ЖЕСТОКОЕ ДАЛЁКО

… Алиса чувствовала себя школьницей, которую строгий учитель отчитывает за неправильно выполненное домашнее задание. Директор Института Времени, лауреат Нобелевской премии, академик Петров расхаживал взад-вперед по кабинету, а его подчиненные не смели даже пикнуть, пока их шеф вслух анализировал ошибки и промахи («ляпы», как он сам их называл) путешествия в далекий 1945-й и обратно, которое едва не закончилось трагически для его главных участников. - Подумать только, - заикаясь, возмущался Михаил Петрович: когда он волновался, его косноязычие становилось особенно заметным, - воспользоваться моим отсутствием в Институте из-за командировки на Марс, где мы с коллегами обсуждали перспективы погружения на два миллиона лет назад, в историческое прошлое красной планеты, чтобы узнать причины гибели некогда великой цивилизации, чтобы совершить такую авантюру! – Главные виновники «авантюры» пристыженно опустили головы. – Алиса Игоревна, - когда директор обратился к девушке, та вскочила, как ужаленная. – Да сидите Вы уже, в ногах правды нет… Вот что это такое, я Вас спрашиваю? – Петров, жестикулируя, потрясал фальшивыми «документами из НКВД». – На какой бумаге Вы печатали эту ерунду? Ответьте, будьте добры! - На синтетической… - пролепетала Алиса, уже готовясь назвать химическую формулу и состав искусственной целлюлозы. - А разве в ХХ веке, а тем более – в Советском Союзе 30-40-х годов, такая была? Нет, говорю я вам, - директор окинул взглядом притихших сотрудников, не было и быть не могло! Ваша бумага даже по цвету и оттенку отличается от той, которая использовалась органами внутренних дел и госбезопасности того времени: она слишком белая! А подпись Берии и печать Главного управления НКВД? - Михаил Петрович наслюнил большой палец и потер указанные реквизиты. – Они ведь даже не размазываются, а должны бы были, поскольку наносились чернилами. – После небольшой паузы академик Петров продолжил: - Дальше. Ваше удостоверение, - директор развернул небольшую книжечку с красной обложкой и прочитал вслух: - «Лейтенант госбезопасности Гусева Наталья Игоревна». Хм, неплохой псевдоним, скажу я Вам, - на минуту грозный академик улыбнулся и снова посмотрел на Алису. – А то некоторые наши придумывают себе нечто, наподобие: Ричард Генрихович Плантагенетов, - кто-то из сотрудников при этом хихикнул, - или, еще лучше, - он перевел взгляд на Полину, - используют в прошлом свои настоящие имена, что вообще запрещено нашими инструкциями. Так вот, - Петров снова пристально посмотрел на девушку в мундире лейтенанта, - из чего оно сделано? - Из пластика… - чуть слышно ответила Алиса, а потом вдруг произнесла, слегка повысив тон: - Но, Михаил Петрович, не могла же я срубить несколько деревьев и отправить их на переработку лишь для того, чтобы сделать эти бумажки? А как же защита окружающей среды? - В контексте сегодняшних событий в мире, - отходя от темы, сказал академик Петров, - Ваши доводы совершенно лишены смысла. Амазонская сельва почти полностью уничтожена центаврийскими пришельцами, Африка, по сути, превратилась в сплошную пустыню, Австралия… Впрочем, - он тут же поправился, - сегодня мы обсуждаем не экологические проблемы двадцать второго века, а нечто совершенно другое. Итак, - продолжил ученый, - Ваше удостоверение сделано из пластика, а не из картона, как это было принято в СССР в ХХ веке, более того, Вы умудрились присобачить в него цветное фото! Цветное! - Михаил Петрович развернул книжечку так, чтобы фото Алисы было видно всем присутствующим. – Не удивительно, что этот Гафуров так легко раскусил Вас и посчитал агентом иностранной разведки. В тогдашнем Союзе цветные фото были роскошью и на документы их никто не клеил. А теперь, товарищ лейтенант, - директор обратился к девушке, - выйдите на средину, пусть все на Вас хорошенько посмотрят. Алиса встала со своего места и подошла к академику. Даже НКВДистская форма была ей к лицу, а золотые погоны с красной продольной полоской посредине и двумя маленькими звездочками по обе стороны от нее сверкали и переливались в ярком свете ламп. - Вы, дорогая моя, на конкурс красоты «Мисс Галактика» отправлялись или на особо опасное задание? Из какого материала сшит Ваш китель? Опять из современного чуда органической химии, само название которого было неизвестно советским ученым, такого сверхпрочного, что его ни одним ножом не разрежешь, да? – Девушка молча кивнула в ответ. – И почему на Вас брюки, а не юбка? Женщины-военные в СССР носили стандартные юбки чуть ниже колен. - В штанах удобнее бегать… и драться, - смущенно ответила Алиса. – Я с детства никогда не носила юбок! Только штаны и шорты. – Она с вызовом посмотрела на директора Института, словно тот заставлял ее напялить на себя нелепый наряд 18 века, в котором невозможно было нормально передвигаться, или же испанское платье-тюрьму с высоким жестким воротником до самого подбородка, длинными рукавами и юбкой до пят, призванное его создателями скрывать женскую красоту, которая во времена инквизиции считалась греховной. - Удобнее ей, видите ли! – Сильно заикаясь, воскликнул академик Петров. – А о том, что своим внешним видом Вы подвергали опасности не только себя, подумать заранее нельзя было? А Ваши погоны? Они больше похожи на белогвардейские, чем на советские! Михаил Петрович продолжал возмущаться, яростно жестикулируя и заикаясь. Сам же директор Института Времени был одет в суперсовременный костюм – интерактивную тогу, внешне похожую на центаврийскую, которая меняла цвет и узор в зависимости от настроения ее владельца. Сейчас этот последний писк галактической моды приобрел бордово-красные оттенки, на его поверхности то возникали, то исчезали устрашающие монстры ядовито-желтого, салатового и фиолетово-оранжевого цветов - обитатели далеких планет, открытых пионерами Вселенной во время колонизации землянами других миров. На немного тучной фигуре академика Петрова эта одежда выглядела довольно-таки нелепо: в ней он напоминал римского сенатора периода упадка республики. - Полина Викторовна, - директор Института обратился к специалистке по ХХ веку, - ну я понимаю: Алиса Игоревна, молодая, неопытная девушка… Но вы-то, вы! – Он укоризненно покачал головой. – Могли же подсказать своей юной коллеге, что и как? - Михаил Петрович, - подала голос красивая женщина в полупрозрачном платье на короткий рукав цвета электро, подчеркивавшем все изгибы ее замечательной фигуры, чья голова была увенчана сверкающей диадемой с двумя драконами, - во-первых, я специализируюсь на 70-80-х годах 20-го века, а не на периоде сталинского тоталитаризма, поскольку считаю это время самой мрачной и кровавой страницей нашей истории, к тому же, хорошо изученной еще в 21-м веке. Во-вторых, у нас было слишком мало времени на подготовку… - Куда же Вы так торопились, что не могли дождаться меня из марсианской командировки? – перебил ее Петров. - Вы сами только что сказали, Михаил Петрович, что наша планета на грани экологической катастрофы, - ровным голосом ответила Полина. - Я этого не говорил! – встрепенулся нобелевский лауреат. – Ладно, - безнадежно махнул он рукой, - продолжайте… Бывшая жена космонавта Полоскова рассказала, как готовилась экспедиция в 1945-й, почему была выбрана именно Алиса Селезнева – выпускница гагаринской академии, в совершенстве освоившая авиацию того времени, к тому же, хорошо владеющая немецким языком, и почему так важно было спасти от неминуемой гибели нацистского ученого-микробиолога Конрада Штольца. - Кстати, как он? – академик Петров обратился к приглашенному на заседание хирургу Виталию Гельцеру (*) – этническому немцу, чей предок – Рудольф Гельцер – был участником антинацистского сопротивления в Дрездене и погиб во время бомбардировки этого прекрасного города британской и американской авиацией 14 февраля 1945 года... Лишь клятва Гиппократа вынудила врача оперировать и спасти жизнь эсесовца. - В 20-м веке он бы не выжил после такого ранения, - ответил доктор. – Однако, современная медицина помогла ему не только выжить, но и регенерировать поврежденные ткани. И даже, - немец улыбнулся, - восстановить его лицо, сильно покалеченное в застенках тюрьмы НКВД. Другой немец, присутствовавший на заседании – ученый из Бонна Вольфганг Рихтер, похоже, был удовлетворен результатом экспедиции. Он поблагодарил своего соотечественника Гельцера за его мастерство хирурга. Виталий лишь скромно кивнул на эти похвалы: - Я выполнял свой долг врача, не более того. Ричард Питерович Темпест — технический директор Института Времени, ответственный за создание, настройку и юстировку практически всех систем хронотранспорта – попытался разрядить обстановку, объявив об успешном испытании нового типа Машины Времени, установленной внутри корпуса старинного самолета, благодаря чему стало возможным возвращение Алисы Селезневой в 22-й век, но его перебил второй директор Института – Эдуард Эдуардович, замещавший академика Петрова в период его отсутствия: - Да о чем Вы вообще говорите? Рисковать жизнью молодой девушки ради эксперимента? Если бы я тогда знал, что подготовка к путешествию проведена из ряда вон плохо, ни за что бы не разрешил перемещение в 1945-й… - Кстати, а почему Вы не проконтролировали наших сотрудников, которые умудрились обвести вас вокруг пальца? – строго спросил Михаил Петрович своего заместителя. - Я… - слегка замялся Эдуард Эдуардович. – Ну Вы же знаете, что как раз в эти дни проходил галактический чемпионат по футболу… Согласно официальной версии, именно всеобщая вакцинация спасла землян от сильно мутировавшего вируса космической чумы (ученым из Института микробиологии удалось-таки идентифицировать возбудителя смертельно опасной болезни). Считалось, что центаврийцы сами занесли этот вирус, косивший их десятками и даже сотнями тысяч в день, на Землю, когда покидали свою родную планету. Когда счет погибших инопланетян пошел на миллионы, правительство Латомбы объявило о запрете любых рейсов из Галактического Союза и введении карантина. Альфа Центавра снова оказалась в изоляции – в этот раз, добровольной. И только немногие, избранные, знали, что на самом деле вакцина от смертоносного заболевания – это и есть генетически модифицированный Конрадом Штольцом вирус космической чумы, совершенно безопасный для землян, ставших, благодаря изобретению эсесовца, его носителями, но убийственный для пришельцев. Теперь всякий контакт центаврийца с человеком означал для чужака смерть. Павел Гераскин стоял у койки своей жены Хаашимины и смотрел, как она умирает, будучи не в силах ничем ей помочь. В его глазах не было слез – он прекрасно знал, какую цену пришлось ему заплатить за этот межрасовый брак. А вот их дети – трое мальчиков и девочка со смуглой с лиловым оттенком кожей и разноцветными глазами, унаследованными как от матери-центаврийки, так и от отца-славянина, горько плакали. Родственники Хаашимины стояли чуть поодаль, боясь заразиться, и о чем-то шептались за спиной Павла на своем гортанном языке.