До юбилея Алексея Абрамовича оставалось чуть больше трех месяцев, в связи с чем Ирина Алексеевна решила поэкспериментировать с собственной внешностью, чтобы на торжестве выглядеть на все сто (нет, не лет, а процентов).
Начать Ирина Алексеевна решила с главного. То есть с головы. То есть с прически. В свой единственный выходной она, вместо того, чтобы произвести влажную уборку помещения и заготовить провизии на неделю, направилась в салон красоты. Где проторчала полдня и оставила ползарплаты (без учета квартальной премии, не переживайте).
Результат, впрочем, Ирину Алексеевну ни капли не обрадовал. И более того, сильно огорчил. Потому что Ирину Алексеевну, мало того, что криво подстригли, так еще и выкрасили в какой-то чудовищный фиолетовый цвет. Перьями. Ирина Алексеевна была похожа на русалку Ундину из детского спектакля. Скандал результатов не дал — переделывать стрижку ей не стали, зато убедили, что сейчас так очень модно и стильно. От стильной Ирины Алексеевны в метро отодвинулся даже какой-то маргинал в штанах с оттянутыми до пола коленками. Видимо понял, что рядом с такой красотой ему не место.
— Ну, как я Вам? — вернувшись из парикмахерской и вертясь вечером перед зеркалом, допытывалась Ирина Алексеевна мнения своих домочадцев.
— Как ежик под бутиратом! — мгновенно оценил Артем, - Мам, дай денег! Мне на столовую не хватает!
— Как кто?! — уточнила Ирина Алексеевна, грозно зыркнув на сына исподлобья.
— Да, отлично просто! — «исправился» Артем, - Так, денег-то дай, а?! — напомнил он матери причину своего появления в отчем доме.
— Ты ничего не замечаешь, нет? — нервно спросила Ирина Алексеевна у бывшего мужа, с аппетитом жующего свиную отбивную.
— Нет…, — с трудом оторвался от отбивной бывший муж Николай, — А ты что, шторы новые повесила? — оглядевшись кругом, ткнул он пальцем в небо.
— Нет, представь себе! — всерьез разозлилась Ирина Алексеевна за такую невнимательность.
— Ну, и правильно! Мне эти больше нравятся, — решил закончить бесполезный разговор Николай и одобрительно махнул рукой с вилкой в сторону окна. С вилки слетел любовно нанизанный Николаем маринованный груздь и угодил прямо в дорогую его сердцу шторину. Ирина Алексеевна молча ушла в свою комнату. Обиделась.
***
На работе же, утром следующего дня, Ирина Алексеевна, напротив, произвела небывалый фурор.
— Доброе утро, Нина! — уверенно прошагала мимо регистратора Ирина Алексеевна, чтобы Нина не успела разглядеть ее экзотический внешний вид.
— А…, — только и успела выговорить обалдевшая Нина, которая как раз-таки успела разглядеть все, чего нужно и не нужно.
В ординаторской Олег Михайлович с Мариной Владимировной выбирали подарок Павлику. Павлику исполнялся год, а что можно было подарить Олег Михайлович с Мариной Владимировной понятия не имели.
— «Каталка свинка со стаканом», — выразительно прочитал название очередного лота из глянцевого каталога товаров для детей Олег Михайлович.
— Куликову это подари! — отозвалась Марина Владимировна, строчащая что-то в медицинской карте.
— Чего это сразу Куликову-то?! — обиделся за друга Олег Михайлович, — Не нравится, так и скажи… Вот, здесь еще есть «Заяц без моркови»...
— Без какой именно — не уточняется? — перебила Марина Владимировна воодушевленного Олега Михайловича, любовно разглядывающего картинку с зайцем.
— Подожди, не мешай, — отмахнулся он, — Есть «Ворона — пучеглазик»...
— Базедова болезнь не обошла стороной и ворон? — ехидно осведомилась Марина Владимировна.
— «Супер мышь русская», — продолжил зачитывать Олег Михайлович.
— У нас даже мыши такие, да.
Слегка альфасамцовые. — захлопывая карту признала Марина Владимировна достоинства российских грызунов.
— «Крыса — балерина», «Заяц красный с зеленым сердцем» — скороговоркой зачитал Олег Михайлович, чтобы Марина Владимировна не успела вставить что-нибудь скептическое. Марина Владимировна недовольно поморщилась. У Марины Владимировны было врожденное чувство языка и от таких названий ее воротило.
— А вот, еще, резиновый надувной круг «Хреновое лето», книжка «Звери храпят» и «Страшилка фиолетовая» — важно зачитал Олег Михайлович следующую порцию наименований. На «страшилке» в ординаторскую и заглянула Ирина Алексеевна. Тоже, благодаря стараниям мастеров — парикмахеров, местами фиолетовая.
— Издеваются уже! — подумала Ирина Алексеевна, глядя на лучащихся радостью и счастьем Марину Владимировну и Олега Михайловича.
Мимо Ирины Алексеевны протиснулся Константин Германович со снимками и прямиком направился к Саламу Магомедовичу, дремавшему на диване. Но, что-то остановило Константина Германовича, он отклонился от первоначального курса, оглянулся, застыл в пол-оборота и не придумал ничего лучше, чем сделать Ирине Алексеевне искрений комплимент.
— Вы сегодня чудесно выглядите, Ирина Алексеевна! — улыбаясь во всю ширь, радостно сообщил Константин Германович.
— Да! — поддакнул сонный Салам Магомедович, продрал глаза, повнимательнее разглядел Ирину Алексеевну, да, так и остался в изумлении сидеть с открытым ртом.
— А чего это с Павловой-то? — задал свой коронный вопрос Сергей Анатольевич, угощая всех в обеденный перерыв Ольгиной шарлоткой. Перерыв, правда, случился ближе к вечеру, потому что больные поступали один за другим.
— Имидж поменяла! — разъяснил догадливый Константин Германович, — Чтобы форма соответствовала содержанию…
— Костя, какой ты злой! — ужаснулся Салам Магомедович, — Волосы, между прочим, могут и из-за болезней цвет менять…, — решил просветить друга всезнающий Салам Магомедович.
— Ты думаешь, у Павловой язвенный колит? — ехидно спросил Константин Германович, пребывавший с самого утра в плохом настроении.
— Хватит трепаться! — влетела в ординаторскую Нина, — Там опять этого, из Минздрава привезли. Почти что в коме!
— Так пусть им Ирина Алексеевна занимается! — зловредно посоветовал Константин Германович, — Он ее увидит и впадет в кому окончательно, а нам работы меньше будет! — задвигая стул и нехотя ковыляя за Ниной — принимать пациента, добавил он.
— Иди, иди… Работай, не отлынивай! — на правах старшего товарища дал напутствие Олег Михайлович.
Следом за чиновником поступил какой-то мужчина — амбал, выпрыгнувший со второго этажа пятиэтажки. То ли от болевого шока, то ли от посетившего его пушного мелкого грызуна, амбал все время порывался набить кому-нибудь физиономию.
— Вы — черти все! Не трогайте меня! — отбивался руками и ногами амбал, не давая врачам возможности сделать укол.
Под его «легкой» рукой уже побывало лицо врача скорой помощи и двух санитаров, а теперь в неравный бой с «умирающим» вступил еще и Сергей Анатольевич, велев Марине Владимировне подождать в стороне. И Сергею Анатольевичу, в компании врача скорой помощи и двух санитаров, практически удалось
оседлать зафиксировать больного, но, как назло, в холле появилась Вероника, прибывшая проведать Олега Михайловича. Вероника наткнулась взглядом на Марину Владимировну и приветливо помахала ей рукой. А потом Марина Владимировна даже глазом моргнуть не успела, как Вероника с восторженным воплем: «
Наших бьют! Ничего, себе!» двинулась в самый центр, нет, эпицентр событий. То есть драки.
Тяжелораненый, между тем, вовсе не собирался сдаваться без боя, поэтому Сергей Анатольевич чуть не остался без зуба, санитары без ушей, а Марине Владимировне засандалили ногой, когда она полезла вытаскивать из этой кучи-малы
бесстрашную бестолковую испуганную Веронику.
— Куда ударил? — ощупывая и осматривая Веронику, допытывалась Марина Владимировна, — Точно нигде болит? — прижимая к себе всхлипывающую девчонку, пыталась выяснить она.
— Что? Что случилось? — пулей подлетел к Марине Владимировне Олег Михайлович, минуту назад вальяжно вывалившийся из лифта. Очухавшиеся врачи скорой помощи вернулись к больному, пытаясь привести его в горизонтальное положение
путем нанесения тяжких телесных повреждений.
— Брагин, — это урод какой-то! Унять никак не можем! — сплевывая немецкую пломбу с кровью в мусорное ведро поведал Сергей Анатольевич, — Седуксена уже вкололи — двух лошадей уложить можно! А ему — хоть бы хны…, — Нина молча протянула Сергею Анатольевичу салфетку — вытереть рот.
— Где? Где болит? Куда ударил? — прикрывая Марину Владимировну с Вероникой от происходящего в приемном покое, задыхаясь от злости на пациента — придурка, а, заодно, на врачей скорой помощи, которые зачем-то опять привезли делирий не по адресу, а также от животного страха за своих девчонок, как заведенный повторял Олег Михайлович, боясь, что они его не услышат, или не поймут с первого раза.
— Брагин, отпусти уже! Неудобно! — выворачиваясь из крепких объятий мужа, пожаловалась Марина Владимировна, — Нигде не болит! Я испугалась просто… Ну, и по руке слегка съездили…, — Марина Владимировна продемонстрировала свеженький фиолетовый синяк на полруки.
— И у меня не болит! — поведала, выглядывая из-за спины Марины Владимировны в сторону буйного пациента, отважная Вероника, заполучившая шишку - на лоб и синяк - на попу,
— Ты… ты не лезь только! — удерживая Олега Михайловича от закономерного желания убить на месте всех придурков разом, попросила Марина Владимировна и, как могла, прижала его к стене — чтобы не лез.
На шум заявилась даже Ирина Алексеевна. Санитары по-прежнему пытались уложить буйного пациента на каталку.
— А Вам идет, Ирина Алексеевна! — захихикала окончательно отошедшая от испуга Вероника, оценив новый имидж зав. отделением.
— Что происходит?! — пропустив комментарий наглой малолетки мимо ушей, подбоченясь и вытянув голову вперед, грозно спросила Ирина Алексеевна у всех разом.
— Да тут вот…, — начала было оправдываться Нина, но ее прервал вопль любителя смотреть «мультики».
— А-а-а-а, — орал любитель, трусливо пытаясь забиться в щель между кофейным автоматом и стеной, — Ведьма! И волосы синие! Точно ведьма! Не подходи ко мне! — дрожал пациент, опрокинувший в конечном итоге автомат и забившийся в проем, как пугливый хомячок в угол клетки, — Все что хочешь сделаю! Только не подходи! — с жаром пообещал он и перекрестился. Пять раз подряд. Но, как ни странно, на Ирину Алексеевну это решительно никакого воздействия не оказало. Она не испарилась в воздухе, не улетела в дымоходную трубу, истерично хохоча, и не превратилась в горстку пепла, рассыпанную по кафельному полу. Более того…
— Ложитесь на каталку и не дергайтесь! — скомандовала Ирина Алексеевна уверенным голосом и указала куда следует лечь. Пациент послушно, поминутно оглядываясь на Ирину Алексеевну, улегся на каталку и сложил руки на груди.
— Брагин! — не удержала своего мустанга Марина Владимировна, и смиренно лежащий пациент получил нехилую оплеуху. Никак, впрочем, на нее не отреагировав. Шок, одним словом, что тут сделаешь…
— Олег Михайлович! — осуждающе призвала подчиненного к порядку Ирина Алексеевна, — Держите себя в руках! Здесь не боксерский клуб! — легким движением руки поправляя фиолетовые пряди волос проинформировала она.
— Извините! — скромно уставился в пол Олег Михайлович, — Не сдержался… Больше не повторится… Объяснительную напишу…
Шустрая Вероника тоже не упустила возможности отомстить за свою новоявленную шишку на лбу и живописную гематому неправильной формы на мягком месте, полученную в неравном бою с амбалом и санитарами.
— Что стоим, рот открыли? — обратился Олег Михайлович к последним, — Везите в противошоковый, сейчас подойду…
— Идем! — дернул его Сергей Анатольевич, — Помогу уж, так и быть…, — теребя салфетку в руках сделал одолжение он.
— Я с вами! — подхватилась Вероника, вдоволь налюбовавшаяся в зеркало своей «звездой», горящей во лбу.
— Стоять! — окончательно пришла в себя Марина Владимировна и потащила упирающуюся и недовольную Веронику в ординаторскую. Воспитывать и кормить остатками шарлотки.
Ирина Алексеевна, огорченная очередным комплиментом, поплелась к себе в кабинет. Ирине Алексеевне вообще сегодня не везло. Сначала от Ирины Алексеевны сбежал пациент, проглотивший рыбную кость. Пациент так
испугался удивился, увидев Ирину Алексеевну, что кость каким-то странным образом сама вылетела из горла. Потом крайне невоспитанный ребенок одного из пациентов на все приемное отделение заорал — «Мама, смотри! Баба-Яга! Настоящая! И, без зазрения совести, указал пальцем на зав. отделением. А Ирина Алексеевна в этот самый момент беседовала с представителями из Минздрава. Которые очень странно на нее, Ирину Алексеевну, поглядывали.
— Неужели так конкурсные процедуры проводит, что даже на парикмахера денег нет? — шепотом поинтересовалась одна министерская дама у другой на выходе из больницы.
— Бывает…, — равнодушно пожала плечами другая, направляясь к припаркованной неподалеку
Ладе-Калине иномарке.
Еще у Ирины Алексеевны чуть не умер пациент на операционном столе.
От хохота, разумеется. Словом, день выдался отвратительный. Поэтому Ирина Алексеевна позволила себе расслабиться и дернула коньячку. А потом еще раз дернула.
За этим непристойным занятием ее и застал Олег Михайлович. Которому тоже, после произошедшего, надо было расслабиться, но не было подходящей компании. Марине Владимировне он пить не разрешал, Веронике — тем более. Куликов ушел к стоматологу — восстанавливать зуб, Нина тоже активно воздерживалась от возлияний. Таким образом, более подходящей кандидатуры, чем Ирина Алексеевна у Олега Михайловича на примете не было. Поэтому он и пригласил
сказочно красивую расстроенную и обиженную всеми Ирину Алексеевну в гости — продолжать банкет.
***
— Вы зачем ее приволокли-то? — недовольно щурясь, спросила сонная Вероника, открывшая дверь, и уставилась на Ирину Алексеевну. Настроение Ирины Алексеевны к этому моменту уже резко улучшилось, поэтому Ирина Алексеевна во все горло распевала песни советской эстрады, пока Марина Владимировна с Олегом Михайловичем тащили ее до квартиры.
— Яблони в цвету…, — на весь подъезд напевала Ирина Алексеевна, активно сопротивляясь попыткам Олега Михайловича и Марины Владимировны отодрать ее от перил и продвинуть на этаж выше — в квартиру, — Весны творенье… Яблони в цвету любви круженье...
— Ой! — радостно икнула Ирина Алексеевна, — Пианино!
Щас спою! — и пришлось Марине Владимировне с Олегом Михайловичем полтора часа наслаждаться пением. Пока Ирина Алексеевна не угомонилась и не уговорилась лечь спать на диван. С которого бесцеремонно согнали недовольную Веронику.
— Марин, а можно мне сыграть что-нибудь? — невинно попросила недовольная Вероника, чтобы Ирине Алексеевне не слишком комфортно спалось на ее, можно сказать, Вероникином диване. И Вероника спела песню на стихи Бродского*, которую они с Мариной Владимировной выбрали для школьного спектакля:
Мой Арлекин чуть-чуть хитрец, —
Так мало говорит,
Мой Арлекин чуть-чуть мудрец,
Хотя простак на вид,
Ах, Арлекину моему
Успех и слава ни к чему,
Одна любовь ему нужна, —
И я его жена.
Он разрешит любой вопрос,
Хотя на вид простак,
На самом деле он не прост,
Мой Арлекин — чудак.
Увы, он сложный человек,
Но главная беда, —
Что слишком часто смотрит вверх
В последние года.
А в небесах летят, летят,
Летят во все концы,
А в небесах свистят, свистят
Железные птенцы.
И белый свет, железный свист
Я вижу из окна.
Ах, Боже мой, как много птиц,
А жизнь всего одна.
Мой Арлекин чуть-чуть мудрец,
Хотя простак на вид,
— Нам скоро всем придет конец! —
Вот так он говорит.
Мой Арлекин хитрец, простак,
Привык к любым вещам,
Он что-то ищет в небесах
И плачет по ночам.
Сожми виски, сожми виски,
Сотри огонь с лица,
Да, что-то в этом от тоски,
Которой нет конца!
Мы в этом мире на столе
Совсем чуть-чуть берем.
Мы едем, едем по земле,
Покуда не умрем.
Олег Михайлович загрустил и отошел к окну. За окном, несмотря на ночь, вовсю кипела жизнь - стройным потоком текла река машин, мигали неоновые рекламные щиты, топали по своим делам немногочисленные прохожие.
- Не грусти! - слегка толкнули в спину Олега Михайловича - сзади его обняла Марина Владимировна.
- Не буду! - повернувшись и притянув к себе Марину Владимировну пообещал Олег Михайлович.
- Грустить не надо..., -
посоветовала пропела, а, точнее, пробормотала с дивана
пьяная не совсем уснувшая Ирина Алексеевна.
Марина Владимировна с Олегом Михайловичем переглянулись и бесшумно прокрались к себе в комнату, аккуратно затворив за собой дверь.
