Game of hearts

Этот северный край — не для нее. Не для южной девочки, в венах которой струится опаляющее пламя драконов. Этот северный край слишком мрачен и скуден. В нем так мало красок и цвета, он будто выцветший весь, как глаза, которые долго-долго, веками, смотрели в заснеженное, холодное небо. — Согрей свою королеву, — в самые губы ему шепчет та, что ни льда, ни пламени вообще не боится. Первый будет таять, лишь коснувшись мраморной кожи, а второй... огонь — неотделимая часть ее, как смех, улыбка, дыхание. Согрей свою королеву. Мою... От этих трех слов и ему — безудержно жарко. Дернет на груди широкие завязки плаща, пуская ледяное дыхание мороза под толстые шкуры. Моя. Она только моя. Она моя — с момента сотворения мира. С мига, в который бесконечная пустота взорвалась ураганным огнем, сотворяя Вселенную, людей и драконов. — Здесь можно было бы остаться на тысячу лет, — в улыбке его королевы весь смысл этой жизни. Ее улыбка ярче лучей, что, пробиваясь сквозь тучи, вонзаются стрелами в потоки бурлящих за спиной водопадов и тут же взрывают их тоннами брызг — искрящихся драгоценных камней. Бросают на одежду и в лица, покрывают моросью, щекочут. Легко-легко. Ему с ней здесь и сейчас. Как будто армия мертвых не завладела одним из драконов. Как будто не пала Стена. Как будто полчища нежити не идут в Винтерфелл, чтобы зажечь глаза каждого из живых ярко-синим огнем, гасящим пламя. [— Ты преклонил колено ради Севера или ради любви? — ехидно спрашивала там, в каменных стенах, его леди-сестра. Холодная, как замерзшая глыба. Колючая, как мокрая крона, застывшая на морозе сотней игл ледяных. С глазами-льдинками, пронзающими, будто рапира. Его люди и дом, его стены, семья. Или та, с которой открылось второе дыхание, а за спиной будто крылья раскрылись, и он взмыл высоко-высоко. Понимая, нет, вспоминая ощущение полета. Как он мог бы здесь выбрать? И кто вообще б это смог? Ради Севера или любви? Вопрос без ответа]. Сейчас у него колени дрожат, как будто он снова безусый пацан, только-только облачившийся в черное, только-только прибывший на Стену и узревший величайшую мощь... Здесь. Мы могли бы здесь остаться навечно. Мы с тобой, моя Дени. Драконы. Которые смотрят, как я целую тебя, и как будто... [не]много... самую малость ревнуют? Этот... зеленый с бронзовыми пятнами.... Вроде Рейгаль... раздувает свои огромные ноздри. Как будто не он только что мчал на спине. Не они летели вдвоем, облака рассекая. И весь Север распростерся совсем не под ними — весь этот мир... Ты убила во мне любовь к лошадям, моя прекрасная, моя несравненная Дени. "Тысячу лет, и нас никто не найдет". — Мы станем очень старыми, Дени. Какая разница, если я, если ты. Какая разница, если все остальное останется где-то? Санса, что смотрит лютой волчицей и все время недипломатично дерзит? Все эти высокомерные лорды и принцы. Вот только драконы... им не нравится Север. Возможно, им не нравлюсь и я. — Он как будто тебя узнает, — благоговейно шепчет королева Дейенерис, и Джон точно знает, что она имеет ввиду. Потому что и он узнал его тоже. Еще там — в облаках. Как будто не учился, а вспомнил былое. Как будто где-то [когда-то] уже были вот так. Как будто с воздуха заходили в атаку. Ее глаза — это грани алмазов. В них плещется столько бурлящего света. В них вопросы и в них же рождаются сразу ответы. В них — понимание того, что пока не случилось. Как будто и она... Ну, конечно. Она ведь тоже была с ними там — его Дени. [— Я мог бы тебя никогда не найти... Нет, ты не мог бы... — Так больно было, так пусто, когда нас разделяло Узкое море, а еще почти весь Вестерос и Стена. Ты все равно нашел бы дорогу. Или я отыскала б ее. — Так долго длилась разлука. Это больше, чем жизнь. Ничего, впереди еще осталось так много. У нас еще целая жизнь. Ты меня слышишь, Джон Сноу?] Ее губы вкуса лайма и каких-то диковинных ягод. Быть может, из вольных городов или оазиса-Кварта, откуда Дейенерис проделала весь этот путь, занявший годы и годы. С юга — на север. От безызвестности — к трону. От презрения и насмешек — к всеобщей любви. От пустых, бессонных ночей — к нему, к ее Джону. Он ждал ее с сотворения этого мира. Он ждал ее, даже когда еще не был собой. Как космос ждал этой встречи, как вселенная — их союза. "Здесь можно было бы остаться на тысячу лет", — в грудь что-то быстро и остро кольнет отголоском. Эхом слов, что сказаны были не ею, не так и не здесь. Тех слов, что однажды окончились смертью. Тряхнет головой, избавляясь от капель воды. Наклонится, снова пробуя самые послушные и манящие губы. Она опустит ресницы, обнимая его под плащом. Маленькие ладошки на сильном, обезображенном шрамами теле. Люблю. Боги, я тебя просто люблю. Вот только сердце. Оно не на месте. Оно стонет и ломит. Тревожно, будто там, позади, какая-то весть, что еще не дошла. Как будто ворон еще не добрался, продираясь сквозь сильную бурю.