Рядом с тобой.

Мы выступали всё это время вчетвером и теперь были уверены, что Дэ в скором времени присоединится к нам. Ведь в аварии его признали невиновным, и семья погибшего простила его. Потихоньку стало появляться всё больше сочувствующих комментариев, в то время как осуждающие поутихли. Я расслабился и надеялся, что в скором времени мы начнём работать над новым альбомом, но, похоже, для нас всё только начиналось. Джи пришла повестка с требованием пройти тест на содержание наркотических веществ в организме. Все, конечно, всполошились, но он заверил, что ничего не употреблял. Спустя полтора месяца завели уголовное дело. Лидер тогда был у родителей, а Ёнбэ и Сынхён приехали в общагу. Сынхён звонил мне, но я был не в состоянии видеть кого-то сейчас. Это случилось тогда в Японии, когда я перестал с ним общаться. Значит ли это, что я виноват?! Но ведь я не мог по-другому? Или мог? Я ведь мог поговорить с ним и разобраться? С одной стороны, я понимал, что он сам виноват в этом, но, с другой стороны, чувство вины поглотило меня. Я так сильно напился, что просто не помню, как добрался до дома, спасибо моим друзьям. Они, в отличие от друзей Джи, всегда были настоящими. В обед я спустился на кухню, и Сынхён молча протянул мне таблетку и стакан воды. Я просто кивнул, потому что слышать свой собственный голос сейчас было настоящим испытанием для меня. А Сынхён — заядлый любитель напиться — прекрасно понимал моё состояние, поэтому молча налил мне суп от похмелья и вышел в гостиную. Я кое-как поел и прилёг на диван перед телевизором. Сынхён в это время рисовал что-то, сидя в кресле. Через час, когда головная боль отступила, я принял душ и спустился обратно, наконец почувствовав себя живым. Только я опустился на диван, как входная дверь хлопнула, а через минуту показался Ёнбэ. Он явно нервничал и был очень зол. — Какого чёрта ты творишь, придурок?! Ты почему не отвечал на звонки?! Хочешь втянуть нас в ещё один скандал? Тебе Джи не хватило?! — Но, хён... — Заткнись, это ты во всём виноват!!! Он был нормальным, это ты своим поведением довёл его до такого. — Это не так, я... — но Ёнбэ не позволил мне объяснить то, что я хотел. — Заткнись, я сказал, — он схватил меня за ворот рубашки и приподнял. — Он так хорошо относился к тебе всегда, а что ты, неблагодарная сволочь?! Какого хрена ты вообще появился в нашей жизни, а? От тебя всегда были одни проблемы. Ёнбэ был просто в бешенстве, я перевёл взгляд на Сынхёна, но он даже не оторвался от своего рисунка. Я понял, что он согласен с ним. Хён отпустил меня с какой-то брезгливостью и вышел из комнаты. Я сидел молча, переваривая всё, что было сказано, и всё, что, думаю, он ещё хотел сказать мне. Я не был человеком, впадающим в истерику или бросающимся в слёзы, но сейчас ком в горле стоял такой, что мне казалось, что я задохнусь. Сердце бешено колотилось, на душе был тяжёлый груз и чувство ненужности. Я не плакал в самых сложных ситуациях, но сейчас меня просто дико трясло. Неужели обо мне все думают именно так? Я настолько плохой? Что же я сделал такого? К чувству вины, которое и так захлёстывало меня, прибавился ещё один неподъёмный груз. А кто успокаивал меня, когда мне было плохо? Джиён! Кто был со мной, когда я болел? Джиён! Кто всегда был на моей стороне? Ответ очевиден. Всегда только Джиён. Он занимал в моей жизни место больше, чем мои родные. Именно поэтому, когда через пару минут, в течение которых я пытался остановить свою истерику, он вошёл в дверь, я, как маленький ребёнок, бросился к нему. Слёзы, которые я так старался сдержать, полились по моим щекам, и истерика не заставила себя ждать. Он просто стоял и гладил меня то по голове, то по спине, говоря, что всё обязательно будет хорошо. От этого мне стало только хуже. Ёнбэ прав! Он во всём прав! Я — чёртов эгоист! Это ему сейчас нужна поддержка, а не мне, ему сейчас хуже всех. Джи поздоровался с остальными и отвёл меня, всё ещё всхлипывающего и прижимающегося к нему, к себе в комнату. Там Джиён лёг на кровать и потянул меня за собой, прижав к себе. Я начал потихоньку успокаиваться. — Джи, всё будет хорошо, мы и это переживём, — прошептал я. Мы лежали, упершись лбами, и между нашими губами была лишь пара сантиметров. — Я боюсь, что это может стать концом для меня, Сынри. — Никто не узнает, хён. Президент сделает всё для этого... Прости меня за всё, Джи. Джиён просто вздохнул и прижался ко мне ещё теснее. Расстояние между нами исчезло окончательно. Он посмотрел на мои губы; я знал, чего он хочет, и не собирался ему мешать. Почему? Потому что я, как дурак, думал, что этим смогу искупить свою «вину», позволяя ему касаться меня так, как он хочет, и отвечая ему (в разумных пределах). По крайней мере, подставлять ему зад я уж точно не собирался. Посмотрев в мои глаза, он, очевидно, прочёл в них ответ и горько усмехнулся, но тут же прильнул к моим губам. В поцелуе не было страсти, он просто прижался сухими губами к моим, мокрым от слёз, и, задержавшись так на несколько секунд, отстранился. Я думал, что на этом всё, но Джи поцеловал меня вновь, но уже глубже, языком пытаясь раздвинуть мои губы. Я не стал долго противиться и позволил ему проникнуть в рот, где он тут же коснулся моего языка своим. Вообще-то, опыта и у него, и у меня было более чем достаточно, но сейчас было ощущение, что это мой первый раз и мне снова пятнадцать. Мы целовались так несколько минут... Хотя правильнее будет сказать, что это он целовал меня, а я позволял себя целовать. Оборвав поцелуй, он тихонько простонал мне в губы и уткнулся носом в ключицы. Мы оба не стали обсуждать это. Полежав так полчаса, думая каждый о своём, мы уснули.