Роуз Лалонд и Её Безвременная Кончина

Первый семестр проходит без происшествий, недокументированный монумент твоей расцветающей взрослости. Ты заводишь друзей, ты теряешь друзей, ты медленно забываешь старшую школу и дружбы, которые завела ради удобства. Однако, Джон, Дейв и Джейд стабильно остаются твоими компаньонами по жизни. Ты звонишь Дейву как минимум раз в неделю, часто пишешь Джону и изредка болтаешь с Джейд по Skype. Канайя также остаётся постоянной в уравнении твоей жизни, что тебя удивляет. Ты никогда не звонишь ей и не видишься с ней, но ваша связь остаётся крепкой благодаря частому обмену сообщениями через экран твоего телефона. Тебе всегда смешно, когда ты представляешь, как она быстро использует набор T9 в эту эпоху, но тебе всё равно нравятся её остроумие и шарм. Ты узнаёшь, что она работает менеджером среднего звена в какой-то начинающей торговой компании, что она любит садоводство и шитьё, что ей нравится цвет губной помады, которую ты носишь, что она не помнит своих родителей, что она хорошо обращается с цепной пилой, что она ужасно разбирается в современных календарях, что она хотела бы позволить себе дизайнерскую одежду, что она из "Центральной Америки Наверно". Ты как минимум двадцать раз спрашиваешь кто она на самом деле, и она всегда отвечает одно и то же: "У Меня Нет Доказательства И На Слово Ты Мне Не Поверишь". Ты всегда пытаешься ненавязчиво подтолкнуть её к ответу, но она никогда не поддаётся. Ты не особенно усиленно ищешь "исследователя", и твой базовый, не специализированный курс "Исследование Вселенной" не даёт тебе никаких многообещающих связей в области Астрономии. По мере того, как твоё текстовое общение с Канайей медленно движется к дружбе, достойной проходящего тест Бекдел кино для девчонок, это начинает раздражать тебя всё больше и больше. Тебе всегда нравилось притворяться, что ты невероятно холодная женщина, но иногда в твоём сердце находится место для доброты. И в настоящий момент оно придавлено средним размером вины. Тебе приходится поговорить со своим научным руководителем, чтобы составить расписание на следующий семестр. Ты предполагаешь, что эта система была придумана для того, чтобы все эти бестолковые первогодки не решали потратить всё своё время в колледже на курсы домашней экономики или что-то настолько же бессмысленное. Ты думаешь о том, что можно попробовать спросить у него, как связаться с каким-нибудь экспертом, который исследует звёзды. Ты больше не делаешь это для странной незнакомки, ты делаешь это близкой знакомой, которая тебе очень нравится. Твой научник – странный старик, профессор Английского с настолько бледной кожей, что он постоянно выглядит при смерти. Его кабинет обустроен так, словно кто-то открыл капсулу времени из 1920-ых и вылил на всё уродливую травянисто-зелёную краску, а потом сказал, что тут всё исцарапано, потому что он пустил внутрь кучку диких кошек. Он сидит за своей пишущей машинкой, когда ты входишь, и ты садишься напротив без преамбулы. - Я хотела бы спросить у вас совета о том, как связаться с кем-нибудь из области астрономии, - говоришь ты. Он не поднимает взгляда от своей пишущей машинки, но его кустистые белые брови озадаченно поднимаются. - Зачем? Если я правильно припоминаю, ты говорила что-то вроде "Не запихивайте меня в этот научный класс, я могу расплавиться от омерзительного количества чисел, которые он в себя включает, они как вода для моей ведьмы", и, честно говоря, я был вынужден согласиться с тобой. Что тебе ответить на это? "Я познакомилась с бессмертной сущностью, которая ищет метафорического исследователя по причинам, которые я не могу понять до конца, и я чувствую себя плохо от того, что не помогаю ей"? Нет. Тебе придётся нести чушь. Ты писательница, это у тебя хорошо получается. - Я, эм... по-новому взглянула на звёзды во время занятий. Я хочу узнать больше о вселенной и нахожу это чрезвычайно важным для будущего человеческой расы, ведь она должна обратить свой взор к небесам. Я верю, что хочу участвовать в этом, когда мы будем двигаться к космическим путешествиям. Следовательно, я хотела бы поговорить и встретиться с астрономами в этой области, чтобы решить, что мне хотелось бы делать с моей карьерой. Блестяще. Ты мысленно хлопаешь себя по плечу за эту первосортную муть, которая вполне достойна того, чтобы быть заключительным утверждением какой-нибудь научно-фантастической статьи по психологии. Твой научник моргает на тебя, складки его глаз похожи на песчаные могильные камни, прежде чем ответить: - Если ты заинтересована, я порекомендовал бы тебе взять курсы "Физика 2 с Вычислениями" и "История Астрономии От Древних Времён До Ньютона", что даст тебе как гуманитарные, так и международные квоты, обе необходимы. Если ты решишь взять "Астрофизику и Наблюдательную Астрономию" в следующем году, ты будешь достаточно квалифицирована для неё. И если ты решишь отказаться, то ничего плохого не будет. В конце концов, твои первые два года предназначены для разведки. Ты стараешься не сказать в ответ "тьфу, математика" и вместо этого отвечаешь: - Хмм, в основном я хотела просто поговорить с кем-нибудь об этом, без обид для вас, разумеется, а не прыгать с головой в... математический курс. Он улавливает отвращение в твоём голосе, не обманувшись твоей маленькой ложью. - Скажем прямо, нельзя говорить о больших глобальных концептах настолько поэтически, а потом сжиматься и идти на попятную, когда нужно заниматься делом. В конце концов, ты неизбежно свяжешься с кем-нибудь из этой области, когда продвинешься дальше, но на таком раннем этапе я бы посоветовал тебе всё же взять чёртовы курсы. Ты поймёшь, понравятся ли они тебе, когда начнёшь оставаться на взводе из-за разнообразных кофеиновых напитков каждый осознанный час, рассчитывая площади под кривыми, или из чего там состоит вычислительная сторона. Я сам не уверен, я просто запомнил каталог колледжа. В этом офисе компьютерам нет места. Твой научник тот ещё чудила. В итоге ты записываешь себе немного курсов Английского (ура-ура) и курсы физики/астрономии, которые он порекомендовал (фу, гадость), потому что ты Роуз Лалонд, и ты совершенно точно не можешь отступиться от фарса, который сама же построила. У тебя есть нечто вроде морального кода, которого ты должна придерживаться. Ты обсуждаешь выбор своих классов с Джейд через Skype во время зимних каникул, и она оживляется в десять тысяч раз больше твоего, когда слышит о твоём выборе математики. - О боже! – говорит она, сжимая своих осьминожков на изображении, пропущенном через низкокачественную камеру. – Роуз, тебе будет так весело, если ты возьмёшь курсы астрономии! Звёзды в буквальном смысле мои самые любимые вещи, на которые я могу смотреть бесконечно! Ну, за исключением привлекательных задов или вроде того. - Я буду справляться просто ужасно, Джейд. Это станет моей гибелью. - Если я правильно помню, ты не так плохо справлялась с Углублённой Физикой! Или Углублённой Вычислительной Физикой! - У меня четвёрка за оба предмета. Это ужасно. Она ухмыляется, широко и заразительно, наклоняется к камере. - Нет, нет, это совсем неправильное представление о ней! Ты должна думать о том, насколько это близко к... научной фантастике. Тебе ведь очень нравится писать такие истории, верно? Ну, а так ты вроде как будешь жить ими, словно ты один из своих персонажей на пороге действительно важного открытия или начала общения с пришельцами! Это ничего, что ты ненавидишь матан, но тебе всё же понравились звёзды, потому что те 3% времени, когда ты решаешь задачу идеально и находишь что-то очень-очень крутое о космосе – самое невероятное ощущение на свете! Примерно как тогда, когда ты заканчиваешь книгу, которой супер-гордишься, наверно. Думаю, тебе действительно понравится астрономия. Джейд Харли, доморощенный звездочёт, тоже не знает о твоей таинственной подруге, нуждающейся в "исследователе". Тебе не хватило духу сознаться ей, что тебя на самом деле всё это не интересует, потому что она так рада за тебя. Джейд Харли, чья голова заполнена математикой и законами природы, физикой и всем остальным, что тебе так не нравится в этом мире, радуется за тебя. Наверно, это дурной знак. Канайя, с другой стороны, куда больше оживляется, когда ты упоминаешь про свой курс истории. Ваша текстовая беседа о том, какие курсы ты выбрала, проходит странно, во многом, как и остальные твои беседы с ней. "Я записалась ещё и на "Историю Астрономии". Ради квот. Только ради квот. Полагаю, я буду изучать, кто открывал звёзды и различные методы предсказания, и куда меньше о связях в области астрономии. Но я стараюсь, обещаю." "О Ну Разумеется Я Не Сомневаюсь В Этом Спасибо Тебе Огромное Роуз" "Я Бы С Большим Удовольствием Послушала О Том Что Ты Узнаешь На Этом Курсе" "Мне Стоит Больше Знать О Вселенной За Пределами Моей Близорукой Перспективы" "Как Оказалось Мир Устроен Не Совсем Так Как Я Думала" "А какая перспектива у тебя есть?" Она долгое время набирает ответ. Она всегда набирает ответы долго, но в этот раз проходит много минут, прежде чем ты получаешь сообщение: "Мои Названия Звёзд Совсем Другие" Ты решаешь не давить на неё. Курс физики оказывается именно таким, каким ты его ожидала – скучным и сложным. Но всё же ты находишь, что Джейд была права насчёт хорошего ощущения, когда решаешь особенно трудную задачу. Ты почти чувствуешь себя переполненной от восторга, когда ты получаешь результат, в правильности которого ты уверена. Ха, шутка, скорее всего, это тебя грызёт студенческий стресс. Но курс истории оказывается совершенно не таким, как ты предсказывала. Ты обожаешь его. Ты абсолютно, безоговорочно обожаешь его. Ты обожаешь его больше, чем курс научного письма, который ты тоже взяла, больше, чем курс поэзии. Ты заканчиваешь свою домашнюю работу сначала для этих занятий, ты смотришь на Википедии разные статьи после лекций, ты смакуешь проходящую через всю историю борьбу человечества за понимание сбивающих с толку концепций, которые проявляет вселенная, с помощью примитивных устройств и мифологии. Ты узнаёшь о том, как древнекитайские моряки картографировали звёзды для навигации, ты узнаёшь о индийской космологии и многих руинах, оставшихся после них, ты узнаёшь о том, как люди определяли своё местоположение на Земле по циклам в небесах. Ты узнаёшь о том, какие устройства они выдумывали, создавали предметы для измерения и обнаруживали новое, несмотря на полное отсутствие представления о математике дальше алгебры. Ты узнаёшь о мифах, как боги организовывали звёзды для придания формы мировоззрению культур, из которых они происходили, насколько важна была религия для людей, пока они продолжали и продолжали учиться. Трудно сказать, что тебе настолько нравится в этом. Может быть, дело в том, что ты ощущаешь себя частью чего-то, словно ты часть "круга по интересам", узнаёшь об этих тысячах и тысячах людей, которые помогли расширить глобальное знание, чтобы маленькая Роуз Лалонд могла знать и учиться. Ты пишешь Канайе обо всём, и она жадно читает это. Она тоже обожает это, в своей, приправленной клавишей shift манере, и вы сближаетесь в сиянии экрана. Ей особенно нравится слушать о старинных вещах, древних учениях, древних мирах, и она часто спрашивает о них, даже много после того, как ты закончила этот раздел. "Уже Что-нибудь Есть Об Америке" "К сожалению, нет. Этот курс довольно сильно центрирован на Европе, и я не ожидаю, что мы вообще до неё доберёмся. Возможно, когда дойдём до колониального периода?" "О Ну Дай Мне Знать" Что до остальной части твоего весеннего семестра, у тебя складывается ощущение, что ты медленно растёшь вглубь. Ты пьёшь, ты ходишь на вечеринки, ты сидишь в дорогих кафе и пишешь короткие рассказы про космических пиратов и алхимиков, которые сокрушают драконов, созданных из звёздной пустоты, с помощью малой толики хитрого (и математического) мышления. Ты отсылаешь их в не особенно разборчивые журналы для авторов-любителей, и когда ты слышишь отзывы, ты ощущаешь небольшую волну удовольствия от достижения. (Или, может быть, это тебя грызёт стресс). Ты немного сближаешься с девушкой на неопределённый промежуток времени во время вечеринки, что для тебя в новинку, но твои навыки ласкания груди через одежду, по всей видимости, гораздо лучше, чем твои навыки заманивания подружек, потому что ты так и не находишь себе партнёра, с которым можно разделить твой первый год. Ну да ладно, ты слышала, что как раз на втором году всё становится по-настоящему круто, и у всех начинают пропадать прыщи, так что ты ещё не теряешь надежду. Ты блестяще сдаёшь последние экзамены, даже курс физики. Пятёрка с минусом. Неплохо. Ты проверяешь свой телефон, покинув аудиторию, и, к твоему удивлению, Канайя написала тебе: "Ты Уезжаешь В Техас Нам Стоит "Оттянуться" Как Говорят Крутые Парни". Твои экзамены завершены, и ты просто ждёшь, когда тебя подвезут до Техаса, то есть до завтра. У тебя более чем достаточно времени на то, чтобы "Оттянуться" с Канайей, и ты с радостью соглашаешься. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как ты виделась с ней, с той встречи в музее NASA, и хотя тебе нравятся ваши текстовые беседы, было бы приятно встретиться с ней лично. Ты встречаешься с ней в ближайшем кафе мороженого на закате, где она потягивает холодный чай, сидя в плетёном кресле. Она худая, как и всегда, на ней зелёная блузка, заправленная в чёрные джинсы, над ужасно худыми щеками висят тёмные очки. Она выглядит... гораздо тоньше, чем раньше, вообще-то. Должно быть, чего-то не хватает в её диете. Твой внутренний голос, который сейчас звучит очень похоже на Джона Эгберта с фальшивыми вампирскими клыками, говорит: "Она хофет твоей кроооооови". Ты игнорируешь его. Канайя нравится тебе, и за этот учебный год ты даже начала доверять ей. Ты садишься за столик напротив неё, и её лицо расплывается в абсолютно очаровательной, но в то же время неподходящей улыбке, её зеркальные очки отражают твоё лицо в тусклом оранжевом свете. - Могу я спросить, каков твой любимый вкус мороженого? Ты на секунду задумываешься. - Хмм, я фанатка молочных продуктов с большой дозой кофе. - У тебя великолепный вкус. В таком случае, я угощаю. Вы покупаете по рожку со своими любимыми шариками и садитесь на поребрик, и ты стараешься не слизывать капли тающих сливок, стекающих по твоей ладони, прежде чем жара полностью разрушит конструкцию. Вы разговариваете с Канайей о жизни, о её работе, о её коллегах, которые все "ужасно одеваются", и ты задаёшься вопросом, почему же вы не встретились лично раньше. Она невероятно очаровательна, её складная внешность контрастирует с её слегка сутулой осанкой, её безупречный выбор слов борется с её острым и тяжёлым акцентом. И, наблюдая за тем, как она говорит, наблюдая за тем, как её макияж остаётся идеально ровным, несмотря на то, что она ест полужидкое шоколадное мороженое с густой чёрной помадой на губах, ты не можешь удержаться от мысли... Это свидание? Она говорила, что у неё была подружка или две в прошлом... Ну, ты была бы не против, если бы это было свиданием, хотя отношения с бессмертной сущностью можно было бы в каком-то смысле записать в педофилию. Честно говоря, она ведёт себя совсем не так. Она ведёт себя так же, как и ты, словно она не стала взрослее за всё то долгое время, которое она прожила, словно она навсегда застряла в возрасте, хмм, 22 лет или на сколько там она должна выглядеть. Хотя ты достаточно зрелая для своего возраста. Наверно. - Ты узнала какие-нибудь новые созвездия из своего курса истории? – спрашивает она, когда первые звёзды показываются на тусклом небе. – Может быть, что-нибудь не из Греческой цивилизации, потому что о них я уже слышала. - Да, но я не запомнила их. Я могла бы поискать их для тебя, если хочешь. Возможно, мы могли бы вместе посмотреть на звёзды? Сегодня я свободна. Ничего себе, зачем ты вдруг предложила это? Ты опускаешь взгляд на своё растаявшее коричневое мороженое, чтобы скрыть постыдное зрелище того, как твоё лицо начинает гореть из-за Канайи. Ты хочешь, чтобы это было свиданием? Встречаться с кем-то, кто недостаточно доверяет тебе, чтобы рассказать о своей воображаемой видовой принадлежности, скорее всего, ужасная идея. Это выбор, достойный одного из твоих менее-наполненных-здравомыслием друзей, но точно не Роуз "Недостижимо Мудрый Психолог" Лалонд. - Звучит заманчиво, - говорит Канайя, её тон даёт понять, что она не заметила твоего стыда. – Я знаю как раз подходящее место. Мне нравится смотреть на звёзды, это вызывает у меня ностальгию. - У меня тоже, напоминает мне об ужасных экскурсиях на природу во время похода скаутов в младшей школе. Невероятная ностальгия. - Твой человеческий сарказм всегда забавляет меня, Роуз. Расскажи мне ещё об этих так называемых "экскурсиях на природу", кажется, они удобны для женщин, и мне это нравится. И ты рассказываешь, пока не темнеет окончательно. У Канайи машина, побитый старый лаймово-зелёный Мерседес с чёрными дверями, идеально подходящий для неё транспорт. Когда вы забираетесь внутрь, хихикая о том о сём, и она заводит мотор, до тебя доходит, что стоит, наверно, послать кому-нибудь сообщение. Просто чтобы дать им знать, просто на тот случай, если ты совершенно неправильно прочитала Канайю, и она высосет из тебя всю кровь посреди пустого болота и оставит на съедение аллигаторам. "Дейв", незаметно пишешь ты, продолжая вести разговор с Канайей о кофейных бобах. "Я собираюсь отправиться смотреть на звёзды с женщиной, которая весьма привлекательна, и если завтра я не доберусь до Техаса, то я либо перепихнулась, либо из меня слили всю кровь в стиле снафф-фильмов, так что, пожалуйста, в любом из случаев позвони куда следует. Под этим я имею в виду либо в полицию, либо твоему отцу, чтобы он прочитал мне нотацию о гомосексуальном целомудрии. Выбирай то, что сочтёшь более уместным". Он немедленно отвечает тебе, но ты не читаешь ответ, потому что лучше ты будешь слушать Канайю. Она, несомненно, знает невероятно много о кофеиновых напитках и, похоже, пьёт кофе так, как кто-то другой дегустирует вино. Это очаровательно, пусть и претенциозно. Тебе это нравится. Вообще-то, она на самом деле увозит тебя из города на получасовую поездку до пустого поля. Именно в таких местах и происходят страшные истории, здесь она распилит тебя пополам цепной пилой и съест твои внутренности. Жуть. Но здесь невероятно хорошо видно млечный путь, если поднять глаза к звёздам ярким и переливающимся. Такими ты их видишь очень редко, будучи девочкой, которая часто переезжает из города в город из-за нестабильной семейной жизни. Ты полюбила звёзды, полюбила то, как они нанесены на небо, словно небрежно рассыпанные блёстки. Ты садишься на траве рядом с Канайей, короткой, колкой и сухой от раннего летнего зноя, и вытаскиваешь телефон. - Ладно, время раскрутить колесо культурной рулетки. С кого начнём? - Хмм, что-нибудь из Северной Америки? Мне они нравятся больше всех. Ты припоминаешь одно созвездие коренных американцев из твоего курса, модель племени Навахо, именуемая dilγéhé. Для этого тебе не нужен телефон, поэтому ты кладёшь его на траву. Ты бросаешь взгляд на Канайю, прекрасную в тусклом свете, и медленно пересаживаешься, чтобы вы едва-едва касались плечами. Твоё сердце трепещет от волнения, словно ты снова в младшей школе, и, блин, ты нарочно устраиваешь из этого свидание, не нервничай, Роуз. Ты указываешь на небо, твоя рука касается её мягкой кожи, и она следит за твоим взглядом. - Видишь вон те семь звёзд? Плеяды? Да, нация Навахо называла это скопление dilγéhé, и их разместил на небе Чёрный Бог. Он разместил их одними из первых в небесах, и, следовательно, это важный символ в традиционном фольклоре Навахо. Канайя ведёт себя необычайно тихо. Ты поворачиваешься к ней, что очень просто, потому что прямо сейчас она выглядит красивее, чем множество галактик, вращающихся в небе. Она наблюдает за звёздами с задумчивым и хмурым выражением, и проходит довольно много времени, прежде чем она говорит: - Нет, нет, это всё совсем неправильно. - Она указывает вверх, и ты следишь за ней. – Вон там, слева, это... – она произносит название на своём языке, что-то звучащее очень грубо с малым количеством гласных. - ... который выковал множество золотых браслетов для королевы времени, чтобы королева могла умилостивить богов. А вот это, рядом с ней, ... – ещё одно название, ты не уверена, как ты могла бы передать такое количество гортанных звуков. - ... который бился с великими змеями в пещере, который спас всю деревню от сгорания дотла. - Это названия звёзд в твоей культуре? Она улыбается тебе, её чёрные губы отражают звёздный свет. - Да. Мы делали вещи по-другому. Мы меньше полагались на созвездия и больше присваивали переменные в зависимости от звезды. Оглядываясь назад, это не лучший способ организовывать вещи, но он работал. - Интересно, - говоришь ты, твои глаза приклеены к её рту. Ты хочешь узнать больше об этом, потому что эта культурная информация невероятно интересна и захватывающа, но тёмный цвет её губ и представление о том, как этот цвет касается твоей шеи, неожиданно появились в твоей голове, и ты не можешь удержаться от вопроса: - Канайя, у тебя всё в порядке? - Да? А что? Какой странный вопрос. У меня помада расплылась? Ты вынуждаешь себя снова посмотреть на небо. - О, нет, нет, она невероятно красивая и наложена идеально, как и всегда. Я имела в виду, в более общем смысле. Надеюсь, это будет не слишком грубо, но... Ты выглядишь очень худой. Ты слышишь, как она вздыхает, потом поворачиваешься к ней. И на этот раз смотришь в её глаза, как нормальный человек. - Я... да. У меня осталось мало энергии. Джон Эгберт с фальшивыми вампирскими клыками снова появляется в твоей голове, сопровождаемый взрывом с паршивыми визуальными эффектами. Ты его игнорируешь. - Ты имеешь в виду своё странное пристрастие к крови? - Как я и сказала, это не мой излюбленный метод питания, но... – она вздыхает, пробегает ладонью по своим шелковистым, по-мужски коротко стриженым волосам, которые ты отчаянно хочешь взъерошить. Она моргает на тебя и, должно быть, улавливает что-то в выражении твоего лица, потому что её пухлые губы принимают её знаменитую О-форму. - ... Ох, Роуз, я привезла тебя сюда не для того, чтобы придаваться каннибалистическим грехам плоти, обещаю. Давай поговорим о других вещах. У меня всё хорошо, и мне не нужно снова набрасываться на тебя. Ты произносишь это очень, очень тихо, и ты смотришь в землю, но твои слова всё равно звучат чётко и твёрдо. - Мне хотелось бы, чтобы ты это сделала. Ты слишком волнуешься, чтобы смотреть на неё, твои ладони становятся липкими и, господи, как же ты хотела бы быть пьяной для этого, и кажется, что проходит целый эон, прежде чем её тонкие пальцы мягко и тепло касаются твоей голой руки. - Это... эм... будет проще сделать, если мы приляжем. Облегчение, смешанное с силой тысячи инфарктов, обрушивается на тебя, и ты не смотришь на неё, когда она падает на траву. Ну нахрен, если из тебя будет пить кровь женщина, которая тебе очень даже нравится, то можно пойти и до конца. - Канайя... Можно, я... А знаешь что, нет, я даже не буду спрашивать. Прошу, сгони меня, если это будет слишком странно. Вместо того, чтобы улечься рядом, как она, наверно, задумывала, ты грациозно плюхаешься прямо на неё, твоя щека ложится на её плечо, твоя грудь прижимается к её груди. Она тёплая и мягкая, и от неё пахнет высококачественными духами, такими, которые покупаются за большие деньги. К счастью, она деликатно кладёт руки на твою спину, чуть-чуть подтягивая тебя вверх, чтобы твоя шея оказалась на одном уровне с её ртом. Ты ощущаешь её горячее дыхание на своей шее и содрогаешься от удовольствия в духе женского романа, и это совершенно точно переделка, в которую ты впуталась по собственной воле. Таинственная сущность будет эротически пить из тебя кровь под светом звёздного неба Флориды. Какого чёрта, Лалонд. - Я заберу немного, - шепчет она, и ты чувствуешь, как её губы касаются твоей чувствительной кожи, и сжимаешь её руки. – Спасибо тебе, Роуз. Ты ощущаешь её острые зубы, нежно прижимающиеся к твоей вене, и ты всхлипываешь, когда она, словно бы подчёркивая жестокую метафору сексуального уединения, кусает тебя. Это очень мелкий укус, и болит не так сильно, как ты думала. Ощущения примерно такие же, как при проколе ушей – неожиданная острая боль, потом ничего, а потом медленное ноющее ощущение. Её губы сжимаются на твоей коже, и ты чувствуешь сосущее давление, когда тебя начинает покидать струйка крови. - Оу, - стонешь ты против воли. – Ох, Канайя... Ощущение такое, словно ты медленно пьянеешь от дури (однажды ты случайно съела пирожное с коноплёй на вечеринке с растаманами). Всё становится лёгким и сонным, мягко вращается, и мало какие физические раздражители достигают твоего сознания – её рука хватает твою лопатку, её губы, мягкие и гладкие, на твоей шее, её нога мягко прижимает между твоими бёдрами, её грудь касается твоей. Длится это гораздо меньше времени, чем ты хотела бы, её рот покидает твою шею вскоре после того, как она щекотно зализала рану, и она начинает хлопотать над тобой, вытаскивая пластырь из своего кармана. Ты чувствуешь опьянение и сонливость, и... и ты словно наполнена бабочками, и у тебя кружится голова, и прежде чем ты понимаешь, что происходит, твои губы прижимаются к её губам. Ты чувствуешь вкус своей крови, и ты прекрасно понимаешь тот факт, что можешь пожалеть об этом всего через пару минут. К счастью, тебе не приходится узнавать, как именно, потому что ты во второй раз за свою жизнь теряешь сознание, прямо во время самого странного поцелуя в своей жизни. Ты приходишь в себя в её машине на парковке, кажется, автозаправки, которая в настоящий момент двоится в твоём мутном зрении. Канайя пытается привести тебя в сознание, шлёпая бутылкой апельсинового сока и плиткой мюсли. - Роуз, дорогая моя, у тебя действительно ужасная выносливость. Съешь это, или я могу сгрызть себе весь маникюр, настолько я волнуюсь. И я волнуюсь сильно, если тебе интересно. Ты делаешь это, пока она подвозит тебя к твоей общаге, медленно, стараясь не выглядеть полной неудачницей и не пролить на себя всё содержимое бутылки/раскрошить на себя всю пачку мюсли. Тебе удаётся держаться ровно, хотя она и провожает тебя до твоей комнаты. Твоя соседка дома, что делают ситуацию несколько неудобной. Канайя обранивает перед ней ещё более густое от акцента, чем обычно, "До свидания", прежде чем стремительно покинуть здание, и ты слишком устала, чтобы вообще думать о чём-то, кроме потери сознания на своей койке. Когда ты смотришь на ответ Дейва на следующее утро, там написано "а почему не оба сразу". Всё лето ты поднимаешь в разговорах с Канайей тот поцелуй. Ты не можешь решить, дело ли в том, что она думает, что ты этого не помнишь, или в том, что вы обе настолько стесняетесь, что вынуждены избегать его из-за совместной капризности ваших характеров. У тебя смутное ощущение, что дело во втором. Ты проводишь пару месяцев в квартире отца Дейва, который по какой-то немыслимой причине настаивает на том, чтобы его звали "Бро". Лето сухое, ужасное, и наполнено перепиской с Канайей и запросами в Википедию. Ты несколько раз посещаешь библиотеку, отыскиваешь книги по астрономии и астрологии, о том, как разные культуры смотрели на звёзды, и обо всех странных устройствах и храмах, которые они выдумывали для этого. Твоё креативное письмо замедляется по мере того, как исходящий поток слов сменяется входящим. Джейд несколько раз приезжает в гости, в основном ради Дейва, но ты изредка проводишь с ней субботы, поедая карри и болтая о пустяках. Астрономия неизбежно находит дорогу в ваши беседы то тут, то там, и хотя Джейд очень нравится слышать математическую сторону вопроса, она ничуть не меньше наслаждается твоими наблюдениями о природе изучения звёзд. - Видишь, Роуз, я же тебе говорила! – говорит она, жуя нут. – Я знала, что тебе понравится астрономия! Для тебя это становится сюрпризом. - Тебя это удивляет? Мне нравится историческая сторона, а не научные методы. - Нет, это совсем неправильно. То, как ты говоришь об этом, Роуз... Ты ведь не отделена от самого процесса поиска звёзд и исследования вселенной, тебе нравятся люди, которые в этом участвуют! Человеческая часть. Ты сказала мне, что тебе нравится чувствовать себя частью "человеческой машины знаний", что тебе хотелось бы знать вещи, которых не знает никто, чтобы ты могла поделиться ими и сделать мир лучше. Почему бы не быть частью этого? Ты обмакиваешь кусочек своего наана в карри и меняешь тему разговора. Этой ночью ты лежишь на крыше дома Дейва, техасская жара обволакивает бетон под твоей спиной, смотришь на, самое большое, шесть звёзд, которые видны через смог Остина (всех их ты можешь назвать по именам) и думаешь. Ты думаешь о том, чтобы протянуть руку вверх, коснуться кончиками пальцев млечного пути, рассеяться посреди преломляющегося света, форм и вещей, невидимых для невооружённого глаза, и ты думаешь, что всё это довольно романтично. То, что можно увидеть через телескоп, и то, что невозможно увидеть физически, что есть врата математики и радиоволн, ультрафиолета и банального расстояния, стоящие между здравым смыслом и огромными пространствами вселенной и самой правдой. Тебе нравится правда. Тебе нравится плясать вокруг неё настолько, чтобы определить её, тебе нравится использовать её в собственных планах и воображении и делиться ей с другими, когда ты придала ей желаемую форму. Именно поэтому тебе нравится писать, наверно. Потому что ты можешь уложить своё воображение в небольшие аккуратные, заминированные правдой пакеты и разослать их своим друзьям и неизвестным тебе людям, и получить "чумовой авторитет на улице", как сказал бы Дейв. Но что ценного ты можешь дать вселенной своей сатирой, фэнтези и научной фантастикой? О да, ты можешь менять ход политических компаний, общественных мнений и вдохновлять изобретателей будущего, но это значит просто быть анонимной шестернёй в великой машине человечества. В самом лучшем случае ты напишешь разгромную пародию, которая останется в памяти на века и, может быть, вызовет пару великих изменений, после чего она вскорости будет забыта из-за наступления технологии и марша времён. Ты Роуз Лалонд. Ты хочешь быть вечной. Ты хочешь, чтобы твоё имя звучало на уроках истории. Ты хочешь высечь своё имя на чём-то настолько фундаментальном, чтобы все знали про тебя до самой тепловой смерти вселенной. Ты хочешь быть силой и светом, протянуть руку в будущее и выхватить его правду своими сильными пальцами. Ты хочешь стоять на плечах гигантов и знания и открывать путь, по которому другие гиганты смогут встать на твои плечи, чтобы ты могла проложить дорогу для исследователей и решить главные тайны одним подсчётом на своём калькуляторе. Ты хочешь найти значение вселенной, ты хочешь разглядеть выделить смысл из истины, и единственная истина, которая может быть, представлена числами, дробями и крохотными частицами света, записанными цифрами и буквами. Ты хочешь смотреть на звёзды и представлять, что ты там, и знать, что плод твоего воображения – неоспоримая истина, доказанная твоими теоремами и твоим гениальным разумом. И, лёжа в одиночестве на крыше, со слезой, катящейся по твоему виску вниз, как это иногда бывает, когда ты просыпаешься по утрам, ты говоришь себе: - Я должна знать. ... Пожалуй, ты можешь попробовать взять второе высшее.