Game of hearts

Крупнейшая арена великого Миэрина гудит и грохочет. Мастер Хиздар потирает усеянные перстнями пальцы, ухмыляется в бородку. Он скользкий, как один из тех гадов, что живут на мелководье Узкого моря. И так легко просто моргнуть Безупречным, всего лишь чуть склонить голову. И все. Все закончится. Но начнется новая резня, и Сыны Гарпии снова будут безумствовать, резать. Не для того ли ты возродила одну из древних упраздненных тобой традиций? Вернула бойцовские ямы, чтобы все прекратить. Ты — Королева, девочка. Просто дыши. На арену выходят бойцы. Чемпион из Миэрина, рыцарь из Вестероса... Дейнерис не смотрит, тошнота подкатывает к горлу всякий раз, как она бросает взгляд на спекшийся желтый песок, что вот-вот пропитается свежей жертвенной кровью. Кожа зудит от жаркого солнца. Она — матерь драконов. Та, которой огонь не смеет вредить. Но сейчас ей бы в тишину, прохладу, в покои. Ей бы окунуться в прозрачные ручьи, что встречаются среди безбрежных полей Дотракийского моря. Она так устала, но не имеет права согнуться. Не может расслабиться и на мгновение, ибо тотчас правящая элита Миэрина и другие рабовладельцы закуют ее людей в кандалы... Накинутся стервятниками, разорвут... Хизард все еще вещает что-то, вдохновенный собственным красноречием, все слова и звуки сливаются в ровный гул, как один голос выбивается из общего шума. Голос из прошлого. Голос, что и сейчас приходит во снах. — Я сражаюсь и умираю ради вас, о славная королева. Тишина. Кажется, само мироздание, все Боги этого мира — новые и старые, и еще не пришедшие, и давно позабытые даже Детьми леса и Древними людьми — все они замерли, ожидая. Ожидая, пока Королева хотя бы вдохнет, глядя в бледные, выцветшие, выжженные солнцем глаза предателя. Того, кто клялся защищать и беречь. Того, кто был наставником и другом. Того, кто предал ее и нерожденного младенца на смерть. Того, кто умолял о прощении на коленях. Того, кому она не смогла даровать эту милость. Но и рука не поднялась казнить. Не его. Не Джораха Мормонта. Когда-то Дейнерис Бурерожденная поверила: он будет любить ее вечно. Несмотря и вопреки. Все Долгое лето и грядущую бесконечную Зиму. Не Королеву и не Кхалиси, не простую девчонку, которой она никогда не была, рожденная в бурю, с пеленок в бегах. И ногти крохотными клинками вспарывают тонкую кожу ладоней до крови. И приходится намертво закусить изнутри губу, чтобы сдержать рвущийся из груди крик, чтобы заставить себя не дернуться, не броситься туда — под клинки. Не обнять, прижавшись щекой к широкой груди, не шепнуть ему нежно, с надрывом: "Я так скучала, сир Джорах". Чтобы немедленно не простить прямо здесь. Пальцы разожмутся, и ладони встретятся в громком хлопке. Громче, чем грохот столкнувшихся армий. Громче рева драконов, ее детей. И бой начался. Шесть воинов, все против всех. И в живых останется кто-то один. Ресницы пытаются дрожать, а сердце в девичьей груди вдруг частит, когда он раненный падает на песок, пропитывая арену смерти уже собственной кровью. "Борись, сир Джорах, ты можешь. Я верю". Не так он прост, рыцарь из Вестероса. Отрекшийся однажды от своего короля, чтобы служить Кхалиси великого Кхала. Табунщице, как прозвали ее в Красном замке. Самой пленительной, сильной женщине из всех, что он знал. "—Прекратите это, Дейнерис. Его же убьют. — Не могу. — Только вы и можете, королева". Победа. И руки по локоть в крови, которую она ненавидит. И сразу без перехода — копье, рассекающее воздух со свистом, летящее прямо в голову Королеве... пронзающее крадущегося со спины Сына Гарпии. "Ты снова спас меня, мой верный рыцарь". Наверное, так рушился последний бастион. Наверное, так отступали Дети леса, сдаваясь под натиском Первых людей, которые потом уступили Андалам. Золотые маски и золотые халаты повсюду. Как из-под воды доносится выкрик Даарио: "Защищайте Королеву". Выкрики, слезы, взмахи мечей и кинжалов. Кровь, реки крови, и смерть, всюду смерть. Она уже тянет к ней руки, она уже близко, она наступает, шепчет что-то тихо на ухо, перебирает услужливо серебристые пряди. Защитники королевы падают один за другим, и Мормонт становится с Даарио спиной к спине, чтобы уберечь ту, которую любят больше мира и славы, больше чего-либо на этой земле и всех других землях, больше самой бессмысленной жизни. Бессмысленной, если потухнет вдруг этот фиалковый взгляд, если опустятся руки, и сердце замрет навсегда. — Позвольте мне, моя Королева, — шепчут беззвучно в этом грохоте губы. Позвольте спасти. Позвольте быть рядом. Смотреть хоть бы издали. Позвольте мне защищать и беречь. Я буду хранить вашу жизнь и стеречь ваш чуткий сон. Я не подпущу врагов и на лигу. Я не позволю ни букашке, ни птице потревожить ваш покой. Я сделаю все, чтобы вы были... чтобы вы просто были. Рука теплая и неожиданно сухая, крепкая. Чуть сжимает протянутую ладонь королевы. А потом рыцарь увлекает ее за собой, подальше от этого хаоса, этой бойни. — Вы снова спасли мне жизнь, сир Джорах. 〜 я для того только и существую, Кхалиси 〜 — Позвольте забрать вас отсюда, моя Королева. 〜 позвольте любить вас. любить вас до смерти 〜 — Позволю. Мы не умрем сегодня, сир Джорах. Не сегодня. Не в день, когда я наконец-то нашла вас. Когда вы вернулись домой.