Осознанная необходимость

Это было не первое логово Шестого Дома, что Вирии выдалось навестить. Ей приходилось спускаться в похожие подземелья — и по воле случая, и по поручениям Храма. Но Илуниби, куда заслал её Кай… пещеры Илуниби оказались местом совершенно особенным. Было понятно, почему их когда-то облюбовали контрабандисты: чего же ещё им желать, как не тихой, но крайне удобной бухты — в стороне от нахоженных троп, но всё же достаточно к ним близко — и просторных пещер, чьи бесчисленные извивы туннелей станут ловушкой для всех незваных гостей? А для культистов… для культистов — нестройная песня воды, капелью сочащейся сквозь потолок, и влажная тяжесть воздуха, и отвлекать себя получается скверно. Ты же тоже слышишь её, ведь верно? Ту, другую песнь, песнь, которая сводит с ума? Песнь сладостную, песнь ядовитую, песнь, что кровью стучит в висках, песнь, что туманит разум? Она не отпустит тебя, эта липкая, прорастающая сквозь мысли и чувства гниль. Для нормальных людей и меров Илуниби была гиблым местом, ужаснейшим местом, и неспроста она сумела сожрать прекрасно обученный отряд Имперского легиона. Илуниби, подобно пиявке, высасывала бдительность… Они выскочили из-за угла, и Вирия, поглощённая невесёлыми мыслями, опасность заметила лишь тогда: двое, женщина с костяной дубинкой и безоружный мужчина — почти что обычные меры. Пока. Но чем-то иным им стать уже было не суждено. Они кинулись к Вирии, невнятно выкрикивая проклятия и угрозы, и влажное хлюпанье пола вторило им столь же нестройным эхом. Вирия отскочила в сторону, взметнув за собой веер брызг. Тяжёлое кованое древко ударило мужчину по голеням, вышибло из-под ног опору. Его товарка резко остановилась, качнувшись вперёд. Она развернулась к Вирии, занеся над головой свою дубину, — но только лишь для того, чтобы шеей встретить лезвие глевии. Мужчина тем временем хоть и с трудом, но встал — и Вирия, крутанувшись, вогнала ему под рёбра «локоть» двемерской стали. Больше он уже не поднялся. Вирия резко выдохнула и высвободила своё оружие, стряхивая с него кровавые брызги. Взглядом она задержалась на мёртвых телах, одновременно и ссохшихся, и влажно-блестящих, бледных и липких, болезненно-гладких, — даже без лобковых волос! — словно дождевые черви… Отпихнув с дороги мёртвую женщину, Вирия, двинулась дальше. Она старалась запоминать свой путь и, исследуя новые ответвления, в первую очередь проверяла дорогу направо. Упустить Дагот Гареса только лишь потому, что ей было не с руки заглянуть в какой-нибудь закуток, Вирии хотелось даже меньше, чем прогостить в Илуниби излишне долго, и всю паутину пещер она осматривала неспешно, внимательно и методично. Она ненавидела эти пещеры всем своим естеством. Простые культисты — голые, измождённые, полубезумные культисты — радовали её больше всего: они ещё сохраняют сходство с обычными мерами, они – неприятный, но обыденный и понятный враг. Но встречались и другие. Распухшие, грузные, с лицами, похожими на свечные огарки. Высушенные до самых костей, с огромными, ужасающими провалами в черепе. Закутанные в тряпьё, с трепещущим хоботком, растущим на лице… Последние пугают больше всего. Вирия не хочет к ним приближаться даже на расстояние удара, но метательные ножи у неё давно закончились, а с её скудными природными резервами магией долго не повоюешь. И она рубит, и колет, и разбивает тяжёлой перчаткой хрупкие кости, и через силу борется с тошнотой. Гнилостный запах болезни, тяжёлый, густой, одуряюще сильный, просачивается даже сквозь сделанный по телваннийской моде шлем. Но Вирия продолжает идти вперёд — её ведет песнь, что становится только громче. Приди ко мне, я так жду тебя, где же ты, где? Давно забытый, возрождённый вновь, под Красной горой отчаянное желание довести дело до конца, и вернуться в Балмору, и в объятиях обжигающе-жаркой воды соскрести с себя всю эту липкую, зловонную муть. Забыть Илуниби, как страшный сон… Но проблема в том, что свои настоящие «страшные сны» забыть всё никак не удаётся — они не оставляют её, преследуют Вирию даже наяву. Дагот Ур будет ждать тебя! Ты наконец сможешь сбросить проклятую кожу, проклятия кожу, приди же… Ты слышишь? Песнь раздаётся всё громче… Вирия продвигалась вперёд медленно, осторожно. Новый грот отличался от предыдущих: стылая неподвижность царила в воздухе, и пробивался сквозь камни неяркий, багрянцем окрашенный свет, и даже слуги Шестого Дома, заметив её, оставались медлительными и вялыми и нападали без прежней прыти, словно бы нехотя, через силу. Как и всё необъяснимое, это вызывало тревогу — и Вирия кралась, прижимаясь к стенам, и напряжённо прислушивалась к каждому всплеску, ко всякому шороху; лёгкие, спокойные шаги, что звучали откуда-то из-за поворота, она услышала издали. Он не таился, не прятался — но и не мчался вперёд, сопровождаемый шлейфом брызг. Не волочил ноги, не стонал, не вздыхал, и только лишь шелест одежд и случайные, редкие всплески сплетались с негромким звучаньем его шагов. Вирия, затаив дыхание, выжидала. Но шаги вдруг утихли, не преодолев последних трёх сотен локтей. Вирия напряглась, ухватила покрепче древко. Однако ещё до того, как она успела что-либо предпринять, тишину разорвали звуки чужого голоса. – Шестой Дом приветствует вас, лорд Неревар, – прозвучало раскатисто и торжественно — и следом, словно озвучив неожиданно пришедшую в голову мысль, было брошено краткое: – Или Вирия, как вы сами себя называете. Я известен как Дагот Гарес, священник Храма Илуниби, и под этими сводами — главный над слугами Шестого Дома, – представился незримый собеседник. – Мой господин, Дагот Ур, известил меня о вашем приходе. Мне поручено только лишь передать вам послание, лорд Неревар, вам нет нужды меня остерегаться. Она вышла ему навстречу, не опустив копья, подобравшись, как хищная кошка перед прыжком. Но она вышла ему навстречу. Зачем? Вирии и самой до конца не ясно. – Говори! – отрезала она. – Но не трать моё время даром. Чего он хочет? Что ему от меня нужно? С чего он решил, что я – это Неревар?! Дагот Гарес — закутанная в тряпьё фигура с мелко дрожащим хоботком, растущим на лице, — покачал головой. – Что ж, надеюсь, что в этот раз вы пришли сохранить дружбу моего господина, а не предать её. Знайте же, что Шестой Дом не погиб — он просто спал… И жрец говорил — мелодичным и хорошо поставленным голосом, так не вязавшимся ни с обстановкой, ни с отвратительным, неестественным обликом этого существа. Он говорил долго, и вдохновенно, и убедительно. Он говорил: о Шестом Доме и его таинствах, о святости Илуниби и наиболее славных из слуг Дагот Ура. Да, о своём господине он тоже не умолчал. – Лорд Дагот передал мне эти слова, чтобы я сказал их вам. Слушайте же! – воскликнул он и, возвышая голос, нараспев произнёс: «Когда-то мы были друзьями и братьями, лорд Неревар, в мире и в войне. И под Красной горой ты нанёс мне удар, хотя я охранял сокровище, которое ты сам просил меня охранять. Но, памятуя о нашей старинной дружбе, я готов простить тебя». Ворин, Ворин… Как же это всё на тебя… – Нет, – мотнув головой, отчаянно прошептала Вирия, – нет, прочь!.. Но Гарес её реакции не заметил — или же просто не обратил на это внимание. – Мой господин приглашает вас прийти к Красной горе, лорд Неревар, – любезно сообщил ей жрец. – Ради дружбы и славы, которые вы когда-то делили, он наградит вас силой и сделает своим советником, если вы захотите возродить эту дружбу. Я – не мой повелитель, хотя я бы тоже сказал вам… – и Гарес отвесил ей полупоклон, – придёте ли вы с оружием, чтобы сокрушить нас? Или же уберёте оружие, чтобы присоединиться к нам, лорд Неревар? – Это… очень лестное предложение, сэра, – сказала она учтиво. Вздохнув, на мгновение прикрыла глаза. Выпалила, сердито и зло: – Вот только я – не Неревар! И Вирия, обеими руками перехватив свою глевию, ударила его в грудь — туда, где должно быть сердце. Лезвие пропороло сухую плоть с тошнотворным, неестественным хрустом; сила удара заставила Дагот Гареса пошатнуться. Вирия знала, что такие, как он, смертны не в меньшей степени, чем обычные меры — и вполне уязвимы для доброй двемерской стали. Это был верный удар, смертельный удар… но главный жрец Илуниби не умер, он даже сумел устоять на ногах! Худыми бледными пальцами, похожими на паучьи лапки, он медленно, осторожно коснулся древка, торчащего из груди. По-птичьи склонил свою уродливую голову набок, словно во что-то пристально всматриваясь. И неожиданно захохотал — громко, самозабвенно, вскинув голову и сотрясаясь всем телом. Вирия явственно чувствовала, как холодеет текущая в её жилах кровь. – Ты думаешь, что твои решения что-либо значат? – проговорил, отсмеявшись, жрец. – Но это ложь, ведь всё уже предрешено. Неровные тени рисовали на его изуродованном лице издевательскую усмешку. Вирия содрогнулась. Вложив в последний удар все свои силы, она оттолкнула Гареса к стене. Но он снова сумел устоять на ногах и всё так же не выпустил древко: своими хрупкими, тонкими пальцами он обвил его только крепче… А потом, поведя плечами, Дагот Гарес шагнул вперёд. Тишину разогнали влажное хлюпанье, шорох одежд и хруст — звук не живого тела, а яичной скорлупы под подошвой тяжёлого сапога. И вскоре к ним присоединился и голос. – Мой господин… – прошелестел жрец, с натугой шагнув вперёд, – мой господин это предвидел. – Шаг, хруст и всплеск. – И именно так… – ещё один шаг, – так, как желает мой повелитель… – сухая рука, выпустив древко, взметнулась вперёд и вверх и застыла прямо перед глазами оцепеневшей Вирии, – да, так ты придёшь к нему — его плотью и в его плоти! Кончики пальцев легко, почти невесомо коснулись глухого шлема, но Вирии показалось, что именно ей в то мгновенье разбили рёбра, пронзили сердце. Боль ослепила, разжала пальцы… Дагот Гарес рухнул на землю как куль с тряпьём — будто неведомый кукловод разом обрубил все нити, на которых держалась его никчёмная жизнь.

А следом упала и Вирия.