Dogs 2.0

      Берт пару дней позволил Джерарду остыть перед тем, как решил, что больше не может ждать. На следующий день после срыва Джерард провёл всё время за уборкой — оттирал даже малейшие пятнышки в ванной Берта, — а если он не чистил, то сворачивался около дивана, уронив голову на колени.       Берт оставил его наедине с собой, не желая нервировать или провоцировать его, однако когда на следующий день всё повторилось, он не смог этого терпеть.       Это был не Джерард. Это был не его маленький чудик, который постоянно улыбался, рисовал и спрашивал мнения Берта по поводу текстов песен. Это было нечто ещё...       Это была та часть, которую он никогда прежде не показывал, и Берт этого боялся. Боялся его...       На третье утро Берт пришёл к Джерарду в душ и помог ему помыться в надежде, что сокровенная нежность может помочь вернуть мужчину, к которому он привык. Он помыл его волосы, позволил парню прижаться к нему и соблазнительно застонать, тихо и осторожно, как он это обычно делал, однако дальше не зашло. Он не позволил Джерарду встать на колени и не поддавался, когда Джерард распластался по стене и эротично бросил взгляд через плечо на Берта.       Всё это казалось аферой. Берт чувствовал себя так, будто с ним играли, когда Джерард вёл себя так.       Он видел нечто в парне, что тот пытался спрятать всё это время, и теперь уже не знал, во что верить. Его сводило с ума то, что он не знал, был ли этот парень, которым он так восхищался, тем, кого из себя делал.       И был ли он вообще заинтересован в Берте, а не просто использовал его в качестве очередной ступеньки к кому-то, кто сильнее ему подходил.       В конце концов, у него случались эти срывы с Мастером, и Берт заприметил бледные горизонтальные белые полоски в верхней части бёдер Джерарда, словно шрамы от трости… или ремня.       Увлекался ли он подобной нездоровой хернёй? И если да, то почему он никогда не упоминал этого при Берте? Почему он никогда не намекал, что ему нравится такое, или не просил Берта быть с ним погрубее иногда? Он знал, что Берт был не в своей тарелке, когда трахался с парнями — он должен был понимать, что это была его обязанность, говорить Берту, как ему комфортнее и нужно ли было что-то ещё.       Или же он неправильно воспринял это, и шрамы были от чего-то ещё — от чего-то более травматичного?       — Я хочу поговорить, — сказал Берт после того, как вытер волосы Джерарда одним из своих махровых серых полотенец.       — Мне стоит вначале надеть штаны, или будем говорить на языке тел? — спросил Джерард, по-своему пытаясь избежать разговора.       Это была его игра, осознал Берт. Когда бы что бы ни случалось между ними, он пытался возбудить Берта и сменить тему.       — Скорее надеть штаны, — ответил Берт. Он следил за лицом Джерарда в отражении зеркала в ванной и видел, как Джерард наблюдал за ним, разочарованно вздохнув.       Они оба оделись, затем сели рядом на матрасе, потому что Джерард отказался идти до дивана, когда Берт попросил. Казалось, он уже знал, о чём будет их разговор, и теребил дырочку на своих джинсах в то время, как Берт пытался подобрать нужные слова.       — Ты же знаешь, что действительно напугал меня той ночью… когда повёл себя так.       — Прости, — отозвался Джерард. Это вылетело на автомате. Он не обсуждал проблему, осознал Берт. Сейчас он лишь извинялся.       — Я не знал, что сказать тебе и как помочь. Я всё ещё не знаю… На самом деле я не понимаю, что на самом деле случилось.       — У меня случилась паническая атака. Иногда они случаются, но теперь со мной всё в порядке. Правда, — сказал Джерард, кротко взглянув на Берта перед тем, как снова вернуться к белой ниточке, которую он вытягивал из своих джинсов на коленке.       — Но почему это случилось? Я хочу понять, чтобы мы смогли поработать над этим. Мне не нравится видеть тебя в таком состоянии, и мне не нравится, когда ты делаешь вид, что ничего особенного не случилось. Это напугало меня. Для меня это было важно.       — Я… — Джерард глубоко вздохнул и вновь посмотрел на Берта перед тем, как снова переключиться на джинсы. — Я долгое время жил с парнем. Его звали Лес… Я не называл его по имени, я звал его Мастером. Он владел мной… довольно долгое время.       — Как... Как в БДСМ или... или что? О чём ты говоришь? — спросил Берт, обрадовавшись, что теперь знал имя. Он был рад, что действительно существовал человек, а не это неясное «Мастер».       — Эм... Я-я не... Я не хочу разговаривать об этом.       — Почему? — спросил Берт, чувствуя себя почти что обессилено из-за полной неспособности Джерарда открыться ему. Берт рассказал ему буквально всё о своей жизни, но он даже не знал фамилии Джерарда...       — Это всё изменит, — сказал Джерард; его плечи неожиданно поникли. — Хотя кажется, всё уже разрушилось. Разве не так?       — Как? Что разрушилось? Я никогда не говорил, что что-то разрушено? Джерард! Я просто хочу понять тебя. Вот почему я хотел поговорить, чтобы мы могли построить отношения. Я хочу, чтобы ты доверял мне эти вещи. Я не хочу, чтобы ты боялся делиться этим со мной из-за того, что что-то может поменяться.       — Я не был бездомным в пятнадцать, — пробормотал Джерард, будто не услышал, что Берт сказал ему.       — Ладно, — сказал Берт; это казалось шлепком по лицу. Первое, на почве чего они сошлись... было ложью.       — Я жил с Лесом.       — Так ты просто... сбежал, чтобы быть со своим парнем? Ты сбежал с этим парнем, и всё пошло наперекосяк? — Он попытался скрыть раздражение, но он знал, что Джерард чувствовал его, и тот отодвинулся на пару дюймов от него.       — Эм... Он меня купил. М-меня продали ему... Они... Они продали меня Лесу, и я жил с ним и... И я жил с Маркусом и Адамом, а затем появился Плохой человек, и всё рухнуло. — Джерард начал плакать, сказав это, однако непокорно уставился в стену, пока слёзы катились по его щекам, и пытался сдержать всхлип, вырывавшийся из горла.       — Плохой человек? Из твоих кошмаров?       — Я-я не могу говорить об этом, — сказал Джерард, крепко зажмурившись, и задрожал.       — Всё хорошо. Я-я думаю, я понял... Ты... Он тебя вроде как эксплуатировал? Как... как секс по кругу? Как детское... порно или вроде того? — спросил Берт. На самом деле он не верил в это. Он хотел, но нет... В этом не было смысла. Разве детей предварительно не готовили к такому с рождения? Разве они обычно не были иммигрантами или сиротами? Это просто казалось невероятным, что родители Джерарда ждали, пока ему исполнится пятнадцать, чтобы продать его какому-то ублюдку-извращенцу. А что насчёт Майки, его младшего брата, которому он постоянно звонил? Они решили не продавать его? Почему его уберегли? Что-то не сходилось.       — Я не говорил тебе, потому что не хотел, чтобы ты обращался со мной иначе. Я... я просто хочу партнёра, который не будет выбивать из меня дерьмо каждый день. — Затем он всхлипнул, и Берт поверил в эту часть. — Я так устал всего бояться, бояться, что однажды ночью ты обдолбаешься и изобьёшь меня до смерти, или это сделают твои друзья. Устал думать, что ты устанешь от меня и вытолкнешь на улицу. Я не хотел говорить тебе, потому что я знал, что ты будешь как он, и заставишь меня вернуться домой. Я не хочу! Они смотрят на меня так, будто я грязный, будто я сломлен, но это не так! Со мной всё в порядке! Сто процентов в порядке, я могу быть хорошим партнёром, кем угодно. Я всё ещё полезен, — воскликнул он. Всё это время Берт не мог подобрать нужных слов, чтобы успокоить и утихомирить его.       Откуда всё это шло, хотел спросить он. Когда он дошёл до состояния, что говорил, что Берт объебётся и изобьёт его? Он никогда не поднимет на него руку!       Но чем больше он говорил, тем больше Берт начинал верить — тем больше он начинал доверять, — что то, что говорил Джерард, должно быть, являлось правдой. Возможно, это было невозможно, однако... казалось, он говорил искренне. Он не знал, о каком парне говорил Джерард, который пытался отправить его обратно к семье, однако, вероятно, в этом был смысл... причина. Если его продали...       Уборка, подумал Берт. Чёртова навязчивая уборка. То, как он готовил блюда, то, как всегда ждал около двери Берта, пока он придёт домой. Никогда не жаловался, никогда не оставлял квартиру... Берт всегда шутил, что он был домохозяйкой, а теперь он ощущал, что неверно смотрел на ситуацию.       Домашний раб... Всё, что он знал, так это как заботиться о доме и Мастере этого дома. Он боялся толп людей, он боялся, когда незнакомцы трогали его, он мирился с тем, что Берт изменял ему с девчонкой в состоянии пьяной ярости... Домашний раб.       — Как долго ты пробыл с этим парнем? — спросил Берт, взял Джерарда за руку и убрал её от дыры на джинсах, которую он раздирал на коленке.       — Большую часть своей жизни, — медленно произнёс Джерард, будто бы действительно обдумывал слова. — С пятнадцати лет до... Плохого человека.       — Что сделал плохой человек?       Всё тело Джерарда содрогнулось, и Берт сильнее сжал его руку.       — У тебя постоянно кошмары про него. Было бы лучше, если бы ты просто сказал... Прокричи это, если нужно. Напиши, если нужно... — сказал Берт, ощущая, как его сердце громко забилось в то время, как Джерард придвинулся ближе и крепко-накрепко сжал его руку.       — Мастер... Лес, простите! Лес... В смысле, Лес... Лес ушёл по делам и послал... послал Плохого человека следить за нами. Наверное, чтобы мы не сбежали. Ему было запрещено нас трогать... Блять! — Джерард страдальчески вздохнул, и это был самый больной вздох, который Берт только слышал от него, и уронил голову в свободную руку. — Я не должен был... Он н-не... Мастер застрелил его за это. Мастер застрелил его за это, а затем выкинул меня словно мусор. Я сделал всё правильно! Я-я так сильно сопротивлялся. Я сделал всё верно и... и Плохой человек...       Берта разрывало между желанием узнать и сказать ему прекратить, пока у него не случилась очередная паническая атака. Теперь он так надрывно плакал, и Берт ощущал, будто его пальцы сейчас сломаются в мёртвой хватке парня. Джерард мог врать, что его продали в какое-то педофильское сообщество, однако то, что он проживал перед глазами в тот момент, действительно происходило. Плохой человек был настоящим, и Берта слегка удовлетворило, что этого мужчину пристрелили.       — Ты... Ты переспал с Плохим человеком? — спросил Берт, думая, что так оно и было. С ним не могли больше ничего сделать, что заставило бы возлюбленного Джерарда убить мужчину.       — Я не хотел! Он привязал меня! Я не мог двигаться... Я не мог побороть его. Я пытался! Я пытался, и это ничего не изменило...       Стол — он всегда бормотал про Плохого человека и стол... Его привязали к столу и изнасиловали? Вот о чём он говорил? Вот какие ночные кошмары ему снились каждую ночь?       Берт не мог выдержать этого. Это было слишком — в этом совсем не было смысла, и это идеально подходило к поведению его маленького чудика. Он так сильно желал понять, однако больше не мог слушать. Он больше не желал слышать ничего об этом. Он хотел, чтобы Джерард замолчал.       — Я бы хотел, чтобы Лес тоже пристрелил меня... Он думал об этом. Я знаю, думал, знаю, что хотел. Мне бы хотелось, чтобы он просто это сделал. Я хочу, чтобы всё это закончилось, — выкрикнул он, отдёрнув руку от Берта и полностью закрыв лицо.       Берт не мог придумать, что сказать. Он просто наблюдал за тем, как Джерард разваливался на части и ненавидел себя за то, что молчал и был беззащитен в тот момент. ( ) ( ) ( )       Джерард не отсылал никаких открыток около месяца, и Фрэнк стал беспокоиться, даже несмотря на то, что Майки настаивал на том, что у них перерыв в туре. Он мог говорить с Джерардом по телефону, однако для Фрэнка эти открытки были единственным средством связи с парнем. Ему бы хотелось наплевать на всё, что с ним случилось, однако ему было не всё равно. И он по-настоящему боялся этой тишины от Джерарда.       Затем, когда Джерард с Бертом должны были быть на концерте в Техасе, Майки получил открытку, а Фрэнк не получил ничего.       — На ней всего лишь рисунок, — объяснил Майки. — Думаю, это он с пакетом на голове... или это должен быть он. Будто бы парень из мультика.       — Возможно, он чего-то стыдится, — сказал Фрэнк, пытаясь не показывать, насколько он пребывал в унынии из-за того, что на этот раз ничего не получил.       — Я всё пересматриваю её, чтобы найти ключи к разгадке, например крохотную спрятанную букву или ещё что, но... ничего. Я не понимаю. Берт игнорирует телефон каждый раз, когда я пытаюсь позвонить.       — Странно, — пробормотал Фрэнк. Он был измождён после семидесятичасовой рабочей недели и просто хотел поспать — особенно теперь, когда оказалось, что их с Джерардом связь окончательно и бесповоротно разорвалась.       Он не знал, чувствовать ли облегчение оттого, что сообщения прекратились, или досаду. В каком-то смысле он всё также хотел поддерживать связь — просто знать, что парень, которого он спас, всё ещё был в порядке, однако в то же время он едва ли мог выдерживать боль от каждого раза, когда он об этом думал.       Возможно, было бы лучше, если бы он мог просто забыть — удалить имя Майки из своего телефона, переехать и никогда больше об этом не думать.       Следующие несколько дней он усиленно думал над этим и, возможно, надумал бы сменить номер телефона и не дать Майки снова вторгаться в его жизнь... если бы не коробка, которая поджидала его у дверей квартиры, когда он вернулся домой.       Она была отправлена из Хьюстона, Техас и чертовски помята из-за, очевидно, выдуманного обратного адреса — Джерард Уэй, Отель Сакстон, номер 1111, 1212, Хьюстон, ТХ 77003.       Коробка была маленькой и лёгкой, а руки Фрэнка дрожали, пока он заносил её в квартиру. Как только он закрыл дверь, он начал отдирать скотч, одновременно испуганный и заинтригованный при мысли, что могло быть внутри.       Поверх содержимого лежала открытка и запечатанный чёрный конверт — письмо. Под этим лежала футболка группы, о которой Фрэнк даже никогда раньше не слышал, блокнот и набросок Свит Пи, выполненный углём.       Что, чёрт возьми, с ним было не так? Фрэнк задумался. Почему он начал с отправки открытки со словами «Я больше тебя не люблю», а после делал нечто такое?       Фрэнк схватил открытку, которая лежала в коробке, и перевернул её. Прямо как и на той, что получил Майки, там был нарисован мультяшный парень с пакетом на голове. Только вот у Фрэнка вокруг его шеи красовалась петля, а носочки его ног были вытянуты, будто он повесился.       «Зачем я вообще утруждаюсь говорить?» — было написано на открытке.       Фрэнк перенёс коробку с содержимым к дивану, а затем сел, чтобы открыть письмо.       Он не знал, чего от него ожидать, будет ли оно бессмысленным или понятным. Он боялся увидеть, что там говорилось, однако он не мешкал. Затем Фрэнк испугался сильнее, когда первое, что он увидел в конверте, так это два билета на концерт в Нью-Йорке наравне со сложенным листком бумаги.       Фрэнк,       Прости. Я не должен был забирать все твои деньги. Надеюсь, однажды я смогу отплатить тебе за твою доброту и всё возместить. С тех пор, как я уехал, я бывал со многими людьми. Некоторые нормальные, другие не такие уж классные. Я уверен, что если ты всё ещё общаешься с Майки, то он рассказал тебе про Берта. По большей части он хорошо ко мне относится. Думаю, я люблю его.       Хотя он держит меня на расстоянии вытянутой руки, и я так боюсь, что произойдёт, когда он решит, что больше не желает меня видеть. Теперь я постоянно боюсь. Я не чувствовал себя в безопасности с тех пор, как покинул тебя, но мне нужно было уйти. Я знал, что ты больше меня не любил, и это не твоя вина. Прости, что я забрал всю наличку. Я просто злился из-за того, что ты не любил меня, а я был слишком слеп, чтобы понять, что в этом лишь моя вина, а не твоя.       То же случилось и с Бертом. Я рассказал ему правду о себе, и с тех пор он смотрит на меня иначе. Я знаю, он меня не любит. Я знаю, что это не твоя проблема, и возможно, ты не хочешь об этом слышать. Мне не стоит тебя беспокоить, знаю. Я просто скучаю по тебе. Мне так одиноко здесь. Мне бы хотелось никогда не приезжать сюда. Хотелось бы никогда не покидать тебя. Я просто слишком сильно любил тебя, чтобы ты мог ответить мне тем же. Всё, чего я хотел во всём мире, так это быть с тобой, и я сам тебя оттолкнул. Прямо как с Бертом. Единственные, кого я не отталкиваю, это те, кто меня избивает. Кажется, они просто в курсе, как усмирить вспышки моего внутреннего монстра.       Я знаю, я последний человек в мире, с которым ты бы хотел поговорить, но я правда хотел бы увидеть тебя вновь. Я пытался собрать немного денег, чтобы возместить тебе то, что забрал. Я бы собрал их быстрее, если бы Берт не забрал их. Я достал тебе и Рэю билеты на концерт в городе. Не знал, захочет ли он пойти. Пожалуйста, не говори Майки. Не приводи его на концерт Берта. Надеюсь, что ты придёшь. Я заплачу тебе, если придёшь, наличкой. Мне так жаль.       Джерард       Фрэнку пришлось полностью перечитать письмо три раза перед тем, как уронить его обратно в коробку вместе с билетами.       Что вообще заставило его подумать, что Фрэнк разлюбил его? Фрэнк знал, что он был нестабилен, но не существовало и минуты их совместно проведённого времени, когда Фрэнк мог вообще сказать что-то или сделать что-то, чтобы предположить, что он ненавидел Джерарда или хотел, чтобы он ушёл ради своего же блага — или же что Джерард оттолкнул его своей привязанностью. Конечно, временами он мог вести себя словно сумасшедший, но Фрэнк не обижался на него из-за этого. Так почему же он думал, что Фрэнк просил переехать его домой из-за ненависти? Всё, чего он хотел, так это увидеть, как Джерард поправляется, а не прогнать его.       Фрэнк снова сконцентрировался на коробке, взяв в руки блокнот, который лежал на дне. Он ожидал увидеть больше набросков, однако на разлинованной бумаге красовались небольшие поэмы — тексты, осознал Фрэнк — некоторые зачёркнутые, некоторые обведённые. Сзади был приклеен стикер со словами «Пожалуйста, придержи его ради меня. Квинн думает, что он Берта и постоянно забирает его у меня».       Следующие пару часов Фрэнк только лишь перелистывал страницы полностью исписанного блокнота — внимал каждое слово и каждую строчку, расшифровывал их, представлял, как бы пелись эти строчки.       Он никогда не слышал, чтобы Джерард пел... он напевал что-то или мурлыкал себе под нос, но никогда прямо не пел.       Он хотел позвонить Майки, однако передумал. Вместо этого впервые за несколько месяцев он набрал номер Рэя.       — Эй! Ты восстал из мёртвых. Всё в порядке? — спросил Рэй.       — Я получил посылку от Джерарда, — сказал Фрэнк, раздумывая, стоило ли ему сначала завести непринуждённую беседу или, по крайней мере, спросить у Рэя, не занят ли он перед тем, как вываливать свои новости на единственного друга.       — Ох... Всё в порядке? — снова спросил Рэй.       — Он хотел, чтобы мы с тобой пришли на концерт, на котором он будет здесь, в городе. Он через пару месяцев. Хочешь... пойти? Это... Кажется, это вечер среды.       — Ты уверен, что это хорошая идея? В смысле... он вроде как оставил тебя ни с чем, Фрэнк. Я не хочу, чтобы ты снова встрял в нехорошую ситуацию.       — Да, я знаю. Он написал мне это письмо, где извиняется за всё и говорит, что хочет вернуть мне все деньги, которые он украл.       — Ты правда веришь ему?       — Я хочу верить. Его письмо... Я-я не знаю, — сказал Фрэнк, потирая лоб. Он вновь позволял Джерарду утаскивать себя в его сети. Словно мотылёк на огонь. — Он кажется другим. Думаю, реальность наконец-то настигла его и... Думаю, он понимает, что мир не такой уж всепрощающий, как я.       — Эх, я не знаю, Фрэнк. Я волнуюсь за тебя. Ты мой лучший друг, и ты был сам не свой с тех пор, как он исчез. Я не хочу, чтобы ты вырезал его из своей жизни, если ты правда думаешь, что он изменился или извлёк урок, но мне будет невыносимо снова видеть, как тебя ранят. В смысле, что если он просто отдаст тебе наличку и снова испарится? Он же встречается с кем-то, верно?       — Джерард нестабилен. Он не встречается, — сказал Фрэнк, избегая вопроса. Чего он надеялся добиться, увидев Джерарда? И сможет ли он вообще это сделать? Это были лишь билеты, а не пропуск за кулисы. Как вообще Джерард планировал их отыскать? Ждать у дверей, когда начнётся запуск?       — Если ты хочешь идти, я пойду с тобой. Не пойми меня неправильно. Просто... береги себя, ладно?       — Ага, — отозвался Фрэнк, снова глядя на письмо с билетами.        Всё, чего я хотел во всём мире, так это быть с тобой, и я сам тебя оттолкнул.       Эта строчка дёргала за струны его души. Он чувствовал, будто Джерард всё неправильно понял... Это Фрэнк должен был говорить это. Это Фрэнк так сильно любил Джерарда, что ему было больно видеть, как он мучается, и он оттолкнул его... и потерял.       — Да, мне нужно идти, — сказал Фрэнк.       — Ладно. Что ж... Давай как-нибудь позависаем, ладно? Устроим ночь игр или ещё что в следующий твой выходной, — сказал Рэй отчаявшимся тоном.       — Да. У меня выходной... во вторник. Я тебе напишу, — сказал Фрэнк и повесил трубку. ( ) ( ) ( )       Берт не будет врать. Всё изменилось. То, как он видел Джерарда, изменилось, то, как Джерард себя вёл... Всё было иначе.       Он всё ещё любил своего маленького чудика, однако ничего не мог поделать и теперь, когда знал правду, видел его в ином свете. После той ночи, когда Джерард во всём сознался, они никогда больше об этом не говорили. Джерард больше не добавлял подробностей, а Берт не рисковал поднять тему. Он никогда не говорил ему найти работу или заняться своими проблемами. Он просто оставил это в покое.       Он позволял Джерарду постоянно убираться в квартире, готовить блюда и рисовать небольшие зарисовки теми принадлежностями, которые Берт ему дал. Прошло какое-то время, прежде чем Берт снова смог с ним спать, однако как только они прошли эту неловкую стадию «впервые за долгое время», всё стало почти как раньше.       Берт просто хотел никогда не спрашивать — никогда не давить. Он не желал знать. Ему бы хотелось пребывать в неведении. Для него это было слишком, потому что он был совершенно без понятия, как справляться с подобной травмой. У его бывшей никогда не было таких проблем, как у Джерарда... Он знал, как справляться с девчонками, которые росли без отца, страдали расстройством представления своего тела и говорили «моя лучшая подруга такая сука», однако он не знал, как помочь с травмой от изнасилования. Он ничего не знал о торговле людьми или об ужасах, которые, должно быть, пережил Джерард. Он не подписывался на это...       Однако Джерард вёл себя так, будто его не волновало, что Берту было нечего сказать на эту тему, и если он не сходил с ума после ночного кошмара, он вёл себя так, будто с ним вообще всё в порядке. Возможно, Берт осмелился думать, что они с Джерардом могли притвориться, что этого никогда не случалось...       Когда настало время возобновления тура, Берт всё больше волновался о том, как парни перенесут нахождение с ним в автобусе — он надеялся, что они не развяжут с ним драку и не станут издеваться над ним за то, что он не работает. Теперь, когда он узнал правду о Джерарде, слова его друзей против Джерарда оседали ещё более тяжёлым грузом на сердце. Он хотел прокричать правду им в лицо, но знал, что это ничего не изменит. Они сказали бы ему, что Джерард лжёт, что он мешок с дерьмом и играет с чувствами Берта.       Возможно, так и было... Возможно, он играл, однако Берт не рискнёт этими отношениями. Если Джерард врал, в конце концов правда всплывёт. Однако если он был честен, а Берт называл его лжецом... из этого не будет спасения. Не будет никакого «Прости, я был засранцем» с последующими поцелуями и объятиями — Джерард просто уйдёт. И Берт этого не хотел. Хотя было сложно держать всё это в голове. Особенно после той ужасной ситуации, в которой всем пришлось поучаствовать из-за Джерарда в аэропорту...       Берт не знал, почему это случилось, не был уверен, чем толпа в аэропорту была хуже толпы на концерте или в продуктовом магазине, однако как только они ступили в аэропорт, спокойное и мирное поведение Джерарда исчезло. Он был в порядке, пока они не приехали. Он никогда не упоминал, что боится летать, или волновался из-за охранников, несмотря на странное удостоверение личности с не его именем.       С этим удостоверением он прошёл первую часть охранников, но что-то случилось — нечто, чего Берт не уловил, — когда они сели на пластиковые стулья в ожидании, чтобы встать в очередь, чтобы ещё немного постоять в очереди. В один момент Джерард рисовал, а Берт играл в свой телефон, затем Дэн толкнул его, а когда он повернул голову, он увидел, что лицо Джерарда всё было испещрено дорожками слёз, сам же он плакал так тихо, как мог, пока карандаш со страшной силой содрогался в руке.       — Что случилось? — спросил его Берт, аккуратно положив руку ему на плечо. Джерард лишь покачал головой и повёл себя так, будто собирался и дальше пытаться рисовать, однако карандаш прорывал бумагу, и он задохнулся, представив, что вместо бумаги была бы его разорванная кожа. — Что не так? — снова спросил Берт, обернувшись, чтобы убедиться, что охранники не наблюдали за ними и не собирались вмешиваться. Прямо сейчас он не нуждался в подобном внимании. Он не хотел, чтобы его спрашивали, почему он путешествует с человеком с поддельным удостоверением личности... А возможно, это было его настоящее удостоверение, а он врал о своём имени...       Боже, Берт хотел бы, чёрт возьми, хоть что-то понимать.       Джерард позволил Берту забрать его скетчпад и остальные художественные принадлежности, а затем уткнулся лицом в шею Берта, чтобы поплакать, пока друзья Берта с отвращением и непониманием глядели на него. Его поведение не стало хоть немного лучше, а когда их позвали в очередь, чтобы пройти вторую ступень досмотра, он стал срываться ещё сильнее — едва ли держался, пока сотрудник службы транспортной безопасности ощупывал его.       — Летите впервые? — спросил мужчина, будто бы видел такое постоянно.       — Да, — ответил Джерард; его голос так сильно дрожал, что Берт правда был удивлён, что не позвали охрану.       — Всё будет в порядке. Возможность того, что что-то пойдёт не так, стремится к нулю. В худшем случае, тебя остановят в другом аэропорту из-за того, что один из сенсоров выйдет из строя и спровоцирует ложную тревогу.       Джерард попытался ответить, однако всё, что вылетало у него изо рта, не было похоже на слова.       Это волновало Берта настолько сильно, что он чувствовал, будто у него сейчас случится паническая атака, если ничего не изменится. Затем, когда они ждали в людном атриуме, пока их позовут идти ждать, пока откроется их терминал, тур-менеджер Берта — Брайан — подошёл к нему и вручил ему небольшую голубую таблетку и бутылку воды.       — Дай ему это. Это его заткнёт, — сказал он, а затем отошёл перед тем, как Берт смог хоть что-то ему ответить.       Он подумал, что стоило попытаться, и он знал, что Джерард не откажется от таблетки, которую ему предлагали бесплатно. Парень примет всё, если это не связано с иголками и ему не придётся это снюхивать.       — Вот. Это поможет, — сказал Берт, засовывая таблетку в трясущуюся руку Джерарда.       — Что это?       — Это поможет. Просто выпей.       — Что это? — снова спросил Джерард, нервно глядя на Берта, а затем стал озираться по сторонам, что было слишком уж подозрительно в аэропорту.       — Просто выпей чёртову таблетку. Тебе нужно успокоиться. Ты привлекаешь на себя всё внимание.       Джерард печально посмотрел на него, а затем сделал, как было сказано, прикончив почти всю бутылку воды.       Берт честно не знал, какое ужасающее поведение он предпочитал — плачущего или угашенного идиота. Это было единственное слово, которое могло его описать... Чёртов идиот.       Он постоянно трогал людей после того, как таблетка подействовала, и когда он спросил Брайана, какого чёрта он думал, что это привлечёт меньше внимания, Брайан лишь пожал плечами и показал как минимум на трёх людей, которые были настолько же не в себе. Он не всхлипывал и не кричал, так что охранники оставили их в покое.       Если бы только Джерард оставил Берта в покое. Теперь, когда Брайан накачал его, он постоянно трещал о чём-то, однако во всей его болтовне не было смысла, и он время от времени отдыхал на плече у Берта. Эти перерывы длились от десяти минут до получаса, затем он снова выпрямлялся и вёл себя так, будто хотел зачем-то подняться, а после цикл начинался заново.       К тому времени, как они наконец поднялись на борт самолета, Джерард упал на кресло рядом с Бертом и вырубился. Он проснулся несколькими часами позже, как раз к моменту их пересадки, и Брайан быстренько дал ему принять ещё одну таблетку... а затем ещё одну, когда они прилетели во Флориду.       К тому моменту Берт боялся, что его парень умрёт от передозировки, хоть Брайан и убеждал его, что всё будет в порядке. Он отоспится в отеле и будет в порядке.       Так что когда они добрались до отеля и Джерард едва ли мог идти прямо и всё пытался полапать Квинна, когда они дошли до номера, Берт был раздражён и считал, что лучше бы терпел нескончаемый плач.       — Если он ещё раз меня тронет, блять, я ему руки сломаю! — рявкнул Квинн, бросая багаж на пол.       — Он ничего не может с этим поделать! — запротестовал Берт, подводя Джерард к одной из королевских кроватей в номере и укладывая его. Джерард утянул Берта за собой, однако вместо того, чтобы предложить поцелуй или что-нибудь стоящее, он лишь слабо обнял Берта и снова отрубился.       — Мне плевать! Если он снова притронется ко мне, я переломаю ему руки! Я сделаю это! Не доводи меня, блять, — заорал Квинн.       — Да, что за херню вообще Брайан скормил ему? — спросил Джеф, выходя из ванной и вытирая руки об джинсы.       — Думаю, ксанакс... или ещё что, — сказал Берт, выпутываясь из рук Джерарда и садясь на кровати. Он хотел переодеться, принять душ. Он надеялся принять душ вместе с Джерардом, чтобы остаться с ним наедине, однако это, очевидно, чёрт возьми, не обсуждалось.       — Знаешь, в туалете аэропорта он спрашивал, не продам ли я ему свои ботинки, — вмешался Дэн.       — Что ж, он под кайфом, как самый настоящий наркоман. Он не знает, что говорит, — сказал Берт, направляясь в ванную, и закрыл за собой дверь.       Это было стыдно, осознал он. Когда твоего парня накачивают, пока он не становится неспособным ни на что; просто посадить его в самолёт было самым унизительным, через что ему пришлось проходить. Это не пьяные выходки за кулисами — это был аэропорт! С полицейскими и журналистами за каждым углом. Одна подстава от Джерарда, и имидж его группы мог быть разрушен — они никогда не отвяжутся от плохих статей, если накачанная группи, путешествующая с ними, закатит сцену в аэропорту. Почему Джерард просто не мог быть нормальным?       Когда он вышел из ванной, Джеф и Дэн уже отрубились на свободной кровати в то время, как Квинна нигде не было видно. С минуту Берт наблюдал, как Джерард спит, затем попытался разбудить его, возможно, он мог бы хотя бы сходить в душ — повеселиться с ним, пока он был обдолбан до чёртиков.       Джерард охотно выбрался из кровати и последовал за ним, однако он постоянно вставал на колени в душевой, когда Берт уже был готов присунуть ему. Он пытался добиться от него минета, но Джерард лишь бросал на него эти грязные взгляды, будто каким-то образом сама мысль обижала его. Что за херня...       В конце концов Берт подрочил сам себе, пока Джерард сидел на полу в душе и то ли внимательно наблюдал за ним, то ли игрался с каплями воды на своей коже.       — Знаешь, что? — сказал Джерард; его слова были неразборчивыми. Берт начал мыться.       — Что? — спросил Берт.       — Я нравлюсь тебе, только когда ты пьян, — сказал Джерард, проигнорировав, как Берт рявкнул о том, что это вообще неправда. — Но ты мне нравишься всегда.       — Звучит иначе, — сказал Берт, закусив язык, чтобы импульсивно не спросить, так ли он собирался с ним расстаться — объёбанным на полу в душе во Флориде. Он попросту запутался из-за таблеток, говорил себе Берт. Он просто запутался, а на утро всё будет в порядке.       — Я думаю... — Джерард хихикнул себе под нос и вжался в стену чуть сильнее. — Думаю, я останусь с тобой навсегда. Но все избавляются от меня, когда я так думаю. Все выгоняют меня... Я не хочу уходить.       — Никто не заставляет тебя уходить, — сказал Берт, застонав, когда садился на пол душевой, чтобы намылить голову Джерарда и вымыть его. Джерард прильнул к нему и вздохнул.       — До этого я любил... но не так.       — Да?       — Он хотел, чтобы я вернулся домой к своим родителям после того, как моя бабушка умерла. Я не мог.       — Что ж, нахуй его. Кем бы он ни был, — сказал Берт; от этой беседы ему становилось неловко.       — Думаешь... однажды я смогу спеть вместе с тобой? — спросил Джерард, когда Берт поднял его, чтобы смыть с него мыло.       — Можешь спеть со мной, когда захочешь. Но ты даже никогда не хочешь пойти в караоке. Не совсем понимаю, чего ты ещё хочешь.       — В смысле, на сцене... Могу я как-нибудь спеть с тобой?       Сама мысль заставила Берта рассмеяться.       — Милый, ты даже не можешь выдержать аэропорт. Как, чёрт возьми, ты собираешься петь на сцене?       — На концерте не будет Мастера... Он был в аэропорту, понимаешь? Он видел меня. Он видел, как я за ним наблюдаю. Интересно, что он делал в Юте. Мастер никогда не говорил, что заезжал так далеко.       — Не начинай выдумывать, — быстро сказал Берт. Он отказывался потакать иллюзиям. Он не знал, в какую игру сейчас играл Джерард, однако он не желал принимать в ней участие.       — Может... это был кто-то ещё. Мне показалось, я видел Фрэнка в Тусконе... в прачечной. Я не уверен, что со мной всё в порядке.       — Ты никогда и не был в порядке. Давай вернём тебя в постель.       Джерард хныкал, пока Берт вытирал его полотенцем и одевал его в чистую пижаму. Его жалобы бесили Берта, однако он слишком устал, чтобы идти искать выпивку, а в отеле не было мини-бара. Ему пришлось спать рядом с ним, Джерард не хотел прикасаться к нему, и ему снились кошмары о том, как на следующем концерте загорится сцена.       Это было начало конца.