Действие первое. Надежда
– Это... весьма необычная история, сэра Вирия, – произносит наконец Атин Сарети. Комната вновь заполняется тишиной — не тяжёлой, тревожной тишью, но спокойным, умиротворенным молчанием сытых хищников. Вирия ждёт, не спуская внимательных алых глаз со своего собеседника. Вирия дожидается. – Вы знаете, в чём заключается долг Хортатора, мутсэра? – интересуется серджо Сарети, но тут же и сам со значением изрекает: – Хортатор ведёт за собой народ, делая дело. «Совершая подвиг», я мог бы сказать — и это во многом верно. Хортатор – это вождь, который выигрывает каждую битву и воодушевляет своим примером. Это герой, который бросает вызов — и побеждает. Он не обязан выказывать благочестие, или благородство, или благоразумие. Он не обязан нравиться. Хортатор просто должен побеждать — и вести к победе других. Но к какой победе собираетесь вывести данмеров вы, мутсэра Вирия? – Я хочу победить проклятие Красной горы, – коротко отвечает она, ничуть не слукавив. И пусть для неё победа будет значить и нечто совсем иное, Вирия знает, что для сидящего напротив мужчины сия победа важна не меньше. – Дом Редоран ближе прочих знаком с угрозами, что исходят от Красной горы, – вторя её мыслям, кивает Сарети, – и яснее прочих видит исходящую от неё опасность. В борьбу с Шестым домом и Дагот Уром мы вкладываем немало усилий — пусть и не все наши начинания равно успешны. Вас не должно удивить, что ваши успехи сумели привлечь внимание дома Редоран, мутсэра. – Мои успехи? – поддерживая игру, переспрашивает Вирия. – Да, ваши успехи в противоборстве с Дагот Уром, мутсэра: Субдун, Илуниби, Турейнулал, Хассур, Асемману… – перечисляет Сарети. Не все названия ей знакомы, но и оставшегося хватает с избытком — это логовища Шестого дома, которые Вирии довелось зачищать. – В этих именах увековечена ваша воинская слава: вы одерживали победы там, где другие терпели лишь поражения. Однако же, – он поднимает вверх указательный палец, – этим дело не ограничивается. То, как к выгоде вашего Дома вы повернули освобождение Асемману, говорит о многом. Вирия тонко улыбается, и рассчитанности здесь столько же, сколько и искренности. Исходом асемманского предприятия она по праву гордилась: именно тогда герцог Дрен пообещал в скором будущем обеспечить ей кресло советника. Вернув в лоно Храма мантию святого Рориса, преуспев там, где подчинённые Берела Салы потерпели поражение, она позволила архиканонику Сариони приструнить ординаторов — и удерживать их от действий, враждебных дому Хлаалу. – Вам знакомы правила игры, – продолжает меж тем Сарети, – и вам по силам будет преодолевать препоны Советов... И вы спасли моего сына, ничего не прося взамен. Моей благодарности не выразить словами. – И я спасла вашего сына, – соглашается Вирия. Они не говорят о подробностях, — о том, что Варвура Сарети держал в заключении Болвин Веним, и о дерзком побеге, — но непроизнесённым остаётся и многое другое. То, например, что в имении редоранского грандмастера Вирия оказалась по одному из заданий Гильдии воров — или же то, что серджо Драм Беро был абсолютно прав, и не всякая выгода измеряется золотом. Вложения в Атина Сарети окупились с лихвой. – Моей благодарности не выразить словами, – повторяет он, – и поэтому я называю вас Хортатором дома Редоран, мутсэра. Я называю вас Хортатором и надеюсь, что для нашей победы вы сделаете всё необходимое. Я также обещаю, что использую всё своё влияние на остальных членов совета, но, увы, есть одно препятствие… Вирия знает, куда дует ветер. Нахмурившись, она вопрошает негромко: – Вы полагаете, что грандмастера склонить к сотрудничеству мне не удастся? – Болвин Веним никогда не назовёт чужеземца Хортатором, – отрезает Сарети. Мягче, но столь же решительно он добавляет вслед: – Но решение есть. Если у вас будет поддержка Совета дома Редоран, может быть, Веним согласится на почётную дуэль… Вирия кивает, и в уме она без промедления начинает решать эту задачку. Да, политические дуэли… Кому, как не Надежде дома Редоран, предлагать ей такое решение, ведь именно так Сарети когда-то отстоял своё место в Совете? Сейчас его влияние среди редоранцев сильно как никогда — как и расхождения с грандмастером. Неудивительно, что, когда Варвура Сарети обвинили в убийстве, Веним лично взялся за охрану обвиняемого, а по сути, обзавёлся ценным заложником. Виновен ли младший Сарети, Вирии неизвестно, — но знает она достаточно. То, например, что любви друг к другу Сарети и Веним явственно не пытают — или же то, какую выгоду первому принесёт кончина второго. Видно, рассчитанности в словах и советах серджо Сарети было не меньше, чем искренности. – Что же, дуэль так дуэль, – пожимает плечами Вирия, – я буду готова. Надеюсь, милостью Капитана мне уготована только победа. Серджо Сарети неожиданно усмехается, будто бы с легкой издёвкой, и нараспев произносит: – Дух Неревара да не оставит нас в час нужды! О, нет, — Вирия дёргает уголком рта, — к добру или к худу, но он не оставит. Отблеском боли, погибели и чужой ослепительной славыон уже здесь. Действие второе. Клинок
Общаться с Мерциусом Вирии нравилось: управляющий альд’рунского отделения Гильдии бойцов был мужчиной прямым, и открытым, и честным. Он не юлил, не хитрил, не поглядывал со значением, изрекая совсем не то, что было у него на уме. После переговоров со всем редоранским Советом Вирии было в радость немного забыть о политике и обсудить с умелым бойцом свою предстоящую дуэль. Самое важное она уже успела выяснить самостоятельно, расспрашивая и рассыпая септимы, — сила и выносливость, достаточные для фамильного эбонитового доспеха, акавирские клинки, яростный град атак… — но добрый совет никогда не бывает лишним, ведь так? – И, значит, ты задержишься в Вивеке, верно, Вирия? – переспросил Мерциус. – Да, не без этого, – согласно кивнула она, – сначала дуэль, а следом — разговоры, переговоры и уговоры, всё как обычно. – Это хорошо, ты сможешь сделать всё, что нужно, – рассеянно пробормотал Мерциус. Вирия не успела спросить, что он имел в виду. Имперец — прямо, открыто и честно — сказал ей: – Ты должна убить гильдмастера Сжоринга Жесткосердного. Вирия чудом удержала себя в руках: ещё бы чуть-чуть, и бренди пошёл бы у неё носом. Но она аккуратно, нарочито медленно отставила в сторону бокал, вздохнула и любезно поинтересовалась: – Что, прости? – Единственный способ спасти Гильдию бойцов от заразы Камонны Тонг – это избавиться от Сжоринга Жесткосердного и его людей, – «И меров, – мельком подумала Вирия, – киродиильский язык бывает таким расистким!» – Сейчас не самое подходящее время, не буду спорить, – продолжал Мерциус, – но вскоре может быть уже поздно. Именно ты помогла мне установить связь с господином Стейси… я не очень-то одобряю Гильдию воров, но в этой борьбе они наши главные союзники. Нам всем хорошо известно, какую опасность несёт связь Камонны и Сжоринга, а в эти беспокойные времена даже страшно представить, какие беды может принести такой союз. Ждать больше нельзя! О, множество нежных и ласковых слов, обращённых к сэре Мерциусу, просятся ей на язык, слов о бесцеремонности, и несвоевременности, и неприглядном желании Вирией нагло воспользоваться — но её жесткий, расчётливый ум вывел её на неожиданную дорогу. Впереди, за очередным поворотом Вирию поджидает борьба за хортаторство дома Хлаалу, где главным её противником станет как раз таки крайне натыкаемый Орвас Дрен, грандмастер Дома и лидер Камонны Тонг. Ущерб, нанесённый Камонне, ослабит и позицию Дрена, а потеря поддержки Гильдии бойцов внесёт сумятицу в работу организации, что так сильно полагается на жёсткие структуры и строгую иерархию. Если Вирии удастся воспользоваться этой слабиной, то… Упершись локтями в стол, Вирия опустила голову на сплетённые в замок пальцы и с усмешкой переспросила: – Убить Жесткосердного, говоришь? – Одного этого мало, – покачал головой Перциус, – нужно очистить всю верхушку Гильдии. Я доверяю Хрунди, и я слышал, что Айдис Огненный глаз больше не является его главной сподвижницей. За это стоит благодарить вас со Стейси, ведь так? – Верно, – соглашается Вирия, вспоминая о той причудливой комбинации взятки и шантажа, которой стала для даэдропоклонницы Айдис Чаша Горькой милости, – без меня тут не обошлось. – Тогда остаётся Лорбумол гро-Аглак. С ним нужно разобраться — и дорога к Сжорингу будет свободна. И Вирия соглашается, улыбается и строит планы, не давая волю тёмному, точно беззвёздное небо, густому, как ил из Масоби, порыву на боль отвечать чьей-то болью, порыву, что песня, текущая ядом по венам внушает своему раздражению. Впрочем, в последовавшем чуть погодя разговоре с Гилдан она уже отнюдь не так рассудительна. – Серджо Сарети поведал мне об удивительных слухах, друг мой, – произносит она обвиняющим тоном. – Говорят, что Вирия из Анвила работает на имперскую разведку, ты представляешь? И откуда же пошли эти толки, скажи мне на милость? – Мне-то откуда знать? Я тут не причём… Да и какой мне резон о таком болтать, сама посуди! – отговаривается босмерка. Вирия устало смахивает со лба волосы, не думая касается того места, где скрывается закрашенная татуировка. Обманчиво ровно она говорит: – Я знаю, что Клинки кишат крысами, Гилдан. Знал это и Кай, и, думаю, знают и остальные. И всем вам следует знать ещё кое-что: если я выясню, что кто-то из вас меня слил, я придушу предателя его собственными кишками. Не стоит со мной шутить. Профессиональная выдержка маскирует эмоции босмерки, но Вирия замечает и страх, и брезгливость. Гилдан – не оперативник, она «ведёт» Совет Редоран, собирая и анализируя информацию, и не сталкивается ежедневно с насилием и жестокостью этой земли. Но коллега не может не понимать, что Вирия не разбрасывается угрозами попусту — пусть даже в реальности её действия могут быть и куда как менее красочными. Вирия всегда отличается эффективностью. – У меня для тебя задание, агент. Ты отправишься в Вивек… – Но я прикреплена к Альд’руну! – перебивает её Гилдан. – С отъездом Косадеса я теперь ваш командир, – отмахивается от возражений Вирия. – И я отправляю тебя в Вивек. Воспользуешься проводником Гильдии магов — я договорюсь с Эльберт и Эрраниль, так что лишних вопросов не будет, — и передашь от меня два письма. Первое – для советника Курио, у него особняк в кантоне Хлаалу, – наставляет она. – Мою печать там должны узнать. Второе – для джентльмена Джима Стейси, и как найти его, я оставлю подробные инструкции. Скажешь, что от господина Перциуса Мерциуса, запомнила? Что же, недаром ведь Кай дал наследникам этой судьбы, незавидной и горькой, проклятия роком отмеченной Вирии власть над всеми Клинками острова Вварденфелл? И не в том она положении, чтобы растрачивать попусту свои преимущества. Нынче игра ведётся по-крупному.Действие третье. Боец
Такого масштаба события здесь происходят нечасто. Право на поединок – достойная и древняя традиция, уходящая корнями аж к основанию Ресдайна, и вполне обыденный способ разрешения противоречий, особенно когда дело касается знати — и политики. Спросите у любого из местных, и с пугающим воодушевлением вам поведают об Альдосе из дома Редоран, заносчивом, и самовлюблённом Альдосе, попытавшимся присвоить чужое место в Совете. Да, вам расскажут о том, что Альдос был неуязвим для яда, магии и кровоточащих ран — и как Атин Сарети забил его насмерть дубиной. Весёлый они народ, эти данмеры. Право на поединок – достойная и древняя традиция, но не каждый день чужеземка, желающая называться Хортатором, бьётся за это право с грандмастером дома Редоран. И стоит ли удивляться, что Арена кишит народом? Здесь и «красный» Совет, в полном составе приехавший из Альд’руна — разве не трусостью было бы отсидеться дома, когда судьба Дома решается в Вивеке? Но и без редоранцев влиятельных личностей более чем хватает: тут вам и представители имперских гильдий, и офицеры Легиона, и жрецы, и важные господа из других Домов — и даже сам герцог Дрен… и серджо Хлаалу Драм Беро, известный своей паранойей, — неузнанный, старательно прячущий лицо. Разве же можно подобное пропускать? Знатные и богатые не мешаются с чернью, им отведены отдельные ложи, ряды и трибуны. Но сильные мира сего, как и всегда, не столь многочисленны, как люди и меры низкого звания. Многоголосая, многоглавая, жадная до зрелищ толпа, что собралась на Арене, – это скорняки и сапожники, столяры и стеклодувы, пивовары и повара, портные и прочие, прочие, прочие, всех и не перечесть! И снуют меж рядов суетливые разносчики, предлагая сей невзыскательной публике пирожки из клейкого риса, засахаренные яблоки и плохонький мацт, развозимый в хороших дубовых бочках: любые зрелища смотрятся лучше на сытый желудок… а зрелище нынче ожидается знатное. Не каждый день на Арену выходят грандмастеры и хортаторы. Трудно было бы представить себе более несхожих противников. Серджо Редоран Болвин Веним, облачённый в эбонитовую броню, высокий и статный, «с открытым лицом и открытыми помыслами» — в соответствии с негласным дуэльным обычаем, — и Хлаалу Вирия в глухом индорильском шлеме, гребень которого едва доставал противнику до плеча. Да, в полном индорильском доспехе, какой в Вивеке дозволено носить лишь ординаторам, посмела она заявиться на поединок — неслыханная дерзость! Но на Арене царят иные законы. Они стоят друг напротив друга, редоранский воитель, вооружённый даэдрической дайкатаной, и боец из Хлаалу с эбонитовым копьём. Женщина молча кланяется, приветствуя противника и народ, мужчина – дёргает головой в подобии полупоклона-полукивка и произносит сквозь зубы: – Покончим с этим фарсом, н’вах! Ответную ухмылку Вирии из Анвила скрывает прихотливое забрало индорильского шлема. Ещё мгновенье назад неподвижная, словно статуя, она срывается с места — скользит вдоль края Арены, кружась и выписывая копьём восьмёрки и петли. Так же внезапно она застывает, и вскидывает вверх руки, и переменчивая толпа аплодисментами привечает эту позёрскую демонстрацию мастерства. Серджо Болвин Веним молча вынимает из ножен клинок, заносит его над головой — и атакует. Мастерству редоранского мечника — тому, как умело он сочетает акавирские техники с теми, что были взращены на морровиндской земле, — праздному зрителю остаётся только завидовать; он силён, и напорист, и непредсказуем, и, несмотря на тяжёлые доспехи, на редкость проворен. Наслаждаться чужим умением Вирии из Анвила сейчас недосуг. Со стороны это очень красиво: водоворот красного, чёрного и золотого и музыка, что исполняют меч и копьё, взрезая воздух Арены. Болвин Веним нападает, настойчиво и непрерывно, не выжидая, пока противник ошибкой подарит ему победу. Болвин Веним нападает, Вирия — ускользает, и держится на расстоянии, и отводит атаки копьём. Противник теснит её и владеет полем сражения… Но у Вирии есть план. В едином, слитном движении Веним заносит дайкатану, бросается вперёд и бьёт наискось, целясь в зазор меж наплечником и шлемом. Вирия не без труда уворачивается, отскакивает назад, взметая песок. Противник не даёт ей передышки: дайкатана тут же взвивается вперёд и вверх, метя в подмышку. Копьё схлёстывается с мечом, отводит удар в сторону — и Вирия контратакует, стремительно, мощно. Веним всем телом бросается ей навстречу — копьё проносится мимо цели, — и дайкатана, описав дугу, летит к индорильскому шлему. Литое древко перебивает удар; Болвин, не растерявшись, уходит в сторону и атакует слева. Вирия отскакивает назад, и клинок впустую скользит по её наплечнику. – Может, сдадитесь, пока не поздно, сэра Веним? – выкрикивает она. Мужчина в ответ лишь коротко, зло смеётся и снова кидается в бой. Со стороны это очень красиво: прилив, что раз за разом завоёвывает неверную сушу, но неизменно теряет всё прежде захваченное. Стонет эбонит, когда древко копья встречается с голенями, защищёнными доспехом. В бессильной злобе сверкает даэдрическая сталь, жаждущая крови. Пот проступает на лбу, струится у Вирии вдоль хребта. Но серджо Болвин Веним устаёт быстрее. – Сдавайтесь, сэра! – побуждают его — с безопасного расстояния. Движения редоранца становятся скупее, размереннее, но они всё так же сильны и быстры, по-прежнему смертоносны. Он атакует, снова и снова, а Вирия – кружит, и отскакивает, и не подпускает противника ближе длины копья. Даже в тяжёлых латах Болвин Веним и ловок, и скор — но нынче Хлаалу Вирия попроворнее. Она вопрошает, громко, насмешливо: – Что станет большим ударом для вашей гордости, сэра? То, что я женщина? Чужеземка? Хлаалу? Болвин Веним не разменивается на разговоры — мчится вперёд арбалетным болтом и едва не рассекает её наискось, от плеча и до поясницы. От удара Вирия уходит влево, дайкатана почти что целует песок и взвивается вверх, метя в незащищённый участок бедра. Девушка резко парирует, отбрасывая клинок назад. Веним, исподволь подобравшийся к ней почти вплотную, с силой таранит Вирию плечом. И вот она — на спине. От летящей навстречу дайкатаны Вирия с трудом уворачивается, извернувшись всем телом, точно змея. Песок взметается, точно штормовое море. Болвин Веним отвлекается, и Вирия, в отчаянном прыжке выныривая у него за спиной, бьёт в сочленение у колена. Он реагирует слишком поздно. Кровь струится по эбониту, кровью окрашен песок, и вид пошатнувшегося грандмастера будоражит кровь у жадных до зрелищ зрителей. – Сдавайтесь, сэра: мне не слишком хочется вас убивать, – выкрикивает Вирия, держась поодаль. Не стоит забывать, как опасен раненный зверь. – Ты, должно быть, труслива, если можешь представить подобное, – рычит Веним, крепче перехватывая дайкатану. – Благородные мужи не отступают перед животными. Я презираю тебя, – он сплёвывает, морщится и принимает стойку, выставляет перед собой клинок. – Ну, давай! Попробуй убить меня, шлюха! И Вирия идёт ему навстречу, кружась и выписывая копьём восьмёрки и петли. От встречной атаки она уходит в прыжке — и, встав на ноги, коротко и резко вонзает копьё грандмастеру в глаз. Будь на Арене лорд Вивек, он бы узнал приём, столь любимый его Хортатором… но разве живым богам есть дело до смертных склок? Тяжёлое мёртвое тело грузно оседает на землю. Вирия отворачивается, укоризненно качает головой и стягивает свой шлем. – Добрые жители Морровинда! – кричит она, поочерёдно глядя то на толпу, то в золотое ординаторское забрало. – Не верьте бесстыдным слухам! Нет, я не посягаю на славу и имя лорда Неревара — с ним никому не сравниться. Но в этот тяжёлый час я стану для вас тем Хортатором, что приведёт нас к победе. Тем, кто вернёт этим землям былую славу. Наследников пророка Велота не побороть никому, никогда! Хай Ресдайния! Ты слышишь их, слитых в едином порыве, с восторгом незрячим и именем на устах — лишь одним, как и раньше, тем именем, перед которым трепещут враги, да, этим прозванием грозным… лорд Индорил Неревар, хай Ресдайния!Действие четвёртое. Серджо
Вода обжигающе горяча, но тебя и твоих сородичей трудно смутить огнём или жаром. Паром полнится воздух, а с тебя стекает свинец усталости. Как же всё это высасывает и силы, и разум, и волю, не так ли, Хортатор? Душит, подобно удавке? Чужие, знакомые руки ложатся тебе на излучины между плечами и шеей: прикосновение это сначала легко и нежно, почти невесомо, но исподволь наливается силой. Он умело массирует тебе плечи, спину и голову, и ты невольно жмуришься, попадая в блаженный плен этого томительного наслаждения. – Нет-нет, не останавливайся! – восклицаешь ты, когда колдовские руки застывают на месте. Но он не слушает — он никогда не слушает! — и, наклоняясь ближе, жарко шепчет в твоё заострённое ухо: – А с ядом было хитро придумано, тебе есть чем гордиться! – Это не яд… – отрицаешь ты вяло. – Но спасибо. Никаких подозрений, да — и никакого прямого вреда. Верно, так он быстрей уставал… но, благо, и спал он, верно, получше меня, и лучше питался. Я не самоубийца, нет… и зелье всего лишь слегка уравняло шансы. – Об этом и речь, – вторит он, и длинные изящные пальцы, — горячие, точно застывшее пламя, — лаская, касаются твоих ключиц и скользят всё ниже, ниже… – Великолепно… Ты открываешь глаза: его лицо совсем близко, и кончики длинных чёрных волос оказались в воде. Он наклоняется и губами касается ока татуировки, что метит твой лоб. Его поцелуй почти невесом — легок и нежен, как крылья бабочки. Отстранившись, он глядит на тебя с огнём и печалью в глазах — и ты повторяешь, с отчаяньем в голосе: – Не останавливайся! И он возвращается тут же, и ты, подавшись навстречу проснулась, дрожа от холода: вода остыла давным-давно. Тряхнув головой, Вирия проворно вылезла из роскошной серебряной ванны, которой любезно предложил ей воспользоваться серджо Хлаалу Крассиус Курио, и телекинезом притянула к себе полотенце. Мгновения отдохновения, сколь желанными бы они ни были, не следовало длить дольше необходимого. Впереди ждало неотложное, срочное, важное — мешкать было некогда. – Хортатор, пышечка, – это лучший воин, который ведёт за собой других, вдохновляя их своим примером, – вскоре ораторствовал перед ней Курио. – Он бросает вызов героям вражеской стороны. Он отправляется в долгие, отчаянные походы. Он в одиночестве входит в цитадель врага. Он встречает опасности, которые никому в Доме не по силам — или не по мужеству… И вы хотите стать Хортатором, сладенькая моя? – Верно, Крассиус, – согласно кивнула она, – хочу. Вы же меня поддержите, друг мой? Мужчина делано нахмурился, прищёлкнул языком и с сожалением произнёс: – Жаль, жаль, что Орвас Дрен не захочет, чтобы ты была Хортатором, кисонька. И мало кто из советников захочет рисковать неодобрением сэры Дрена. Но твоя яркая страсть, твоя изысканная ранимость заставляют меня рисковать всем и бросить вызов Орвасу Дрену! – с чувством воскликнул Курио, вскинув руки. – Да, солнышко, я назову тебя Хортатором! Но хочу тебя кое о чём попросить… – Я вся внимание, серджо, – Вирия побуждает его продолжать. – Быть может, радость моя, вы подарите мне поцелуй? На краткую россыпь мгновений она усомнилась в реальности происходящего, но достаточно быстро пришла в себя. Крассиус Курио… Крассиус Курио был господином с причудами, и истолковывать его мотивы и побуждения было по большей части занятием бесполезным, почти опасным. Вирия не торопясь встала с кресла, преодолела разделяющее их расстояние и, наклонившись, легко и нежно поцеловала советника Курио — в лоб и в губы. В густой, оглушительной тишине Вирия вернулась на место; Крассиус прочистил горло. – Как мило и заботливо! – сказал он непринуждённо и жизнерадостно. – Вы сделали меня счастливейшим человеком в Вивеке. А теперь, тыковка, время вам получать подарки. И у меня есть как раз то, что вы хотите. Будучи советником дома Хлаалу, я проголосую за ваше избрание Хортатором. А что до аудиенции с герцогом, то я всё устроил, как вы и просили… золотце, вам предстоит весьма насыщенный вечер! Сверкнув довольной улыбкой, Вирия мягко поинтересовалась: – Ваша поддержка дорогого стоит, Крассиус. Как я могу вас отблагодарить? – Полно, полно, душа моя! – замахал он руками. – К чему нам вести счета и опошлять эту нежную дружбу низменной бухгалтерией? Мне было в радость помочь вам, и… как же там было…о!Плутовка рыжая, я вижу ясно, Что вышел из тебя игрок прекрасный. Тебе почту за счастье подыграть — Мне голову не хочется терять, –
неожиданно продекламировал он и, видно, увидев у Вирии на лице не слишком уж скрытое недоумение, с удивлением произнёс: – Ах, золотце, вы ни разу её не видали? Хотя… не так это и удивительно, если подумать… Когда всё это закончится, мы с вами отправимся в Нарсис, радость моя, – пообещал он твёрдо. – «Весёлую вдовушку» нынче они, конечно, не ставят, но «Массер» и без того никогда не разочаровывает.* – Когда всё это закончится, – согласно кивнула Вирия. Но путь ещё долог, и тяжек, и непредсказуем. Вечером Вирия отправляется в Эбенгард, на ужин с герцогом Дреном. Крассиус устроил всё, как она и просила, и по собственному почину подготовил весь антураж, от изящной золотой диадемы до тонкого батистового белья — и ещё бархатные туфельки с золотым шитьём, и ожерелье с крупными аметистами, и шёлковые перчатки, и пояс из витых шнуров. Сочного пурпура платье Вирии подошло идеально, и то, как Крассиус угадал с размером, её ни капли не удивило — в отличие от сдержанного, даже скромного кроя. Советник Курио полон сюрпризов, мутсэры!.. Последним штрихом стали кольца: кошачья желть подарка Мефалы, и строгая белизна, отмечающая Хортатора Редорана, — и, конечно, Луна-и-Звезда. Глядя на это её украшение, серджо Хлаалу Ведам Дрен задумчиво произносит: – Мой отец говаривал: «Если что-то кажется невероятным, то не верь в это». Из того, что мне доводилось слышать, ваша история довольно замечательна и без всяких древних пророчеств. Предлагаю вам держаться собственной репутации, а сверхъестественное оставить прорицателям и святошам. – Берел Сала называет меня агентом имперской разведки — и Нереварином-самозванцем, – пожимает плечами Вирия. – Трудно оспорить первое, полностью упуская из виду второе. Я не хочу вражды со всем Храмом, и слухи я не поощряю — но и бороться с ними не вижу особого прока. Впрочем, – тонко улыбается она, – любой желающий может примерить это кольцо, я буду только рада. – У Берела Салы причин испытывать к вам симпатию крайне мало, мутсэра Вирия, – усмехается герцог. – Но сами вы… чего вы добиваетесь, Хлаалу Вирия? Что вам нужно? Вирия, не спуская с него внимательных алых глаз, отрезает себе небольшой кусочек баранины. Не торопясь отправляет его в рот. Запивает мясо вином. Промокает губы льняной салфеткой. Улыбается — резко, хищно. – Что мне нужно? – переспрашивает она, но тут же сама отвечает: – Вам ли не знать, серджо Дрен? Мне нужно всё, что вы можете дать. И в ответ я готова взять на себя ту ношу, что никому больше в Доме не по силам… или не по мужеству. Вам ли не знать, что я отличаюсь редкостной эффективностью?Действие пятое. Крысолов
Беседа с герцогом Дреном вышла воистину содержательной. Однако же вечер на том не закончился, и Вирии предстояло ещё немало работы. Под покровом невидимости она проскользнула в один примечательный дом в кантоне святого Олмса — дом, который, по слухам, наводнили призраки, и он же — дом, в котором скрывался известный своей паранойей серджо Хлаалу Драм Беро. Хватая удачу за руку*, Вирия уговаривала его поддержать её притязания, и он согласился, как не так уж давно соглашался ходатайствовать за неё в Совете. – Да, я отдам свой голос тебе как Хортатору, – говорил он негромко и веско, – но один голос ничего не значит. Инглинг – глупец. Ты можешь подкупить его или убить, если к уговорам он будет глух. Крассиус Курио – человек страсти, и им можно управлять. Но Веланда и Нивена – меры Орваса Дрена, и они ничего не сделают без его одобрения. – Благодарю вас за совет, серджо, – отвечала, вежливо улыбаясь, Вирия. Беро был умён, сговорчив и дальновиден, и переговоры закончились ожидаемо — ко взаимной выгоде и взаимному удовольствию… Но что же, не особняк ли Инглинга Полутролля стоял на этом же ярусе кантона святого Олмса? Самое время было нанести ему визит, и советник Инглинг любезно согласился её принять и любезно выслушал всё, что Вирии было ему сказать. – Это трогательная история, – ухмыльнулся он под конец, – но если у тебя нет тысячи дрейков, ты не получишь мой голос. Пристально глядя на дюжего норда, что сидел напротив, Вирия переспросила, не скрывая угрозы в голосе: – Вы хотите от меня взятки, сэра? – Я что, недостаточно ясно выразился? Тысяча дрейков — или проваливай! – самодовольно заявил ей Инглинг. Вирия, моргнув, воззрилась на советника Полутролля с брезгливым недоумением. Кого он видит перед собой, лишь хрупкую женщину в дорогом наряде? Инглинг ведь был на её дуэли и видел, как Вирия убивала Болвина Венима! Да как он осмелился!.. грязный свой рот открывать, дерзить и твой слух оскорблять своими бессмысленными, бесстыжими притязаниями? Когда его предки в хлеву зажимали овец, твои к вящей славе Ресдайна сражались, и нет их вины, что предательства яд поразил – Меня обманывают глаза и уши, или ты и правда посмел диктовать мне свои условия, жалкий червяк? Ты, позор всего Дома, продажная шкура, игрушка Камонны Тонг, наглец, что не постеснялся присвоить и деньги архиканоника? Ты — и вздумал со мной торговать? Не стоит этого делать, сэра, последствия вам не понравятся. – Ты мне угрожаешь? – с весёлым задором спросил у неё Полутролль. – Без доказательств? Да кем ты себя возомнила? Вирия не удостоила его ответом. Она лишь коротко взмахнула рукой, и её заклинание отобрало у Инглинга и подвижность, и голос — ненадолго, конечно, но для предстоящей задачи должно бы хватить с лихвой. Поднявшись со стула, Вирия почти что вплотную подошла к Инглингу и сняла с себя пояс, чудесный пояс из витых шнуров. Глядя на расширяющиеся от страха и удивления зрачки собеседника, женщина широко улыбнулась, обошла его кругом и, споро сплетя простую скользящую петлю, накинула её мужчине на шею. Инглинг не хрипел, не дёргался, не сопротивлялся — заклятья парализации пришлось весьма кстати. Вирия удушила его слишком легко, слишком быстро, и удовольствия сие действо доставило ей немного. Она не спеша привела свой наряд в порядок и снова кинула взгляд на труп Инглинга: тёмная борозда на его тролльей шее сразу бросалась в глаза. Гадливо поморщившись, Вирия наклонилась к нему и, удерживая его бестолковую голову за немытые блеклые патлы, оценила плоды своих усилий. Судя по всему, повреждены были не только кожа, но и клетчатка, и мышцы… Голубоватый свет заструился с затянутых шёлком перчатки пальцев, и шея советника Инглинга постепенно приобретала пристойный вид. – Падаль, – коротко бросила Вирия в его безжизненное лицо. Вернувшись на своё место, она набрала в грудь воздуха и громко, испуганно вскрикнула, а следом — заголосила надрывно: – Кто-нибудь, скорее, на помощь! Советнику Инглингу плохо! Мутсэра Инглинг покинул Совет Хлаалу вперёд ногами, а вскоре покинула его дом и Вирия. Темно и тягостно было у неё на душе, и с беспокойными мыслями отходила она ко сну. Инглинг? Это было приятно, но глупо, это убийство-предательство, к вящей славе Боэты. Джим? После того, как она прикончила братьев Йенит, он многого хочет, верно. Но то была не услуга, то было убийство-контракт, во славу Мефалы — если бы Эно не выдал на них приказ, Вирия бы не стала соваться к плантации Дрен. Однако же то путешествие принесло ей немало пользы, да и доспехи к дуэли Джим ей достал, и Камонна Тонг… Пронзительно-ранним утром, в часы, что угодны Азуре, Вирия облачается в смерть и, в тайне от всех покинув поместье Курио, держит свой путь в Гильдию бойцов. Никем не замеченная, она попадает внутрь, крадётся в сторону кузни: Вирия знает, что Лорбумол гро-Аглак привык начинать работу ещё на рассвете. Он не слышит её шагов — и не услышал бы и тогда, когда наковальня молчала. Он не видит своей судьбы — перед глазами орка лишь только кузнечный молот, клинок и клещи. Он не успевает ничего осознать — захват, и бросок, и гулкий удар виском… Брызги крови на наковальне — красное на чёрном, почти как… Вирия дёргает головой, оттряхивает руки — жестом скорей символическим, чем необходимым, — и, не уделяя своей работе единого лишнего взгляда, движется дальше. Покои гильдмастера – это солидная, крепкая дверь, но до крайности жалкий замок, ни капли не интересный! Сон гильдмастера столь же солиден и крепок, и Вирия, схватив одну из пышных пуховых подушек, вскорости превращает глубокий сон в сон вековечный. «Падальщик, – с брезгливостью думает Вирия, когда, держась за немытые блеклые патлы, придаёт голове гильдмастера Сжоринга более аккуратное положение. – Больше не пировать тебе средь страданий моей земли, жалкий н’вах!» И эти нежданные мысли пугают её до дрожи.Действие шестое. Бандит
Аскадианские острова – это величественный Вивек, каждым камнем своим прославляющий бога-поэта. Но это и Эбенгард, древняя столица клана Ра’атим, отданная ныне на откуп имперским чиновникам и торгашам. Это Суран, раскинувшийся у берегов Масоби, известный своими базарами и проститутками. Это Пелагиад, Город-на-Перекрестье, пребывающий в цепких когтях Имперского легиона. Это чёрное золото Вварденфелла, жирные, плодородные почвы, что удобряются потом и кровью рабов. На Аскадианских островах расположена плантация Дрен, владеет которой серджо Хлаалу Орвас Дрен, грандмастер дома Хлаалу и младший брат вварденфелльского герцога. Богатый и влиятельный мер, храбрый и преданный своему народу и своей родине государственный муж. Он силён и справедлив, он лидер Камонны Тонг, он презирает Империю, и, говорят… Серджо Хлаалу Орвас Дрен сидит за массивным письменным столом и, нахмурившись, разбирает письма. Известия, верно, его поджидают не слишком-то радостные. Чтобы понять это, нет нужды читать мысли или заглядывать серджо Орвасу через плечо — его красивое, живое лицо и без того достаточно красноречиво. Подробности? Вот, например, извещение о скоропостижной кончине советника Инглинга Полутролля, и хоть серджо Орвас особой любви к немытому нордскому н’ваху никогда не испытывал, это довольно досадно. Инглинг был жадным глупцом, предсказуемым, неосторожным, но при этом весьма удобным — им было легко управлять. А вот и другая смерть, занесённая на бумагу: Сжоринг Жесткосердный, ещё один очень удобный нордский глупец, чьими руками Камонна Тонг так успешно сражалась и с Гильдией воров, и с несговорчивыми имперскими чиновниками, и со стражей. Отчёт этот, безусловно, предвещает собой и другие — о сорванных операциях, и нежданных облавах, и непредвиденных затратах. Что может быть слаще, чем натравить одних чужеземцев на других и наслаждаться побоищем, сидя в первом ряду? Но Гильдию бойцов ожидают борьба за власть и неизбежные перестановки. Даже если Камонне в итоге снова удастся протолкнуть на вершину своего ставленника, многое будет уже безвозвратно упущено… Очередное письмо серджо Орвас, лишь только кончив чтение, сердито сминает в руке. На резко очерченных скулах играют желваки, глаза горят гневом — и чем же так провинился сей хрусткий листок гербовой бумаги? Тем, что в обход грандмастера Дома любезный братец вручает свободное кресло советника какой-то западной потаскухе? Тем, что новости эти Орвас узнал из безликого письмеца, надиктованного секретарю — но не от своих агентов? Или же истина кроется в чём-то другом? Так или иначе, она остаётся тайной. Но явным становится что-то другое — чужое присутствие в кабинете серджо Хлаалу Орваса Дрена. Негромкое, вежливое покашливание нарушает угрюмую тишину, и хозяин, вздрогнув, поднимает глаза от бумаг — и встречается взглядом с незваной и нежеланной гостьей. – Вирия из Анвила, – приветствует он её с показным равнодушием. – Что ты делаешь в моём доме? Кто тебя впустил? Вирия из Анвила холодно улыбается: – Не думала, что вы запомните меня, серджо. Это так лестно! – Что. Ты. Тут. Делаешь? – отрывисто, жёстко и с раздражением в голосе повторяет Дрен. Он не грозится позвать охрану — охрану, что не смогла её задержать. Он не стращает неминуемой карой — его репутация красноречивей всяких угроз. Он недоволен, верно, но любопытство здесь тоже нельзя отрицать: зачем же явилась к нему проклятая рыжая бестия? Бесцеремонно — плавно и грациозно — она садится в стоящее в дальнем углу высокое кресло. Кладёт ногу на ногу. Сплетает пальцы в замок. – Вы знаете, серджо, – начинает она исподволь, покачивая в такт своей речи носком запылённого бурого сапога, – не так уж давно в мои руки попал один интереснейший документ. Долгое время я даже не представляла, что мне с ним делать. Но думаю, случай представился подходящий. Сейчас он находится у одного моего хорошего друга… Но я прекрасно помню его содержание! Послушайте же: «Мой брат пытается положить конец нашему делу, – говорится в нём. – В последнее время мы теряем около половины всех грузов». Каково, а! Подлинная трагедия. Впрочем, дальше ещё интереснее: «Герцог, может быть, мне и брат, – написано там одним узнаваемым почерком, – но если он продолжит вмешиваться в мои дела, боюсь, его придётся убить». Как вы считаете, серджо… что сделает герцог Дрен, если в руки ему попадёт такой документ? Вспомнит ли он о родственных узах? Орвас, должно быть, припоминает это письмо, письмо в котором он поручал своим лучшим убийцам начать подготовку… но вскоре Рейнеса и Навила Йенитов нашли безнадёжно мёртвыми, а вместе с ними нашли и пришпиленный кинжалом приказ на убийство — приказ, украшенный знаком почтеннейшей Мораг Тонг. На мгновение серджо Дрен прикрывает глаза, а после смеряет Вирию из Анвила пристальным взглядом — всю, от рыжей макушки до грязных подошв сапог. – Так ты хочешь заключить сделку, верно, Хлаалу Вирия? Что тебе нужно? По-птичьи склоняя голову набок, она отвечает задумчиво: – То же, что нужно всем, я полагаю. Признание, власть, богатство, – перечисляет она, – авторитет, уважение… Ну и, пожалуй, ещё кое-что: чтобы вы сложили с себя полномочия грандмастера, например, — и сделали меня своей преемницей. Дрен не удерживается — смеётся, запрокинув голову, заразительно и самозабвенно. – А у тебя неплохой аппетит, девчонка! – восклицает он, отдышавшись. – Но сможешь ли ты проглотить всё то, что пытаешься откусить? – А мой рот способен на многое, серджо, – насмешливо тянет Вирия из Анвила. – Не стоит меня недооценивать. И вы назовёте меня грандмастером и Хортатором. Иначе ваш достопочтенный брат узнает о готовившемся покушении, и первая должность освободится сама. Да и второй мне станет намного проще добиться. – Если ты останешься в живых, – усмехается Орвас Дрен, выразительно вскинув брови. – Если со мной что-то случится, то герцог тотчас получит то письмецо. Моя смерть недолго вас будет радовать, серджо, – разводит руками Вирия, – при условии, что у вас вообще получится меня устранить. Не думаю, что возможная прибыль стоит подобного риска. – Хм, – мужчина задумчиво потирает подбородок. – Я уважаю твои методы, девочка. Пока я не узнаю о тебе ничего столь же интересного, я буду с тобой сотрудничать. Но не думай, что это сойдёт тебе с рук. – Послушайте, серджо Дрен, – вкрадчиво произносит она, подаваясь вперёд, обхватывая резные подлокотники кресла, – не стоит искать во мне врага. Послушайте меня, ведь его вы не слышите. Да, в вас ведь нет ни капли той крови, что течёт во мне и в сотнях других, открытых этому зову… – Что ты... – Тсс, – Вирия останавливает его, резко взмахнув ладонью. – Послушайте меня, ведь его вы слушаете весьма внимательно! Не знаю уж, как вы общаетесь, но… Бывшие базы Камонны, перешедшие в его руки, – перечисляет она, загибая пальцы. – Корабли и контрабандисты, перевозящие его статуи. Дом Редоран, больше всех страдающий от культистов — несмотря на то, что именно Хлаалу теснее всего связаны с Империей… – медленно загибается средний палец. – Но это лишь только иллюзия, верно? Не меньше его вы хотите изгнать чужеземцев, серджо, а Империя… – пальцы разжаты, а Вирия неожиданно ухмыляется и продолжает — задумчиво, но со странной, тёмной весёлостью: – Империя нынче слаба, и дни её сочтены. Следует думать локально, не так ли, серджо? И пусть я и родилась под знаменем Дракона, здесь я живу его плотью и в его плоти. И возрождённый Ресдайн я желаю увидеть не меньше него… и не меньше вашего. Так что же, поддержите вы меня, серджо Дрен? Или мне предначертано силой взять то, что моё по праву? И Орвас Дрен произносит в ответ короткое: – Да. Я согласен. А то, что произошло между ними следом — уж точно не для досужих глаз и ушей.Действие седьмое. Дипломат
Магистр Арион, хозяин Тель Вос, глядит на неё как на что-то чудесное: загадку природы, непредсказанный результат, нежданное разрешение сложной проблемы. Вирия — скромная синяя мантия, сдержанная улыбка — глядит на него как на цель и на средство, готовая равно и брать, и что-то давать взамен. Прекрасно, когда два мера так хорошо понимают друг друга! – Да, я понимаю, – кивает ей Арион. – Вы хотите принять эту ответственность, а я хочу проголосовать за вас как за Хортатора. Я думаю, другие советники дома Телванни тоже объединятся, хотя этот процесс надо будет… простимулировать. Господин Нелот отличается крайне скверным характером, а госпожа Терана потихоньку выживает из ума. Вы женщина, так что госпожа Драта будет вам симпатизировать. Но архимагистр Готрен… архимагистр Готрен – это самая серьёзная из проблем. Он никогда не откажет вам напрямую — но и не согласится. – И что вы предлагаете, серджо? – любезно интересуется Вирия. Учитывая, в какой очаровательной манере у телваннийцев принято разрешать подобные споры, догадки у неё имеются. И они полностью оправдались, когда господин Арион отвечает ей — спокойно и ровно, точно бы говоря про погоду: – Я бы рекомендовал вам убить архимагистра Готрена. Внимательно изучая глазами шпалеру с имперским драконом — как занимательно встретить её в телваннийской башне, даже такой необычной, как эта!.. — Вирия переспрашивает, выразительно вскинув брови: – Да неужели? Арион только разводит руками: – Архимагистр Готрен никогда впрямую никому не отказывает. Но он никогда не назовёт вас Хортатором. Неопределённые ответы и отговорки – это всё, чего вы сможете от него добиться. Я не вижу другого выхода, кроме как убить Готрена. Скажу вам прямо, – схлестнувшись с Вирией взглядом, решительно произносит он, – я не останусь в долгу, если архимагистр умрёт. Я говорю это сразу, чтобы вы не решили, что я пытаюсь вас обмануть. Мой совет по-прежнему ценен: Готрен не назовёт вас Хортатором, но он никогда не скажет этого прямо. А для дома Телванни решать вопросы подобным образом – далеко не редкость. – Хм… – лёгкой и тонкой, воздушной рукой, взвившейся из широкого рукава, Вирия подпирает голову. – А как обстоят дела с торговлей между Тель Вос и Зайнаб, серджо? – неожиданно спрашивает она. – Всё ли благополучно? – Весьма, и я благодарен за ваше искреннее участие, – звучит окрашенный ироничной улыбкой ответ. – Могу я узнать, что именно подхлестнуло сейчас ваш интерес? – Вы не похожи на ваших коллег по Совету, серджо, – пожимает она плечами. – Вы умеете договариваться и вы готовы договариваться — что с эшлендерами, что с Храмом, что с имперской администрацией. Вы понимаете, что меры, даже такие меры, как магистры Телванни, – это не острова посреди безбрежного океана... Все мы окутаны паутиною нескончаемых связей, порой незаметных для глаза, но одно неловкое движение, – Вирия щёлкает пальцами, – и тонкие нити превращаются в удавку. Вы видите это так же, как я, господин Арион — и вы знаете, за какие ниточки следует дёргать. Я готова попробовать разыграть с вами представление, серджо, — к нашей взаимной выгоде, разумеется, — но мне нужно кое-что знать. – Я вас слушаю, мутсэра, – кивает ей телванниец. – Так что же вы хотите узнать? Из-под полуопущенных век Вирия смотрит на своего собеседника — и на шпалеру с имперским драконом. Телваннийская башня – это тёмные краски, мазки киновари, и охры, и умбры… и коричневый, перевитый тенями, кажется чёрным. – Вы представляетесь мне мером, трезво смотрящим на вещи, серджо Арион, – начинает она издалека, – и вы не можете не понимать, что нынешняя политика дома Телванни…хм… весьма далека от идеала, – и он не перебивает её, не пытается возражать — лишь слушает с неотрывным, холодным вниманием. А Вирия между тем продолжает: – Да, ваш дом силён, и ваши чародеи искусны, я спорить не буду. Но почти каждый из них мнит себя островом посреди безбрежного океана, а нынче сей образ мысли весьма опасен. Ваш дом не боится ссориться ни с другими домами, ни с Храмом, ни с эшлендерами, ни с имперской администрацией… но даже дому Телванни не выстоять под натиском всех врагов, захоти они объединиться. А Морровинду совсем не нужна гражданская война, ни сейчас, ни после победы над Дагот Уром, – серьёзно и хмуро толкует она и, покачав головой, подытоживает: – И уж тем более эта война не нужна нам тогда, когда мы будем отделяться от Империи. – «Когда»? – нарушает своё молчание господин Арион. – Не «если»? Его глаза сверкают блеском невысказанного веселья, но голос так же серьёзен, как и у Вирии во время недавнего монолога. Эта игра ей знакома: он хочет раскрыть её мысли, точно раковину-жемчужницу, — не замочив и подола мантии, не проронив ни единого лишнего, неосторожного, необязательного слова. Воистину, волшебники из Телванни любят стремиться к немыслимому! Но Вирия – тоже не новичок. Она глядит Ариону в глаза и укоризненно произносит, нахмурившись: – Дни Империи сочтены, и вы понимаете это не хуже меня, серджо. Нам незачем притворяться друг перед другом. – Если вы так считаете, мутсэра… – Да, я именно так и считаю, – перебивает она. – И я считаю, что нужно думать локально, но и об общей картине не забывать. Век меров длиннее, чем век людей. Нам нет никакой нужды немедленно кинуться проливать свою кровь во славу независимого Ресдайна, как призывают нас некоторые. Когда император умрёт, когда Империя станет разваливаться на части, мы возьмём своё сами — неспешно и аккуратно, без напрасных потерь и ненужной борьбы. Нужно думать локально, но вот гражданская война нам совсем не нужна — ни сейчас, ни потом. Сумеете ли вы удержать свой Дом в узде, серджо? Поддержите ли меня как Хортатора? Скажу вам прямо, – схлестнувшись с ним взглядом, решительно произносит Вирия, – я не останусь в долгу, если вы мне поможете. Я употреблю всё своё влияние, чтобы архимагистром стал правильный кандидат. Это я вам обещаю. – Тогда мы пришли к согласию, серджо Хортатор, – и Арион улыбается ей в ответ, улыбается резко и хищно. Прекрасно, когда два мера так хорошо понимают друг друга!Действие восьмое. Знамя
Небо было багряно-красным от проступающего заката, когда Вирия оказалась в Тель Море, Башенном лесе госпожи Драты. Госпожа Драта была полна воодушевлённого ликования, что «тупоголовым мужланам» придётся смириться с Хортатором-женщиной. Будущий Хортатор Телванни была щедра на слова благодарности в адрес почтеннейшей серджо Драты… как и на критику в адрес упрямого женоненавистника Готрена, и на похвалы отзывчивому, разумнейшему магистру Ариону, что оказал ей такое содействие. Вечер был добрым — и вечер прошёл продуктивно. Ночь укрывала Садрит Мору чёрной вуалью, когда Вирия, прочитав Божественное вмешательство, из Леса башен переместилась прямо к Лесу грибов. Ночь — молодая ещё, прозрачная, чистая — решила за Вирию всё, приведя её к Фаре, старой любовнице. Ночь и нежданный визит не стали преградами для весьма отзывчивой (и немного влюблённой) босмерки. Ночь была доброй — и ночь пролетела стремительно, как стрела. Ты просыпаешься, чувствуя кожей тепло — тела чужого, женского тела… конечно, ведь так разделённая ночь превращается в разделённое утро. Не думая ни о чём и вовсе не собираясь вставать, ты приобнимаешь её, притягиваешь к себе — но острое чувство неправильности сгоняет остатки сна. Ты открываешь глаза и видишь худенькое плечо и хрупкую руку — тонкие птичьи косточки там, где должно быть сильное тело воительницы. Ты видишь тонкие струйки бесцветных волос на месте могучей фояды. Ты видишь тонкие губы и да, совсем не такие черты, и Вирия соскочила с кровати в одно мгновение, и голова у неё шла кругом — от злости, от удивления, от разочарования, сдавившего грудь и горло… Прощание получилось очень и очень неловким. Впрочем, встреча с госпожой Тераной, поджидавшая Вирию вскорости, была в достаточной степени и неловкой, и доводящей до исступления, чтобы вытеснить этот срыв из её головы. Ведь Хортатор Телванни – это такая железная штучка, это паучьи яйца в коробке, это флакон свежей нетчевой крови! Хорошо хоть, что для серджо Тераны Хортатор – это ещё и Вирия из Анвила. А подаренному рабу зубы не пересчитывают. «Нереварин? Это новая пьеса? Мне нравятся пьесы!» – вскоре, одно Божественное вмешательство спустя, эти слова Тераны ей сами пришли на ум — когда Вирия встретилась с господином Нелотом. Да, почтенный магистр был упрям, рассеян, и раздражён: с кем попало вести разговоры ему недосуг! – Серджо, меня не взяли ни интриги Хлаалу, ни сталь редоранских воителей, ни даже корпрус, – вкрадчиво напоминала Вирия, – и лорд Фир, как я знаю, об этом не умолчал. Давайте будем друзьями, серджо: я не думаю, что вам следует со мной ссориться. Магистр Нелот, упрямый, рассеянный и раздражённый, встретился с Вирией взглядом и мудро решил, что ссориться им и правда не следует. Благо, всё это его не слишком интересует, все эти хортаторы, красные горы, политика! Что, впрочем, вовсе не означает, что и к нему политика не проявляет ответного интереса. – А, знаете, серджо Фир – вовсе не такой затворник, каким иногда кажется, – вскользь заметила Вирия, не спеша уходить. – Я слышала, он готов оказать магистру Ариону поддержку в Совете. Удивительно, как крепка порой бывает связь между учителем и учеником, пусть и по прошествии стольких лет! И Нелот, верно, не мог не услышать эту ремарку — а Вирия, решившись на этот раз переночевать в Гильдии магов, попала уже на новую сцену. – Что это? Вы ума лишились, мутсэра? – вопрошала она, потрясая вскрытым конвертом. Сцинк-в-Тени-Дерева, по-аргониански невозмутимый, коротко отвечал: – Приказ о назначении нового архимага. Выловив Вирию в Волверин холле, Сцинк просил об услуге — и для него, и для Гильдии в целом. Сама услуга – пустяк, сущая безделица: всего-то передать архимагу Требониусу письмо, когда у Вирии будет время отправиться в Вивек. Вот только письмо это – подделка, написанная от лица канцлера Окато. Вот только в письме этом новым архимагом назначается Вирия. – Ваше умение оглашать очевидное воистину вызывает у меня смесь восторга и трепета, сэра, – с раздражением проговорила она. – Зачем вы взялись за эту затею? Зачем вы хотите впутать сюда меня? Уж скажите на милость! – Настали смутные времена, – пожимал он плечами. – Зло гнездится под Красной горой, на Гильдию наседают Телванни, а возглавляет нас высланный из Киродиила безу… – И вы считаете, что я подошла бы лучше? – оборвала его Вирия. – Ха! У меня для такого нет ни должной магической силы, ни даже свободного времени. – А это уже неважно. – Неужели? – переспросила она, прищурившись. Поймав вёртлявую мысль за хвост, задумчиво протянула: – Архимаг со славой безумца вам без нужды, хоть он уж давно ничего не решает. Вы думаете, что из меня получится лучшая ширма? Почему? – Архимаг-данмер, известный и уважаемый. Архимаг со связями в Храме, и в Легионе, и в трёх Великих домах. Архимаг-Хортатор Телванни, – перечислил ей Сцинк. – Разве же этого мало? – Первое – небесспорно, третье – пока ещё не правдиво… – качнула она головой, отмахнулась от ответного «ненадолго». – Но я понимаю, чего вы хотите добиться, господин управляющий. Полагаю, от бремени власти я буду милостиво избавлена, верно? – Коллегиальное управление, – согласно кивнул ей аргонианин, – Атрис, Эльберт, Мирель и я. За вами, впрочем, останется право вето. – А вы необычайно щедры, мутсэра! – с усмешкой воскликнула Вирия. – Итак, на каких же условиях вы хотите приобрести мою помощь? И Вирия выслушала его, и она согласилась: в конце концов, подаренному рабу зубы не пересчитывают. А если кому-то хочется заменить одного высланного из Киродиила безумца другим, то кто она такая, чтобы их отговаривать?.. Ещё только первые капли зари окропляют небо, когда она добирается до Тель Аруна. Утро пасмурно, холодно и весьма продуктивно: Вирия заводит парочку новых полезных знакомств, возобновляет несколько старых и добивается встречи с архимагистром Готреном. Вирия принимает антидот. Вирия — скромная синяя мантия, сдержанная улыбка — приветствует серджо Готрена полупоклоном, входя в его студию; достопочтенный архимагистр едва удостаивает свою гостью взглядом, демонстративно глядит поверх её головы. Он не видит, как Вирия быстро меняет одну из свечей в канделябре — и даже если его ручные дреморы что-то и заприметили, они не придают увиденному никакого значения. Даэдра, пусть даже привязанные к хозяину самыми мощными чарами, – далеко не лучшие телохранители. А что до Вирии, то она – красноречива, и убедительна, и настойчива. Она говорит о своих достижениях, и об опасностях, от которых нельзя укрыться, и о неизбежной необходимости пусть даже временно, но объединиться. Её рот способен на многое, серджо, и слова, что срываются с этого языка, сильны и неодолимы, точно лавина. – Я не собираюсь назначать тебя Хортатором Дома, – наконец, вопреки уверениям Ариона, напрямую отказывает ей Готрен. – Совершенно не в интересах Телванни назначать неизвестного и ненадёжного чужестранца на такие позиции. Я не изменю своего мнения. Если ты будешь надоедать мне, очень сильно пожалеешь. Разговор окон… – но приступ мощного, рвущего лёгкие кашля крадёт окончание этой решительной фразы. Вирия ухмыляется, поймав его взгляд, испуганный и удивлённый; кровь струится у архимагистра Готрена по подбородку, и кровь стучит у неё в ушах. – Да, Арион предупреждал, что склонить к сотрудничеству вас не удастся, – говорит она, глядя в глаза, из которых стремительно утекает жизнь, – но вы всё же сумели меня удивить… Тело убитого архимагистра сползает с кресла, и освободившиеся дреморы, не мешкая, покидают сцену. Его убийца поводит плечами, разгоняет магией ядовитый дым и забирает свою наполовину оплавившуюся свечу. Она оттряхивает руки — жестом скорей символическим, чем необходимым, — и, не уделяя своей работе единого лишнего взгляда, движется дальше. Покидая гостеприимный Тель Арун, Вирия делает сочный, глубокий вдох, и улыбается, искренне и открыто. Небо — бескрайнее и родное, прекрасное небо Ресдайна! — окрашено золотом и лазурью.Действие девятое. Хортатор
– Ну вот, мы наконец-то от них оторвались! – Не хочешь делиться славой? Не думал, что тебя так заботят охотничьи триумфы, – хмыкает твой товарищ. – Ну и где же этот твой белый гуар? Ты не удерживаешься: стучишь двумя пальцами по виску и заговорщицки улыбаешься, отвечая: – Гуара я выдумал, друг мой! И всё исключительно ради того, чтобы мы оказались наедине, и никто нам не помешал. – Знай я тебя похуже, я бы заволновался — после таких-то слов, – прячет улыбку в густой бороде Думак. – А ничего попроще ты придумать не мог, Неревар? – Но сработало же! – ты пожимаешь плечами, демонстративно оглядываешься вокруг — на стелющийся до самого горизонта зеленый Грейзленд — и подводишь итоги: – Вокруг ни души, а местность такая, что к нам никому незаметно не подобраться — и никто не помешает нам поговорить начистоту. Разве фальшивый предлог для охоты того не стоил? Думак лишь вздыхает, устало опирается на копьё. Ты снова ему улыбаешься, и он, закатив глаза, с жизнерадостной обречённостью заявляет: – Рано или поздно, но свита нас всё же отыщет. Можно уже и начать, тебе так не кажется? Что у тебя на уме, Неревар? – То же, что и всегда, – и наступает твой черёд устало вздыхать, – мой дом и моя земля, мой народ и моя ответственность. Груз на плечах становится всё тяжелее, когда приходит это печальное осознание: недостаточно одолеть противников, недостаточно просто создать и построить. Необходимо поддерживать и отстраивать, год за годом и час за часом! – Ох, ради дискретного логарифмирования, что на тебя нашло, Неревар? – спрашивает Думак; в его голосе и на его лице весёлость с тревогою отражаются в равной степени. – Теперь ты ударился в философию! Что с тобой сделали это ужасные меры, которых ты называешь своими советниками? – Ты что, намекаешь, что мой ограниченный ум самостоятельно к этому выводу прийти не способен, сэра? – нахмурившись, интересуешься ты — и для пущей выразительности потрясаешь копьём. – Может, мне стоит вызвать тебя на поединок? Оскорбление чести Хортатора славных кимеров смыть можно только лишь кровью! – Всё, всё, беру свои слова обратно! – восклицает Думак, всплеснув руками — насколько ему позволяет собственное копьё. – Это всецело твоя заслуга, ты и без чужой помощи прекрасно сведёшь с ума и себя, и всех окружающих. – Так уж и быть, серджо Индорил Неревар дарует тебе прощение, – милостиво сообщаешь ты, удержав улыбку. – Но будь тут мои советники, так бы так просто не отделался! – Что заставляет змею укусить свой собственный хвост… какие же планы хранишь ты в секрете даже от своего Совета? Они же не знают об этой беседе, верно? – Верно, – киваешь ты, – об этих планах я никому не рассказывал. И Альма, и остальные убеждены, что мы и правда всего лишь охотимся. – И тому есть причина, – он пристально смотрит тебе в глаза, не спрашивая, лишь подтверждая и без того очевидное. – И тому есть причина, – охотно соглашаешься ты, – им это вряд ли понравится. Даже Сету и Ворину. Думак задумчиво смотрит вдаль, склонив кудрявую голову набок. Твоя жена недоверчива от природы, а Вивек находит соседей чуждыми и чужими, но Ворин и Сет – совсем другое дело. Последнего представителя дома Сота союзники-меры по-настоящему завораживают: и тональной архитектурой, и заводными анимункулями, и сотней других вещей, для тебя совершенно непостижимых. Дом Дагот же связан с двемерами крепче всех прочих кимерских домов и кланов — тесным соседством земель, и торговлей, и личными склонностями вождей. Многие родичи Ворина даже отращивают себе длинные, завитые по двемерский манере бороды… и хорошо хоть, что сам он от этой сомнительной моды держится в стороне! То, что ни Ворин, ни Сет не знают об этой беседе, наводит Думака на определённые размышления. – Я слушаю, – произносит он наконец. – Что такого ты хочешь мне предложить, о чём не стоит пока узнавать нашим с тобой приближённым? И ты отвечаешь, спокойно и просто: – Я хочу укрепить наш союз, военный союз. Смешанные гарнизоны на границах, совместные учения, общие планы военных кампаний — всё, что способно сделать союзное войско более грозным противником. Да, поначалу Совет воспротивится: Вивек посчитает это решение признаком слабости, Альма – предательством, – против воли ты хмуришься, вспоминая вчерашнюю ссору с женой, – Ворин увидит в этом сближении угрозу интересам Дома Дагот, а Сила отвратят неизбежные сложности. Они решат, что это простая причуда. И пусть я ценю их мнения и советы… они не осознают опасности! Мы били недов, мы будем их бить — но неды плодятся, как мухи! – распаляешься ты; Думак, затянутый в круговорот твоих мыслей, даже не думает перебивать. – Им всегда будет мало земель и богатств, и они не оставят попыток взять то, что им не принадлежит. Век меров долог, но и растёт наш народ много медленней, Сет мне показывал цифры. Если мы не хотим, чтобы нас задавили числом, мы должны брать умением. Нам следует лучше, искусней сражаться бок о бок, нам следует лучше и глубже друг друга знать. Нет, это не мой каприз — это необходимость. И я буду честен с тобой: прежде, чем добиться поддержки Совета, я хочу заручиться твоим согласием. И пусть ты и честен, но ты умалчиваешь о том, как Ворин из дома Дагот вербует средь недов шпионов и соглядатаев — хотя бы из-за того, чтобы Думак не подумал искать кимерских агентов среди своих собственных подданных. Многие полагают тебя наивным, излишне доверчивым, простодушным… но ты не наивен и ты не прост — пусть даже любишь всем сердцем, всецело и безоглядно, и эта любовь иногда застилает тебе глаза. Ты понимаешь, что не все двемеры верят в важность союза с кимерами так же, как их король. Ты не надеешься только на силу своих мечей — вкладывать деньги в один караван безрассудно и глупо. Ты можешь сколько угодно считать, что благо Ресдайна – твоя ответственность, но ты понимаешь, что в одиночку с сей ношей не справиться никому. Есть много вещей, что тебе не по силам — или не по мужеству, — но для блага Ресдайна их сделать необходимо. Поэтому твой Совет, твои возлюбленные друзья – самое драгоценное из твоих богатств. Поэтому благородный Ворин из дома Дагот делает то, что тебе не по силам и не по мужеству — а ты приучаешься жить с неотступным и горьким стыдом. Всякое дело следует поручать наилучшему исполнителю, и недаром ведь говорят, что из всех кимерских родов именно дому Дагот ближе других знакома милость Мефалы? Их паутине интриг позавидует и сама Прядильщица… Думак на мгновение прикрывает глаза и, резко выдохнув, наконец произносит: – Нет, это вовсе не каприз, как бы нам этого не хотелось – это и правда необходимость. Я понимаю тебя, Индорил Неревар, и я разделяю твою заботу. Обещаю, что этот груз нести в одиночестве тебе не придётся — и в бесконечное множество все возражения от моих советников! – Спасибо, друг, – говоришь с облегчением ты и кладёшь ему на плечо свою отмеченную гартоками руку. – Твоя поддержка многое для меня значит, и дрогнули рыжие ресницы, прогоняя непрошенное видение. Не время предаваться воспоминаниям, да к тому же ещё и чужим: спектакль должен был продолжаться, и впереди предстояло сыграть ещё не одну нелёгкую роль. Но Вирия всё равно улыбалась — отмеченная триумфом, омытая солнечным светом. А небо — бескрайнее и родное, прекрасное небо Морровинда! — приветствовало своего Хортатора.