Иллюзия

      Он начинал просыпаться. В лужах сверкало отражение голых веток, в окнах отражалось лоскутное небо, надписи на стенах по-прежнему налагались друг на друга, перекрикивая и образуя причудливые узоры, только к ним добавились «весна грядёт», «спасайтесь от марта», «мартовские крысы в деле» и прочая несуразица. Люди перешли на пальто, а кто-то ещё и на юбки. В воздухе стоял запах озона. Возвращению предшествовала первая гроза. Гром словно вещал с неба о начале пробуждения, будил заспавшуюся земли, трубя в свой рог из молний. Хотелось зажать уши.       Скоро весна. Ненавижу весну.       — Весна — время пробуждения, — тараторил сзади Тео.       Мне не хотелось на него смотреть. Какой-то он был искажённый. Словно сам стал одним из Крыс, заразился их грязью. Если хочешь вывести Крыс, то смотри, чтобы самому не стать одним из них. Если хочешь стать защитником Уродов, не становись Уродом.       — И кто это говорит? — язвительно затянул Тео. — Девочка, которая боится весны. Которая боится проснуться. И которая в глубине души боится покидать Серый Город, ведь кто знает, какие препятствия ждут на пути к Городу, Где Всё Хорошо? Нет, нет, заткнись, Теодор. Замолкни. Ни звука больше.       Я иду по бульвару среди прилавков со всякими безделушками. Слева от меня магазин «Художник», но там были только сувениры разных размеров. Моё внимания привлекла большая статуэтка волка. Она была цвета слоновьей кости, но мне почему-то подумалось, что у него были красные глаза, светящиеся, словно рубины.       — И если ты однажды среди ночи услышишь звуки флейты и выглянешь в окно, — продолжал Тео, — увидев Флейтиста и полчища Крыс, спешащих за ним, то поспешишь закрыть окно, ведь ты боишься.       Выступает какая-то уличная группа. Компания подростков танцует под музыку. Парни, трясясь от смеха, обнялись и закружились в медленном танце, виляя задницами. Парень и девушка устроили дружескую потасовку.       — Хочешь завести друзей и веселиться с ними ночи напролёт? — с издёвкой спросил Тео, — Ну познакомишься ты с кем-то, а дальше что? Что это изменит? Ты ведь не выдержишь. Первая же побежишь в свою каморку и спрячешься ото всех. Ты же трусиха, Саммер.       Поразительно, как мир на двоих перерос в войну за него. И печальней всего то, что не я всё это начинало. Не я поила себя таблетками и доставала с идиотскими терапиями. Только почему он этого не понимает? Почему ты не понимаешь этого, Тео?       — Дело даже не в том, кто всё это начал или закончит. Дело в том, что ты грёбаный псих, Самми!       Тео расхохотался и исчез. Я обернулась. На меня, хлопая круглыми глазёнками, смотрела парочка детишек начала пубертатного возраста. Я усмехнулась и пошла дальше. Дорога почти забыта, так что добралась я до этого треклятого клуба с пятой попытки, неоднократно спрашивая дорогу у прохожих. Пожалуй, спрашивать её у местного населения — не самая лучшая идея, потому что приходилось проявлять чудеса логики и наблюдательности, пытаясь понять, что они несут.       Вот он, клуб. Совсем незаметный, спрятался среди грязных стен. Воняло так, что было не продохнуться. Повсюду, как и всегда, валялась нетрезвая молодёжь. Какой-то мужлан схватил меня за ногу и принялся поглаживать её, как котёнка. Я поспешила ко входу. Охранник вяло взглянул на меня.       Клубы дыма, похожие на утренний туман, пронзали лучи красного прожектора. По ушам гремело какое-то невообразимое техно. На меня натыкались пьяные людишки. Один негр схватил меня и закружил в танце. Я отбивалась изо всех сил, но это не помогло. По всей видимости, он принял это за танец, потому что сам выдавал похожие па.       Когда закончилась песня, заиграла Station to station Дэвида Боуи. Меня начало мутить, то ли от усталости, то ли от лекарств, то ли от концентрации марихуанового дыма на квадратный метр, не знаю. Так что я особо даже не поняла, живой это звук или нет. И лица перестала различать. Люди превратились в размытые пятна. Всё задвигалось слишком быстро. Как при алкогольном опьянении.       Поэтому я решила пойти к столикам. Как раз там постоянно зависал Дракон. Он даже к бару не подходил, посылал вместо этого туда своих нимф или иногда Чарльза. Или меня. За первым сидел чувак, похожий на испанского сутенёра. Зализаные волосы, белый костюм, живот шариком. И пьяные девушки, противно хохочущие над какой-то его шуткой. За вторым расположилась компания студентов, суяд по их возгласам, отмечающей, окончание сессии без четвёрок. За третим сидели какие-то мужики в костюмах и максимально серьёзным видом.       И ни намёка на Дракона.       — Кого-то ищём, сладенькая?       Чьи-то шаловливые тонкие ручонки обняли меня сзади. Чарльз. Причём поддатый. По запаху догадалась.       — У тебя уже какой-то свой особенный аромат образовался, — сказала я. — Неповторимое омбре из дедовского одеколона, алкоголя, пота и… бекона?!       Он ничего не ответил, только навалился ещё сильнее. Я чувствовала его торчащие кости. Должно быть, и он мои чувствовал.       — Дракона сегодня нет, что ли? — спросила я, обернувшись.       — Он на улице сидит. Странно, правда?       — Ничуть, нет. Может, просто захотел перемен. А на большие сил нет.       — А может, достало находиться здесь с этими торчками, — он кивнул на компанию подростков, сидящих на полу и оглядывающих помещение расслабленными обдолбанными глазами. — Ладно, пошли.       Он приобнял меня за плечи и повёл к заднему выходу. С другой стороны клуб выходил на полупустырь. Повсюду валялся мусор, стройматериалы и бездомные. Или люди, на них похожие. Я жадно вцепилась в остатки стихающей Station to station.       На бордюре сидел Дракон. Вокруг стояли девушки, среди которых я узнала и короткостриженную, и блондинку с вьющимися волосами и камуфляжной куртке, и Ширли. Все молчали, а Дракон ко всему прочему ещё и не курил. Он смотрел куда-то вдаль, то ли в пустое чёрное небо, то ли на недостроенные дома, в которых мигал свет от фонарей и зажигалок, то ли пытался найти на горизонте море или хотя бы лес. Непривычно было видеть его таким серьёзным.       — Город спит вечным сном, — сказал он, как обычно, нараспев. На меня он не взглянул. — Или этот город — сон Космического Кита. Он летит среди космического холода и видит страшные сны об Уродливом Городе. Эти полуразрушенные дома — его кривые зубы, этот свет от зажигалок в руках пьяных подростков — его тысячи глаз, а это завывание ветра — его надрывный плач.       — С чего это вдруг такие пессимистичные мысли? — усмехнулся Чарльз, но получилось как-то фальшиво.       — Дракон — гуру. Он видит суть вещей, — сказала девочка в кофте, открывающей плечи в засосах.       — Улавливаешь, рыбонька, улавливаешь, — кивнул Дракон.       — Откуда ты знаешь? — прошипела я, наклонившись.       От него так несло всякими веществами, что хотелось зажать нос. На этот раз он повернулся ко мне, вперившись своими янтарными глазами.       — Ты тоже его слышишь? — так же шепотом произнёс он.       Я прислушалась. Ветер носился по пустырю, завывая. Жуткий то был вой, будто и впрямь плач. Как будто плакальщицы собрались и начали дружно реветь.       — Утробный плач, доносящийся из самых недр Уродливого Города, — шептал он, схватив меня за шкирку. — Все это слышат, только не все понимают. Поэтому такие злые.       — А я думала, это он через них вещает.       — И это тоже. Уродливый, Уродливый Город.       — Серый Город, — задумчиво ответила я. — Крысы и Уроды позабыли о пути Флейтиста и считают его своим домом родным.       — А зачем им куда-то уходить? — усмехнулся Дракон. — Этот город — самое то для них. Грязный, вонючий и гнилой. Прямо как они.       — Значит, Крысы — одна большая Крыса. Единый хор, настоящий голос Города.       — Ну вы и психи, — ужаснулся Чарльз. — Такое не несу я даже во время горячки.       — Как там, кстати, твоя печень? Не вырезал ещё? — хихикнул Дракон.       — Врачи сказали, что мне больше нельзя пить, а то умру, — сказал Чарльз, осушая бутылку.       — Мой брат не курит и не пьёт, зато ширяется, — сказала я.       — А я не ширяюсь, — весело ответил Дракон, доставая травку.       — А я эту гадость не употребляю, — сморщилась девочка с открытыми плечами.       — Да. Она жрёт всё, что плохо лежит, — ткнула её в бок блондинка. — Вот вчера ты чем закинулась? Весь сортир мне кровью изблевала, коза драная.       — Не ссорьтесь, мои мягонькие, — обнял их обеих Дракон.       — А я шизофреник, — сказала я, показывая ребятам пачку галоперидола.       — Так вот где ты была! — обрадовался Дракон. — Тебе, наверное, шокером мозги поджарило.       — Ага, а ещё лоботомию сделали. Нож над глазом вставили и кусок мозга вырезали, — я состроила рожу.       — Тебя полгода не было, — сказал Чарльз.       — Больше, — возразила короткостриженная. — Месяцев восемь. Я запомнила.       Восемь месяцев… Так долго? Тогда мне казалось, что это вечность, но сейчас будто и недели не прошло.       — Хорошо, что до моей днюхи не дотянули, — буркнула я.       — И когда она? — спросила короткостриженная.       — Через неделю.       Я почти про неё забыла, и сейчас вспомнила совершенно случайно. Честно признаться, я ни разу её особо не праздновала. Только в детстве собирались с семьёй и ели торт. Всё.       — И сколько большой девочке исполняется? — похабно заулыбался Дракон.       — Восемнадцать. Девочка уже большая.       Выражение лица Дракона неуловимо изменилось. Неуловимо, потому что внешне он так же улыбался, но только теперь как-то картонно, что ли. И взгляд стеклянный. Будто он не на меня смотрел, а на дерево или камень.       — Да… Теперь я вижу твои первые жёлтые листья, — прошелестел он.       — Жёлтые листья — это красиво, — ответила я.       — Но потом они упадут. И будет совсем некрасиво.       Он как-то поник. Аж погладить по голове его захотелось. Но это не поможет, потому что вина его печали — я.       — Ты стареешь, — объяснила блондинка.       — Это так печально. Будто ты бессмертен и вечно молод, а все растут, стареют, болеют, умирают. А ты всё тот же, — развела руками девочка с открытыми плечами.       — А он? Он сам старый, — почувствовала раздражение я.       — Не, самый сок, — прижалась к его боку девочка с открытыми плечами, дёрнув за бороду.       Дракон устало улыбнулся и обнял её, зарывшись носом в её всклокоченные волосы. Я повернулась к Чарльзу. Он ни на кого не обращал внимание вот уже несколько минут, добивая остатки виски в бутылке. Потом принялся рыться в карманах в поисках мелочи.       Я поняла, что теперь я здесь лишняя. Похоже, какое-то время мы действительно были друзьями, но ненадолго. Одноразовые стаканы, одноразовые друзья… И всё куда-то несётся. Жизнь — это поезд. Только нет ни путеводителей, ни голоса, объявляющего названия остановок.       Я вернулась обратно в клуб и покинула его уже через парадный вход. Тучи расступились, и кособокая луна освещала Серый Город.