Dogs 2.0

      В подсобке отвратительного многолюдного аукциона творились сущее безумство и хаос. Джерарда так много раз оставляли среди других продавцов, охранников и рабов, что он был в ужасе при мысли о том, что в планы Мастера вообще не входило его продавать. Возможно, Мастер привёл его сюда, чтобы оставить — забыть о нём и отдать аукционерам, чтобы они разобрались с ним в конце вечера.       Столько людей были набиты в это пространство, спотыкались друг о друга, били рабов, которые им не принадлежали — ссоры разгорались между продавцами за урон, что был нанесён ещё не проданной собственности, ссоры между рабами за то, что неправильно смотрели друг на друга.       Один из охранников терроризировал раба, забившегося в угол. Когда всё это началось, он встретился взглядами с Джерардом, моля о помощи, однако тот отвернулся.       Он ничего не мог сделать. Ничего.       Ничего не мог сделать...       В этом месте не существовало надежды. Не было помощи, не было безопасности.       — М-Мастер? — захныкал Джерард, когда краем глаза увидел, как мужчина говорит с одним из охранников.       Охранников было так легко отличить от продавцов. Продавцы были одеты по высокой моде, выставляя напоказ свой успех и совершенство в то время, как охранники — все такие мускулистые и высокие — были одеты в повседневную одежду и чёрные шляпы.       — Мастер! — позвал Джерард, пытаясь перекричать все остальные крики, завывания и голоса. Это было такое ужасное место. Сердце так сильно билось у него в груди, хотя его Мастер стоял в другом конце помещения и пожимал руку какому-то мужчине, совершенно не напрягаясь. Здесь ему было комфортно. Здесь ему было спокойно...       Здесь он зарабатывал деньги в то время, как Джерард сходил с ума.       — Мастер! Пожалуйста, Мастер! Мастер!       — Закрой свой рот!       Крик Джерарда был прерван грубым и болезненным подзатыльником, отчего он склонился вперёд; его голова врезалась в голое плечо другого раба. Раб отодвинул его, подавшись назад, и злобно нахмурился единственным имеющимся глазом — другой же был почерневшим распухшим месивом.       Мастер никогда не бил Джерарда в лицо до такого состояния. Мастер едва ли бил так, чтобы оставались синяки, и теперь Джерард был разрушен ужасом, что жестокий Мастер как тот, который владел этим рабом, купит его. Не станет его симпатичного личика. Не станет его яркой улыбки.       — Мастер! — вновь закричал Джерард, несмотря на то, что из-за его неповиновения он заработал второй удар. Это стоило такого отношения охранника, потому что Мастер повернулся и заметил его.       Несколько секунд они смотрели друг другу глаза в глаза, прежде чем его Мастер вновь отвёл взгляд и вернулся к разговору с тем мужчиной.       — Держи рот на замке, иначе я засуну в него что-нибудь, что тебе не понравится, ты, маленькая шлюшка, — предупредил охранник, который дал Джерарду подзатыльник.       — Я лишь хочу к Мастеру, — захныкал Джерард, потирая затылок и поворачиваясь, чтобы увидеть зловещего охранника.       — Я просто говорю тебе закрыть свой ёбаный рот! — прогремел тот.       Джерард от страха сидя попятился, однако далеко не убежал. Он вжался в спину другого раба, который обхватил себя, чтобы не врезаться в раба перед ним. Джерард не успел даже вымолвить извинение, руки охранника уже были на нём — тот развернул его и впечатал лицом в лопатку другого раба. Он слышал, как тот раб тихо стонет в то время, как Джерарда то и дело толкали в него, пока охранник пробирался рукой вниз, к джинсам Джерарда.       Джерард коротко вскрикнул, после чего его голос надломился, и всё, что он мог делать, так это стонать и мычать в то время, как охранник впился пальцами в его задницу достаточно сильно, чтобы причинить боль, однако недостаточно сильно, чтобы оставить отметину.       Цель была запугать — ужаснуть, — и это работало. Это было предупреждением. Это был способ охранника сказать «Если ты не послушаешься, будешь, как та шлюха, которую сейчас ебут в углу». Рабов с голубыми повязками на запястьях разрешалось иметь охранникам до продажи. Рабов с голубыми повязками на руках продавали не позднее часа, и не имело значения, сколько мужчин поимеет их до начала аукциона, потому что ещё больше поимеет их после. Гости платили за чистоту, за внешний вид, за быстрый трах без копов, а не невинность.       У Джерарда не было голубых повязок. Его были оранжевыми. Он был выставлен на продажу, и никто не тронет его, иначе им придётся платить его Мастеру...       Только вот это, казалось, не останавливало охранника, чьи пальцы проскользнули ближе к заднице Джерарда и вжимались в его дырочку.       — Ты будешь хорошей маленькой сучкой? — пыхтел охранник, чуть грубее потирая пальцами входное отверстие Джерарда. Он не мог этого сделать. Ему не было разрешено! Однако он в любом случае делал это. Он изо всех сил пытался провернуть руку за пределы границ обтягивающих джинсов Джерарда, чтобы забраться пальцами внутрь него, несмотря на то, как изворачивался Джерард. — Да ладно, не хочешь подготовиться перед большим шоу? Ты же не хочешь, чтобы твой новый босс входил в тебя насухо, да? — мужчина смеялся, и от этого на глаза Джерарда накатились слёзы.       Со страхом он мог справляться, он выносил боль, однако унижение и беспомощность съедали его изнутри. Что, если охранник поимеет его? Что, если воспользуется им в любом случае, несмотря на оранжевые повязки на запястьях Джерарда?       Он надеялся, что если мужчина изнасилует его, то Мастер просто пристрелит Джерарда и даже не будет заморачиваться с продажей. Он молился, чтобы его Мастер увидел причину, проявил благосклонность и просто выстрелил бы в голову своей использованной шлюхе...       Охранник смог с силой воткнуть кончик одного из пальцев, и Джерард издал хриплый крик, пытаясь привлечь внимание, однако не имея возможности встретить взгляд того, кому было не всё равно или кто мог помочь. Раб, за которого он держался, чтобы не потерять равновесие, теперь рыдал, встревоженный и обезумевший от того, что происходило за его спиной в этом ужасном месте.       — Мастер! — снова закричал Джерард; голос его надорвался и был хриплым, всё его лечение за секунды превратилось в ничто. — Пожалуйста! Помогите, Мастер! Мастер!       — Закрой свой рот! — рявкнул охранник, доставая пальцы, убирая руку из джинсов Джерарда и с силой ударяя его по заднице, чтобы заткнуть.       — Мастер! — начал кричать другой раб, отстраняясь от Джерарда, отчего тот упал вперёд на пол.       — Мастер! Уберите их от меня! Пожалуйста, сэр! Пожалуйста, сэр, просто уберите их от меня! Я не хочу быть здесь! Я не хочу быть здесь, сэр, пожалуйста! Мастер, прошу!       Его крики побудили остальных начать завывать — все молили о помощи от человека, который привёз их сюда, им было больше некого умолять. Они ничего не знали о Боге. Для них Мастер являлся Богом. Он был единственным, кто мог ответить на молитвы.       Джерард застонал, пытаясь встать с пола, с силой стараясь поднять на ноги до того, как на него наступят или растопчут остальные встревоженные рабы.       — Иди сюда, — прошипел охранник, подхватывая под руки Джерарда и поднимая его перед тем, как уловить возможность засунуть два отвратительных пальца в рот своего пленника — один из них лишь секунды назад находился в теле Джерарда.       Джерард даже не мог укусить его — он распахнул глаза от шока и отвращения в то время, как пальцы вжались в его язык и ряд нижних зубов. Тошнота накрыла его, и он начал испытывать рвотные позывы, но охранник лишь продолжал смеяться и ещё с минуту потирал его язык кончиками пальцев перед тем, как выдернуть их и толкнуть Джерарда на раба впереди в очередной раз.       — А теперь, что я тебе говорил? Держи свой рот на замке или это повторится, и будет куда хуже. Слышал меня? — охранник уставился Джерарду в глаза, не выказывая ни капли сострадания или сочувствия, даже когда Джерард начал плеваться на пол, чтобы убрать этот вкус изо рта. — Я спросил, ты меня слышал?! — прогремел охранник, когда Джерард всё ещё не ответил.       — Я... я хочу к м-моему М-мастеру, — выпалил Джерард; слёзы лились ручьём и всё сильнее смывали его макияж.       — Да ради всего святого... Вы все ведёте себя как дети. Даже десятилетки не плачут столько, сколько вы, — охранник толкнул его в последний раз перед тем, как пойти мучить что-либо другое.       Его слёзы стали безутешными, пока он наблюдал, как Мастер долгие минуты разговаривал с тем мужчиной перед тем, как наконец начал подходить к нему.       Джерард слегка воспрял духом, когда мужчина подошёл ближе. Возможно, Он передумает насчёт всего этого. Возможно, Он подойдёт и скажет «Надеюсь, ты усвоил урок» и отвезёт их обоих домой.       — Зачем ты плачешь? Ты смазываешь свою подводку, — Мастер вытер дорожку слёз на щеке Джерарда и цокнул языком.       — Ох-хран-ник, Мастер. Он с-сделал мне б-больно, — захныкал Джерард, надеясь, что Мастер пристрелит его обидчика так же, как и Плохого Мужчину.       — Я сказал тебе на пути сюда не привлекать их внимание. И что ты сделал? — спросил он, разглаживая и приводя в порядок одежду Джерарда, будто он готовил манекена в панорамном окне магазина.       — Я з-звал В-вас, — заикнулся Джерард, — я хотел к своему М-мастеру.       — Я здесь, Джерард. Тебе не нужно кричать и бесить хозяев.       — Н-но, М-мастер, здесь страшно. Я не хочу быть один, — воскликнул Джерард, осмеливаясь прильнуть к своему Мастеру, переплетая руки за Его спиной. — Пожалуйста, Мастер. Пожалуйста, просто останьтесь со мной. Я б-боюсь.       Джерарда удивило, когда его Мастер начал нежно поглаживать его спину.       — Будь хорошим, малыш. Скоро твой выход...       — Нет! — воскликнул Джерард, сжимая своего Мастера так крепко, как только мог. Должен был быть выход из этого, должен был быть. Должен!       — Да. Вот что произойдёт, Джерард. Мы выйдем на сцену, я представлю тебя...       — Не надо, Мастер...       — Заткнись. Я рассказываю тебе ход событий. Ты слушаешь меня, либо я зову охранников обратно.       Джерард всхлипнул и вжался головой в плечо Мастера, сдаваясь. Он ничего не мог поделать, лишь подчиниться.       Пойти на сцену. Стоять перед людьми. Его одежду приспустят или вовсе уберут, чтобы показать покупателям, что они собирались брать. Быть проданным. Никогда больше не видеть своего Мастера, Маркуса или чего-либо знакомого. ( ) ( ) ( )       Фрэнка тошнило, воротничок рубашки был слишком узким, и неважно, сколько бы он ни оттягивал его, тошнотворное ощущение никуда не девалось. Его заставили смотреть, как человека за человеком продавали в течение часа до начала «торгов собственностью». Этого тоже было достаточно, чтобы у Фрэнка начала кружиться голова. Первые проданные рабы были детьми. Восемь лет. Десять... Потом подростки. Тысячи и тысячи долларов переходили из рук в руки. Первый проданный ребёнок ушёл за сто пятьдесят тысяч долларов или около того.       Когда у Фрэнка не вышло совершить покупку, громила вышел из-за угла и начал наблюдать за ним. Сотни тысяч долларов... и у Фрэнка осталось лишь пять тысяч. Сначала он считал себя идиотом из-за того, что он слишком обрадовался и привёз весь свой выигрыш с собой в город, зная, что, скорее всего, на него нападут и он потеряет всё до цента, однако теперь он был благодарен — благодарен, что он принёс деньги наличкой и что не потратил их все в магазинах.       Однако, казалось, за пять тысяч ему ничего не светило. Не в этом месте.       — Ничего не нравится? — спросил громила, подходя и облокачиваясь о стену рядом с Фрэнком. — Ты нервничаешь. Всё нормально? — Каким-то образом его вопрос совсем не был связан с беспокойством о благосостоянии Фрэнка.       — У меня нет столько денег, — сказал Фрэнк, откашлявшись, и кивнул в сторону сцены, где очередного восемнадцатилетнего девственника раздевали догола, пока мужчины аплодировали.       — Их осталось немного. Думаю, будет ещё три или четыре, потом вытаскивают мусор.       — Вытаскивают что? — спросил Фрэнк, осмеливаясь звучать взволнованно.       — Мусор. Я так понимаю, его ты и ждёшь. Логично. Я так и подумал, что ты не похож на владельца. И я понял, что ты ищешь реквизит.       — Реквизит? — переспросил Фрэнк, совершенно не улавливая нить разговора. С одной стороны, он знал, что мужчина говорил о шлюхах подешевле, однако при чём тут был реквизит, он не понимал.       — Оу, прости... «актёра» для вашей искушённой съёмочной группы. Купишь себе одного для своих видео. Единственный вопрос: это порно или снафф? Потому что мы не продаём режиссёрам снаффа. От этого продавцам неудобно.       — Просто порно, — сказал Фрэнк, звучно сглатывая и оборачиваясь обратно к сцене. Он вздрогнул, когда следующего раба вытащили на сцену; он брыкался, кричал, и, в конце концов, его бросили на колени. Его Мастер ударил его, а затем поднял, потянув за волосы.       Непослушный раб, сказал он. Ваш, чтобы его сломить, если это по Вашей части.       Начальная ставка: Десять тысяч.       — Какое порно? Сцены в темнице? Я бы убил, чтобы быть ведущим в одной из них. Приходилось снимать одну такую однажды, но это всё не то.       — Это больше... сцены на улице. Потерявшиеся в лесу, сумасшедшие местные жители. Как в «Избавлении».       — Мм. Ты оставляешь их в живых после?       — Конечно же, я оставляю их в живых! — сказал Фрэнк, не попадаясь на крючок — даже если бы он был здесь, чтобы купить человека, чтобы убить его на камеру, он бы не попался на такую очевидную уловку. — Люди с ума сошли от моего прошлого фильма, хочу найти новое личико. Что-нибудь... дешёвое. Что-нибудь симпатичное, — пробормотал Фрэнк.       Теперь он чувствовал себя в безопасности, когда громила скормил ему историю, которой он мог подыгрывать.       — Думаю, эта шлюха последняя высшего класса. Твой типаж следующий. У них есть парочка неплохих лиц, однако я не могу гарантировать, что они чисты.       Фрэнк хмыкнул и уставился на сцену. Было бы ложью сказать, что облегчение не наполнило его, когда цена на следующую жертву, вытащенную на сцену, начиналась с пяти тысяч. С этого момента они будут становиться только дешевле — возможно, даже до одной тысячи или двадцати пяти сотен. Он и понятия не имел, что будет делать, если купит что-то — кого-то, — однако он знал точно, что если не купит, он вероятнее всего не выберется отсюда живым.       Он будет выглядеть как непрошенный гость. Как что-то, о чём необходимо позаботиться на заднем дворе близ мусорных баков или же продать в этот ад.       Раба на сцене продали за семь штук, затем его сменил другой, который ушёл за девять, лишь потому что два покупателя отчаянно хотели его и всё продолжали поднимать цену. Продавец начал выглядеть самодовольно и горделиво в то время, как цена вздымалась ввысь, и даже поцеловал в висок своего раба в знак благодарности за то, что тот принёс ему вдвое больше денег чем ожидалось.       Фрэнк вздохнул и опустил взгляд с охранника в пол. Он не знал, сколько ещё он сможет выдержать. Из закулисья он всё также слышал крики и плач, даже несмотря на смех покупателей вперди. Это было жестоким местом — зловещим местом. Он знал, что случались жестокие преступления, что людей насиловали, издевались над ними и убивали, однако он никогда не мог представить, что подобные места существуют. Места, где психопаты собирались вместе, одетые в костюмы, и получали удовольствие от кричащих и рыдающих рабов, которых они вытаскивали Бог знает откуда.       Громкий пронзительный крик разрезал воздух, когда вновь очередной продавец вытащил за запястье своего раба на сцену. Фрэнк с, казалось бы, несменяемым хмурым выражением лица, выгравированном на его лице, наблюдал, как перед ним на сцену выволокли черноволосого раба.       То, что его вытащили за руку, а не за волосы или не вынесли на сцену, было не единственным, что отличало его от других. Его Мастер также хорошо его одел — обтягивающие чёрные джинсы и несколько слоёв одежды сверху: белый воротничок виднелся из-под чёрного свитера, — хотя это не делало его ни капли привлекательным. Его лицо было испещрено потёкшей тушью. Выглядел он так, будто под обоими глазами были синяки, а его мольбы о благосклонности и прощении, адресованные его владельцу, превращались в непривлекательный надломленный хрип.       Мужчины начали вопить и аплодировать, смеясь над запуганным выражением лица раба.       — Вот вам хороший вариант, — отозвался продавец. Нечто в его голосе или манере поведения , должно быть, вызвало уважение, потому что все мужчины разом замолкли. — Давно меня не видели, знаю, однако я хотел предложить вам одного из лучших из моей личной коллекции.       — Мастер, пожалуйста! Пожалуйста, не делайте этого! — закричал раб, хватаясь за своего владельца, в ответ получая сильный пинок в бок.       — Тишина! Сейчас же! — рявкнул хозяин, заставляя мужчин в толпе аплодировать и подсвистывать в то время, как раб закрыл лицо и всхлипнул. — Как вы видите, его горло повреждено. У меня был гость, который слегка грубо воспользовался им и теперь... теперь он просто не настолько привлекателен для меня, как был однажды.       Фрэнк вздохнул от отвращения на слова. Кто-то ранил раба, и теперь его владелец больше не желал его, — кто-то, кого хозяин пригласил как гостя. Насколько больным он мог быть? Он произносил слова так, будто они ничего не значили, будто повреждённое горло и голос являлись лишь царапиной на дубовом столе, лишь повреждением чему-то бесчувственному.       Он действовал с тем же недостатком сочувствия, когда спустил штаны бедного существа и обнажил его перед всей комнатой, полной людей. Черноволосый раб издал низкий вопль и отвернул лицо, утыкаясь им в собственное плечо от стыда. Его хозяин не предлагал ему ни капли поддержки, лишь перечислил одно за другим положительные качества и замечания по поводу своего питомца: верный, преданный, послушный, пять с половиной дюймов, царапины, укусы.       Мужчины начали освистывать его, когда услышали, что безымянный питомец имел наглость защищать себя во время секса, которого он не хотел, и их улюлюканье лишь стало громче, когда они узнали, что он не был ни от чего зависим. Никакого кокаина, чтобы удерживать его оцепеневшим и податливым, никакого героина, ни даже травы. Его отдача Мастеру могла быть куплена лишь временем и привязанностью — тем, что не могли предложить эти покупатели.       — Давайте начнём ставку с двадцати пяти тысяч. Кто-нибудь?       Зал затих, за исключением нескольких звуков кашля, и один мужчина выразил недовольный крик «мерзость». Даже этого слова было достаточно , чтобы раб согнулся пополам со слезами на глазах.       — М-мастер, заберите меня домой. Пожалуйста, Мастер. П-пожалуйста, забери меня домой. Я-я... я сделаю всё, что угодно. Я...       — Тихо! — закричал мужчина достаточно жёстко, чтобы раб склонился перед ним, одной рукой балансируя свой вес, а другой рукой закрывая глаза.       Фрэнк больше не мог этого выдерживать. По ощущениям его сердце разбивалось, и он не мог выдерживать кого-то настолько расстроенного. Этот раб, это безымянное человеческое создание не был похож на других. Они молили, кричали и дрались, однако он просто склонился на сцене и плакал, вымаливая у своего Мастера прощение и шанс приластиться к нему.       — Две с половиной тысячи! — выкрикнул Фрэнк.       — Две с половиной тысячи? — повторил мужчина на сцене, сканирую толпу взглядом, выискивая претендента.       — Три тысячи! — прокричал кто-то ещё. Фрэнк повернул голову в направлении голоса, однако не мог заприметить мужчину, пока громила рядом с ним не помог заметить его. Это был какой-то большой мужчина, сидящий за одним из столов, он курил сигару и ухмылялся на раба на сцене.       — Три с половиной тысячи, — позвал Фрэнк, оборачиваясь на продавца в то время, как вышибала рядом с ним махал, чтобы завладеть вниманием мужчины. Продавец кивнул, а затем взглянул на другого участника, сидящего за столом.       — Три семьсот пятьдесят, — сказал мужчина с индифферентным тоном, несмотря на то, что раб, на которого он ставил, начал плакать так сильно, что стал задыхаться.       — Четыре с половиной тысячи, — закричал Фрэнк, с волнением облизывая губы. Даже если он не выиграет, теперь, когда он вступил в игру, он мог спокойно покинуть это место. Он мог в ярости выбежать, если не заполучит желаемый приз, и никто не погонится за ним, чтобы пристрелить.       Однако он не желал уходить с пустыми руками. Он хотел этого раба, он хотел вытащить его отсюда, прочь из этого ужасного места. Что он будет делать после, у него не было ни малейшей идеи, но он хотел этого.       Особо не думая, Фрэнк начал подходить к сцене, пытаясь ближе приглядеться к товару, которым он пытался завладеть. У него было меньше денег, чем у мужчины за столиком, он знал, однако он надеялся, что мужчина заскучает и обратит внимание на другого питомца. Он не выказывал никакого интереса, пока Фрэнк не начал торговаться. Для этого мужчины это скорее всего была игра.       Для него раб будет одноразовой безделушкой. Он был дешёвым, был предназначен для того, чтобы им воспользовались и выбросили, словно мусор, сказал громила-охранник.       — Четыре с половиной тысячи, может, вы дадите мне четыре семьсот пятьдесят? — прокричал продавец, поглаживая раба по волосам в то время, как тот всё больше склонялся к полу, закрывая голову руками, пытаясь не слышать и не видеть ужасающего места.       — Четыре семьсот пятьдесят, — отозвался мужчина за столом.       — Пять тысяч! — вскрикнул Фрэнк, настигнув края сцены. Он слышал, как раб изо всех сил старался дышать, слышал, как тот шептал что-то себе под нос, с силой пытаясь заблокировать все ужасы, происходящие вокруг.       — Я-я буду в порядке. Я буду в порядке... Мастер? М-мастер? П-пожалуйста, Мастер... всё, что угодно, Мастер. Всё будет хорошо. Всё... всё будет хорошо. Верно? Мастер? Правда, Мастер? — заскулило оно, умоляя в то время, как сердце Фрэнка билось у него в ушах.       — Пять пятьсот, — сказал мужчина за столиком, усмехаясь с гортанным звуком.       Фрэнк ощутил, как падает духом, и споткнулся, отходя от сцены; его надежды разбились. Он был уверен, что мужчина намеревался заплатить максимум пять тысяч. Зачем платить дополнительные пятьсот долларов за то, что он выбросит? Он собирался забрать это создание домой и принести ему боль, измучить его и убить. Он усмехнулся, когда Фрэнк засомневался, чтобы назвать цену повыше.       Он был жесток и безразличен. Фрэнк мог только представить ужас, который ожидал раба через несколько часов... Слёзы, которые уже пролились, пополнятся новой порцией. Он может быть окровавлен... Он может быть убит.       — К чёрту это, — прошипел Фрэнк себе под нос, отходя назад и одновременно бросая на раба последний сочувствующий взгляд, который он, возможно, получит в своей жалкой жизни.       — Не-а, он не стоит пять пятьсот, Монти. Поверь мне, — внезапно говорит продавец, отчего Фрэнк остановился. Он перевёл взгляд от ухмыляющегося продавца к мужчине за столиком — Монти, тот назвал его по имени. Он совершенно не выглядел расстроенным из-за проигрыша и едва заметно пожал плечами, в очередной раз затягиваясь сигарой. — Пять тысяч. Продано.       Фрэнк глядел в шоке, его сердце билось сильнее, чем когда-либо; он опустил взгляд на раба, который начал визжать, будто бы его пристрелили, как только Мастер обозначил его продажу.       Ему. Всё это горе принадлежало ему.