___
повергнет тебя на колени, пронзит тебе душу и грудь. Граница меж светом и тенью теряется в этих песках. Где солнце расплавленным золотом льётся с небес, начинается путь. Где пламенем дышит земля, зарождается истинный страх. Ты помнишь: предательство — яд, и он песней струится в устах. Ты знаешь: предательство — песня, чей яд оглушительней львиного рыка. Ты видишь: судьба, обращая империи в прах, глядит на тебя своим грозным, пугающим ликом и кровь окропляет песок, и мир облачается в красный, и ты осеняешься красным: волосы, и глаза, и руки, и сердце. С тобой проводник, и он — высокая фигура в золотой маске, и он же — солнце в зените, могучий лев, застывшее пламя. «В доме Владыки обителей много, – приветствием станут слова. – И не волнуйся, ибо из рук врагов твоих освободил я тебя». Смерть — беспредельная бездна, бездонная пустота и пустое бездействие. Смерть — как движение вниз, нисхождение в сводчатый склеп. Явится взору и тело твоё: на столе, в окруженьи трепещущих свеч — золото и багрянец, украденное дыхание. Неба ночного касаются мёртвые пальцы. Пальцы живые дрожат и касаются сомкнутых век. Холод — и жар, и сияние солнца в зените. Солнечный жар гонит смерть, и он делает вдох. Да, он встаёт, лучезарный, подобный рассвету. Руку встречая рукой, он вручает кольцо. Передаёт его, словно залог и награду. Держит ладонь и запястье, предплечье…златое на чёрном.
Испепеляющим пламенем твой проводник тщится с тобой говорить, но тебе не знаком тот язык. И языками огня он охвачен, а в них исчезает твой склеп: свет заполняет весь мир, нестерпимо — и ты просыпаешься. Тает твой сон, отпечатавшись красным на веках. Копьями солнечный свет пробивает и окна, и шторы. «Женщина, хватит брыкаться», – невнятно звучит где-то сбоку. А в небесах уже — солнце нового дня.