Вдохни в меня жизнь

      Чанёль пригласил Бэкхёна к себе в тот вечер. Бэкхён понимал, к чему может это привести, но надеялся, что всё будет в порядке. И он пошёл вслед за этим высоким эльфом, который заставлял улыбку не сходить с его вечно грустного лица. Даже дождь, который чуть капал на его лицо, не заставлял отвлечься. Он впервые не думал о тех страшных ночах, когда слышал дождь. Не вспоминал о том, что сломало его жизнь…       Чанёль постоянно говорил что-то без остановки, когда они пешком проделывали путь к его дому. Бэкхён поймал себя на мысли, что ему нравится такая болтливость Чанёля. Он говорил обо всём. О людях вокруг, о небе, о домах, говорил даже о справившей нужду собаке только что. Бэкхён заметил, что это не утомляет его, наоборот, лишь расслабляет и заставляет забыть о многих плохих вещах, что происходили с ним и которые он помнил каждое чёртово мгновение. Жаль, но ему пришлось вспомнить о них в тот же вечер…       Квартира Чанёля была маленькой, но уютной. Когда Чанёль включил свет, Бэкхён поразился. Абсолютная чистота и порядок. Такого Бэкхёну никогда не достичь…       Они пили чай на кухне, смотря телевизор. Там снова показывали что-то о преступности, и Чанёль практически сразу выключил ящик. И они просто молчали. Бэкхён просто не знал, что сказать, а Чанёль наслаждался уютом, которому удалось сохраниться в тот момент.       — Мне всегда было неловко молчать с кем-либо, — сказал Чанёль, сделав глоток чая из кружки, — вечно пытался как-то, да нарушить тишину. А с тобой как-то уютно, — улыбка тронула губы Чанёля, когда он посмотрел на растерявшегося от таких слов Бэкхёна.       — Вот как… — он смущённо почесал затылок, чувствуя, как его щёки быстро загорелись, — здорово… — он улыбнулся. Боже, Бэкхён в самом деле улыбнулся. Это сон, чёрт возьми, это не реальность! Кто бы мог подумать, что Бён сможет улыбаться когда-либо ещё? Кто бы мог подумать…       И когда время перевалило за полночь, только тогда парни спохватились о нём. Чанёль хотел провести Бэкхёна домой, но был слишком поздний час для ночных прогулок:       — Прости, но не пущу, — Чанёль перегородил Бэкхёну дверь, который уже подбежал к ней. Глаза Бэкхёна лихорадочно бегали по лицу Чанёля. Последний заметил, что Бэкхён впал в какое-то странное состояние. Волнением не назовёшь, скорее паникой. Почему Бэкхён паниковал?       — Почему? — интонация должна была разжалобить Чанёля, а эти глазки должны были оказать своё действие, но:       — Не пытайся меня заставить открыть тебе дверь, — он упорно покачал головой, — я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.       Бэкхёну, конечно, была очень приятна такая забота и волнение, но одна только мысль, что он проведёт ночь с парнем в одном помещении, холодила все внутренности…       Сначала в душе был Бэкхён, потом привёл себя в порядок и Чанёль. Бэкхён сам лёг на двуспальную кровать, не спрашивая разрешения и вообще не интересуясь, где ему можно прилечь, за что потом себя проклял, потому что в кромешной тьме он почувствовал, как прогнулся матрац кровати рядом с ним.       По спине пробежали мурашки, к горлу подкатил ком.       Когда Чанёль неожиданно обнял рукой живот Бэка, делая это в приливе нежности, точно не собираясь делать ничего плохого, порочного, неожиданный ужас захлестнул Бэкхёна. Перед глазами промелькнули руки отца, и Бён, кажется, услышал его громкий выдох в своё ухо. Парня начала бить крупная дрожь, а звуки дождя добили его, окончательно напомнив об ужасе детства, и он резко встал с постели, скинув руку Чанёля с себя. Бэкхён не говорил ни слова, просто вышел из комнаты на кухню, налил ледяной воды из-под крана в ладони и ополоснул лицо, пытаясь привести себя в чувство. Ноги подкашивались, губы дрожали, перед глазами лицо отца, дышать практически нечем…       Детские страхи самые сильные — вот, что понял Бэкхён в этот момент предельно чётко. Когда парень осушал стакан с холодной водой, опрокидывая его в пересохшее горло, он неожиданно заметил, что его руки била крупная дрожь.       Раздался стук в дверь, и Бэкхён замер. Он знал, что это Чанёль. Кто ж ещё. Но… Но первой мыслью, что посетила его голову, была о том, что он увидит отца за дверью. Страх этого парализовал его на несколько секунд, и парень не мог сделать с места ни шагу. Он… Бэкхён не знал, что делать. Не знал, как дышать даже. Да и не знал, что должен сказать этому парню сейчас.       Пак выждал полминуты и не дождался ответа. Он неуверенно грыз большой палец, стоя за дверью. Пак не был уверен в том, стоит ли ему сейчас говорить с Бэкхёном. Пожалел о том, что перешёл границы сегодня. Что позволил себе такую простую нежность — касание живота любимого человека. Даже это… было слишком, верно? Судя по реакции Бэкхёна…       — Можно? — далось парню с трудом, он не понял, как смог сказать это слово. И следующий десяток секунд без ответа казался ему вечностью. Это слово заставило тело Бэкхёна покрыться мурашками. Он бросил взгляд на ручку двери, боясь, что она дёрнется. Он боялся своих страхов, а не Чанёля. Так почему ему страшно, что этот парень сейчас войдёт в комнату и увидит его таким? — Я захожу, — предупредил Чанёль, но это не дало Бэкхёну никакой моральной подготовки. Когда парень увидел обеспокоенное лицо Чанёля, он проклял себя. Бэкхён стоял рядом с диваном, не в силах опуститься на него. Кудрявый медленно подошёл к нему и усадил на мебель, опустившись на неё.       — Нам нужно поговорить, — констатировал факт Чанёль, а Бэкхён в ответ лишь сжал пальцы в кулаки, чувствуя, что напряжение в нём достигло своего пика.       — Нужно, — зачем-то согласился Бэкхён, хотя и не хотел этого разговора. Он до последнего надеялся, что удастся избежать его. Но… Но.       — Объяснишь мне, что я сделал не так? — задал вопрос Чанёль, почесав голову в задумчивости.       — Ты сделал всё так, — криво улыбнулся Бэкхён, проклиная своё прошлое. — Всё нормально… — и дальнейшая тишина оглушила их обоих, Бэкхён действительно испугался, что оглох. Никогда прежде он не находил тишину такой ужасной. Даже пение дождя, кажется, стихло…       — Тогда в чём проблема? — наконец спросил Чанёль, боясь коснуться Бэкхёна. — Что случилось, Бён? — Бэкхён молчал. Он долго молчал и думал. Думал, стоит ли говорить ему правду. Стоит ли делать это. И дал вопрос-ответ:       — Ты действительно хочешь знать? Причина тебе не понравится, Чан, — Бэкхён хотел было улыбнуться снова, но улыбка на лицо не полезла.       — Понравится или нет, решать мне. Ну, так что? — на этих словах Бэкхён закрыл глаза и втянул носом воздух, силясь осознать, что рассказывает о такой подробности своей жизни… первому человеку. Пак Чанёль — первый, кто узнает об этой тёмной тайне Бён Бэкхёна.       — Дело было в моём детстве, — начал рассказывать и откинулся на спинку дивана, задрав голову. — Можно сказать, что это детская травма, ну или нечто вроде того, — Бэкхён усмехнулся непонятно чему, — да, как же, травма…       Чанёль понимал, что сейчас Бэкхён попробует вывернуть ему душу. Он примерно представлял, в чём могло было быть дело. Если он не мог позволить касаться себя… значит, его касался кто-то другой. Кто-то, кто не нравился Бэкхёну.       — Ну, ты первый, кому я позволил обнимать себя за эти десять лет, — начал Бэкхён, и Чанёль поразился цифре. — Я не мог перенести чьих-либо прикосновений к себе все эти года по некоторой причине… — Бэкхён глубоко вздохнул, закрыв ладонью глаза, — я очень надеюсь на то, что у тебя была нормальная, добрая семья. Моя была не слишком доброй. Дело касается моей родни. Интересен будет этот бред? — с сомнением спросил Бэкхён, посмотрев на внимательно слушающего Чанёля.       — Сомневаюсь, что бред, но мне интересно, — произнёс Чанёль, и Бэкхён неожиданно заслушался его голосом.       — У тебя такой красивый голос, — улыбнулся он, — низкий. Всегда любил низкие голоса, — да, он действительно любил их, но:       — Не переводи тему, — прямо сказал Чанёль. — Я задал тебе вопрос.       — Моя мать умерла, когда я родился, — измученно выдохнул Бэкхён, которого до последнего не покидала мысль, что этого разговора удастся избежать. — Можно сказать, что я забрал её жизнь себе, потому что скончалась она на родильном кресле, а я смог выжить. Отец воспитал меня в одиночку. Ну, как воспитал… — Бэкхён хрипло усмехнулся, резко встал, налил себе воды в стакан и осушил его. В горле пересохло, и даже жидкость не помогла ему.       Почему-то Бёну было тяжело. Наверное потому, что он не всякому говорил о своей жизни. О таких подробностях своей жизни. Вернее сказать — никому…       — Я думаю, что ты знаешь, что извращенцев в мире предостаточно, — Бэкхён отчего-то улыбнулся. Улыбнулся сломлено. — Тот, кто называл меня своим сыном, был именно им.       — Я слушаю, — сказал Чанёль, уже зная, что будет дальше. Его сердце обливалось кровью. Паку вдруг стало невообразимо больно за этого хрупкого паренька, которого действительно здорово побила жизнь. Жуткая работа, а теперь и семья… Что же ещё он не знал о нём?       — Полагаю, описывать тебе, как он трогал меня и где, не нужно, — Бэкхён дошёл до своей куртки, достал сигарету и заметил на столе зажигалку. Поднеся фильтр к губам, сделал первую затяжку, оставшись стоять. Чанёль неотрывно следил за ним, боясь пропустить что-либо. Слово, движение или ещё что-то…       — Мне помогали сигареты с самого детства, только они мне были отрадой, — говорил Бэкхён, а лопоухий внимательно слушал. — Так вот. Однажды его действия по отношению ко мне пересекли границы, — лицо Бэкхёна резко изменилось. В его памяти всплыло слишком чёткое воспоминание того, что он так долго, но безуспешно старался забыть. — Дело дошло до того, что его посадили в тюрьму. Думаю, ты понимаешь, в каком месте я оказался. — Бэкхён снова сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул, любуясь дымом и чувствуя очередной спазм в лёгких. Сильный спазм, но пока терпимый ещё. Он лишь чуть нахмурился, стиснув зубы, стараясь не выдать своего состояния. Чанёль неотрывно наблюдал за Бёном, к счастью, путая физическую боль Бэкхёна с болью душевной. А тот продолжил рассказ, окунаясь в неприятные воспоминания своей жизни:       — Мне довелось впервые влюбиться именно в детском доме. Думаю, именно отношения с отцом, что перешли границы, сказались на моей ориентации в будущем, — Бэкхён поджал губы. — В общем, из этой любви хорошего вышло мало, вернее, не вышло вовсе, тут вдаваться в подробности не буду, — Бэкхён продолжил говорить после кивка Чанёля.       А в последнем кипел котёл из боли за этого парня, чувства полной несправедливости и жестокости жизни. Почему ему… Почему именно его Бэкхёну выпало так много дерьма на жестокую долю?       — Потом работа. Ну, а дальше ты знаешь. Про отношение клиентов к персоналу и всей этой фигне, — Бэкхён снова затянулся, — ну, вот такая у меня весёлая жизнь. Теперь ты понимаешь, почему я не терплю чужих прикосновений? Ладно работа, я стараюсь, потому что не хочется лишиться дохода, но когда это делает кто-то иной… Даже ты… Я вспоминаю всё. Я вижу всё чутко перед глазами. Это ужасно, поверь мне.       — Верю, — всё, что смог выдавить из себя Чанёль. Бэкхён сделал новую затяжку, а Чанёль сел чуть ближе и обнял за плечи. Голова Бёна легла на его плечо.       — Ну что, понравилась причина? — усмехнулся Бэкхён, вдруг улыбнувшись. Ему стало легче, будто груз с души скатился до самого конца. И дышать стало легче, проще, но вот Чанёлю — нет. На сердце легла тяжесть. Как же сложно Бэкхёну было…       Бэкхён думал о том, стоит ли ему рассказывать Чанёлю о том, что болен. Он действительно много думал об этом. Но в конечном счёте пришёл к одному выводу, отрицательному ответу. Так будет лучше. Так будет лучше для всех. Бэкхён вздрогнул, когда вдруг почувствовал объятие Чанёля со спины. Этот высокий парень согнулся в три погибели и уткнулся лицом в плечо Бэкхёну, судорожно выдохнув скопившийся в лёгких воздух. Когда раздался тихий шмыг носа Пака, Бён аж вздрогнул:       — Чего ты?.. — он неожиданно растерялся, совершенно не ожидая такой острой реакции на свой рассказ.       — Помолчи, — всё, что услышал от Чанёля Бён тогда.       Чанёлю вдруг стало так невообразимо больно. Чувствуя, как пальцы Бэкхёна путались в его кудрявых волосах в попытке успокоить, он не мог снять с сердца всю боль.       — Прости, — еле слышно сказал это хрупкое слово, чуть громче выдав следующие, а Бэкхён так и не смог понять, за что этот парень просил прощения. — Я люблю тебя, — Чанёль оторвался от груди Бэкхёна, поцеловав его в лоб, коснувшись ладонью его затылка и остановившись в таком положении несколько секунд. — Я люблю тебя, Бэкхён.       Я люблю тебя, Бэкхён…