Боец (In the Clearing)

Джон сосредоточенно изучает свой подбородок. Он внимательно осматривает небольшое воспаление под челюстью и прекрасно понимает, что хоть его размер и незначителен, его там вовсе быть не должно. Хмурым взглядом доктор наблюдает за тем, как его пальцы скользят за ухо. Там тоже воспаление, и оно явно прощупывается. Ни одна из припухлостей не болит, даже не причиняет дискомфорта, однако, несмотря на это, лицо Джона мрачнеет, он опирается ладонями о стойку у раковины, подается вперед, почти вплотную приближая лицо к зеркалу. И, затаив дыхание, осматривает белки глаз. Джон очень бледен. Да, он выглядит больным. И чувствует себя больным. Все из-за лихорадки. Джон выпрямляется, стягивает с бедер полотенце и отшвыривает его на пол, делает шаг назад, чтобы видеть в зеркале свою грудную клетку. За время болезни он немного похудел, но не сильно. А поскольку у Джона резко ухудшился аппетит, Шерлок следил, чтобы то, что доктор мог в себя впихнуть, содержало достаточно калорий. Он улыбается — без сомнения, Шерлоку хватило бы лишь беглого взгляда, чтобы определить, сколько именно он потерял в плане веса. Шерлок никогда не ошибается в таких вещах. Спустя секунду лицо Джона вновь мрачнеет, он глубоко вздыхает, поднимает вверх правую руку, слегка надавливает на подмышечную впадину пальцами левой. Только потом он замечает, что во время этой процедуры почти перестал дышать. Джон несколько раз быстро глотает воздух. Теперь, продолжая осматривать другие лимфоузлы, он обращает внимание еще и на дыхание. Доктор опускает одну руку и поднимает другую. Повторяет осмотр, заставляя себя ровно дышать, несмотря на неприятные ощущения от прикосновений. Затем опускает руку и вздыхает. Джон наклоняет вперед голову и решительно касается пальцами груди, надавливая на область около ключиц и спускаясь ниже по грудной клетке. Пальцы останавливаются в районе диафрагмы — «перегородки», отделяющей грудную полость от брюшной. Джон делает еще один глубокий вдох и движется дальше — ощупывает нижнюю часть груди, давит на брюшную полость. Он обследует свое тело еще раз, пальцы спускаются к паху, ощупывают подвздошную кость таза, затем ее верхнюю часть — бедренную кость. Джон чувствует, как дрожат руки, однако заставляет себя продолжать. Через несколько минут он заканчивает и облегченно вздыхает. Маленькая передышка. Доктор трет ладонями лицо и снова возвращается к осмотру шеи. Два воспаленных лимфоузла, только два. Да, скорее всего, он болен, но, возможно, это просто грипп. Джон слышит, как Шерлок подходит к двери ванной, и быстро отдергивает руку. И, когда дверь открывается, он быстро наклоняется и поднимает полотенце. — Что-то ты долго, — тихо заявляет детектив. Джон кивает. — Я устал, вот и двигаюсь медленней. Он нарочно старается не смотреть на супруга. Вместо этого приступает к рутинным гигиеническим процедурам — берет зубную щетку, пасту и начинает чистить зубы. Доктор прекрасно знает, что Шерлок оценивающе наблюдает за ним, только Джону сегодня это не нужно. — Нам выходить через десять минут, — бросает детектив. — Тебе не нужно идти со мной. Я уже взрослый и сам могу сходить к врачу. Он слышит, как Шерлок переносит вес на другую ногу. — Меня это не стеснит. Я ведь тоже переживаю. — Нет, — отвечает Джон, призывая все свое мужество, чтобы повернуться и посмотреть Шерлоку в глаза. Детектив хмурится, и Джон старается отвлечься от устремленного на него взгляда, концентрируясь на собственном гневе. Ведь сейчас это не сложно. — Я могу и сам сходить. Ты уже неделю отказываешься от дел. Я знаю, что Лестрейд звонил несколько раз. Я вернусь раньше тебя. Шерлок долго и пристально смотрит на Джона, и Джон почти видит, как вращаются шестерни в голове сыщика — детектив оценивает ситуацию. Шерлок понимает: что-то не так. И Джон предпочитает убедить его, что все дело в гневе. А Шерлок не хочет выступать в роли раздражающего фактора, поэтому детектив умолкает и просто молча кивает. Он недоволен, но не желает спорить. — Позвони мне, как выйдешь от врача. Я хочу знать, что он скажет. Джон утвердительно качает головой и поворачивается назад к зеркалу. Шерлок еще секунду наблюдает за ним, а потом Джон слышит, как он уходит, закрыв за собой дверь. Джона накрывает волна облегчения — на этот раз пронесло, однако спад напряжения тут же дает о себе знать — колени подгибаются, и, чтобы не упасть доктору приходится ухватиться за стойку. __________________________________________________________________________ Как только доктор Мэтьюс встречается взглядом с глазами Джона, между бровей врача появляется морщина. Он кивает в знак приветствия и сразу же направляется к раковине, чтобы вымыть руки. — Все серьезно, — говорит Джон. Мэтьюс кивает. — Я в этом не сомневаюсь. Мы знакомы вот уже несколько лет, и ты никогда не был серьезно болен. Ипохондрия тоже не по твоей части, так же, как и чрезмерное преувеличение недугов. Тебе ведь, без сомнения, уже приходило в голову, что все эти твои симптомы подходят под не одну дюжину заболеваний. Под тысячи… если учесть все возможные бактерии и вирусы. Джон соглашается. Он это знает. Однако он также знает и себя. Все предположения не верны. Он кожей чувствует, что дела плохи. — Лихорадка, от которой не помогают лекарства, ночной пот, сухой кашель… — начинает перечислять тревожащие его симптомы Джон, однако тут же умолкает, стоит Мэтьюсу сделать шаг назад. — Не болят? — Совсем нет. Мэтьюс кивает, достает блокнот и начинает делать записи. — Ложись на спину. Я должен осмотреть остальные узлы. — Меня беспокоят только эти два, — пытается возразить Джон, однако все равно ложится на кушетку. Он расстегивает джинсы, обнажая гениталии, а затем поднимает обе руки. Мэтьюс начинает ощупывать тело Джона, повторяя утренний осмотр самого доктора. Давление пальцев заставляет Джона вздрогнуть несколько раз, особенно когда врач переходит к осмотру паха. — Остальные узлы в порядке. Лаборанты будут сегодня здесь до четырех. Я позову Стефани, чтобы она взяла у тебя кровь на анализ. Нужно сделать пункционную биопсию обоих узлов. Если и она не даст конкретных ответов, мы сделаем запрос на полную биопсию. Джон кивает. — У меня есть некоторые связи в Бартсе и еще в Колледже Университета, — медленно произносит он, — я воспользуюсь ими, если будет необходимо. Мэтьюс опускает ладонь на плечо Джона и слегка сжимает его. — Даже если это худший вариант развития событий, он выглядит совсем как лучший. Джон снова кивает. Он и это знает. Мэтьюс снова легонько сдавливает плечо доктора и быстро выходит из кабинета. Джон сидит на диагностическом столе и оглядывается по сторонам. В течение многих лет он видел здесь бесчисленное количество пациентов, однако сам едва ли когда-либо внимательно осматривал кабинет. Стены выкрашены в бежевый — типично больничный — цвет, во всем мире стены в клиниках имеют такой оттенок. Считается, что этот цвет нейтральный и спокойный. Джону же он всегда казался ужасно жутким. В больнице имеются только два кабинета, чьи окна выходят на улицу, этот — один из них, и Джон слышит звуки жизни города: неразборчивые голоса куда-то спешащих людей, шум машин, вой сирен. Кого-то в больницу, а кого-то в тюрьму. Слова вспыхивают в голове, тем самым удивляя Джона. Кажется, это текст какой-то песни, но какой именно — Джон припомнить не может. Слова начинают прокручиваться в голове снова и снова. Он даже почти слышит мотив, полагая, что это может помочь ему вспомнить остальной текст, который так и вертится на языке. Он поднимает руку и проводит пальцами за ухом, чувствует пульсацию в воспаленном лимфоузле, и в одночасье его накрывает словно ударной волной. Джон буквально спрыгивает с кушетки и бросается через весь кабинет к раковине, едва успевая добежать. Его рвет апельсиновым соком, тем самым, что Шерлок уговорил Джона выпить с утра. Он судорожно ловит ртом воздух, вторая волна рвоты выбрасывает остатки сока и последовавшей за ним желудочной кислоты. Желудок продолжает сокращаться, вызывая новые непродуктивные рвотные позывы. На мгновение Джон поддается панике, когда желудок, стараясь отторгнуть то, чего в нем больше нет, блокирует поступление воздуха в легкие. Доктор хватается рукой за стол и судорожно пытается вздохнуть. Получается не сразу, Джон падает на колени, ногти царапают линолеум. Как ни крути, а факты — вещь упрямая.