ходить по этому дому, не шарахаясь от собственной тени. Канадцу не приходится долго ждать возвращения Эмили. Но всеми своими заботами он совсем забывает о времени, пытаясь хоть как-то свести мысли в кучу и составить план действий. Будь тут Германия, он бы наверняка справился с этой непростой задачей куда лучше Уильямса, но он, наверное, уже уехал. Было бы очень странно, если Крауц решил задержаться непонятно по какой причине. Так что теперь Мэтью снова один и разбираться со всем здесь также предстоит именно ему. Вернувшись, Эмили еще некоторое время стоит в дверях и, поставив пакет, чуть хмурится, скрестив руки на груди, рассматривая одетого канадца, недовольная, что тот совершенно не слушает предписания врачей, напоминая: - Куда это вы собрались? Вам же нельзя вставать! Уильямс слегка вздрагивает, слишком задумавшись, и, вздохнув, чуть виновато смотрит на девушку, замечая: - У меня действительно нет времени лежать в постели. К тому же, это может вызвать ненужные подозрения: Альфред бы никогда не стал терпеть скуку, слушая кого бы то ни было, - канадец хорошо знает, о чем говорит: Америка и правда совершенно не бережет свое здоровье, даже в бреду норовя вскочить с кровати и отправиться дальше искать приключений на свою задницу. - Ну, это правда, - Эмили соглашается нехотя и, вздохнув, продолжает, - ладно. Только, пожалуйста, поосторожнее. Давайте я помогу. Я могу отнести еду мистеру Джонсу. - Нет-нет, все в порядке… Я сам, - Мэтью не очень-то верит в собственные слова, с трудом представляя, как сможет одной рукой справиться с пистолетом, пакетом с едой и дверным замком, но впутывать девушку категорически не желает. - Да ну, - служанка фыркает с откровенным сомнением и нехотя отдает Уильямсу пакет, скрестив руки на груди, совершенно не одобряя его поступок, - ладно уж, но будьте осторожнее, а лучше позовите охрану на всякий случай. - Хорошо. Разумеется, Мэтью не собирается звать охрану, но говорить об этом девушке не торопится, справедливо опасаясь, что в противном случае та вообще запретит ему куда-либо идти. По крайней мере, Эмили это может. Девушка провожает канадца до самой камеры Джонса, постоянно хватая под руку, когда тот, зазевавшись, спотыкается на ровном месте, за что последний очень ей благодарен. Едва ли он смог бы самостоятельно доковылять вниз, спустившись по лестнице: его еще после прошлой прогулки мутит, что уж говорить теперь – перед встречей с братом Мэтью едва ли может чувствовать себя здоровым и полным сил. По правде говоря, Уильямсу даже неудобно отправлять Эмили вопреки ее желанию, но он делает это ради ее же блага, так что, наступив на горло собственной благодарности, канадец все же остается один, глубоко вздыхая. Невообразимо трудно сделать шаг вперед и подойти вплотную к злосчастной двери, но Канада заставляет себя сделать это и, начав говорить, искренне надеется, что его голос не дрожит слишком сильно: - Альфред, если ты меня слышишь, то, пожалуйста, отойди от двери. Я вхожу и не хотел бы тебя задеть. Сунув пакет с едой подмышку, Мэтью с трудом поворачивает ключ в замке, впрочем не торопясь открывать дверь, и, предпочитая перестраховаться, направляет пистолет перед собой, внимательно вслушиваясь в тишину за дверью. Признаться, канадцу хочется верить, что Америка спит, но вряд ли ему может настолько повезти. Глубоко вздохнув, Канада, поднапрягшись, толкает тяжелую дверь и тут же предусмотрительно целится в брата, не давая тому опомниться. По правде говоря, Альфред ожидал, что Мэтью рано или поздно припрется, хотя и рассчитывал увидеть его гораздо позже. Американец считал, что тот еще дня два как минимум проваляется в постели с такими травмами, да и вряд ли рискнет заявиться к нему один. И вот тогда он уже с удовольствием покажет, кто из них действительно Америка, впрочем, похоже, это прекрасно понимает и сам канадец, поэтому не рискует брать с собой кого-либо из охраны. Брат мог бы стать для Джонса легким соперником, если бы предусмотрительно не захватил пистолет, но оружие у него в руках, так что американец не рискует лезть в драку, жалея свою шкурку. Конечно, приди Уильямс на полдня раньше, и Альфред бы не задумываясь набросился на него, совершенно не обращая внимания на пули: Америка пребывал в настоящей ярости и крушил все, что попадало ему под руку, уже успев почти полностью раздолбать душ и каким-то немыслимым образом открутить стол от пола, опрокинув ножками кверху. Конечно, Джонс не сразу смог вспомнить и понять случившееся, но вскоре осознал происходящее, испытав небывалую злость. А еще было просто дико обидно, что его глупый мямля-брат смог таким образом провести всю его хваленую прислугу и охрану – какого, спрашивается, черта?! За одно это Альфред готов расправиться со всеми и, несомненно, Мэтью – первый в этом черном списке. Америка сверлит брата сузившимися от злости глазами и снова плюхается на кровать, громко проговорив, нарочито самоуверенно улыбаясь: - Надеюсь, ты пришел, чтобы выпустить меня. Иначе я вытащу твои кишки и завяжу их бантиком. Признаться, Мэтью с трудом удается не вздрагивать и не реагировать на злые слова брата. Юноша старательно пытается убедить себя, что тот не в себе и по-прежнему не ведает, что говорит, так что подавив первое желание сбежать, канадец спокойно замечает, стараясь ничем не выдать своего напряжения: - Сомневаюсь. Ты, наверное, голоден. Я принес тебе поесть, но боюсь, что тебе придется забрать пакет самостоятельно. Уильямс бы и рад отдать его сам, но не может ни на мгновение опустить пистолет, надеясь, что один вид оружия заставит Джонса быть благоразумнее и не делать глупостей. Впрочем, Канада прекрасно осознает, что, даже перестраховавшись, все равно сильно рискует, но предпочитает лишний раз не думать об этом. На миг Мэтью кажется, что Альфред готов наброситься на него, но тот, лишь выругавшись, зло ерошит волосы и снова угрожает: - Немедленно опусти пистолет или я засуну его тебе в зад! Вздрогнув, юноша непроизвольно делает шаг назад от пышущего яростью брата, но, взяв себя в руки, останавливается, говоря нарочито спокойно, словно в полной мере владеет ситуацией. По крайней мере, именно в этом канадец старается убедить своего не слишком-то проницательного пленника. - Альфред, пожалуйста, давай сразу расставим точки над «i». Я обязательно отпущу тебя но в свое время, а пока тебе придется пожить немного тут. Как только я разберусь с интернетом, тебе вернут твои приставки, так что ты не будешь скучать. И прошу, не шуми так, - юноша устало вздыхает, чувствуя себя не очень хорошо, но все-таки продолжает, - в данном случае угрозы бесполезны – лучше поешь и ляг отдохни. Я приду к тебе позже, когда ты сможешь трезво оценивать обстановку. Поборов собственный страх, Мэтью все-таки ставит пакет с едой на пол, но, похоже, Альфред пребывает почти что в шоке, даже не замечая этого. Джонс никак не мог ожидать от брата такого отпора и теперь взбешен не на шутку, от гнева даже не зная, что и ответить, и, видя это, Уильямс предпочитает трусливо исчезнуть, с горечью вслушиваясь в звучащие за стеной проклятья. Мэтью не привыкать слушать от брата угрозы расправы, но сейчас ему совсем не страшно, только немножко грустно от того, насколько жалко они звучат. Канада никогда не хотел видеть Альфреда жалким, привыкнув к его силе, будучи не в силах даже вообразить, что когда-нибудь они оба окажутся в такой ситуации. Конечно, Уильямсу хочется надеяться, что его брат рано или поздно придет в себя, но умом канадец понимает, что это случится не сегодня и не завтра, а разговоры в этом нисколько не помогут. Но, слушая очередной поток угроз, Мэтью с грустью понимает, что даже теперь - особенно теперь – не может заставить себя испытывать ненависть к Альфреду, только жалость и желание помочь, но сам Джонс никогда этого не поймет, а Уильямс никогда ему не скажет. Впрочем, сейчас Альфред – меньшая из его проблем, он надежно упрятан взаперти и, скорее всего, не доставит слишком много проблем, а вот Мэтью еще предстоит как-то играть роль Америки, разруливать сложившуюся с подачи американца политическую и экономическую ситуацию и как-то жить дальше, стараясь не шарахаться от собственной тени: забрать у России медведя, разобраться наконец в своих отношениях с Гилбертом… Дел у Канады еще невпроворот, а времени слишком мало, чтобы выслушивать истерики брата, хотя, наверное, в чем-то Уильямс его понимает: тяжело сидеть в неизвестности, не зная чего и ждать.