Двойная жизнь

…Ты так же сбрасываешь платье, Как роща сбрасывает листья, Когда ты падаешь в объятье В халате с шелковою кистью… Б.Л. Пастернак

На второй день блуждания по большому кругу всевозможных диагностических тестов и предположений Хаус всё еще не знал, от чего умирает его малолетняя пациентка. Прошедшую ночь он провел в одиночестве в своей квартире, и постель, к которой он полностью привык за долгие годы, впервые показалась ему чересчур широкой и холодной. Заснуть он смог только после нескольких порций бурбона. И сейчас, когда Кадди настойчиво требовала вызвать социальную службу для защиты пациентки от ее отца, Хаус с удивлением обнаружил, что Лизе явно не было холодно и одиноко минувшей ночью. Стальные когти ревности вцепились в Грегово чувство собственника. — Опять всю ночь с кем-то кувыркалась? — возмущенно спросил Хаус, нимало не заботясь о том, что разговор происходит неподалеку от поста медсестер, а его вопль могут слышать даже те, кто от природы нелюбопытен. — Я была в театре, — ответила Кадди. — В каком театре? — значительно мягче и тише поинтересовался Хаус, мгновенно вспомнив о билетах в театр, отданных им вчера Уилсону под влиянием хорошего настроения. И Уилсон не смог придумать ничего лучшего, чем пригласить Кадди. «Всего одна ночь без меня, и такие разгромные последствия» — подумал Хаус. Не желая продолжать разговор и не удостаивая Хауса ответом, Кадди направилась в свой кабинет. Хаус, сам не свой от ревнивых подозрений, пошел за ней. Ему нужно знать все подробности. Только бы возле кабинета не было этой надоедливой вечнозеленой поросли, которую Кадди предпочитает именовать своим ассистентом. Должен же парнишка когда-нибудь ходить на обед. К счастью, ассистент накануне запросил отгул, приемная и кабинет главврача были пусты. — Хаус, я уже сказала, что не обязана перед тобой отчитываться, — заявила Кадди, усаживаясь в кресло за своим рабочим столом. — У нас есть соглашение, — напомнил Хаус. — Да, о сексе без каких-либо обязательств. Все пункты нашего договора сводятся к тому, что на работе между нами ничего нет, — Кадди захлебывалась от возмущения. — А ты только что на весь госпиталь кричал о том, что я с кем-то кувыркаюсь по ночам! — Ты сказала, что была в театре, а мужчина всегда ведет в театр ту женщину, которую хочет раздеть! — Это твоя теория? — улыбнувшись, полюбопытствовала Кадди. — Оригинально. Надо забросить ее в Интернет, чтобы все знали. — Значит, ты спала с Уилсоном? — настаивал Грег. — Хаус, не будь ребенком! — взмолилась Кадди. — Чтобы переспать, нужно обоюдное желание. Даже если допустить, что Уилсон действительно его испытывает. Но он меня не раздевал, а я тем более перед ним не раздевалась. И оставь меня в покое! Иди к себе и немедленно вызови социальную службу! — Хорошо, солнышко, — сказал Хаус неожиданно покладистым тоном. Кадди удивленно посмотрела ему вслед, не понимая, почему он отступил. Не похоже, что поверил ее словам. Таково свойство правды: подчас она совершенно неотличима от вранья. В особенности для того, кому повсюду мерещится ложь. Скорее всего, теперь он пойдет допрашивать Уилсона. Даже нет, это будет не допрос. Хаус вывернет Джеймса наизнанку, и если сочтет, что изнаночная сторона друга не умеет лгать, он успокоится. И сосредоточится, наконец, на медицинских проблемах. Тремя днями позже, проводя дифференциальный диагноз новой пациентки, на этот раз взрослой, Хаус пытался заранее просчитать, за сколько дней он и его команда смогут разобраться с этим случаем. При самом лучшем раскладе меньше трех дней никак не получалось. Еще три дня без Кадди в холоде и одиночестве будут совершенно невыносимы. Форман с Чейзом принялись спорить о двух противоположных теориях, а внимание Хауса привлекли Уилсон и бывшая миссис Уилсон, о чем-то болтавшие в коридоре. Как известно, выбирая себе врача, человек, по сути, выбирает себе болезнь. Логично, что невролог в первую очередь заподозрит неврологические проблемы, иммунолог неполадки в иммунной системе, а реаниматолог должен держать наготове заряженный дефибриллятор на случай, если лечение первых двух врачей приведет к столь катастрофическим последствиям. Пациентка, умершая на исходе третьего дня, с самого начала нуждалась в инфекционисте. Но инфекционист, терзаемый ревностью и занятый выяснением намерений своего лучшего друга в отношении своей любовницы, напрочь забыл об инфекциях. И болезнетворные бактерии, способные питаться человеческим организмом, не рассматривались даже как вариант дифференциального диагноза. Сразу после работы Хаус поехал домой прогулять пса Уилсона и восполнить животному запас корма. Маловероятно, что Кадди вернется домой раньше восьми, и Хаусу представлялось безразличным, чем заниматься оставшиеся до встречи два с половиной часа. Когда он зашел в квартиру, Гектор, вытянув передние и задние лапы, лежал на белом брюхе возле дивана и увлеченно грыз одно из четырех колес скейта. — Невероятно! — воскликнул Хаус. — Где ты его взял? Мне с прошлого лета не удавалось его найти. Уилсон мог бы озолотиться, если бы заставлял тебя искать пропавшие вещи за вознаграждение от их хозяев. Но нет, вместо этого он только потакал твоим дурным наклонностям. Грег попытался отобрать скейт у собаки, но Гектор весьма агрессивно зарычал. Колесо, которое он грыз до того, как Хаус протянул руку к скейту, отвалилось и закатилось под диван. Хаус огорченно вздохнул. Хотя с больной ногой он уже не мог кататься на скейте, окончательно расставаться с призрачной надеждой когда-нибудь снова встать на него, Грегу не хотелось. Но вот скейта больше нет. По крайней мере, для катания он уже не пригоден, а Гектор сможет догрызть его, когда вернется с прогулки. Если захочет. Ключи от своего гаража Кадди вручила Хаусу в то утро, когда они в последний раз проснулись вместе. Он лишь кивнул, когда она сказала, что нет смысла делать тайну из их отношений, если его пафосный мотоцикл вся округа будет постоянно видеть у ее дверей. И сейчас, загоняя мотоцикл под крышу гаража, Хаус с тоской подумал о том, что, возможно, прячет любимую двухколесную игрушку от любопытных взоров в первый и последний раз. В восемь вечера Кадди открыла дверь Хаусу, и его сердце замерло на мгновение, когда он увидел ее в обтягивающем синем платье с весьма откровенным вырезом. Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь ее более красивой и утонченно-женственной. Хаус шел за ней в гостиную и терялся в догадках, отчего именно сейчас она так хороша. «Должно быть, Уилсон сделал ей предложение, — подумал Грег и тотчас прогнал эту мысль: - Нет, он сначала сказал бы мне. Или…» Переступив порог гостиной, Кадди обернулась к Хаусу, обняла его и пылко поцеловала. Хаус ответил, и следующие несколько минут они провели в полном забвении обо всем на свете. Он первым вернулся к реальности и отстранил ее от себя. — Лиза, не играй со мной, — строгим и серьезным тоном попросил Хаус, устраиваясь на диване. — Сегодня умерла пациентка, которая была бы жива, если бы я… — Ты лучше меня знаешь, — ответила Кадди, садясь рядом с ним и ласково проводя тыльной стороной правой руки по его светлой щетине, — что врачи тоже ошибаются, и этого невозможно избежать. — Я не ошибся, — отверг ее попытку оправдать его действия Хаус. — Я забыл предположить инфекцию, хотя в нашей больнице именно я — начальник инфекционного зоопарка и лучше всех знаю своих подопечных. Но я не мог думать ни о чем, кроме твоего свидания с Уилсоном. — Это было не свидание, Хаус! Сколько раз я должна повторить это, чтобы ты поверил? Видишь ли, бывает так, что театр — это только театр, а выставка — лишь выставка. И некоторые люди, например, я и Джеймс, любят искусство и ходят на культурные мероприятия просто из любви к искусству. — Ты сказала «Джеймс», значит, он тебе нравится! — Не придирайся к словам, Грег! Мы с Уилсоном сначала собирались организовать кружок по интересам для поклонников искусства и пригласить в него всех желающих. Но кружок отнимал бы очень много времени, поэтому пришлось отказаться от этой идеи. Кадди обворожительно улыбалась, вовлекая Хауса в продолжительный обмен улыбками. — Ты могла бы пойти со мной в театр, когда я предложил, — напомнил он. — Не могла, потому что уже пообещала Джеймсу пойти с ним на выставку. И потом, Хаус, ты лучше подумал бы, кого и к кому ты ревнуешь. Я и Джеймс — самые близкие тебе люди. И если бы ты больше доверял нам обоим, всем было бы легче. — Ты права, — согласился Хаус, — во всем этом даже есть особый шик. Я сплю с тобой, а мой лучший друг занимается твоим культурным просвещением, когда я занят. Кадди укоризненно покачала головой и, покинув диван, пошла на кухню. — А сейчас ты для кого так нарядилась? — возвращаясь к своим подозрениям, спросил Хаус. — Тебе нравится? — оборачиваясь и улыбаясь своей самой солнечной улыбкой, поинтересовалась Кадди. — Если хотела удивить меня, могла бы заранее раздеться. — Мы не встречались шесть дней, и я начала забывать твои предпочтения. После ужина, стоя в обнимку с Кадди посереди спальни, Хаус уже всерьез столкнулся с необходимостью все-таки снять с нее восхитительное вечернее платье. Он прикоснулся кончиком языка к ее губам, и губы открылись, приглашая его внутрь. Не открывая глаз и не отвлекаясь от поцелуя, Хаус переместил широкие лямки платья с плеч Лизы на предплечья. Его ладони задержались на ее плечах лишь на мгновение, чуть дольше — на обнаженной ключице, ниже которой Хаус снова ощутил приятную на ощупь ткань платья. Лаская спину Кадди через платье, он неторопливо спускался к самой нижней части спины и вскоре его руки уверенно обосновались на роскошной попке. Не отрывая рук от волнующей возвышенности, Грег крепче прижал к себе Лизу и почувствовал, как напряглось все ее тело в ожидании его дальнейших, более решительных действий. Ее руки к этому моменту вытащили нижнюю часть его футболки из брюк и одаривали увлеченными ласками грудь, спину и живот. От живота ее горячие ладони скользнули ниже, и дольше тянуть с освобождением умопомрачительного тела от оков платья было уже невозможно. Заниматься сексом — все равно что собирать разноцветные жемчужины, рассыпанные на глубоководном ложе океана. Найденные жемчужины, собранные вместе, составят богатство. Ласки, поцелуи, глубокие проникновения, слитые воедино, станут благодатной почвой для продолжительного оргазма. И Хаус чувствовал себя профессиональным ныряльщиком, ловцом особо изысканного жемчуга, спрятанного в подводной пещере, попасть в которую — само по себе наслаждение. Кадди целовала его, прижимала к себе и на пике страсти она имела больше сходства с океаном огня. Но невозможно сгореть в этих волнах, погружаясь в них на несколько быстротечных мгновений. Очищенным и обновленным выбрасывает на берег отважного пловца. Разливая внутри Лизы сок жизни, Хаус слышал тихое «еще», непроизвольное вылетающее из полуоткрытых губ. Но участившееся дыхание и сердцебиение ясно свидетельствовали, что и для нее все закончилось так же ярко и упоительно, как для него. Все закончилось лишь затем, чтобы начаться заново. Они не спешили разорвать круг объятий, не уставали от смешения поверхностных поцелуев с углубленными. Звонок в дверь выдернул их из полумрака океанской пучины к ослепительному свету реальности. — Ты ждешь гостей? — спросил Грег, неохотно выпуская Лизу из объятий и перемещаясь на свою половину кровати. Они оба посмотрели на часы, 22:38. Пиццу не заказывали, гости чрезмерно припозднились. — Я никого не жду, и у меня нет сил, чтобы пойти вниз, — пожаловалась Кадди, но, поскольку в дверь продолжали звонить, она встала с постели и подошла к шкафу взять халат подлиннее и потеплее. Как следует укутавшись в него, Кадди вышла из спальни. С момента посещения художественной выставки два дня назад Уилсон не мог не думать о Кадди. Его не покидало чувство, словно он проснулся от длительного летаргического сна и неожиданно обнаружил рядом с собой невероятно эффектную, сексуально привлекательную, интересную в общении женщину. Он не понимал, как мог постоянно видеть ее раньше и одновременно не видеть, не уделять внимания. Конечно, его не мог не смущать тот факт, что она — его начальник. Это всё усложняло, но не настолько, чтобы полностью остудить его пыл и заставить держаться в стороне из банальной осторожности. У него не было четкого плана отступления на случай, если он окажется некстати. Он не был готов к увольнению, работа в Принстон Плейнсборо его полностью устраивала. «В конце концов, — думал Джеймс, выходя из машины и вытаскивая с заднего сиденья огромный букет белых роз, — я всегда смогу найти новую работу, но встретить такую, как Лиза мне уже не удастся». Перед дверью он критически оглядел цветы. Красные розы были бы предпочтительнее, но в маленьком цветочном магазинчике, куда заглянул Уилсон, этим вечером остались только желтые и белые розы. Он не любил желтых цветов и, гадая, какой цвет больше нравится Кадди, выбрал белый. «Нет, только не это, — подумала Кадди, увидев Уилсона в черном костюме при галстуке на пороге своего дома с букетом необыкновенно красивых роз. — Хаус успокоился каких-то часа два назад, а теперь все начнется сначала». Уилсон спокойно прошел в гостиную. Кадди, следуя за ним, лихорадочно вспоминала, убрала ли она куртку Хауса в шкаф или самый примечательный предмет его гардероба лежит сейчас на диване, словно дожидаясь, когда Уилсон обратит на него внимание. Куртки в поле зрения не наблюдалось, Кадди перевела дыхание и внимательно посмотрела на взволнованного Уилсона. Уилсон протянул ей букет. — Это тебе, — сказал Джеймс. — Спасибо, — забирая розы и укладывая их на журнальный столик, ответила Лиза. — Я знаю, что уже поздно, но я подумал, что нам нужно поговорить. — Ты прав, нам нужно было поговорить еще два дня назад. — Значит, ты тоже считаешь, что мы могли бы сблизиться? Пройдя через самую сложную часть разговора, словно продравшись сквозь колючий терновник, Джеймс наконец осмелился повнимательнее посмотреть на Лизу. Она выглядела необыкновенно спокойной, умиротворенной и словно светилась изнутри счастливым немеркнущим светом. Кадди шагнула к нему, взяла за руку, и на Уилсона повеяло запахом женщины, только что покинувшей объятия любимого мужчины. У Джеймса закружилась голова, он на мгновение зажмурился, полностью осознав невероятную неловкость ситуации. — Я считала, что мы друзья, Джеймс, — ласково сказала ему Кадди. – И, поверь мне, будет лучше, если всё так и останется. — Ты не одна? — Да. Прости. Мне нужно было сказать тебе, но ты уверял, что посещение выставки — не свидание, и это ввело меня в заблуждение. Я продолжала считать, что наши обоюдные чувства сводятся к дружеским. — Он тебе нравится? — Очень нравится, — Кадди невольно улыбнулась одной из лучших улыбок, и Джеймс чувствовал, как его сердце стремительно падает куда-то вниз. — Даже чересчур. — Я пойду, — направляясь в прихожую, сказал Уилсон. — Извини за вторжение. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Джеймс, — ответила Кадди, проводив его до входной двери. «Хаус — величайший провокатор, — думал Уилсон, медленно подходя к своей машине. — Его выходки давно пора заносить в учебник для будущих поколений манипуляторов. Как я мог хоть на минуту допустить, что он может быть прав, и нам с Лизой нужно переспать! Конечно, он не мог знать, что она уже не одна. В любом случае, нужно придумать ответный ход и совершить какую-нибудь диверсию по отношению к нему». И в голове Уилсона начал созревать коварный план.