"Путевые заметки"

Когда за спиной догорают огни, И звон ярых битв стихает, Усталые воины бродят в тени, Их старый вопрос донимает. Где взять ту отвагу, что ведет не на смерть, И смелость, разжать ладонь? Где взять ту отвагу, и в глаза посмотреть И тихо сказать: “Я твой”. Когда за спиной прах убитых врагов, Оружие красно от крови, Как откупиться от строгих богов, И больше не хмурить брови? Улыбаться любимой без памяти войн, Улыбаться светло и нежно, И тихо сказать, наконец, : “Я твой” И бросить к ногами безмятежность. Песня была корявая, написанная старым безымянным воякой на клочке бумаги, в котором долгое время он носил махорку. Но сидящие на перевернутых бочках люди, как всякое ворье, обладающие неискоренимой и необъяснимой тягой к лирике, эту песню просили спеть уже второй раз. Рыске нравилось смотреть на Алька с гитарой. В те минуты, когда он склонял лицо к грифу, что-то неуловимо менялось в белокосом. Что-то одухотворенное появлялось в неласковых глазах. И Рыска жадно ловила эти искорки, сохраняя их глубоко в сердце. Пусть лежат, авось пригодятся в грустные моменты. Она наелась дешевой ухи и пригрелась у костра. Уши приноровились к саврянской речи, и частенько девушка даже понимала, о чем идет разговор. Но старалась не слишком прислушиваться, потому что темы выходили за рамки ее понимания о правильности жизни. Альк, к великому сожалению Рыски, положил гитару и уединился с главарем. Они что-то долго обсуждали, стоя в сторонке, и девушка почти совсем задремала, прислонившись спиной к твердой стене. Потом ее спутник вернулся к ней. - Рыска, - сказал он, - ты переночуешь у жены Кривого. - Бедная женщина, как ее угораздило выйти за проходимца? - ужаснулась Рыска. Потом опомнилась: - Ааальк! А где собираешься ночевать ты? - Дела у меня, - буркнул он, подхватывая ее за локти, - пошли-пошли, нечего время терять. Она упрямо уперлась ногами в землю, высвободила свои руки, уткнула их в бока. - Куда ты собрался? - Рыска, - он остановился, мученически закатил глаза: - нам нужны деньги, помнишь? - Добытые честным путем. А что-то мне подсказывает, что ты не будешь этой ночью законопослушным. - Послушай. Я спас крысиную стаю от крысоволка, так? - Так, - согласилась она осторожно, чувствуя подвох. - А значит, я что сделал? Доброе дело. Так? - Ну наверное. - А значит я пошатнул равновесие между хорошими поступками и плохими. И мне нужно срочно сравнять счеты. Ты же не хочешь, чтобы мир был скособоченным? - Не хочу... - послушно согласилась Рыска, - ты... Да что ты мне голову-то морочишь? Никуда я тебя не пущу. Альк, мы должны сохранять свои принципы, несмотря на тяжелые обстоятельства... Он посмотрел на нее, кипящую возмущением. Этот спор может затянуться надолго. А нужно было спешить. Правда. У него не было совершенно никаких других причин. Ну почти. И он поцеловал Рыску, заглушая ее праведные речи. Просто взял ее лицо в свои руки и прижался губами к ее губам. Она замерла на щепку, пораженная. А потом затрепыхалась в его руках, отталкивая от себя саврянина. - Дуррак! У Рыски был такой обиженный и несчастный вид, что Альк отшатнулся. - Столько прекрасных полянок! С ромашками! И берегов! С речками! - расстроенно воскликнула она. - Что? - удивился он. - У тебя было столько возможностей поцеловать меня там. А ты целуешь в какой-то грязной подворотне, среди какого-то сброда. Что я буду вспоминать о своем первом поцелуе? Он перевел дыхание. И даже нашел в себе силы улыбнуться. - Тебе, наверное, очень сложно живется, да? - спросил осторожно. - Пошли уже. На этот раз она послушалась. Молча шагала за ним, притихшая и задумчивая. Возле неприметной калитки покосившегося домика они остановились. Косой, который шел впереди, толкнул дверку. - Ну вы это, - сказал он с почти неуловимой насмешкой, - прощайтесь. А я жену предупрежу. Рыска опустила глаза. - Ты... сильно никого не убивай, пожалуйста, - попросила она, - и вообще давай без смертоубийств, ладно? И постарайся не очень кого-нибудь грабить, хорошо? - Рыска, - торжественно провозгласил Альк, - обещаю, что я буду вежлив и хорошо воспитан. И буду делать нехорошие вещи только по отношению к нехорошим людям. - Ну ладно, тогда. Я пошла. И не пошевелилась. - Ну иди, - кивнул Альк. Она еще немного постояла, потом медленно повернулась и пошла к дому. Через несколько шагов снова остановилась. - И что, - сказала она с негодованием, - ты даже не поцелуешь меня перед лицом грозящей тебе опасности? Она не успела договорить, а он был уже рядом. Обвил руками ее талию, прижимая к себе. Рыска запрокинула голову, обнимая его за шею с откуда-то появившейся женской уверенностью в своих силах, сама подставила губы. Этот поцелуй был совсем другим. Альк уже не просто прижимался к ее губам с твердостью закаленного в боях сурового воина, но с нежностью сладкоречивого менестреля. Но в этой неспешной нежности было столько власти и обещаний, что Рыска невольно зажмурилась, целиком отдаваясь новым для нее ощущениям. Это было приятно. И тепло. И хотелось большего. И уже не хватало просто губ. И когда кончик его языка пощекотал ее язык, ей показалось, что он прикасается к чему-то совсем тайному, такому, что никогда еще не пробуждалось ни разу. Она покрепче обняла его, чтобы не потеряться в этом новом мире. - Пора, - сказал Косой, уже не скрывая насмешку. Альк чуть отодвинулся, заглядывая в лицо Рыске. Она хотела улыбнуться ему, но губы не слушались. Губы снова хотели его поцелуя. Они уже скучали по нему. Поэтому она просто смотрела на Алька. - До встречи, - тихо произнес он и отступил. Рыска смотрела вслед уходящим мужчинам и понимала, что на сон в эту ночь можно не надеяться.