Осознанная необходимость

На свету этот сдержанный тёмно-оливковый цвет становится вдруг пронзительно-ярким: бутылочное стекло искрится, переливается драгоценной зеленью — нефритом, и малахитом, и изумрудом. Нежданная, хрупкая, мимолётная красота, что создана лишь сочетанием времени, места и взгляда. Но – Поставь бутылку обратно, женщина, – доносится сзади. Плавно, размеренно, будто бы перетекая навстречу чужому голосу, Вирия разворачивается. Дымчатый свет, струящийся из-за спины, обращает её во что-то потустороннее — се то ли дух предков, то ли губительный даэдрот… – Сказал бы спасибо, что я помогаю тебе избежать искушения, – звучит упрёк — от женщины из плоти и крови. По правде сказать, не то чтобы плоть эту Вирия прикрывает с особым тщанием — что неизменно добавляет убедительности каждому её слову. – Бежать искушения? – недоверчиво переспрашивает Тарер. – Да неужели? Взгляд его медленно, демонстративно струится сверху и вниз, по гибкому телу, по антрацитово-тёмной коже. Скользит по лицу, и груди, и запястьям, и голеням — и, неожиданно резко взметнувшись ввысь, пересекается с её собственным взглядом. Вирия, перехватив бутылку за горлышко, усмехается, откидывает свободной рукой слишком сильно отросшую чёлку. – Лекарство Требониуса не очень-то хорошо уживается с алкоголем, – отвечает она. – С каждым глотком будет падать его целительное воздействие. А разве когда-нибудь и бывает иначе? И всякое очарование не состоит лишь из цепи удачных моментов? Доброжелательная игра полусвета и полумрака. Тяжёлые тёмные волосы на белоснежной подушке. Татуировка как тень от переплетённых ветвей — или как клочья тёмно-оливковой паутины. Сила, что проступает даже в такой расслабленной позе… а можно ли было бы ей от него отбиться? Он больше и тяжелее, и выучен более чем хорошо — но меткий бросок бутылки способен на многое. Или же лучше расколотить бутылку о голову, а следом и рассадить получившейся «розочкой» шею? Опасности приучают её просчитывать все варианты — но Вирии очень тревожно, что ты ведь не хочешь хранить эту сыпь до конца своих дней? Женщины будут думать, что у тебя дурная болезнь. – И что? – Тарер пожимает плечами. – Достаточно и того, что правда известна тебе. – Но я не всегда буду рядом, чтобы просвещать окружающих. Мужчина хмурится. – Я не это имел в виду. – Я знаю, – кивает она, не переставая при этом рассматривать ногти на левой руке. На указательном пальце Вирия находит заусенец. – Ты невозможная женщина! – в сердцах восклицает Тарер. «Тебе это нравится», – тут же звучит в ответ, а он продолжает, с подчёркнутым безразличием: – Ладно, оставь уже эту бутылку… Может, останешься на ночь? – Хм, – Вирия поднимает глаза и наслаждается его просительным взглядом — старательно маскируемым, но от этого приятным вдвойне. – Пожалуй, я скорее склонна согласиться. Впрочем, мысли подобного рода приходят к ней слишком легко, слишком часто. Что это значит, чем это обернётся? мне нужно всё это хорошенько обдумать…