Светлячок

Небольшое карманное зеркальце. Серебристая крышка с чуть облупившейся краской на ободке, переливающееся трехмерное изображение какой-то очень миловидной планетки. Если наклонять его в разные стороны, планета будет хаотично вращаться, поблескивая в лучах условного солнца, которым оказывается любой источник света, начиная от слепящего пандорского солнца и заканчивая блеклым уличным фонарем. Майя прикупила этот сувенирчик на окраине Убежища. Однажды здесь появилась худощавая девчонка в безмерно большой для своего вытянутого тельца куртке. Вещь была из старой, уже вытертой кожи какого-то не очень приятного цвета и достигала юной торговке почти до колен, но никого не смущала. Кроме Майи. Именно поэтому девушка тогда остановилась, разглядывая девчонку чуть непонимающим взглядом. А та сирену сразу заметила и определила в ней своего нового клиента. В ладошке Майе протянули маленькое зеркальце и сказали, что отдадут по дешевке такой красивой леди, если у той нет своего зеркальца. У девушки его и не было. Мнимая нужда и определенная склонность к коллекционированию бесполезных, но милых вещичек заставили сирену вложить в худенькую ручку торговки пару купюр и быстро отобрать зеркало, как какое-то неземное сокровище. С тех пор Майя с ним не расстается. По неизвестной причине. А сейчас разглядывает свое отражение в одном узком безлюдном переулочке, где болезненно мигают фонари, а стены зданий как-то тоскливо приглушают чужие голоса. И не выходят из головы сирены слова, сказанные той девчонкой в безразмерной куртке. Она не находит в своем лице красоту… — Кто такие сирены? Майя вмиг вздрагивает, захлопывает серебристую крышечку и жмет ее к груди. И лишь потом начинает оглядываться в вечерней полутьме. — Что? — тихо и недоуменно переспрашивает девушка, когда не находит рядом с собой никого похожего на живое говорящее существо. — Кто такие сирены? За спиной Майи слышится какая-то возня. Она оборачивается, находя свесившуюся вниз головой с ближайшего здания девушку. Броский разноцветный костюм так и горит в глухом освещении, розовые волосы поблескивают мерно в такт морганию старого фонаря. Очки, чеширская улыбка. Бьянка. Сирена резко успокаивается. — Кажется, во время нашей прошлой встречи ты задала достаточно много наводящих вопросов, чтобы это понять, — манерно проговаривает Майя, строго складывая руки на груди. Бьянка, висящая вниз головой с какого-то пыльного зданьица, начинает копировать ее. В таком положении это выглядит забавно и странно: сирена не может долго хмуриться и испытующе разглядывать девушку. — Зачем тебе? — примирительно спрашивает она. — Интересно, — разводит ее собеседница руками. — Ну, знаешь, я примерно поняла, но… как бы это… не смогла сформировать твой конкретный образ в голове. Вот. Я только и знаю, что ты можешь на основе какой-то там подпространственной хрени хватать чуваков в какой-то там захват и поливать их вселенским добром. — Вообще-то, все немного… — Майя прикусывает губу, в очередной раз проклиная девушку за ее любовь к искажению всех сказанных ранее слов. — А мне вообще-то похрен, — Бьянка опять разводит руками. — Лучше я уже понять не смогу. Понимаешь, вот какие-то очертания твоей расы или что это там… ну, я осознаю, что ты супер-опасная девка, которая умеет полоскать врагов всеми известными стихиями, что ты за счет этого умения очень организованная и сдержанная. Но… кто ты: человек или какое-то неведомое существо? Или… Майя улыбается: несмотря на вполне взрослый женский голос, лицо Бьянки, вновь наполовину прикрытое большими крепко тонированными очками, напоминает более детское любопытство. Сирена встречала таких людей. Удивительные личности, все-таки. Такое же мнение складывается и о девушке перед ней. — Я расскажу, что смогу, — доброжелательно проговаривает Майя. — Только, будь добра, слезь оттуда. Меня это… немного смущает. Бьянка широко улыбается, разводит еще шире руки, смотрит на твердый бетон всего в метре от своей головы и тянет чуть хвастливо: — Да… меня научили оказывать… психологическое давление. — Кто? — изгибает бровь сирена. Ей действительно интересно. — О Боже, нет, — розоволосая вдруг хватается за голову, смотря куда-то за спину своей собеседницы. — Только не чертов Железяка. Опять! Майя быстро оборачивается, но находит лишь еще одну грязную стену какого-то мелкого здания. Глухой удар чьих-то ботинок о твердое покрытие. Сирена видит Бьянку уже по-человечески стоящую и отряхивающую броский костюмчик. — Идем, — девушка махает рукой в приглашающем жесте, — пройдемся по укромным уголкам Убежища. Надеюсь, наша дама не боится темных переулков? Майя только насмешливо закатывает глаза и начинает шагать следом за своей теперь уже спутницей. — Ну да, — хмыкает задумчиво Бьянка, — ты же сирена. Ты же супер-пупер-крута. А скажи, родная, такой как ты можно стать? Или можно только удачно родиться? — Лишь второе… — вздыхает сирена. Закончить ей так и не дают. — Ладно, пока. Пойду маму попрошу родить меня заново! Майя, несмотря на то, что ее собеседница и не думала ускоряться, хватает девушку за руку, чуть повыше локтя, уже готовясь выкрикнуть отчаянное «нет», но встречается только со своим собственным отражением в стеклах больших очков. Бьянка усиленно скрывает глаза, но почему-то ее взгляды читаются даже через тонировку. Словно девушка умеет передавать свои эмоции силой мысли. Сирена тут же разжимает пальцы, делает шаг назад и чуть склоняет голову, будто извиняясь. Бьянка сдержанно кивает, приняв извинения, а потом вновь двигается в путь по темной улице Убежища. — Прости. Просто не думай о том, что быть сиреной — легко, просто, непринужденно, что даст тебе много славы. Это… — Обременительно, — заканчивает вдруг девушка с неожиданным пониманием и осознанием действительности в голосе. — Расскажи о себе. — Только если обещаешь, что расскажешь о себе, — вдруг в Майе просыпается не сирена, а простая девушка, любопытная сплетница и чуть глупенькая неженка. И это удивительно: в компании Бьянки все резко преображаются: Сальвадор становится на удивление интеллигентным, Экстон превращается в маленького трусливого мальчика, что шарахается своей тени (нормальный такой детина). Зер0, правда, как оставался загадкой, так ею и останется, но он тоже начинает вдруг сыпать смайликами и читать какие-то очень уж оптимистичные стишки на японский манер. Бьянка какая-то неестественно живая, и она пробуждает эту же живость в других. Действительно, удивительная личность. — Конечно! — эта самая личность махает согласно рукой и начинает чуть подпрыгивать, чтобы угнаться за широкими шагами Майи. Это выглядит мило и забавно. Словно мать идет со своей дочкой. Сирена и сама не сдержала улыбку от таких мыслей. — Ты права: это очень обременительно для того, кого всю жизнь учат быть павлином в золотой клетке… Майя в жизни не говорит так много. Она замечает, что ей нравится говорить. Даже не так… Она рассказывала друзьям о своей родной планете и о брате Софисе с его лицемерными желаниями. Но тогда сирена твердила это монотонно, как обыденность, как просто плохое событие из прошлого. Сейчас она впервые замечает за собой, что повышает голос. Первый раз с того самого инцидента на Афинах. Ей просто хочется выговориться. Потому что Бьянка преображается: слушает, не перебивает утешениями или глупыми вопросами. Она смотрит сосредоточенно, внимательно, может, чуть сочувственно. А, может, и вовсе нет. Под очками, как всегда, не видно. Но что-то чувствуется. А еще Майя знает, опять-таки, только по каким-то визуальным ощущениям, глубокой интуиции, что девушка-то все прекрасно понимает, несмотря на то, что выглядит довольно юной. Майю всегда учили быть постаментом. Красивой статуей из слоновой кости, которой будут любоваться и которой будут поклоняться. Ее будут превозносить только за то, что она есть. Однажды сирене надоело такой быть. И мягкие очертания камня покрылись трещинами. Каменная оболочка развалилась, обдав острыми осколками всех тех, кто заточил туда Майю. Вот только и тело, и душа привыкли к тяжелому камню. А девушке хотелось стать живой, настоящей. Искренней. На груди у Майи висел небольшой, но очень крепкий замочек. Она называла его «контроль» и снимать боялась. А теперь вот… Он гулко упал на пыльную землю. А девушка впервые почувствовала себя по-настоящему живой. — Теперь я здесь, — проговаривает сирена уже расслаблено, смотрит в небо, цепляясь взглядом за столпы света — щит Убежища. На душе почему-то стало легко и тепло. — Теперь у меня есть друзья, команда, какая-никакая крыша над головой и… приключения. Это же важно? — Я думаю, — пожимает плечами Бьянка. Они прошли в несколько кругов внутренние кольца узких переулков. Они запомнили каждую мелочь в этих серых пыльных улочках. Сначала это раздражало (Майя во всем ценила порядок), потом приелось и стало обыденностью. Сейчас сирена даже улыбается, охватывая взглядом припорошенные грязью мусорные контейнеры. Уже играет знакомая музыка: Мокси никогда не спит. — Я надеюсь, ты примерно поняла, кто такая сирена? — спрашивает Майя. Ее почему-то пробирает ощущением, что она сотню лет знакома с Бьянкой, что они уже через многое прошли и были все это время неразлучны. Хотя девушка за все это время не сказала и слова. — Да, — кивает комок яркости и немого добра, — сирена — это чувиха с крутыми способностями и хреновой судьбой. Верно? Майя не сдерживает улыбку. Все-таки детство из Бьянки явно никогда не выветриться. И это… это великолепно. — Верно. Только давай этот разговор… — Какой разговор? — девушка вдруг начинает оглядываться по сторонам, разводит руками, жмет плечами. — Мы о чем-то говорили? А, точно. Да, я помню… Ты к Мокси хотела заскочить. Голодная, как скаг, ага? Сирена округляет глаза. Она уверена, что о голоде не упоминала. А желудок еще во время глуповатого рассматривания себя в небольшом карманном зеркальце требовал своей порции достаточно громко и назойливо. Интересно, сколько времени прошло… Бьянка смеется. Она останавливается, а Майя замечает, что они всего в десятке метров от известного и, стоит признать, единственного бара в Убежище. — Знаешь, ты очень плохой собеседник. — Сирена чуть растеряно смотрит на девушку, что очень быстро сменяет маски: с сосредоточенного, внимательного, внемлющего каждому слову слушателя, Бьянка превращается в обычную веселую девочку. Странную веселую девочку. Так точнее. Но она так и лучится неоправданной для этой планеты легкостью. — Твой живот шесть раз пытался вставить слово. Но ты его и не думала услышать. Трындела что-то, не замечая ничего, кроме себя. А он чуть ли не орал тебе о своих потребностях. И это вся улица слышала, а ты — нет. Майя усмехается, похлопав себя по животу: — Да, ты права. Ему нужно поесть. А я чертов изверг. — Тебе лучше, — признает Бьянка, деловито потирая подбородок, — даже румянец вон прорезался. А то серая всегда, бледная такая… Сирена не верит. Она не помнит себя румяной. Только если искусственно. Время от времени и Майя любит нарядиться, накраситься и кокетливо поотводить ножку, надувая губки в большое подбитое зеркало в их захудалой комнатке. Правда, такие ритуалы никогда не приносят никаких новых ощущений. Девушка так делает только тогда, когда своими глазами видит, как Сальвадор тащит Экстона и Зер0 в бар. Он называет это «мужскими посиделками», спецназовец всегда так серьезно хмурится, говоря, что это нужно, чтобы навести порядок в голове. Зер0 Майя обычно видит через пятнадцать минут гуляющим по крышам. Девушка тут же достает свое милое зеркальце и начинает усиленно всматриваться в свое отражение. В нем мало что меняется. Только глаза блестят больше, чем обычно. Румянца-то нет, но щеки теплые. Майя заворожено водит по коже пальцем, пытаясь определить, в чем подвох. — Знаешь, — затягивает Бьянка, заглядывая сирене через плечо. В неоновых вывесках бара ее очки переливаются смесью различных цветов, — я сначала спросила у Зеда, кто такая сирена. Ну… я не буду говорить, что он сказал. С такими ответами сразу в морг отправляться можно. Потом я спросила у Мокси. Ну… это я тоже говорить не буду: она… ну, у нее вообще своеобразное представление о женщинах. Вот. И только потом я спросила у Скутера. Знаешь, что он ответил? — девушка как-то странно ухмыляется, Майя с легкой опаской дергает подбородком с немым вопросом: «Что?». — Он такой: «Э-э-э, малышка, сирена — это такая горячая девочка, на которую только и можно, что…». Ну, мы ж с тобой приличные люди. — Бьянка опять очень странно улыбается и похлопывает свою собеседницу по плечу. — Суть ты поняла. Майя тоже улыбается. Немного тоскливо и даже разочарованно. — Это он явно судит по Лилит. И ее развязной походке. — Лилит — что надо девка, — соглашается девушка. — И шмотки неплохие носит. Но мы не о ней. Сирена только качает головой: — На Афинах я была идолом. Я даже сама верила в то, что являюсь богиней. Меня считали могущественной, властной и безмерно прекрасной. Только вот… — Майя, вечно держащаяся удивительно невозмутимой в любой ситуации, тяжело вздыхает. В ее ладони вновь блестит драгоценное зеркальце. — В чем заключается красота? Бьянка в ответ только звучно хлопает себя по лбу. Из рук сирены вырывают милый сувенирчик и демонстрируют отражение синеволосой бледной девушки с неестественным макияжем и мягким замешательством на лице: — Ты не понимаешь? Или притворяешься? Это и есть красота. И это даже не обычная девичья миловидность, не пандорская резкая смазливость. А инопланетная экзотика. Ты цветочек среди наших сорняков. Майя лишь задумчиво ведет плечами: — А для чего она? Ведь совсем неважно, как ты выглядишь… — Стой-стой-стой, — тут же останавливает ее Бьянка. Она улыбается, когда живот сирены опять издает громогласный клич кинуться в атаку на местный бар. — На Зеда иногда тоже находит минутка лирических размышлений. Конечно, человек может быть чисто внешне уродом, но самой настоящей няшей внутри. Только… не отбрасывай внешность на последний план. Как говорил мне один умный человек, пусть земля ему пухом будет: «Чтобы лучше скрыть красоту души, нужна маска витиеватей». Сирена дует губки. Она согласна, но внутренние противоречия соглашаться отказываются. — Да, но… — Вспомни этого вашего… — рот Бьянки округляется, она ходит какой-то странной походкой и останавливается с улыбкой. — Экстона. Он успокаивается, когда на тебя смотрит. Собственно, ты тоже, похоже… — Что? — вздрагивает вдруг Майя. Теперь ей кажется, что на щеках действительно горит румянец. — Я не… — Тьфу, я ничего не говорила о взаимных прекрасных чувствах. У парня явно любовная травма была. Ему сейчас парой будет только подбитая самка скага. Опять мы не о том! Помни: приятнее смотреть на красивых девочек, чем… на меня. — Бьянка тут же спешит продолжить, заметив, что сирена собирается что-то вставить. — И Сальвадор без улыбки… ну, в спокойные моменты… ну, в относительно спокойные… не может на тебя смотреть. Ты как вон та вывеска. Милая, красивая, так и светишься. Да даже Зер0, этот чертов мастер скрытности, по-моему, он тоже черпает эстетическое наслаждение из твоего тонкого стана и притягательного образа. Майя не может не улыбнуться. Миниатюрное существо перед ней не такое простое, как кажется на первый взгляд: — Что ты хочешь этим сказать? Бьянка разводит руками: — Переставай с такой кислой рожей смотреть в это прелестное зеркальце. У тебя есть все: красивое личико, грудь нормальная, талия вообще бомбезная, ноги отпадные. Сравни со мной и перестать искать эту самую «красоту». Ты очень хороший человек… сирена, так? И маска на тебе офигенная. Прекращай ее стесняться. И это… покрась себя во что-то повеселее. И запомни: Скутер всегда прав. Майя тихо смеется. Она действительно выглядит куда более привлекательной, чем худощавая, нескладная до ужаса Бьянка. Но главное, сирена видит, что ее собеседницу это совсем никак не смущает. По жизни. У нее очень яркая маска. И, похоже, очень яркая красота души. — Ладно, иди ужинать, — девушка кивает в сторону бара. — У меня еще много дел… — она уже хочет удалиться, но ее останавливает Майя: — Эй, я рассказала свою историю. Твоя очередь. Мой живот с радостью разделит трапезу на двоих. Бьянка вдруг замирает, качает в ужасе головой и пятится. Сирена опасливо оглядывается по сторонам, но никого не замечает. — Чертов Железяка! Я не буду… Девушка резко уходит в сторону, но Майя, что сразу улавливает какую-то подставу, хватает ее за руку. И мысленно признает, что кое-кто умеет мастерски разыгрывать спектакли. — Второй раз не пройдет. Несмотря на негабаритность и щуплость, Бьянка удивительно сильная. Ее трудно удержать. В ходу пускается строгий взгляд: — Давай по-честному. Девушка в нелепом костюмчике замирает, крепко сжимает губы, словно готовиться выплеснуть негодующую тираду на голову Майи. Но тут же лучезарно улыбается: — Ладно. Только у меня и правда много дел. Поесть не выйдет — прости. Ты тоже можешь спросить — я отвечу. Только быстро. Сирена на мгновение задумывается, краем глаза замечая, как воровато оглядывается Бьянка. Кому-то явно хочется сбежать. — У тебя странная маска, — наконец, проговаривает девушка. — Очень сложная для восприятия. Это соответствует твоему внутреннему состоянию? — И да, и нет, — коротко с озорством отвечают ей. — Объясни. — Я такая, но прячусь. Майя проклинает странность своей новой подруги. И замечает, что та вновь собирается убежать. — Я на твои вопросы ответила, пора и… Но сирена опять ее останавливает. Теперь длинные пальцы ловят ярко лимонную кофту, что безразмерно тянется и замедляет беглянку. Строгие серые глаза изучают необыкновенное юное лицо. Сопротивление резко прекращается, и Майя покорно отпускает странную одежду. Бьянка вновь осматривается, только теперь опасливо, словно боится, что их заметят, а потом говорит со вздохом: — Иногда лучший способ спрятать что-то — выставить его напоказ. И спрятать незаметно. Я делаю так. Одним быстрым движением девушка снимает очки. Бровь Майи характерно выгибается. У Бьянки глаза большие, блестящие. Они почти светятся чем-то, чего нет ни у одного человека. А еще у нее странная мутация. Сирена хорошо помнит это название: гетерохромия. Она видела таких людей. Даже в Убежище. Вот только у Бьянки эта аномалия выходит за рамки: один глаз почти белый, какой-то бесцветный, в неровных вспышках света отдает легкой желтизной. Второй зеленый. Но не цвета свежей травы (так говорят — сама Майя не видела такой травы, просто запомнила выражение), не изумрудный, а темно-темно зеленый, почти черный. Только те неровные вспышки света и выдают едва заметную зелень. Контраст режет взгляд, чуть-чуть коробит. Правда, это вовсе не вызывает отвращения. — Так и прячусь, — проговаривает девушка угрюмо, тут же смотрит в пол и прячет глаза. А Майя не может не улыбаться. Ее так распирает от необъяснимого веселья, что сирена даже прикрывает ладонью рот. — Что? — тихо спрашивает Бьянка. Взгляд у нее тяжелый, очень необычный. И милый. — Ничего, — добродушно пожимает плечами Майя. — Зачем ты их прячешь? Это… — Это стремно. Люди пугаются. — Люди и так тебя пугаются. Хотя нет… тебя явно пугаются только мужчины. Если судить по моему опыту их успокоения. Это… очень мило. Даже красиво. То, о чем ты говорила: экзотическая инопланетная красота. И под одежду подходит. Бьянка чуть смелеет. Угрюмость стирается с действительно юного лица. Разноцветные глаза блестят ярче: — Я сама себя просто чуть побаиваюсь. Сначала одевалась как раз под цвет глаз, но они все равно казались мне… в очках мне комфортнее, — она уже хочет надеть свой излюбленный аксессуар, но ее придерживает бледная рука. — Это врожденное или… Майя не успевает задать вопрос. За спиной у нее слышится знакомое: — О, Майя. Вот ты где! Я уже везде обыскался… На свет выходит чуть запыхавшийся Экстон. Он улыбается при виде сирены и тем же следом дико бледнеет при виде другой знакомой особы. Майя отмечает, что, пожалуй, неожиданно увидеть странный взгляд Бьянки будет действительно жутковато. Она касается плеча спецназовца, мягко проговаривая: — Все хорошо, Экстон. Мы тут… Приходится признать, капитулировать перед чужим мнением: мужчина действительно успокаивается, успокаивается на глазах, когда смотрит в лицо сирены. — Примерно поэтому я предпочитаю очки, — отвечает насмешливо Бьянка. Неподалеку слышится механическое «унц-унц-унц» и противный смех Железяки. Вновь голос яркой девочки за спиной: — Этот хрен меня может достать. Я, с вашего позволения, ретируюсь. Майя только улыбается и готовится дать назойливому роботу отпор. Они с Экстоном оглядываются, выискивая поблескивающую металлическую коробочку на колесике. Вот только ничего похожего на Железяку нигде не видно. А голос его звучал так близко… Правда, за спиной сирены уже нет и пресловутой Бьянки. Может, это она унесла «царя»-робота?