Вдохни в меня жизнь

      — До встречи? — с сомнением спросил Чанёль, почесав свои кудряшки, и Бэкхён улыбнулся такому вопросу, отчего-то уверенно ответив:       — До встречи, — чем вызвал улыбку у самого Пака, и всё стало вдруг так светло и хорошо, как никогда ещё; и мир стал светлее снова, и жизнь стала чуть снисходительней к этим людям, что ли.       Жить становится чуть легче, когда два одиноких сердца находят друг друга. Два сердца, у которых нет ничего, кроме пыльного городского воздуха и тошноты от серости жестокой к ним жизни. Высокий парень, имя которому Чанёль, мог, наконец, выдохнуть с облегчением, когда чувствовал на своём плече лёгкую голову Бён Бэкхёна, который всегда обижался на слова Чанёля в такой момент:       — У тебя такая лёгкая голова… Мозгов нет, что ли? — Чанёль откровенно ржал, наблюдая за тем, как быстро краснеет лицо недовольного Бэкхёна.       — У тебя будто тяжелее, — такие короткие разговоры между ними вырывали Бэкхёна из состояния беспросветного уныния, за что он был бесконечно благодарен ушастому. Это был первый человек, который смог заставить его вновь улыбаться.       И мир Бён Бэкхёна вдруг обрёл новые краски, потушив приевшиеся серые.       Их отношения протекали медленно, они будто не хотели развиваться, да и Чанёль с Бэкхёном особо их и не толкали вперёд. Горячий чай в одном из тесных из кафе этого пыльного района, холодные пальцы, греющиеся о горячие кружки, сопливые носы и шмыг носами в унисон. Совместный поход в магазин (будто бы семья), покупка попкорна на двоих и просмотр фильма на маленьком диване в квартире Чанёля… Всё это казалось Бэкхёну по-особенному тёплым. Похоже, он нашёл для себя нечто большее, чем семью. Он не знал, что такое семья, но был уверен, что Чанёль для него стал на куда более высокую отметку, чем для ребёнка его родитель…       С ним дышалось легче, что ли?       И они вместе курили на улице. Рука Чанёля обхватывала хрупкие плечи Бёна, пока тот делал очередную губительную для него затяжку. А Бэкхён в ответ благодарно улыбался в пустоту, утопая в ночной темноте города…       Похоже, счастье действительно, наконец, нашло Бэкхёна. Бэкхён знал, что не стоит к нему привыкать, потому что оно приходящее и уходящее, и что стоит привыкнуть, как вдруг может нанести удар жестокая реальность, лишив его всего. Но, наверное, он сам лишил себя всего заранее.       Когда подносил сигарету к потрескавшимся губам, тогда он себя и лишил лучшего будущего.       Приступы стали частыми. Уже не редкостью было заметить Бэкхёна, сгорбившегося и жадно хватающего ртом воздух, терпящего адские спазмы в груди, стискивающего губительную сигарету в пальцах… И да, он не был удивлён, когда втайне от Чанёля прошёл осмотр. Все приступы, за исключением того, что произошёл при их знакомстве, происходили втайне от этого парня, чему Бэкхён был несказанно рад. Он ни в коем случае не хотел беспокоить этого парня и вешать на его плечи ещё больше проблем. У него и своих хватает…       Та же мигрень вечно мучила, Бэкхён видел, сколько страданий она ему приносила. Бэкхён знал, что Чанёль крайне ответственный человек. И если он действительно испытывал к нему что-то, значит, внутренне сказал себе, что он ответственен за Бэкхёна. Раз Бэкхён слаб, раз он болеет, значит, он не уследил. Бэкхён не хотел, чтобы Пак жил теперь с чувством вины… А осмотр Бэкхёна попросту добил. Когда он сидел в кабинете врача, нервно выстукивая пальцами какой-то глупый ритм по колену, уже тогда он отчего-то заранее знал, что в этот раз жизнь его просто добьёт, если не убьёт. Он чувствовал, что дело плохо, а когда его взгляд встретился со взглядом врача, что при нём изучил результаты обследования Бэкхёна, тогда он понял, что дело… Что всё хуже, чем могло было быть.       Рак лёгких. Это можно было ожидать, беря во внимание то, что Бэкхён курил, как сумасшедший, при любом удобном случае. Сигареты спасали его жизнь многие годы, и, как оказалась, у него есть наследственная предрасположенность к раку, что усугубило дело…       А Бэкхён просто тронулся умом, в который раз смеясь этой жизни то ли в лицо, то ли в задницу (а чёрт знает), дрожащими руками поднося сигарету к губам прямо у больницы.       Смотря в небо, которое было удивительно светлым в этот день, он в полной мере осознавал, что жизнь крайне жестокая штука. Конечно, не хорошо жаловаться, он это понимал, понимал также и то, что других людей жизнь потрепала куда более изощрённо, чем его поношенную душонку, но… Но какого чёрта?..       Когда он сидел на той сведшей две души скамье, благодаря бога за то, что Чанёль не сидит с ним рядом, ему хотелось орать. Орать и крушить все вокруг. Ему даже хотелось уничтожить ту счастливую молодую семью, что проходила мимо него, прямо-таки искрясь чёртовым счастьем, которого Бэкхёну в жизни было мало…       — Грёбаная жизнь, — и снова смешок из горла, он попытался зажечь очередную сигарету, но зажигалка выпала из дрожащих рук, и Бэкхён опустил голову, не понимая, почему он… Плакал?       О, Бэкхён действительно плакал. По его щекам в самом деле шли слёзы, и он утирал их как только мог, не понимая, почему их так много. Когда в последний раз он делал это? Только в детстве, наверное. Так почему парень плакал сейчас?       Потому что жизнь его изрядно побила, и тут впервые за десяток лет преподнесла ему такой подарок, кратковременное счастье, которым Бён даже насладиться не успел, и решила его отобрать? Потому что он слаб и морально, и физически, и не сможет протянуть хотя бы полгода по прогнозу врача? Потому что жизнь жадная на счастье и ей нравится отдавать его куда более гнилым людям, прямо как тем, кто разрушал детство Бэкхёна, а не тем, кто, как и он сам Бён — разбит и унижен?       Кто знает, почему он плакал тогда?..