Молчание

      Перед сном я стучусь к нему и захожу, услышав тихое "можно". Он лежит, зарывшись в одеяло, хотя в комнате достаточно душно. Я умиляюсь его взлохмаченному виду и несмело шучу: - Ты похож на взъерошенного кота. Хочется погладить. Неожиданно резко парирует: - А ты на бойцовского петуха. Хочется успокоительным накачать. Адам, что за безобразная сцена у дома Дейва? Это ты его так отблагодарил за помощь мне?       Значит, от его внимания не ускользнуло, как я там жвачкой помечал территорию...       Нет, теперь, когда я успокоился и остыл, то признаю, что повел себя как самая последняя истеричка. Нахамил человеку, который оказался настолько великодушен, что совершенно безвозмездно потратил свое личное время на моего парня. Еще и мне звонил, а потом со мной же объяснялся. К тому же, наверное, полночи жвачку отковыривал от дорогих камешков своего крыльца. От воображаемой картины я фыркаю от смеха и тут же получаю суровый взгляд карих глаз: - Тебе правда смешно? Ты находишь свою выходку забавной? Опускаюсь на кровать и примирительно глажу его руку: - Ну, прости. Не хотел тебя расстраивать. Просто... я правда испугался, когда не нашел тебя дома. А еще Брэдберри сказал, что все ваши беседы будут конфеденциальны. Он будет знать все о тебе, а я нет. Несправедливо это, не думаешь? Ты же мой близкий человек, а я, получается, отодвинут на расстояние?       Умолкаю, а он смотрит долгим изучающим взглядом. Столь долгим, что мне становится неловко. Может, я опять какую глупость сморозил? Но я сказал то, что было на сердце. Сейчас нет сил врать и притворяться.       И он отвечает мне. Вот только совсем не так, как я ожидаю. - А ты уверен, что хотел бы знать правду, Адам? Ты уверен, что хотел бы знать то, что я натворил, увидев тебя, уходящим с той шлюхой? Мне кажется, ты этого на самом деле не хочешь. Тебе нужна личность моего похитителя для мести и все. Не более. А насчет помощи... Дейв хороший человек, и мне понравилось с ним беседовать. Если тебя это успокоит, мы вообще не говорили о похищении, и никаких тайн от тебя не скрываем. Но твое разбухшее эго, конечно, нашептывает другое, так что поступай, как знаешь. Ты всегда делаешь, не спрашивая моего мнения. Я спать собираюсь, так что могу я тебя попросить?       Указывает глазами на дверь, и я с колотящимся сердцем как послушная кукла иду в указанном направлении. Однако, у самой двери прихожу в себя и оборачиваюсь. Взъерошенный "котенок" совсем пропал в одеяле, лишь в сумраке комнаты вижу блеск темных глаз, следящих за мной.       Ругай меня, прогоняй, злись на меня и обижайся, но я все равно спасу нас обоих и верну твое доверие.       Утром сразу же звоню Брэдберри. Раз Томми сказал, что ему понравилось беседовать с ним, значит есть шанс на прогресс. И пусть чудо попробует совершить Дейв, раз я только все порчу и нервирую Томми. Придется затолкать свою гордость куда подальше и смириться - здесь от меня больше ничего не зависит. Мне останется только слушать советы Дейва и поить его кофе, а еще мило улыбаться. Черт, надо же как сложно. Сложно оставаться в стороне.       Говорим всего пару минут. Я коротко извиняюсь и прошу его продолжить встречи. Он нейтральным тоном соглашается и любезно сообщает, что придет завтра и что со мной ему тоже надо побеседовать. Морщусь. Вот это теперь совсем неудобно, но я, конечно, сам виноват в том, что теперь имею. Попробуем восстановать контакт.       Готовлю завтрак, когда раздается звонок. Еще даже до того, как беру трубку, понимаю, что сейчас будет глобальный апокалипсис. Я напрочь проспал встречу с новым продюссером "крокодилом" Мейсоном, как его назвала милая Скарлетт - сейчас почти одиннадцать утра и, по идее, я уже должен был быть на месте, в офисе Керкапа. Даже если у меня сейчас выростут крылья и немаленький пропеллер в попе, я все равно не успею. - Алло! - Адам, мать твою... - Мартин, прости, я тут немного погряз в семейных вопросах. Я буду буквально через час. - Ламберт, ты... Я не знаю, что с тобой сделаю, когда увижу. Подобное отношение неприемлемо! - Прости еще раз, я уже выезжаю! И попроси прощение у мистера Мейсона! - Иди ты знаешь куда! - Да, я в курсе про твой офис. Встреча там же? - Гребанный шутник. Дуй сюда быстрее! Тебе везет невероятно, Мейсона еще нет. Звонил из аэропорта: рейс из Англии задержали и он опаздывает к нам на полтора часа. Недоуменно кошусь на собственный телефон в руке, точно тот сам по себе может нести несусветную чушь: - Так какого ты орешь на меня? - Уговор о другом был, так что считай, ору для профилактики! Посмеиваясь, вешаю трубку. Ладно, хоть успею привести себя в порядок.       С сожалением приходится оставить завтракающего Томми одного. Не удерживаюсь, подкрадываюсь сзади, наклоняюсь к белокурой голове. Секунду любуюсь красивым профилем, длинной худой шеей и чмокаю его в нежную щеку. Он вскидывает голову, а я воркую, аж пришепелявливая от прилива нежности: - Прости меня, мой хороший, мой самый красивый, за все глупости и просто знай, я очень сильно люблю тебя! И кушай, пожалуйста, побольше! Набирайся сил, котенок. Я побежал на встречу - подробности пока говорить не буду, чтоб не сглазить. Мой телефон будет все время включен, если что, звони, хорошо? Я не надолго! В его глазах появляется нечто знакомое, такое теплое и родное, такое открытое и благодушное. Мой Китти мягко улыбается мне и отвечает: - Езжай спокойно, курица-наседка. Все-таки день. Что может днем случиться?       Я снова его целую, в этот раз в уголок губ. И он позволяет, все так же мягко улыбается. Едва сдерживаясь от счастливого повизгивания, несусь обратно в свою гостинную, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Может, сегодняшний день будет чуть удачнее, чем вчерашний, если уже такое потрясающее начало?       На встрече присутствуем мы втроем: я, Керкап и Мейсон. Удивляюсь отсутствию Монте, который является уже пару лет моим музыкальным директором и который всегда присутствовал на встречах подобного рода. Но спросить у Мартина ничего не успеваю, ибо Мейсон сразу приступает к делу.       Ему на первый взгляд лет тридцать восемь, но когда приглядываешься внимательнее, то замечаешь сеть морщинок у глаз и на шее, и слишком уж проницательный, профессионально оценивающий взгляд, седые волосинки, проглядывающие в светло-русой слегка вьющейся шевелюре. Скорее ему около пятидесяти, может и за пятьдесят. Однако, фигура у него статная - явно ни один год является поклонником фитнеса, а может чего и покруче. Он достаточно привлекателен, черты лица крупные, выразительные, глаза прозрачно-голубые, большие, в обрамлении светлых ресниц. Смотрит, точно сканирует. Меня он оглядывает буквально с кончиков волос до кончиков ногтей, так оценивающе, что я моментально чувствую себя точно шлюха у потенциального богатого папика - осмотр на тему, стою я или не стою тех денег, что он собирается в меня вложить.       Приосаниваюсь. Я вообще-то ни у кого ничего не прошу. Не нравлюсь, проваливай! - Мистер Ламберт, прежде, чем мы приступим к творческой стороне вопроса, хочу внести некоторую ясность насчет моей персоны и факта участия в вашей карьере. Я много лет в музыкальном бизнесе, даже когда-то сам играл в группе, но, слава богу, быстро понял, что я хоть и пишу музыку, но ни разу не артист. Думаю, перечислять вам имена звезд, с которыми я имел дело, не имеет смысла - Мартин вам все рассказал. Но я должен отметить один момент, нюанс, так сказать, при работе со мной. Я довольно эксцентричный человек, творческий человек, работать над музыкальным материалом со мной достаточно непростое занятие. Я придирчив и не терплю легкомысленности и поверхностности, а еще не терплю неуспеха! Работа с вами для меня представляет определенный риск, но ваше имя как молодого артиста сейчас на слуху, так что я готов попробовать.       С некоторым недоумением слушаю всю эту его долгую речь. Под конец даже немного раздражаюсь - складывается ощущение, что это я пришел умолять его о помощи, да еще он, бедняжка, ко всему прочему безумно рискует баблом, связываясь с таким мной.       Не могу сдержаться и осведомляюсь: - Риск - благородное дело. Но только почему работа со мной такой уж риск? Он смотрит мне прямо в глаза и невозмутимо отвечает: - Вы гей. К тому же достаточно скандальная и невоздерженная персона. Америка таких как вы побаивается - вы разрушитель стереотипов и нарушитель покоя. Вы одним своим существованием многих задеваете. Еще ваша внешность... - А что с ней не так? Спрашиваю на повышенных тонах. Керкап нервно вскакивает с места и пытается предупредить внезапно назревающий скандал: - Может, кому чая или кофе? Вы, дорогие мои, как-то сразу в бой бросились! Но ни Клифф, ни я не слушаем Мартина. Сверлим друг друга глазами, точнее сверлю я, а Мейсон достаточно спокойно себя чувствует. Охотно отвечает на вопрос: - Вы красивый мужчина, Адам. Но вам надо что-то сделать со своим стилем. Эти ваши концертные костюмы, макияж... Это вычурно, странно, слишком гротескно в наше время естественности и простоты. Нет, не поймите неправильно - я пришел не для того, чтобы оскорбить вас. Скорее, пришел помочь! Я вижу, что вы очень талантливы, работоспособны, честолюбивы, и вам лишь нужно несколько отличных песен, настоящих хитов, которые дадут вам путь в хит-парады страны. Однако, песня ассоциируется у людей не только с голосом исполнителя, но и с его образом. Так вот я бы советовал вам немного изменить стиль. Стать ближе и понятнее людям. Предстать перед ними красивым молодым мужчиной, реальным, близким, доступным, а не чудо-фриком. Нет, ваше дело, конечно. Но мое мнение, песня - это образ, история. Обещайте, что хотя бы подумайте об этом! Хлопаю ресницами, мило улыбаюсь: - Хорошо. Что-то еще? Спеть р'н'б? Сделать дуэт с ниггером-хопером? Может, подкачать ягодицы и запостить в инстаграме? Или нахамить кому? Короноваться в ванной? А еще клип сделать, и чтоб в каждом кадре голые сиськи и губищи ботексные! Я, конечно, желаю себе успеха и мест в чартах родной страны, но меня мои поклонники не поймут! А они, поклонники, завоевывались долгим и упорным трудом. Умолкаю, сцепив зубы. Краем глаза замечаю побледневший фейс Мартина - наверное, уже мысленно прощается с "крокодилом" и его денежками. Но происходит все иначе. Клифф вдруг улыбается, а потом и вовсе хохочет. Подмигивает мне и констатирует факт: - Да, мне говорили, что у вас острые зубки. Что голыми руками не возьмешь! Мне даже нравится ваша ершистость - будет интересно сделать из дикой пантеры ручного красивого котика. Вы извините меня, Адам. Я, как уже говорил, человек творческий, и мне хочется сразу знать, с кем я имею дело. Вижу, я вас разозлил и задел, но мне хотелось от вас открытости! И я ее получил. А теперь, может, вы хотите что-нибудь у меня спросить? Обещаю ответить честно.       Молчу некоторое время, глядя на свои руки. Мне не хочется ничего у него спрашивать, хочется быстрее уйти. Домой, к моему Томми. Нафига мне такой контракт, если человек мне неприятен? Что мы можем создать вместе? Если только он сведет меня с кем-то из своих коллег? Но черт, мне уже не хочется с ним работать.       С другой стороны, вспоминаются слова Скарлетт о том, что Мейсон настоящий хищник. Но я тоже имею зубки и коготки, и тоже бываю несносным! К тому же, может, в процессе творчества он другой? Как-то же с ним работают звезды? А еще меня задевает его этот взгляд - смотрит, точно на сосунка мнительного. Думает, его слова мне в лицо прям так сильно задели? Я и не такое выслушивал. У меня давно уже броня нарощена.       Прищуриваюсь и задаю-таки вопрос: - Почему я? Если вам не нравится мой имидж, то зачем вам вся эта головная боль? Если, к тому же, вы не уверены в успехе? Он вдруг обращается к Керкапу: - А теперь, пожалуй, я выпью кофе. Адам, вы? Мотаю головой, ожидая ответа. Он сбивает меня с толку, не могу никак понять, зачем ему все эти игры? Зачем этот спектакль? - Все просто. Мне нравится ваш голос. Считаю его действительно одним их лучших красивейших голосов этого поколения. Я бы хотел, чтобы мою песню исполнил подобный голос. И я вам обещаю, Адам, я сделаю все в моих силах, чтобы показать его силу и красоту в моей музыке. Улыбается уверено, а я вдруг замечаю на его щеках мягкие ямочки. Он же в свою очередь открыто рассматривает меня. Чувствую, как на скулы наплывает предательский румянец. Где моя чертова броня? Где секретарша Керкапа с кофе? - Хорошо, тогда я сделаю вид, что не помню первую часть нашей беседы. Буду рад предоставить свой голос в ваше распоряжение. Но я хочу участвовать во всем процессе! И писать текст! И я очень капризен в плане аранжировок. Еще люблю работать быстро, не размазывать по времени. Мы будем в этой студии писаться или... - Да, здесь. Если вы непротив, попробуем на следующей неделе засесть. Выходные эти, к сожалению, у меня уже заняты. Прощаемся, холодновато пожимая друг другу руки. Он уходит, а я остаюсь пить кофе напару с Мартином. Молчим некоторое время, и я первый нарушаю тишину: - Странный осадок после встречи. Вроде и комплиментов навешал, но и носом по полу повозил. Керкап отмахивается: - Не бери в голову, у него просто стиль такой - не может, чтоб сразу не придраться к чему-нибудь. От желания поучить у него прям в одном месте свербит. Но чувак он крутой, талантливый. К нему очередь из звезд, а он выбрал тебя. Считай, хит у нас в кармане, дружище!       Домой я возвращаюсь к обеду. Нахожу Томми на кухне с чашкой кофе и телефоном в руке. Похоже, разговаривает с Дией. - Да, можно будет. - ... - Нет, мам, я бы хотел позже. Я сам позвоню. - ... - Мне правда лучше! Не волнуйся. - ... - Адам почти все время со мной, да. Еще к нам приходит психолог. - ... - Да, давай папу.       Он некоторое время еще разговаривает с отцом - я слышу, пока переодеваюсь в домашние футболку и штаны. Когда возвращаюсь на кухню, он уже отложил телефон и сидит, пьет кофе. Подхожу, целую его в щеку и заглядываю в темные глаза: - Родители? Как они поживают? - Нормально. Хотят встретиться, соскучились, говорят. - Отлично! Пусть приезжают в эти выход... - Я пока не готов, Адам. Не хочу пугать их своей угрюмостью. Понимающе киваю. Но почти сразу подхватываюсь и, желая поднять ему настроение, хвастаю: - Поздравь нас! У нас есть новый автор и продюссер! С раздутым самомнением, правда, но очень хочет со мной поработать. Попробую, может, оно и стоит того. Томми как-то отстраненно улыбается и кивает: - Поздравляю, конечно, но с чего вдруг такое смирение? Ты не любишь терпеть, я знаю. Сажусь рядышком с ним и вздыхаю: - Я не люблю, когда меня пытаются переделать. Со мной пытаются это проделать пол моей жизни, и вот, снова. Но он талантливый музыкант и автор, и с мозгами у него вроде все в порядке, так что, думаю, мы поладим. Он недоверчиво смотрит на меня. Похоже, не считает, что меня можно с чем-то поздравлять. Решаю отвлечь его немного другой темой. Подмигиваю: - Мне главное, чтобы ты был рядом, малыш! Чтобы был за спиной. Я тогда готов что угодно стерпеть. Он мрачнеет на глазах - хмуриться и недовольно поджимает губы: - Я вроде сказал тебе, что не хочу больше ничего этого. - Но я подумал, ты был просто после стресса и... Обрывает меня: - Ты неверно подумал! Я принял решение, и хочу, чтобы ты его принял, Адам! Мне это не менее трудно, чем тебе, поверь. Опять начинаю заводиться, хотя и понимаю, что это глупо и неправильно. Не замечаю, что повышаю голос: - Это слишком спонтанное решение, не находишь? Ты прекрасный музыкант, ты рожден, чтобы играть, быть на сцене! - А я не хочу больше быть на сцене! Не хочу играть, не хочу зрителей! Не хочу, чтобы на меня смотрели, тебе ясно?       Он выкрикивает последние слова, а потом, отчаянно сверкая глазами, поджимает губы. Скидывает мою руку, которой я сжимаю его предплечье, и разворачивает кресло, собираясь покатить в свою комнату. Но я не позволяю.       В два шага настигаю его, с силой разворачиваю так, что он от неожиданности стукается спиной о кресло. Хватаю его за плечи, не замечая, как он морщится от боли. Теперь я уже кричу ему в лицо, нависая сверху: - Почему? Ты боишься, что ОН тебя увидит? Ты не хочешь играть, хочешь перечеркнуть все свои успехи в карьере, потому что тебе встретился этот урод? Тогда почему ты покрываешь его? Почему? Я видел запись с камер, ты пошел с ним. Он понравился тебе? Неужели сильно понравился, Томми? Может, поэтому ты не выдаешь его? Тогда причем здесь музыка, черт тебя возь...       Договорить не дает оглушительная пощечина. Аж до звездочек в глазах. Щека моментально вспыхивает огнем, я поворачиваю голову обратно и смотрю на него сквозь пряди упавшей челки. Он тяжело дышит, лицо розовое от гнева, а глаза горят как у загнанного зверя. Ладонь, которой меня ударил, сжимает и расжимает в кулак - видимо, отбил. Шипит сквозь зубы: - Отпусти кресло, Ламберт. Мотаю головой. Я хочу понять! - Томми, зачем ты это делаешь? Почему молчишь? Он кусает губы. Опускает голову, пряча глаза за челкой, и вполне натуралистично рычит: - Убери руки, дай проехать.       Опускаюсь на корточки рядом с креслом. Пытаюсь подцепить его подбородок, но он шлепает меня по руке, а потом и вовсе с силой толкает. Не удерживаюсь и приземляюсь на задницу, а он поспешно проезжает мимо. Успеваю вскочить, броситься за ним, даже добежать до двери, но он захлопывает ее прямо перед моим носом. И ко всему прочему закрывается. Щелкает затвор, и я остаюсь "с носом". Стучу изо всех сил, даже пинаю дверь, не задумываясь о том, что, наверное, пугаю его. Кричу, что есть мочи: - Открой! Не смей сбегать от меня! Томми, я не позволю тебе разрушить свою жизнь из-за какого-то выродка! Дергаю ручку, прислушиваюсь. Слышу только оглушающее биение своего сердца и больше ничего. - Почему ты не хочешь говорить? Почему ты так легко готов все бросить? Ты подумал о своих фанатах? Их десятки тысяч и они переживают, ждут тебя! А ты не просто молчишь в соц.сетях, но еще и хочешь все бросить!? А что прикажешь делать мне? Искать нового гитариста? Как я это объясню ребятам? Да, черт, как мне вообще ездить без тебя...       Сам себя обрываю. Что это за звук из комнаты? Прислушиваюсь внимательнее и почти сразу угадываю источник шума. Он врубил на полную звук телека и вряд ли меня слышит. Отличный ход, мать твою!!       От злости и бессилия со всей силы хлопаю ладонью о дверь. Несусь в свою гостиную и плюхаюсь на диван. Сижу пару минут, а потом чувствую дрожь во всем теле. Что это? Подкатывающая истерика? Допился. Нервы совсем ни к черту. Надо немедленно расслабиться, отвлечься, может, душ поможет? Но почему-то идти в душ сил совсем нет, и я плетусь к бару. Несколько секунд скольжу взглядом по полкам с градусным содержимым, останавливаюсь на коньяке и через пару минут уже пригубляю напиток из большого бокала. Когда коньяк заканчивается, прихожу к полному пониманию, что я - законченная дрянь. Что же я наговорил Томми, а?       Не открывает мне. Не отвечает. Телевизор на полную громкость. Как он там не оглохнет, чудо?       Сижу у него под дверью второй час, а может уже и дольше - время утекает сквозь пальцы, но мне все равно. Давно так паршиво не было. Чувствую себя полным дерьмом и готовлюсь к тому, что сегодня у Томми закончится терпение, и он уйдет. Уйдет и не оглянется на такую эгоистичную дрянь как я. Мне же не хватит смелости попросить его остаться. Не хватит духу взглянуть ему в глаза. И да, я не знаю, как буду жить дальше без него. - Томми!       Зову, прислушиваюсь, особо не надеясь на ответ. У него по тв уже играет музыка. Let's go Ван Дайка вроде. Кручу в пальцах бокал, а перед глазами моментально появляется ночной клуб из нашего общего прошлого...       Душно, пахнет кальяном и марихуаной, над головой серебрится декоративный огромный шар, отбрасывая на все вокруг яркие блики. Рядом неспешно двигаются еще две пары танцующих, в обнимку как я с Томми.       Мы с бэндом здесь что-то праздновали после очередного шоу, в очередном городе очередной страны - может, день рождение Монте, а, может, новую прическу Кэм. Нам было все равно, что праздновать, нам было неважно, чем напиться. Мы только начинали свое путешествие в музыкальном мире, и в нашей крови горел сумасшедший рок-н-ролльный огонь. Мы не боялись ничего - ни провала, ни неудачи, ни всех этих бирок, которые нам тут же навешала американская пресса. Нам было плевать на чужое мнение, мы были как диковинные птицы среди одинаковых серых голубей - по крайней мере так казалось. Мы были бесстрашны и влюблены. Эта влюбленность не обязательно предполагала обязательства и долгую связь. Я мог уединяться с разными парнями в разных городах и голову сейчас могу дать на отсечение, что в те ночи я был именно влюблен: до дрожащих губ и слез на глазах после полового акта. Я смотрел на очередного любовника засыпая, разглядывал, запоминая лицо, и прощался, шепча его имя про себя. Но все равно забывал, и ничего с этим не мог поделать. Это было странно и немного больно. Но все изменилось однажды, когда после бурной, даже слишком бурной вечеринки, я вдруг обнаружил, что зажимаю в укромном уголке клуба никого иного как Томми. Томми...       Тихий, неразговорчивый, язвительный, замкнутый в жизни. На сцене провоцирующий, пошлый, смелый, доступный. А еще обрученный с девушкой. Я так и не смог найти к нему подход, хотя влюбился почти сразу. Я целовал его на сцене по своей прихоти, и я смотрел украткой, как он всегда уходил к НЕЙ. Уходил и не оглядывался. Я искушал его, как умел, но получал в своей постели кого угодно, но только не его. Я не пускал его с репетиций, задерживая подольше, увозил весь бэнд на каникулы только ради него, под предлогом, что даже отдыхать не могу без этих задниц. Я прятал его телефон, чтоб он не слышал звонка от НЕЕ. Я фоткал нас вместе и выкладывал вызывающие фотографии в инстаграм. Я добился того, что все были уверены - мы пара, мы спим вместе. Но это было не так... I feel like a criminal       Я чувствую себя преступником, I'm falling apart       Я потерял голову. We're leaving for Venus       Мы отправляемся на Венеру, In a getaway car       Сбегая с места преступления на машине, 'Cause no one can save us       Потому что никто уже не спасёт нас, There's no need to try       Все попытки бессмысленны. I'm looking for saviours       Я ищу спасителей, Before they all die       Пока они еще где-то есть. If you want to try and save me       Если хочешь попытаться спасти меня, Then take my heart don't hate me       Возьми моё сердце, перестань меня ненавидеть. If you feel you can't let go then let go       Если ты чувствуешь, что не можешь отпустить меня,       Всё равно отпусти…       Томми прижимается ко мне всем телом, руки вскинуты, обвивают мою шею, голова покоится у меня на плече. Я обнимаю его нежно и жадно одновременно и утыкаюсь носом ему в макушку, закрываю глаза. Тонем в несущейся мощным потоком мелодии, в стремительных битах, в тревожно-вопрошающем вокале. Я пьян и Томми тоже. Я никак не могу осознать, что мы теперь вместе, и он, похоже, тоже. У нас была лишь одна ночь вместе, но она перевернула вверх дном обе наши жизни. Для него это потрясение, и я все еще не знаю, как его успокоить и убедить, что жизнь на этом не закончится, что он не болен и не сошел с ума. И особенно в том, что я не сменю его в следующем городе на кого-то другого. Ведь он - моя самая заветная мечта. - Поздно, поехали в отель.       Шепчу ему на ухо, чувствуя, как начинают слипаться глаза. Монте мне голову оторвет и сыграет ею в футбол - мы снова увлеклись до поздна.       Томми молчит. Ухо его у самого моего сердца. Танцуем, сцепившись в одно целое, передвигаемся по залу совсем медленно. Другие пары уже ушли, и мы лишь вдвоем качаемся в такт музыки.       А потом Томми вдруг тихо смеется. Я вторю ему и хихикаю, хотя не знаю причину его смеха. Но мне так хорошо, что эмоции просятся наружу. Воркую ему на ухо: - Ты чего?       Он поднимает растрепанную голову. Подводка для глаз размазалась, сами глаза огромные и блестящие, а губы распухшие от моих поцелуев. Я не могу сдержаться и склоняюсь к этим манящим губам, целую долго, медленно, дразня и пробуждая желание. Я чувствую, как он начинает вздрагивать под моими прикосновениями, и упиваюсь радостью власти над ним и его телом. Он просто создан для моих ласк, для того, чтобы так уютно, удобно размещаться в моих объятиях. - Я подумал, что мне надо научиться не реагировать на всех тех, кто крутится вокруг тебя. На тех, кто тебя хочет и даже, возможно, получит. Я немного отстраняюсь, удивляясь его словам. Что за глупости? Мне никто кроме него не нужен! - Томми, ты себя в зеркало видел? Кто в здравом уме засмотрится в сторону? Он мягко улыбается и убирает длинную челку с моих глаз. Скользит кончиками пальцев по моему виску, скуле, чиркает по губам: - Адам, а ты себя со стороны видел? И поверь, не всех остановит твое нежелание. Довольно смеюсь. Он ревнует меня? Интересно, как давно? Ехидничаю: - Однако, на тебя чего-то воздействовать у меня не вышло. Столько усилий и все впустую. И лишь лошадиная доза виски тебя так удачно скосила в тот день! Он смешно фыркает и шлепает меня по заднице: - Уж поверь, все у тебя вышло! Только мертвый не отзовется на все эти твои сучьи уловки! Бессовестная ты скотина - так откровенно и нагло меня ни разу не совращали!       Открыто хохочу, елозю бедрами у его паха, прекрасно зная, что смущаю его и даже злю. Он еще не привык к моим прилюдным приставаниям, ужасно стесняется и нервничает, хотя, казалось бы, после того, что мы вытворяли на сцене... Но он говорит, это другое.       Удерживает меня за шею, останавливается и вдруг становится серьезным - глаза темнеют, лицо выглядит задумчивым и даже потерянным. Смотрит мне прямо в глаза, высматривает там что-то так внимательно и тревожно, что я тоже перестаю улыбаться и слегка удивленно гляжу на него. А он говорит: - Меня пугает даже не то, что на тебя вешается все живое и дышащее. Не твой темперамент и твоя показательная жадность до плоти. Не то, что идя с тобой рядом, я буду получать такие же тумаки, тычки, раны как и ты. Это меня как раз не пугает. Меня волнует, что в тебе столько всего... Что я не знаю тебя настоящего! А я хочу узнать! Мне будет мало только твоей постели, Адам. Ты понимаешь?       Сердце мое замирает, а потом срывается вскачь - никто никогда такого мне не говорил. А он отпускает мою шею и снова прижимается всем телом, сцепляя руки за моей спиной. Прижимается к моей груди. Мурлычет: - У тебя сердце часто колотится. Какое громкое, отчаянное. Хочу, чтобы когда-нибудь оно всецело стало моим.       Клюю носом у двери Томми - коньяк сделал свое дело и я, выпив, на голодный желудок, вырубаюсь. Даже уже, кажется, сны начинаю видеть. Но совершенно неожиданно, на мое спасение, в двери щелкает замок. Из комнаты выглядывает задумчивый Томми, с минуту рассматривает меня, сидящего прямо на полу, а потом сообщает: - Заходи. Нам надо поговорить.