Легкий теплый ветерок едва-едва развевал темные пряди волос, что в спешке выбились из короткого хвостика. Лакшмана заправляет их за уши одной рукой, а в другой пальцами сжимает тлеющий окурок сигареты. Последняя тяга и она тушит его о каменный парапет, а после, поднимает голову вверх и полной грудью вдыхает свежий горный воздух. Впереди простирается огромная изумрудная долина, пестрящая деревьями разных пород, за которыми вдалеке виднеются белоснежные массивные горы, настолько огромные, что, как сначала кажется, достают до небес. Из маленького кармана рюкзака она вытаскивает свой телефон и, включив камеру, решает сделать пару снимков. Фотографии получаются живые и завораживающие, девочка даже про себя отмечает, что неплохо было бы выставить их в свой блог, но интернет, как и сотовая связь молчали, оставляя Лакки отрезанной от мира внешнего, запертой в этой полной загадок стране. Чувства ее противоречивы: с одной стороны, ее в коем роде одолевает страх - страх за собственную жизнь, за неуверенность в завтрашнем дне, а как она уже успела понять, здесь нельзя быть уверенным, чем-либо на все сто процентов. Кират - страна необычная, и события в ней пестры как флажки лунгта, размеренно покачивающиеся на ветру то тут, то там. А с другой стороны, внутри нее бушует необъяснимый восторг - замкнутый круг размеренной жизни прерван, вскоре грянет пора чего-то необъяснимо интересного и захватывающего, Лакшмана чувствовала это, чувствовала легкий зудящий трепет где-то глубоко в груди и тихо радовалась такой перемене.
Тот месяц прошел лишь в постоянных истериках и рыданиях, вокруг все словно с цепи сорвались, заставляя девочку балансировать где-то на грани слова «невозможно», а после смерти матери, Гейл будто бы потеряла опору и рухнула в вязкое болото из чужого лицемерия и непонимания. Но, на данный момент не стоит вспоминать обо всех мерзостях, творившихся с ней дома, ведь в кои-то веке все пошло на лад, пускай само знакомство со страной прошло более чем странно. Как говорят, «Первое впечатление всегда обманчиво».
Осматриваясь и расхаживая по округе, она замечает маленькую деревянную ограду, за которой, у самой стены расположились старые, потрепанные временем и пулями, мишени. Лакки подходит ближе, замечая подле них ту самую девочку, что, ранее укрывшись в тени своей бойкой наставницы, разглядывала туристку своими большими глазами. В руках ее был среднего размера деревянный лук и единственная стрела, колчан с остальными ее «сестрицами» покоился на шатком деревянном столе в отдалении. Девочка, видимо, в первый раз взяв в руки это оружие, пыталась без чьей-либо помощи разобраться что к чему, но тщетно: стрела то и дело смещалась, уходя в сторону от намеченной цели.
Американка позволяет себе зайти за ограду внутрь импровизированного стрельбища. Стоящие неподалеку, у каменной стены, повстанцы, кивают ей в знак приветствия, на что она отвечает улыбкой, а после поворачивается лицом непосредственно к тренирующейся девочке.
— Если тебе трудно держать лук прямо, наклони. — Киратка мигом оборачивается через плечо и вопросительно глядит на гостью. — Наклони вправо. — Повторяет Лакшмана, девочка внемлет совету и немного отклоняет лук от вертикали. Стрела больше не ходит ходуном и послушно укладывается на деревяшку. Она натягивает тетиву, приготовившись стрелять, но в последний момент, ослабляя хватку, случайно наклоняет лук ниже, чем надо, устремляя тем самым стрелу в землю.
— Ну вот. — Обиженно произносит девочка, поворачиваясь лицом к незнакомке, та в свою очередь улыбается.
— В этой стране, у всех маленьких девочек такие взрослые увлечения? — С улыбкой спрашивает Лакшмана, оглядывая девочку с ног до головы.
— Амита говорит, что я должна уметь защищать себя, — американка одобрительно кивает, смотря девочке в лицо, но та отчего-то уводит взгляд вниз. — А Сабал наоборот говорит, что это не для меня.
— Наверное, у него тоже есть на это причины. — Девочка пожимает плечами, а Гейл, чуть склонив голову вбок, продолжает. — Но одно я знаю точно: знания лишними не бывают.
— Верные мысли, туристка. — Лакшмана оборачивается на чужой голос, замечая у ограды знакомую фигуру женщины. Темные локоны, обрамляющие ее смуглое лицо растрепались от порывов ветра, она, пригладив их рукой и замирает, останавливая длинные пальцы где-то в районе затылка. Они некоторое время неотрывно глядят друг другу в глаза.
— Ты прости за… — она тихо хмыкает, и чуть погодя, продолжает. — Эта война ужасна. Ни дня не обходится без чужих смертей, это порой выбивает из колеи.
— Не бери в голову. — Лакшмана спокойно отмахивается, сменяя растерянность на легкую улыбку. Женщина сдержанно улыбается в ответ новенькой, но в какой-то момент разрывает зрительный контакт, оглядывая американку с ног до головы, словно оценивая, и вновь возвращаясь. Где-то на кончике языка все еще вертится вопрос, единственный и столь важный для нее — стоила ли смерть товарища по оружию жизни этой девчонки? Сабал питал надежды о переменах, ему казалось, что с появлением дочери легенды, дела должны пойти куда лучше, чем сейчас: Враг оттеснял их к Банапуру, загоняя в ловушку. И именно тогда, когда Дарпан, знающий свое дело, был нужен более всего, Сабал обменял его жизнь на жизнь девчонки ничего толком не знающей и не умеющей. И это показалось Амите более чем немыслимо. Но с другой стороны, интересно было посмотреть на другие достоинства новоприбывшей туристки, дать ей шанс, пускай и мизерный. Пусть проявит себя, покажет, что ее жизнь чего-то да стоит, все-таки она знала, куда направлялась.
— Лакшмана Гейл, да? Я — Амита, а это, — она жестом указывает на девочку, стоявшую чуть поодаль. — Бхадра.
Названная тоже, прекратив какие-либо действия, теперь стояла лицом к американке, наблюдая за взрослыми своими большими голубыми глазами.
— Лакшмана - разве не мужское имя? — Больше утверждает, чем спрашивает Бхадра и делает шаг вперед, навстречу американке, но Амита останавливает ее, уложив ладонь ей на плечо.
— Занимайся. — Девочка разочарованно вздыхает, а после, развернувшись в противоположную сторону, вновь идет к мишеням. А женщины прогулочным шагом, проходят за ограждение и останавливаются лишь на входе.
— Как она сказала, Лакшман? Хах, и впрямь мужское? — Недоумевая, произносит американка, глядя в сторону стрельбища и тренирующейся на нем, девочки.
— Ты не знала? — В свою очередь удивляется Амита, радуясь, что Лакшмана не стала продолжать ту тему разговора. Говорить о войне всегда трудно, даже если она и сопутствует тебе всю твою жизнь и давным-давно стала чем-то само собой разумеющимся.
— Нет, — честно отвечает она, — Меня это никогда не интересовало. Имя, ну и имя, пускай необычное. — Пожимает плечами девушка, уводя взгляд в сторону, — Правда, дома, в Штатах его считали странным, поэтому нередко придумывали всякие сокращения.
— Это, какие же?
— Разные, кто на что горазд: Лакшми, Лакки или же просто Мана, но это совсем издевательство, я считаю. Мне нравится мое полное имя, сокращения я тоже терплю, но не такие короткие.
— И какое из них ты сама предпочитаешь? — С усмешкой продолжает собеседница, чуть склоняя голову набок.
— Лакки, думаю, будет в самый раз.
Вдруг где-то позади, на выходе из деревни послышались громкие выкрики, а после их обладателей — несколько мужчин меченые желтыми красками золотого пути, пронеслись мимо разговаривающих женщин, чудом не задев их. Поднимаясь по каменным ступеням, они бросаются в рассыпную, один к домику, неподалеку, а другой в совершенно противоположную сторону, попутно выкрикивая какие-то фразы на незнакомом Лакшмане языке. Многие в деревне всполошились, торговцы повставали со своих мест, многие жители вышли из домов, или же просто выглядывали из окон, ожидая дальнейшего развития событий. Вскоре к самому входу подъезжают несколько машин, из которых подоспевшие на подмогу, повстанцы вытаскивают двух раненных: одного из них несут на тряпичных носилках, а второго, видимо с меньшим количеством повреждений, чем у первого, ведут двое мужчин, перекинув его руки себе на плечи. Лакшмана встревожено наблюдает за шествием, пытаясь догадаться, что могло случиться с этими двумя. На вид они оба были не старше приезжей, может быть даже и младше. Некогда яркие золотые повязки на их одеждах, пропитались кровью и приобрели темно-багровый оттенок.
Амита, замечая взволнованный взгляд собеседницы, вставляет свое слово, одним разом прерывая все ее догадки:
— Вызвались пойти на колокольню, перенаправить сигнал. Как видишь, не удачно. — Голос ее звучал тихо, но мрачно, где-то у самого уха белокожей путницы.
— На одну из этих огромных вышек, что ли? — Переспрашивает она, вспоминая что по дороге в Банапур видела несколько подобных зданий, на что киратка сдержанно кивает, провожая раненных тяжелым взглядом.
— Без нее мы отрезаны: ни связаться, ни передать информацию, ничего.
— А-а... глушилки, значит.
— Да-да, знаешь что-нибудь о них? — Хмурый доселе взгляд Амиты словно оживился, наполняясь искрой любопытства. Может быть и впрямь, дать шанс этой туристке вполне удачная идея?
— Знаю, но не обо всех. В зависимости от радиуса ее действия. — Гейл оглядывает вмиг опустевший пригорок, а после уводит взгляд далеко в долину, пытаясь разглядеть что-то меж крон деревьев. — Много колоколен стоит по округе?
— На Юге восемь или девять зданий. — Без тени сомнений произносит женщина, не сводя с собеседницы пристального взгляда.
— А сам Юг большой? — В то же время не отстает от ее тона Гейл, изо всех сил напрягая мышцы лица, чтобы не улыбнуться. Эта маленькая перемена в настрое воительницы безумно льстила американке. Заинтересовала, да?
— Не особо. Кират — маленькая страна.
— Тогда значит не больше километра.
— Радиус?
— Да.
— Отключить сможешь? — Осторожно начинает киратка, глядя на собеседницу, но та лишь усмехается, направляя взор уже в сторону деревни. Жители Банапура к тому времени начинали потихоньку расходиться по домам или продолжали заниматься своими делами, налаживая размеренный ритм тихой и мирной жизни.
— Там делать нечего, она не военная.
— Откуда ты знаешь? — Не унималась Амита в свою очередь.
— Глушители военного образца огромные и весят несколько тонн, да и к тому же стоят они прилично, а Кират, помнится, страна не богатая. И радиус у них с легкостью бы покрыл весь ваш Юг, если же не всю страну.
— Нет, я имею в виду, откуда ты знаешь это все?
— О глушилках? Я работаю в полиции.
— Коп, значит.
— Вроде того. — Лакшмана, усмехаясь, потирает шею.
— И что, в полиции учат такому?
— В том-то и дело, что не учат.
— Лакшмана, поможешь мне? — Бхадра аккуратно тянет ее за рукав в свою сторону. Краем глаза американка замечает, как к ее собеседнице подошел незнакомый ей повстанец, увлекая женщину в разговор. Тем временем Гейл принимает из рук девочки деревянный лук и стрелу, и следует за ней.
— Смотри, стрелу берешь вот так. За оперение брать ее нельзя, запомни. — Девочка с интересом следит за руками старшей, стараясь ничего не упустить. — Натягиваешь тетиву. — Гейл сосредоточенно повторяет озвученные ею действия, Бхадра лишь кивает ей в ответ. — Гляди, главное, аккуратнее с лицом: не подставлять ни нос, ни щеку. Оттяпает только так. Я, правда, не знаю, получится или нет, но… — Девушка натягивает тетиву, а после, задержав дыхание, отпускает ее, попутно выдыхая. Стрела разрезает воздушное пространство, создавая ели слышимый характерный свист и врезается в самое дальнее кольцо мишени.
— За то не в стену. — Смеется американка, — Вообще я не очень хорошо стреляю из лука.
— Не хуже, чем я. — Улыбается ей в ответ Бхадра. Лук Лакки возвращает и едва собирается сделать шаг в сторону Амиты, как она сама оборачивается, обращая внимание мужчины на туристку.
— Она знает, как отключить вышку. — Незнакомец недоверчиво оглядывает сначала киратку, а после переводит взгляд и на Лакшману.
— Это так? — переспрашивает он, глядя девушке прямо в глаза. Она некоторое время мнется под его пристальным взглядом, но после кивает. Мужчина, не теряя времени, манит ее за собой, в тот же домик, в который ранее занесли раненных солдат. За несколько шагов до двери слышатся приглушенные крики, переходящие на хрип от неистовой боли. Дверь распахивается перед ее лицом и из нее выбегает довольно-таки молоденькая девушка, а после скрывается в проулке меж домами. Лакшмана провожает ее фигуру взглядом, а после следует внутрь за повстанцем.
Увиденное внутри нисколько не поражает ее: внутри, на окровавленных простынях в агонии бился мужчина, с каждым содроганием все сильнее пытаясь зацепиться за остатки собственной жизни. Его брат, что лежал на другой кровати более не подавал признаков жизни. Стоящий рядом повстанец опускает руку на его глаза, укрывая страшный остекленевший взгляд мертвеца, а после накидывают сверху белое полотно ткани.
Девушка, наблюдая за происходящим лишь тихо вздыхает, нервно теребя пальцами край кофты. Мужчины, стоящие над трупом, оборачиваются в сторону все еще живого и продолжают работу над ним, и пока тот дергается от боли, они прижимают его конечности к кровати, чтобы врач смог сделать укол. Где-то сзади монотонным женским голосом чеканит радио, иногда прерывая вещание резкими помехами. Во всей комнате стоит запах крови, настолько сильный, что ее вязкий привкус железа оседает на языке.
— Они оба потеряли много крови, — шепчет ей проводник, — сорвались со скалы.
— Этот умудрился при падении раскроить себе брюхо, мы в него буквально все внутренности вложили обратно. Сильный был паренек, держался до последнего. Перебил кучу людей солнцезадого ублюдка раньше, чем отпраздновал второй десяток. — Вторит ему другой, подходя ближе к вошедшим. — Страшно, наверное, видеть ужасы войны, да Гейл?
— На войне подобные вещи неизбежны, но вот что действительно страшно, так это видеть изуродованные трупы маленьких детей, убитых маньяком-серийником. Его ведь никто не заставляет убивать. — Отвечает девочка, стараясь сделать свой голос более без эмоциональным и тут же продолжает, прерывая ответ собеседника. — Просто хочу сказать: меня видом крови не испугать.
— Тебе же легче. — Беззлобно ухмыляется киратец.
В то же время парня, лежащего на кушетке, пронзает неистовая боль, его громогласный крик провоцирует на себя внимание всех находящихся в комнатушке, перекрывая и помехи от радио, и звуки, доносящиеся с улицы, даже биение ее собственного сердца, что как казалось девушке, билось где-то на уровне горла.
Лакшмана прикрывает глаза и тихо сглатывает ком в горле, прикрывая рот ладонью. Ее трясущиеся руки выдают с головой ее состояние, и как бы она не пыталась строить из себя умную и знающую, рано или поздно она все равно оступится. У этих людей за плечами десятилетия, проведенные на поле боя, а у нее лишь минимум знаний, три года работы в полиции и физическая подготовка, колеблющаяся от тройки до четверки. Из десяти. Но пусть даже и так, желание показать себя, взявшееся словно из ниоткуда в ее темноволосой голове, перетягивало буквально все.
— Тогда, слушай. — Не успевает мужчина начать, как дверь позади них широко распахивается, впуская внутрь еще одного повстанца, они втроем отходят с дороги, давая ему беспрепятственно пройти к раненому. В вошедшем девушка сразу же узнает знакомого ей предводителя Золотого Пути. Он опускается на колени перед кроватью, на что бьющийся в агонии мужчина неуклюже протягивает ему трясущуюся руку. Сабал принимает ее и сжимает, показывая данным жестом свою поддержку. Стенания немного успокаиваются, он больше не кричит, а лишь вздрагивает иногда, прикусывая губы до крови.
— Колокольня находится близко, но ты можешь взять одну из наших машин. Если вдруг засомневаешься иль чего не поймешь с аппаратурой, то вот, — он протягивает девочке телефон, на экране которого ярко подсвечивается незнакомый номер. — Позвонишь ему, он в железе разбирается.
Она достает из кармана свой гаджет и набирает представленный для нее номер, сохраняет его и после убирает телефон обратно.
— Ладно, я поняла.
Девушка покидает помещение, тихонько прикрывая за собой дверь, чтобы не вызвать шума. Снаружи некоторое время слышатся ее шаги, но киратец вскоре перестает прислушиваться и поворачивается обратно в комнату, чтобы внезапно отшатнуться назад. Перед ним стоял Сабал, судя по выражению лица, находившийся на грани перед тем, как начнет метать молнии из глаз, фигурально выражаясь, конечно же.
— Какого черта она здесь забыла? — Парень сжал челюсть, обозначив скулы, но промолчал. По смуглому лицу предводителя бродили желваки, он то и дело сжимал кулаки, впиваясь коротко стриженными ногтями в огрубевшую кожу ладоней.
— Амита сказала… — Начал он более спокойно, чтобы не сорваться.
— Ах, Амита сказала! — Тут же вспылил киратец, словно одно только имя женщины было для него подобно красной тряпке для быка.
— Она просто сказала, что девчонка может отключить вышку. — Сабал отворачивается, лишь чтобы усмехнуться собственной догадке. Конечно же, отключить вышку. Дочь Мохана пусть и выжила сегодня утром одна в горах, выжила даже под градом пуль и удушающей пеленой лавины, предводитель искренне уважал ее за выдержку и стойкость, но это не значит, что она теперь обязана приходить на помощь всем нуждающимся, и решать все и каждую проблему этой страны. Нужно беречь силы и людей, более того мужчина надеялся вообще отозвать людей от колоколен и перенаправить их внимание на более важные вещи. Банапур был защищен от атак, но это не значит, что и другие места тоже, и вместо того, чтобы защитить тех, кто не может сделать этого сам, Золотой путь благодаря, как некстати, Амите, занимается черти чем!
— Ты ее послал, тебе и возвращать.
И лишь где-то на выходе из Банапура она поняла, что дозвониться до того парня, чей телефон теперь сохранен под именем «Знаток по железкам» ей не судьба. Сотовая связь молчала по-прежнему. С вышкой ей придется разбираться своими руками.
***
Она оставляет машину позади и дальше продолжает идти пешком. У подъема на скалу лежат несколько трупов бойцов Золотого пути. Кровь пока еще не начала свертываться, поэтому можно было предположить, что они здесь не более получаса.
Тела все еще чуть теплые.
Попытки, наверное, с третей, Лакшмана все же выдергивает застрявшую кошку из сорвавшейся сверху деревяшки. Закинуть ее до самого верха тоже получается не с первого раза, но, когда дело, наконец сделано, Лакки отталкивается от земли и поднимается по веревке на пару метров вверх. Живот будто бы наполняется кубиками льда, а руки начинают потеть. Ногами она ищет опору впереди, врезаясь кедами в каменные глыбы. Они не устойчивы, маленькие кусочки песчаника постоянно отскакивают, ноги разъезжаются и соскальзывают. Лакки бьется коленями о камень, но все равно продолжает лезть.
— Так, Лакшмана Гейл, расслабься и не смотри вниз. Даже и не думай смотреть! — успокаивает она сама себя, прижимаясь почти всем телом к холодным камням. — Не смотри, там нет ничего интересного.
Единственный страх в ее жизни - это высота. Высоты она боялась всегда. Находясь на краю, у нее начинается дикая истерика и головокружение. Ощущение того, что земля ушла из-под ног, закрадывается в легкие, сжимая их и выбивая весь воздух изнутри. Ее начинает лихорадить, капельки пота застилают глаза и не дают нормально разглядеть все, что творится вокруг. Кажется, словно по ее руке ползет очередная букашка, коих тут, на этих скалах пруд пруди, но нет, Лакки нервно оглядывает руки - ничего. Нервишки шалят.
Не сейчас. Главное забраться наверх.
Вышка уже мало волнует.
Главное — веревка.
До верха остается всего ничего, когда какой-то маленький камушек, на который девушка решает поставить свою ногу, откалывается от скалы и увлекает ее за собой. Лакки повисла на веревке. Неловкий девчачий визг разрезал тишину, запотевшие ладони соскальзывают с веревки. Ноги не могут найти опору, а когда все-таки находят, девушка едва не срывается из-за какой-то очередной глупой случайности.
Через несколько минут она, наконец, залезла на этот чертов уступ. Упав на четвереньки, Лакшмана первым делом отдышалась. Еще никогда ей не было настолько страшно. В такие моменты ей хотелось послать все к черту, но единственная мысль грела ей душу - она помогает людям, помогает, как может. Делает все, что в ее силах, во всяком случае старается изменить хоть что-то, а не как всегда, пустить все на самотек. Однако страх перед болью или смертью иногда берет свое и этого, увы, изменить она была не в силах, при всем ее желании.
Колокольня представляла собой удлиненное в высоту здание, даже можно выразиться, вышку, снизу она все-таки казалась намного меньше, чем на самом деле. Передвигаясь из кустов в кусты, девушка тихо приближалась к входу.
«Объявление от министерства внутренних дел и социальной гармонии…»
За углом о чем-то оживленно болтают двое. Третий, что сидел ближе всех, привалился к стене плечом и тихо посапывал, изредка нервно дергаясь и разлепляя глаза, словно пытаясь прогнать сонную пелену.
«…запрещается грабить трупы солдат армии короля…»
Слишком рискованно. Легче было бы прицелиться и с одного выстрела свалить его с ног, но и здесь не без проблем. Звук выстрела привлечет тех двоих за поворотом, и пока Лакки добежит до входа в колокольню, они откроют огонь. Метнуть нож? В тот раз, когда она убегала от стражи к вышке, это получилось спонтанно и быстро, что девушка даже и понять не смогла, как она это сделала. По сути, она даже и не делала этого никогда, только видела в кино или в полицейском департаменте, когда огромный, словно скала, тренер со шрамом через всю щеку, показывал, как он мастерски разбирал автоматы, кидал ножи и стрелял из лука.
— Видимо я просто хорошо запомнила, как он это делает это. — Усмехнулась Лакшмана, подбираясь ближе. Но с каждым ее шагом, идея начинает казаться ей все глупее и глупее. Может было бы лучше отвлечь его? Мало ли, вдруг у него семья? Вдруг он не такой скот, как остальные прислужники короля и в армии лишь потому, что пытается ее прокормить? Во всяком случае, наличие оружия в девичьих руках не дает ей права убивать всех солдат, которых она встречает на своем пути. Поддавшись спонтанной мысли, девушка подхватывает маленький камушек, под ее ногами и кидает его в противоположную от себя сторону, где он ударяется о валуны близ вымощенной камнем дорожки. Как и ожидалось, реакция солдата мгновенна. Он тут же подрывается и вскидывает дробовик перед собой.
— Кто здесь? — он делает пару шагов вниз, сходя с каменных ступеней по направлению к тропе. Этого времени ей хватает, чтобы обойти мужчину сзади и без препятствий юркнуть вовнутрь строения.
— Рамеш? Что у тебя там? — спрашивают напарники, их голос раздается гулом по всей колокольне, отскакивая от стен.
— Все чисто.
Разговоров их более не слышно. Внутри Гейл бегло оглядывается и подойдя к маленькому столику рядом с расстеленными спальными мешками, замечает пару гранат и еще один метательный нож. На мешке лежит рация и девушка, не теряя времени на раздумья, забирает и ее. У стены, заваленная коробками, стоит деревянная лестница. Девушка мигом продвигается к ней и сталкивает пустые коробки со своего пути. Шума от них не много, поэтому она не останавливается и лезет по ней вверх, начиная свое восхождение.
Монотонный голос женщины на записи, транслируемой с радио-вышки, начинает потихоньку надоедать. Вжавшись плечом в стену, она пытается максимально далеко отойти от края крыши, обезопасив себя тем самым от падения. Хватаясь за выступ, она подтягивается на руках и закидывая ногу на него, валится с ног почти что на финишной прямой. Светлые джинсы превращаются в черт знает, что. Грязные, порванные и протертые в нескольких местах, они напоминают уже не брендовую вещь, а жертву блошиного рынка в одной из подворотен родного Южного Бронкса.
Лакки лежит на спине, глядя вверх, где над ней угрожающе нависает огромный золотой колокол. Ветер разносит выкрики солдат, а следом и выстрелы. Мгновение, то и другое прекращается, Лакшмана, приподнимаясь на локтях, глядит вниз, замечая яркую шкуру леопарда, скрывающуюся в изумрудных кустах, они движутся еще некоторое время, а после замирают. Видимо зверь, притаившись, засек новую жертву.
Лакшмана же, поднимаясь с деревянной поверхности, продолжает путь далее, цепляясь за новые и новые уступы, более не опуская взгляда вниз.
— Итак, посмотрим, что тут можно сделать. — Вслух размышляет девушка, разглядывая устройство.
— Это вроде как, радио-транслятор. Он-то мне и нужен, — Гейл кладет руку на прибор, — А это, магнитофон, гоняющий кассету с записью, отключать их друг от друга целое дело, легче сломать. — Она постукивает ногтями по железной коробке, а потом, недолго думая, тянется к ножу, вытаскивая его из ножен. Острый конец она загоняет под железную коробку, через маленькую щель, увеличивая и делая ее больше, а после ломая в конец. Кассета выпрыгивает из секции и падает на пол, девушка подхватывает ее и, размахнувшись, кидает ее далеко вниз, где она, звонко стукнувшись о камни, разбивается на несколько частей. Далее на очереди был сам транслятор. Она бегло оглаживает кнопки подушечками пальцев, пробуждая тем самым воспоминания, засевшие где-то под коркой. Все знакомо, все как на занятиях и волнению здесь места нет. Щелчок нужного переключателя и радиоволна перенаправлена.
Лакки тихо вздыхает, а после устало усаживается прямиком на деревянный пол, ненароком цепляя тканью штанов пару-тройку щепок. Какое-то время она, облокотившись на какой-то старый ящик, сидит неподвижно, лишь изредка то открывая глаза, то опять закрывая. После долгого восхождения, казалось, болела каждая косточка или мышца всего тела. Она бы просидела без движения еще дольше, если бы не навязчивый писк телефона,
ее телефона.
Мобильник старого индуса, она выкинула в открытое окно машины, даже не напрягаясь проводить его полет взглядом. Тот, наверное, налетел на какой-нибудь камень и разбился вдребезги. Разумеется, проделать тот же самый фокус с этим телефоном девчонка не могла. Уж слишком много он для нее значит.
Американка долго сверлила взглядом незнакомый номер телефона, но после, все же решила принять вызов. Она знала, кто это. Не знала, правда, как у него вышло так легко найти ее номер, шпионские примочки или же чертова магия?
— Веселишься?
— Ты себе не представляешь, какой тут чудесный вид. — На одном дыхании произносит Лакшмана. Зажав телефон меж щекой и плечом, она укрывает свободной рукой ходящее ходуном пламя огонька зажигалки, подкуривая от него сигарету.
— Поверь мне, представляю. — По его голосу легко можно было предположить, какую эмоцию в данный момент примерило на себя его лицо, особенно хорошо представлялись закатанные глаза и выпяченные в недовольстве губы. — Тут, в какую бы сторону ты не посмотрела, он примерно один и тот же.
— Никогда не видела горы так близко. — Мечтательно протягивает Гейл, искренне любуясь открывавшимся видом.
— Ты же понимаешь, что это был очень глупый проступок? — Пэйган спрашивает напрямик, не желая более ходить вокруг да около. Конечно же, его возмутила эта маленькая вольность, возмутила до глубины души, но не разозлила. Короля Мина вообще очень трудно разозлить.
— У меня из-за глушилки интернет не ловит.
— Дорогая, ну кто ж тебе виноват, если ты сама предпочла сбежать от меня и всех благ цивилизованного мира.
— Знаешь, если бы от меня подобным образом сбежала девушка, я, прежде чем посылать за ней армию, бегать по горам, задумалась бы.
— Если бы я не задумался, ты бы не сбежала.
— Ты напугал меня. — Немного наигранно произносит Лакшмана, склоняя эту тему ближе к шутке.
— Ох, чем же? — Вторит ее тону Мин, принимая игру.
— Так, подожди. То есть для тебя воткнуть мужику вилку в плечо, а потом посадить его на электрический стул — это нормально, да? — Голос ее вмиг стал серьезным, а сама она подалась вперед.
— Я, кажется, упоминал, что мне частенько досаждают террористы.
— Бедные, запуганные люди.
— Сколько часов ты в этой стране? Три-четыре?
— Я поняла, с тобой спорить бесполезно.
— Так или иначе, ты сейчас на юге. Я так понимаю, остановилась в Банапуре, да? — Разговор принимал опасные обороты, девушка внутренне сжалась, пытаясь контролировать поток своих беспорядочных мыслей, изо всех сил, не позволяя беспокойству вылиться во что-то плохое.
— Нет, меня приютил старый бородатый монах в своей лесной хижине. — Получалось не очень, если быть честным. Услышать в ее голосе толику сомнения для Пэйгана было проще простого.
— Чушь, я знаю, что ты там. И надеюсь, ты уже поняла, что твое пребывание в нем совсем скоро закончится.
Мужчина сбрасывает вызов, оставляя американку наедине со своими мыслями. Ей предстояло хорошенько обдумать сказанные им слова, были ли они сказаны впустую или же имели реальную угрозу не только для жизни Лакшманы, но и для всех, кто окажется поблизости в неудобный момент, когда он настанет, само собой. А он обязательно настанет, девушка в этом не сомневалась.
***
Спуститься с колокольни оказалось намного сложнее, чем на нее забраться. Лакшмана долго размышляла над этим, пытаясь с одной стороны просчитать вытекающие из ее спуска последствия наперед. Во-первых, она нигде не видела солдат, что до этого патрулировали вышку, возможно, они забаррикадировались от зверя внизу, поэтому спускаться прямиком им в руки туристка не желала. Во-вторых, если спускаться по веревке, на секунду представив, что девушка, при всем своем огромном страхе постарается не обделаться, пока будет съезжать вниз, зацепившись за канат, внизу ее так или иначе будет ждать та же проблема. Возможно чертов леопард спрятавшийся в кустах так и выжидал, чтобы напасть вновь.
— Может быть он уже ушел? Так много времени прошло ведь… — Тихо размышляет девушка, осторожно выглядывая с высоты своей временной тюрьмы, пытаясь напрячь зрение настолько, чтобы разглядеть хоть маломальское шевеление листвы, за которой могло бы прятаться животное. —
Может у меня получится разглядеть его через зум камеры? — На мгновение проносится в девичьей голове, прежде чем она, достав из кармана свой телефон и на включенном приложении камеры увеличит его. Манипуляция эта, право, ничего не дала, но за то у темноволосой появилась маленькая уверенность в том, что зверь, спугнутый выстрелами, все-таки сбежал. —
Тогда почему солдаты молчат? Что-то явно случилось там внизу.
Выяснять причину их молчания отчего-то не хотелось, поэтому Лакшмана, надев на плечи свой рюкзак, вытягивает из штанов жесткий кожаный пояс, который вполне подошел бы для спуска хотя бы на один раз. Спускаться подобным образом более одного раза девушка совершенно не горела желанием, а поэтому, застегнув пряжку, она складывает его вдвое и перекидывает через натянутый канат. На другом конце он был специально приварен к огромному каменному булыжнику, поэтому следовало не прогадать момент, между «разбиться о землю с высоты» и «превратиться в лепешку, со всей дури налетев на эту огромную каменюку».
Руки, мокрые от волнения она обтирает о толстовку, а после ухватившись поудобнее ладонями, для пущей безопасности продев их меж тугих кожаных колец, сжимает зубы, внутренне пытаясь настроить себя при любой ситуации не проронить ни звука. Солдаты внизу не должны услышать ее.
Сердце пропускает удар, перед тем как ее ноги, оторвавшись от деревянного пола колокольни, оказываются в невесомости, ветер колышет волосы, заставляя настырно лезть в глаза, а когда ближе к середине каната, ее тело под силой тяжести берет разгон, Лакшмана понимает — дело дрянь.
Девчачий визг вновь разрывает тишину, акцентируя внимание на его хозяйке, стремительно приближающейся к земле. Еще мгновение и, кажется, от нее останется мокрое место на валуне, но пояс в ее руках, издав очень страшный треск, ослабляет хватку, сжимающую запястья Лакки, отчего она, соскользнув вспотевшими ладонями с плотного ремня, падает наземь с высоты человеческого роста. Колено, ушибленное сегодня утром вновь прошибает дикой болью, а сама она, перед тем как влететь лицом в грязь, до крови сдирая кожу на локтях и предплечье, словно через толщу воды слышит чужой голос, выкрикивающий ее имя.
