Dogs 2.0

      Фрэнк проснулся ещё до того, как его будильник начал пикать. Было три тридцать утра, и он знал, что если поднимется с кровати сейчас, то сможет вывести свою малышку на прогулку, после принять душ, и у него всё ещё будет время, чтобы съесть завтрак до того, как его смена начнётся в пять тридцать.       Даже меньше года назад, он бы поспал лишнее время — валялся бы до совершенно последнего момента, который был у него в запасе, чтобы не опоздать. Даже меньше года назад он бы отказался наниматься на работу, которая требовала от него просыпаться до восхода солнца, но теперь всё было иначе. Теперь он больше не проживал свою жизнь для себя — у него существовали обязанности, и на нём висела ответственность. У него появился малыш, о котором тоже было необходимо заботиться.       Прежде чем будильник смог прозвенеть, Фрэнк перевернулся и отключил его до того, как включить ночник. Шорох простыней разбудил его малышку, которая фыркнула так громко, как только могло позволить её маленькое тельце, после чего она встала и подошла к изголовью кровати. Несколько раз она потянула за спутанные простыни, заскулив, когда её грациозные ножки дважды подогнулись под ней.       — Привет, Свит Пи, — произнёс Фрэнк, когда крошечная собака наконец добралась до его лица. Он широко улыбнулся, но постарался держать губы тесно сомкнутыми, чтобы её язык не смог пробраться ему в рот, пока она лизала его лицо — его утренний поцелуй. — Ага. Привет, малышка, — сказал Фрэнк, хихикнув и отвернувшись от её слюнявых поцелуев.       Она тявкнула на него, а затем изогнулась, сотрясаясь всем телом в попытке повилять хвостом. Свит Пи, его малышка... причина, по которой он ушёл из дома матери в возрасте восемнадцати лет. Она не хотела, чтобы эта «крыса» жила с ними, ему даже однажды пришлось отвозить её обратно в Центр спасения. Она была отвратительной, как говорила его мать. Омерзительной. И она бы просто не вытерпела её в своём доме.       Это стало последней каплей для Фрэнка. Он мог мириться с её запретами, с её деспотичными правилами — быть дома в восемь вечера тогда, когда он не работал, никаких друзей по выходным, не играть на гитаре, когда у неё разбор Библии с детской группой и их матерями, — но он не позволил бы ей выбросить его домашнего любимца. Его малыша.       Сейчас он работал посудомойкой в популярной столовой в городе по ночным сменам. Он ненавидел эту работу, но ему платили и разрешали есть ту еду, что отсылали обратно на кухню, что являлось отличной надбавкой. Племянник его босса заведовал группой квартир, и он сказал Фрэнку, что мог бы предоставить ему неплохие расценки, если тот докажет, что он чистоплотный и вежливый арендатор.       Это означало, что ему нужно было бросить практиковаться на электрогитаре, но Фрэнк считал, что оно того стоило. Он всё ещё мог играть на акустике в любое время, когда хотел, ибо он был благоразумным. За двести пятьдесят долларов в месяц, включая коммунальные услуги, он действительно не мог жаловаться. Поначалу ему приходилось держать Свит Пи в секрете, но он смог сделать так, что жена домовладельца полюбила её так же, как и он сам, и ему разрешили держать её с условием, что он убирает за ней.       Чрезвычайно быстро — на самом деле, однажды вечером, пока его мать была на торжественной церемонии в церкви — Фрэнк собрал вещи и уехал. Он порвал все ниточки, связывающие его с матерью, и не только из-за собаки, и начал жить сам по себе.       К тому же он должен был сказать, что чертовски неплохо справлялся, заботясь сам о себе. Конечно, он стал практически рабом в столовой, но на него ничего больше не могло обрушиться.       В любом случае, ничего, кроме Свит Пи. У него было достаточно денег для аренды, счетов и еды для себя и его малышки; жить так было сложно, но когда его босс в столовой заметил, что он старается изо всех сил, он быстро предложил поддержку.       Он не мог нанять Фрэнка на полный рабочий день, не в состоянии позволить ему страховку или премии, но существовал второй ресторан — сестринский ресторан для столовой — на другой стороне города. Если Фрэнк хотел, он мог работать там. Они убедятся, что его расписания совпадут, и что у него будет по крайней мере один выходной от обоих мест работы каждую неделю, чтобы он не перегорел.        «Но что же насчёт Свит Пи?» — спрашивал Фрэнк. Если он работал бы целый день — по существу, две смены, разделённые местом работы, лишь только с парой часов между, — кто тогда будет присматривать за Свит Пи? Что случится с его малышкой?       Собака вновь тявкнула на него, и Фрэнк окончательно оторвался от простыней на кровати и взял Свит Пи с матраса. Он понёс её с собой, перемещаясь в сторону кухни, и держал её одной рукой, стоя за столом и накладывая ей завтрак — глубокую миску с подушечками, смешанными с половиной баночки влажного корма, чтобы размочить еду.       У неё осталось немного зубов, и ей была необходима всякая помощь, чтобы кушать как следует.       Всё то время, что Фрэнк держал её, она подрагивала всем телом, будто её хвост тряс оставшееся тельце, и радостно фыркала: её огромные глаза были сосредоточены на миске. Иногда она обслюнявливала его всего, ведя себя так, будто ей не давали есть неделями, но сегодня она вела себя хорошо. Лишь единственная ниточка соединялась с обнажённым плечом Фрэнка, пока он нёс её к столу собственной кухоньки.       Он поставил миски на стол, затем поставил её напротив корма, убедившись, что она была на безопасном расстоянии от края, после чего отошёл, чтобы сделать уже собственный завтрак. На сегодня овсяная каша, сделанная на ванильном соевом молоке, с добавлением нескольких кусочков свежего персика.       Он нарезал персик кубиками, пока в микроволновке готовилась овсянка, затем бросил нарезанные фрукты в глубокую тарелку, взял ложку и подошёл к столу.       Свит Пи подняла на него свою мордочку и вильнула хвостом, а затем снова принялась поедать свой завтрак, когда Фрэнк уселся перед ней и начал размешивать свою еду.       — Свит Пи, как ты думаешь: сначала душ или прогулка? — спросил Фрэнк, глядя на серую маленькую собачку.       Свит Пи подняла голову и гавкнула один раз, а затем снова погрузилась мордочкой в свою миску.       — Душ? — переспросил Фрэнк, хихикая над громким поскуливанием собаки; она фыркнула, попытавшись есть и дышать одновременно. — Я тоже об этом думал. ( ) ( ) ( )       Он знал, что, должно быть, выглядел олицетворением гомосексуальности, когда нёс свою «чихуахуа» с собой на газовую колонку. Он был одет полностью в чёрное — рубашка для работы с самыми милыми брюками и ботинками с антискользящим покрытием, — а волосы были собраны набок. Он хотел выглядеть грубо и пугающе, чтобы никто не осмелился сказать ему привязать своё «животное» снаружи.       К счастью, продавцом сегодня была женщина, и она хихикнула, когда Фрэнк зашёл. Она постаралась сдержать смех, когда Фрэнк посмотрел на неё, но Свит Пи выбрала именно этот момент, чтобы зевнуть, а затем рыгнуть.       Фрэнк покраснел и понёс с собой Свит Пи глубже в магазин для того, чтобы налить себе огромный стакан из автомата, чтобы продержаться на работе. Свит Пи продолжала извиваться, желая спуститься на пол и обнюхать все продукты и грязные следы от ботинок, но Фрэнк крепко держал её и говорил ей, чтобы она хорошо себя вела. Как только он наполнил стакан до краёв содовой, он подошёл к стойке и поставил напиток, затем полез в карман за кошельком одной свободной рукой.       — Мне нравится Ваша собака, — сказала продавщица, улыбаясь Фрэнку, словно чеширский кот.       — Спасибо, — ответил Фрэнк, неловко выуживая пять баксов из кошелька.       — Как её зовут? — спросила продавщица, широко улыбаясь и игнорируя оплату, которую Фрэнк положил на стойку.       — Свит Пи.       — Она выглядит такой старой, — прокомментировала продавщица.       — Ага, — пропуская мимо ушей её слова, проговорил Фрэнк. — Только содовую.       — Не хотите испытать свою удачу? — задала вопрос продавщица, извлекая пластмассовую лотерейную коробочку из-за кассового аппарата.       — Не особо, — отозвался Фрэнк.       — Оу, ну же. У нас тут соревнование между ночной и дневной сменами, чтобы увидеть, кто сможет продать большее количество лотерейных билетов. Есть даже билетик с маленьким щеночком, — убеждала его продавщица, облокачиваясь на стойку, едва ли не свалив стакан с содовой, когда указала на правое окошко в пластиковой коробочке. — Часть вырученной суммы пойдёт в приюты для животных Нью-Джерси.       — Хорошо, как угодно, — произнёс Фрэнк.       — Ваша содовая — доллар семьдесят пять. Хотите три билета? Они всего лишь по доллару, — предложила продавщица, держа его пятидолларовую купюру.       — Конечно, почему бы и нет, — сказал Фрэнк, переминаясь с ноги на ногу в то время, как Свит Пи пыталась выскользнуть из его рук.       Продавщица широко улыбнулась и что-то отметила в блокноте с другой стороны стойки, затем пробила его содовую и три лотерейных билета, даже не спросив у него для начала документы. Ему пришлось неуклюже сдвинуться с места, чтобы положить билеты в задний карман джинсов, а затем он пробормотал что-то на прощание перед тем, как вынести Свит Пи и большущий стакан содовой наружу.       Как только они оказались на тротуаре, он опустил Свит Пи и позволил ей взволнованно обнюхивать землю, крепко удерживая её поводок. Они шли ещё около десяти минут до второй работы Фрэнка в другой столовой. У него были права, но не было машины, что означало, что его поездка на работу вот-вот станет ещё одним кошмаром, когда лето уступит своё место осени. Начнутся дожди, а затем и мороз. И бедной Свит Пи придётся закутываться в слои одежды, когда он будет брать её с собой на работу зимой.       — И снова рано! — послышался голос, когда Фрэнк завернул за угол и приблизился к столовой. На выходе эта фраза стала её рутиной. — И ты снова привёл Свит Пи, — сказала она; её голос источал тошнотворную нежность.       Она была милой старушкой, но от неё несло сигаретным дымом и кошачьей мочой. Свит Пи раньше рычала на неё, но она привыкла, что эта женщина тыкала ей в мордочку и гладила её по голове.       — Я привожу её каждое утро, — сказал Фрэнк.       — Точно... у тебя нет хорошенькой девочки, чтобы она оставалась дома и присматривала за ней для тебя, — отозвалась женщина. Она не знала, что он предпочитал мужчин, но его босс сказал, что так было лучше. По соседству они жили с консерваторами, и хотя он был совершенно не против «альтернативного стиля жизни» Фрэнка, некоторые посетители всё же имели возражения, да и не было нужды выставлять это напоказ.       — Нет, ещё нет, — сказал Фрэнк, проходя внутрь и направляясь в сторону, к служебному входу. Свит Пи разрешалось заходить внутрь, но ей приходилось оставаться в корзинке в комнате отдыха, чтобы её не видели посетители, что было связано с санитарными нормами.       — Тогда лучше поторопись, дорогой! — прокричала ему вслед женщина. — Ты не помолодеешь. У меня есть дочь, ты мог бы познакомиться с ней.       — Может, на следующей неделе, — отозвался Фрэнк, открывая дверь и поторапливаясь внутрь. — Ни за что, даже если Вы мне заплатите, — пробормотал он, — верно, малышка? — спросил он, поднимая Свит Пи на руки. Она лизнула его лицо — настолько близко к жесту согласия, насколько Фрэнк только мог представить, — а затем фыркнула, когда он понёс её в комнату для отдыха.