Я пришел за моей музыкой

Выступления на огромных площадках, переполненные залы, постоянные солдауты в билетах и дисках, туры за границу – их группа имела большой успех. Йошитака вырос, сейчас он играл в группе, стал известным гитаристом и весьма талантливым композитором. Фанаты рукоплескали и кричали от восторга, продажи дисков шли как нельзя лучше, это был пик их славы. Он занимался любимым делом и был счастлив, но каждую осень он все ещё надеялся встретить того самого странного человека, который помог ему когда-то в парке, в Йокогаме, когда он был ещё совсем мальчишкой и ничего из себя не представлял. Он пытался найти о нем хоть какую-то информацию, но тщетно, он спрашивал о нем в банке, где обналичивал чек, но там разводили руками, ссылаясь на конфиденциональность информации,к тому же все было подстроено так, что счет с данной суммой полностью оформлялся тогда уже на Йошитаку, соответственно данные о Йошиде полностью пропали. Йошитаке не оставалось ничего другого, как благодарить Ками в храмах за такую благодать. Очередной удачный концерт, Тсукаса вошел с горой подарков от фанатов, которые те любили оставлять участникам перед концертами. - Эй, Карю, кажется, ты собрал сегодня больше всех, - рассмеялся Зеро, разбирая свою гору всяких свертков, открыток и писем. - Да уж, зато ты у нас довольствуешься горой шоколада, - усмехнулся гитарист, мельком просматривая презенты, порой даже не открывая их. Из стопки писем вдруг выпала ничем не примечательная открытка – на ней была изображена галерея искусств и короткая подпись сзади «Не желаешь приобщиться к живописи? Y. H.» Инициалы Y.H. могли означать только одно – Yoshida Hiroshi. У Карю чаще забилось сердце, он осмотрел открытку вдоль и поперек, но больше ничего не увидел. - Ты чего? – тронул его вокалист, заметив его резкую перемену в настроении. – Фанатка опять написала пошлости? - Нет, ничего, - отмахнулся Карю, мотнув головой, натянуто улыбнувшись. – Я, пожалуй, пойду, повеселитесь сегодня без меня, - и с этими словами, схватив куртку, он выскочил из гримерки. Он знал, что галерея сейчас закрыта, ведь уже поздняя ночь, его никто туда не пустит, но он просто не мог ждать до утра. Столько лет он так искал этого человека, так хотел найти, отблагодарить, а он находит его сам. Кто же он? Сейчас как раз был сентябрь, такой же ранний и прохладный, как тогда, 15 лет назад. Карю бежал, не различая дороги, глаза слезись от ветра, но он просто не мог остановиться перед целью – метро, автобус, ещё квартал… Галерея подсвечивалась слабым светом, как будто только его и ждала. Как ни странно, у входа не было охраны, не было сигнализации, не было никого, а сама дверь была призывно открыта. Сделав глубокий вдох, Карю толкнул ее и вошел в здание. Всюду горел свет, картины в массивных позолоченных рамках призывно манили своим величием, звучала легкая музыка, та самая – Вивальди, которого Карю играл 15 лет назад, в парке. А посреди зала стоял человек, только уже не в пальто и без шляпы, но с той же неизменной деревянной тростью. Он был в строгом костюме, черная рубашка, застегнутая на все пуговицы, и кожаные перчатки. Карю замер позади него, он не знал, что сказать, столько лет он гнался за ним, и вот – этот человек из плоти и крови стоит перед ним, живой и настоящий, а слов нет. - Не правда ли для Моне так характерны мягкие, расплывчатые тона? Подойди, посмотри, - мужчина поманил его к себе пальцем, даже не оборачиваясь, продолжая любоваться картиной. И Карю повиновался. Он мало что смыслил в искусстве живописи и великих художниках, но только согласно кивнул, глядя вместе с ним на полотно. - Я вижу, ты все же послушался моего совета и теперь блистаешь на сцене, твоя техника во многом возросла, я очень рад. - Я благодарен вам, - вдруг спохватился Карю, склоняясь перед мужчиной в почтительном поклоне. – Без вас бы всего этого не было. - Всего бы этого не было без тебя и твоего упорства, а я лишь дал тебе толчок и чуть ускорил время. Но почему гитара, Йошитака? Я думал, ты будешь великим скрипачом, - Йошида чуть усмехнулся, делая шаг к следующей картине, все же любование живописью было его основным занятием в данный момент. - Она привлекла меня больше, но в моих композициях присутствуют и другие инструменты, - Карю казалось, что он оправдывается. - Да, я заметил – термен я особенно оценил. Мне очень нравится твоя музыка, Йошитака, ты смог раскрыться. Твоя музыка стала не просто звучать, она обрела голос, люди могут услышать то, что вы хотите сказать всей группой. - У нас замечательный вокалист, - кивнул Карю, чувствуя себя снова тем семнадцатилетним юношей – смущенным и неопытным. - Я не об этом, я о самой музыке. Никогда не бросай ее, Йошитака. - Почему вы помогли мне? Кто вы? – вопросы, которые так давно вертелись у него на языке, наконец, сорвались. В ответ мужчина лишь тихо рассмеялся, устало прикрывая глаза. Внешне он выглядел на тридцать пять, но по его поведению казалось, что он живет на Земле уже очень долго, и он чертовски устал. - Я искал о вас информацию, но никто не знает, кто такой Йошида Хироши, - честно признался музыкант. - Потому что меня не существует на самом деле. Меня нет, - просто ответил мужчина, пожав плечами. – Я существую под множеством различных имен, называй меня, как тебе удобно, но на самом деле меня нет. Я помогаю талантливым дарованиям, великим художникам, писателям, музыкантам, но навсегда остаюсь в вашей тени, и с удовольствием наблюдаю плоды своей работы. - Но любая помощь имеет свою цену. - Верно, - подтвердил мужчина, все так же продолжая изучать взглядом картину, не обращая на Карю должного внимания. - Сколько я должен заплатить Вам? У меня есть деньги… - О, деньги меня не интересуют, этого добра у меня навалом, - рассмеялся мужчина, следуя к следующей картине. - Тогда что вы хотите? Мою душу? – юноша растерялся, разом вспоминая все сказки, что слышал детстве. - Я не Дьявол, Карю, и души меня не интересуют, без души ты не сможешь творить, - на губах мужчины играла все та же усмешка - беззлобная и хитрая. – Я возьму с тебя плату музыкой. - Музыкой? Что вы имеете в виду? - Когда-нибудь я приду за моей музыкой. - О чем вы? Но его вопрос уже прозвучал в пустоту, в зале никого не было, кроме него, и только тихая скрипка продолжала звучать мягким, ненавязчивым фоном.