ЖЕСТОКОЕ ДАЛЁКО

… Алиса проснулась в спальной капсуле общежития колонии, куда ее принес Громозека. Великан лично позаботился, чтобы девушке выделили отдельную соту-ячейку в этом гигантском человеческом улее, где бы она смогла спокойно отдохнуть и где ее никто бы не побеспокоил. Одной фамилии – Селезнева и упоминания о ее отце было достаточно, чтобы всё было сделано в полном ажуре. Приняв ионизирующий душ и позавтракав синтетическими продуктами из стандартного набора космического путешественника, Алиса отправилась в Зал Совета колонии землян, где обсуждались планы строительства нового города – Королевграда. Целые кварталы теперь строились ускоренным методом, да и сама стройка больше напоминала детский конструктор «Юный архитектор», в котором нужно было соединить между собой уже готовые детали и блоки. Всю физическую работу выполняли роботы, человеку же оставалось только наблюдать за правильностью выполнения программы. Кира Селезнева, как и ее коллеги, в сером комбинезоне с изображением астрономического знака планеты Сатурн на спине, о чем-то спорила возле голографического изображения циклопического здания, висевшего прямо в воздухе. Рядом с ней стоял невзрачный маленький человек азиатской внешности и неопределенного возраста (молод он или стар – было трудно сказать), одетый, не как все – в желто-золотистый халат и такого же цвета шапочку со смешным бомбончиком на макушке. Азиат всё время молчал и только улыбался, словно не понимая, где он находится и что здесь происходит. - Мама! – крикнула Алиса, быстрыми шагами приближаясь к группе архитекторов и прорабов. Кира Селезнева оглянулась. Ее брови удивленно вздернулись вверх. - Алисочка… - как-то растерянно произнесла мать. – Ой, я и забыла, что ты сегодня прилетаешь, с этой работой даже на календарь не посмотрела, а сколько сейчас времени? Ты же вроде бы вечерним кораблем должна была прибыть в Аккру… - Ее слова сыпались, как горох, а маленький азиат всё так же улыбался, точно фарфоровая китайская статуэтка. - Мам, – перебила ее поток слов Алиса, - я прилетела вчера вечером! Хорошо, что Громозека в это время был в космопорту. Услышав имя археолога, Кира Селезнева сморщила нос, как будто ее дочь рассказала пошлый анекдот, а ее спутник в желтом халате и шапочке наконец-то соизволил открыть рот и изрек: - Довольно примитивная живая субстанция, у которой душевные инстинкты и телесные желания преобладают над разумным началом… - пропищал азиат, скаля зубы в слащавой улыбке и щуря без того узкие глаза, которые теперь и вовсе превратились в две щелочки. «Неужели ОНО еще и говорить умеет?» - ехидно подумала о коротышке в желтом халате Алиса, а вслух произнесла, сжимая кулачки: - Кто ты ТАКОЕ, насекомое, чтобы оскорблять моего друга Громозеку? – Девушка попыталась придать своему личику как можно более воинственный вид. Но на маленького человечка это никак не подействовало. Он всё так же продолжал улыбаться, и это выводило курсанточку Амазонку из себя, ей очень захотелось тут же на месте прихлопнуть это самодовольное «насекомое», но тут она услышала голос мамы: - Учитель Цзю, простите мою дочь, она еще совсем юная и неразумная девочка… - Кира Селезнева, благоговейно склонив голову и сложив две ладони у груди, словно в молитве, говорила об Алисе, как о маленьком ребенке, совершившем какую-то пакость. - Молодость – это болезнь, которая быстро проходит, - глубокомысленно произнес китаец, перестав улыбаться. – Разум дан каждому живому существу изначально, но если его не тренировать, как мышцы, не наполнять духовными размышлениями, он атрофируется и человек снова попадает в круговорот рождений и смертей, становясь в следующем воплощении более примитивной формой жизни. – Он снова улыбнулся и повернулся к Алисе: - Ты назвала меня насекомым? Для меня это – не оскорбление, ведь, пройдя тысячи реинкарнаций, моя душа побывала и в теле насекомого – богомола, и в бамбуковом дереве, и в рыбе, которая плавала в море… Алисе показалось, что маленький китаец издевается над ней, она даже не знала, что ответить на всю эту абракадабру. Кира Селезнева решила разрядить обстановку: - Алисочка, взгляни, правда красиво? – мама жестом указала на голографическое изображение того самого здания, вокруг которого до сих пор продолжали спорить архитекторы и прорабы. Только сейчас девушка обратила внимание, что это сооружение выполнено в восточном стиле и напоминает буддийские пагоды Центральной и Юго-Восточной Азии. - Что это? – спросила Алиса. Ей действительно стало интересно: зачем на Сатурне пагода или – точнее – целый храмовый комплекс гигантских размеров с загнутыми кверху крышами? - Здесь будет располагаться Школа Небесного Пути, которую возглавляет учитель Цзю… В такт словам Киры Селезневой китаец закивал головой и снова заулыбался. - Школа? – насмешливо переспросила Алиса. – И чему же в ней учат? Неужели перемещению в пространстве и времени без помощи звездолетов? - Зря ты так! – мама сердито вздернула брови, но учитель Цзю взял ее за руку, и Кира Селезнева тут же успокоилась, ее взгляд стал каким-то отрешенным, а на губах застыла еле заметная блаженная улыбка. Женщина-архитектор даже не заметила, как ее дочь выбежала из Зала Совета… Впервые после расставания с Пашкой Алиса почувствовала себя воистину счастливой женщиной. Конрад Штольц был еще более искусен в любовных ласках, чем ее первый мужчина, он буквально боготворил красоту девичьего тела: целуя и лаская каждый миллиметр жаркой юной плоти, особо останавливаясь на эрогенных зонах и чувствительных точках, эсесовец доводил девушку до оргазма, переходящего в экстаз, а когда происходило их соитие, Алиса и вовсе впадала в безумие, теряя связь с реальностью. Их крики наслаждения раздавались под сводами Изенштайна, сливаясь с бессмертными мелодиями великого Вагнера. Вспотев от рывков и движений, чувствуя под пальцами вздрагивающее от пережитого удовольствия прекрасное девичье тело, Конрад целовал Алису в ушки, слегка покусывая их мочки и шепча своим бархатным голосом: «Моя Валькирия…». Казалось, что в такие моменты немец действительно перевоплощался в древнего викинга, дикого, неудержимого варвара, ненасытного в любви, но в то же время – нежного и ласкового хищника, усмиренного гордой амазонкой. Холодное исландское утро встретило Алису в мягкой постели под пуховым одеялом. Ей совсем не хотелось вставать, но чтобы эта сказка продолжалась до бесконечности… Громкие звуки музыки – совершенно неуместной в логове нациста – заставили девушку встрепенуться, открыть глаза и прислушаться: не галлюцинации ли это? После такой бурной ночи любви вполне можно было сойти с ума. Но нет, всё правильно: вместо привычной вагнеровской оперы звучала 7-я симфония Шостаковича (она же - «Ленинградская» до мажор). Неужели Штольц, побывав в объятиях русской девушки и насладившись ее плотью, изменил своим убеждениям? Или же, как и Алиса, впал в любовное безумие? - Доброе утро, моя Валькирия, - Конрад вошел в спальную комнату с подносом в руках. Из фарфорового кофейника, возле которого стояли две белые чашечки с голубым узором, разносился ароматный запах давно забытого землянами напитка. За двадцать лет до рождения Алисы натуральный кофе был заменен его синтетическим аналогом без кофеина. – Как спалось? Девушка блаженно потянулась, слегка постанывая и улыбаясь своему Викингу. Робот-андроид с металлическим мужским лицом и фигурой атлета, напоминавший ожившую античную статую, вкатил в комнату тележку с завтраком. Алиса сглотнула слюнку при виде всей это вкуснятины: тарелка закусок, сыры и колбаски разных сортов, вареные куриные яйца всмятку, несколько видов хлеба и сладкой выпечки, джемы в баночках, фрукты в большой тарелке и разноцветные соки в стеклянных кувшинах. - Я еще не успел изучить твои кулинарные предпочтения, - как бы оправдываясь, произнес Штольц, - поэтому приказал своему роботу-повару приготовить всего понемногу. Для Алисы, привыкшей к синтетическим продуктам, натуральная еда была действительно чем-то необычным, сказочным, как и сам ее новый любовник – то ли викинг, то ли тевтонский рыцарь, то ли исчадие ада в черной форме… С аппетитом поедая «королевский завтрак» (как она сама про себя его назвала), Алиса спросила у Конрада, почему он вдруг решил изменить музыкальный репертуар, запустив сегодня утром «Ленинградскую симфонию» Шостаковича. Лицо эсесовца стало серьезным. - Мы, немцы, - ответил он холодно, - всегда уважали сильного противника – кем бы он ни был. Мой сослуживец, гауптштурмфюрер Карл Мюллер, воевал под Санкт-Петербургом. Он рассказывал: «Тогда, 9 августа 1942 года, когда в блокадном городе оркестр играл эту симфонию, мы поняли, что никогда нам не пировать в «Астории», празднуя взятие северной столицы большевистской империи. Мы ощутили силу русских, способную преодолеть голод, страх и даже смерть». (*) Когда Конрад говорил эти слова, его глаза стали похожими на две голубые льдинки, а скулы на лице нервно напряглись. (*) Источник: Владимир Желтов. Город выжил, потому что жил. Часть II. Невское время. Слова немца, воевавшего под Ленинградом, слегка видоизменены: «Концерт транслировался как по радио, так и по громкоговорителям городской сети. Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича могли слышать не только жители города, но и солдаты осаждавших Ленинград немецких войск. Один из них после войны признавался: – Тогда, 9 августа 1942 года, мы поняли, что проиграем эту войну. Мы ощутили вашу силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть.»