***
Не так я представлял свою смерть. Мне виделась яма, кучка вырытой земли. Моё тело сталкивают вниз, бросают в догонку пару коротких фраз и зарывают. А потом сверху топчут, утрамбовывают, приминают землю. Теперь даже самый сноровистый покойник при всём желании не смог бы выбраться. Но я вовсе не был готов к тому, что утону в огромной ванной графа Ройрана, а именно это сейчас и происходило. Сохраняя ещё крохи рассудка, я отчаянно цеплялся за бортик, но пальцы предательски соскальзывали, а руки были так слабы, что ухватиться сильнее просто не получалось. Течка ослабляла весь организм, заставляла буквально терять сознание. Давненько подобного не случалось. Наверное, причиной послужили произошедшие обстоятельства, при одном только воспоминании которых, хотелось согнуться над тазиком и расстаться с содержимым желудка. Но больше всего меня пугала не попытка надругаться надо мной, странно, но почему-то меня это не так сильно заботило, я по какой-то причине верил, что меня спасут. Наивный омега! Нет, самым страшным было осознание того, кто такой наш граф. А ведь я его считал человеком весьма спокойным, не конфликтным, и даже представить не мог такого финала. От воспоминаний вновь закружилась голова, и я попытался не пойти ко дну. Но каким-то чудом, подтянувшись за бортики ванной, мне удалось сначала сесть, а потом и встать. Чистое полотенце очень даже кстати висело на крючке. Я еле стою, но упорно пытаюсь вытереться. Вся моя одежда изодрана в клочья, надеюсь, укутавшись в полотенце, мне удастся дойти до комнаты прислуги и наконец одеться, а потом и прилечь. Подгибающиеся ноги плохо слушаются, и я с трудом на них балансирую. Нестерпимо хочется спать, и глаза невольно закрываются. Предатели, пытаются оставить меня в такой сложной ситуации. Хватаюсь за ручку двери, повисаю на ней. Она открылась и я эпично грохнулся на пол. Хотя не долетел, меня поймали раньше. В нос ударил сильный, властный запах. Граф Ройран склонился надо мной. Его лицо так близко, а мозг совсем уже не работает. Ещё чуть-чуть, ещё ближе. Я приподнял голову и совершенно не отдавая отчёта своим действиям, прильнул к губам альфы. Минута столь тесной близости, казалось, длилась бесконечно. Граф с тихим рыком ответил на поцелуй, углубляя его, занимая лидирующую позицию.***
А за окном уже давно темно. В непроглядной тьме сложно что-либо различить. Причудливые тени, мелькавшие там и сям, уже никого не побеспокоят. Пришедшие в себя слуги, тишком выносят на задний двор несколько мешков, подозрительно оглядываются и исчезают из поля зрения. Среди всей этой тьмы, на фоне окна, только две фигуры кажутся по-настоящему живыми. Альфа осторожно нависает над испуганным, дрожащим и робким омегой. Он ласково проводит по длинным, растрёпанным волосам. — Можно? — он неуверенно спрашивает, хотя и сам давно знает ответ. — Я буду нежен. Омега дрожит, вспоминая прошлый раз, и с ужасом ждёт новой волны боли. Парень всхлипывает, чуть отстраняется от графа. А тот осторожно прикасается губами к обнажённой груди, плавно опускается ниже, целует живот, поглаживает его рукой, старается успокоить омегу. Дело доходит и до сосков. Граф осторожно лижет один и несильно сжимает пальцами другой. Паренёк тихо вскрикивает и в испуге прикусывает собственное запястье, старается подавить шум. Альфа нахмурился и заставил его убрать импровизированный кляп. — Я хочу слышать твой голос, Дирих, — горячее дыхание опаляет ухо омеги, заставляя его ещё сильнее покраснеть. Нежные движения рук, лёгкие поцелуи и тихий шёпот наконец достигли цели. Мальчик расслабился и начал чувственно отвечать на любое движение графа. Мужчина сместился чуть ниже, провёл рукой по истекающему смазкой анусу, заставив омегу тихо ойкнуть. Первый палец беспрепятственно проник во внутрь и нежные стенки крепко сжали его. — Расслабься, больше не будет больно. И омега верит этому вкрадчивому голосу, делает вдох, потом ещё один, и вот внутри уже беспрепятственно двигаются три пальца. Дирих тихо постанывает и подаётся им навстречу, стараясь насадиться глубже. Граф тихо ухмыляется, вытаскивает пальцы и переворачивает любовника на живот. На спине всё так же видны следы от удара плетью, наверное, они уже никогда не исчезнут. Но это не делает его менее красивым, такая ровная спинка, нежная кожа и головокружительный запах... Он тщательно целует каждый шрамик, каждую отметину, как бы сожалея, что не смог предотвратить такого насилия. — Потерпи, может быть немного неприятно. Омега неуверенно кивает и готовится испытать боль. Головка члена мягко проскальзывает вовнутрь, принося с собой дискомфорт. Но неприятное чувство тотчас исчезает, стоит только графу поцеловать спину омеги. Ройран делает лёгкий толчок, входит уже наполовину. Парень вскрикивает, из глаз проступают слезы. — Больно, — тихо, еле различимо шепчет он. — Прости, — граф проводит рукой по волосам любовника, убирая их с его глаз. Даёт мальчишке время привыкнуть и наконец полностью оказывается внутри. Узко и жарко, но чертовски приято. Омега уже не плачет, он хочет чего-то большего. Толчок, ещё один и ещё. Граф набирает скорость, но, впрочем, старается делать это по возможности осторожно. Утыкается носом в шею омеги. А тот громко стонет, извивается под альфой. Боль уже давно отступила, и он желает только, чтобы граф не останавливался. Но Ройран покидает его тело, вызывая протяжный всхлип. Однако это лишь для того, что бы переменить позу, граф хочет видеть лицо омеги. Резкая смена, альфа оказывается лежащим на спине, а омега сидит на его бёдрах. Граф входит сразу целиком, заставляя Дириха вскрикнуть. Смена позиций приносит новые, более яркие ощущения. Теперь граф может войти ещё глубже, даря омеге волну новых ощущений. Омега вновь плачет, но не от боли. Альфа сел и прижал его к своей груди. Дирих обнял его, утыкаясь в лицом в грудь, наверное, рассчитывая на ласку. И он её получает. — Не плачь, — граф легко целует омегу в лоб, а тот, обхватив его голову руками, робко притягивает к себе. Легкий, как будто первый поцелуй. Такой нежный страстный. — Останься, — что-то бессвязно бормочет парнишка. Альфа только крепче обнимает его, думая, что тот, кого он так долго искал, на самом деле был рядом. Достаточно пары резких толчков и омега кончил, бессильно наваливаясь на грудь любовника. Альфа, впрочем, не выходит из податливого тела. Обнимает парнишку, поддерживает и продолжает двигаться. Дирих прильнул к грудь альфы, тяжело дышит и тихо постанывает. Граф с тихим рыком кончил во внутрь парнишки. Образовался узел, сцепляющий их на пару часов. Две фигуры на фоне ночного неба, застыли. Обессиленные, но всё равно счастливые. Они не думают что будет завтра, они живут только этим моментом.***
Слышался радостный смех, дети, напевая известную песенку, носились на перегонки. Они весело визжали, салили друг друга и старались увернуться от воды. Стояла погожая летняя погода, солнце так нежно припекало, что хотелось просто растянуться на травке под большим деревом и немного вздремнуть. Именно так и поступил девятилетний мальчик. Он самозабвенно посапывал, полуденная жара одержала верх, и притомившийся сорванец ненароком задремал. Тихий ветерок осторожно перебирал пряди золотистых волос, довольно длинные, но не настолько, чтобы заплетать их в косу. — Братик! — сверкая голыми пятками, к мальчишке подбежал семилетний омега. Он озадаченно посмотрел на спящее и почему-то такое грустное лицо брата. Прилёг рядом и обнял его. Ведь Ник не хочет, чтобы его братик грустил. Дир дёрнулся и проснулся. В его глазах стояли слёзы. — Что случилось? — испугался маленький омега и обхватил руками лицо брата. — Дир, почему ты плачешь? Мальчик ещё несколько секунд молча пошмыгал носом и, неуверенно глянув на брата, ответил. — Мне приснилось, что тебя больше нет, — он не выдержал и заплакал. — Это невозможно! — уверенно вскрикнул Ник и чуть мягче, обнимая омежку, добавил. — Я всегда буду рядом. Тепло его маленьких ручек согревало душу и сердце, не позволяя ночным кошмарам воплотиться. Пока Ник рядом, ничего плохого не случится, ведь правда? Он сможет защитить братика и не к лицу такому взрослому мальчику распускать слёзы. Дир быстро вытер заплаканное лицо рукавом и улыбнулся. Просто сон. — Пойдём играть, у нас ещё есть минут двадцать, — радостно предложил Ник, видя, что брат уже пришёл в себя. — Чур, ты водишь, — и он со смехом бросился прочь. — Сейчас я тебя поймаю! — Дир стремглав побежал ловить непоседу. Поймал. Они смеясь упали на землю, продолжая щекотать друг друга. Катаясь по траве, они совсем вымотались. Обессиленно лёжа на спине, они разглядывали облака, гадая, на что же похоже то или иное. Мечтали о том, как в один прекрасный день покинут пределы работного дома и смогут вместе открыть какой-нибудь небольшой магазинчик. Столько восторга вызывало это у маленьких омежек. — Останься, — тихо, вновь засыпая шепчет Дир. — Останься со мною навсегда. Звенит колокол, собирая всех жителей работного дома на свои места. И двое маленьких омежек нехотя следуют за основным потоком. Жутко не хочется сидеть в затхлом помещении и работать, но выбора нет. И маленькие обитатели "Ариатры" отважно бросаются на борьбу с трудностями.***
Эпидемии - это всегда тяжело. Четырнадцатилетний омега бестолково мечется в бреду. Ему плохо, жар буквально полностью захватил его. На лицо попадает несколько прохладных капель, кто-то сменил компресс у него на голове. Сквозь пелену бреда, он размыкает глаза и видит обеспокоенное, склонившееся над ним лицо. Ник что-то шепчет, поглаживает по голове. Дир хватает брата за руку и надрывно произносит: — Останься. Тот грустно улыбается и кивает. Придвигается ближе к больному, сжимает его руку. Так сразу становится спокойней, жар отступает. Омега проваливается в тяжелый сон без сновидений.***
Парень обессиленно лежал на вздымающейся груди Ройрана, он потерял сознание или попросту уснул. А за окном уже начинало светать и птицы неугомонно насвистывали однообразную мелодию. Пора бы уже вставать и идти работать, но... оставлять беззаботно спящего мальчишку почему-то не хотелось. Граф осторожно убрал с его лица светлую прядку. Он решил полежать здесь ещё немного, ещё полчаса, ещё часок, может даже два. Остаться здесь, с ним, пока никто не видит.***
Опавшие однажды листики, вновь выросли и зазеленели. А ведь стоило их просто полить. Уделить немного внимания, возможно выполоть сорняки и вот он, результат. Цветок вновь полон сил и радует цветением. Полевые цветы не думают о завтрашнем дне, они живут настоящим. Им нет смысла загадывать наперёд. Они не зимуют, и готовиться к холодам не нужно. Просто в один момент их не станет, останется на память только засушенный маленький цветок в чьём-то старом гербарии.