Поспорим? или о вреде алкоголя на Руси

POV Ивана Ах, Сашенька! Ах, душа моя! Как сладки уста твои! Я готов вылизать каждый миллиметр твоих губок коралловых, ротика твоего сладенького. Начинаю ласкать твои губки, зацеловывая и нежа, посасывая, чуть прикусывая да следом зализывая. В истоме сладострастной приоткрываешь губки, и мой язык тут же проникает внутрь. Провожу им по дёсенкам твоим нежным, зубкам жемчужным и погружаюсь в жаркую глубину рта. Захватываю в плен язычок, обвожу, лаская, слегка посасываю и вылизываю. А ты, солнышко мое ласковое, вторишь своим язычком шелковым каждому движению моему, убыстряясь на каждом круге. От податливости и нежности твоей сносит крышу, и вот я чуть ли не вбиваюсь уже в твой ротик своим языком, как тараном несдержанно. Нет сил более удерживать в руках своих. Хочется прижать к земле тесно-тесно, навалиться, ощутить всем телом своим и любить тебя страстно и долго. Хочется – делаю. Укладываю, поддерживая одной рукой под голову, а поцелуя не размыкаю. Княжич уже стонет в голос, дыхания не хватает… отрываюсь, жадный вдох, а сам оторвать глаз не могу от губок его влажно блестящих, глазок, желанием горящих и щечек, от бесстыдства алеющих. - Вань… - Что, радость моя? - Не могу так лежать, в спину колется, - ох, бля! Ну и чурбан же я. Уложил нежного мальчика моего прямо на голую землю, а там и камушки острые, и веточки колючие. Вот бестолочь! Подхватываю его на ручки и несу к одеялам нашим. А сокровище мое легче пушинки! Обхватил он меня за шею и давай ухо мне щекотать губками своими игривыми, и давай лизать меня язычком своим ненасытным. Уложил его на наше ложе импровизированное и, из последних сил сдерживаясь, начинаю раздевать княжича. Кое- как избавился от одежды, а терпеть мочи уж нет. Но нельзя брать Сашеньку без подготовки специальной, не девица же он. Отстраняюсь от мальчика моего желанного и начинаю ощупывать одеяла. - Любимый, что ты делаешь? Иди сюда… - и столько в его голосе желания неудовлетворённого! - Масло ищу, без него нельзя, - не могу же я делать больно своему княжичу. - Ванюша, иди сюда и руку дай, - руку? Зачем? Но когда с такой страстью тебя зовут, не то что руку, но и голову отдашь не задумываясь. А эта бестия за ладонь меня схватил и пальцы в рот себе запихнул. Ой, бля, что ж он язычком своим делает? Только от одних его посасываний да постанываний богу душу отдать можно, не то что излиться. Вылизав мои пальцы, стонет: - Растягивай давай, не могу больше, - а сам спинкой ко мне повернулся, на коленочки встал, попочку оттопырил и ручонками своими половинки упругие в разные стороны разводит. Бля! Ну и вид открылся! Как голову на месте удержать и сначала пальцами его растянуть, а не приходовать сразу? Но я ж мужик, я ж сильный, у меня выдержка. А сам пальчики ему в попку вставляю и растягиваю понемногу. Хозяйство мое уже давно в полной боевой готовности и истекает так, что и масла для проникновения не надобно. И вот, сдерживаясь из последних сил, медленно вхожу… бля, а по-прежнему в нем так тесно и больно ему, наверное. - Родненький мой, ты как? - Хорошо все, давай, Ванюша, давай…. Надобно проверить, как хорошо ему. Провожу рукой по яичкам его, плотненькие такие, горячие. Так и игрался бы такими «орешками» вечно, но проверяем дальше. Дааа… точно хорошо ему, стоит несгибаемо, а только истекаемо. От моих проверок княжич стонать начинает и все норовит попкой покрутить. - Вань, да ты заснул что ли? – ой, прости, маленький, совсем замечтался, оглаживая тебя. Рукой княжича за бедро покрепче хватаю, другую с сокровищ его не убираю, а в такт своим толчкам двигать рукою начинаю. Бедрами своими вперед-назад, и рукою также вперед-назад. И опять, и снова, и еще разок, а в глазах от жара полыхает, а в голове от стонов его темнеет. А я не останавливаюсь, рукою двигаю снаружи, плотью – внутри. Хорошо-то как! От того, как обхватывает он естество мое плотно, от того, как внутри него жарко, от шлепков наших тел пошлых, от криков и стонов наших страстных! ХОРОШО!!! После такого бурного излияния ни говорить, ни шевелиться не хочется. Лежим, тесно прижавшись, и молчим, а я пытаюсь каждой клеточкой впитать в себя все происходящее, запомнить каждое мгновение. Ведь не будет у меня объятий таких жарких больше, не будет соитий страстных таких больше. Все в последний раз. Попрощаться и забыть на веке вечном… *** Не знаю, сколько так мы пролежали, но вот княжич завозился под боком и говорит: - Вань, я есть хочу, - вот же дитё ненасытное. - Сейчас, мой хороший, сейчас… - нехотя размыкаю объятия наши, одеваюсь и иду хлопотать у костра. Потом и княжич присоединяется. Все делаем в молчании, и готовим, и едим… - Вань, а сыра у нас нет? - Закончился уже. Вот послезавтра в Новгород приедем, там и куплю тебе сыра. - В Новгород? Зачем? – он аж жевать перестал. – Мы же завтра домой едем. - Нет, Саша. Мы едем в Новгород, а оттуда в Киев. - Зачем нам в Киев?! - К жениху твоему… - Какой жених, Ваня? Я тебя люблю! - И я тебя люблю, очень-очень сильно люблю. Поэтому для счастья любимого человека все сделаю. - А мое счастье в объятиях другого мужика? Так, да? - Твое счастье исполнить волю отца, быть в согласии с семьей… да и вообще, не место тебе рядом с простым мужиком… - А ты у меня спросил?! Ты спросил, чего я хочу?! – а у самого из глаз слезы бежать начинают. Бля, скотиной последней себя чувствую, но… - Мал ты еще и правильные решения принять не можешь. Сердцем ты думаешь, а надобно головой. - Ах так! Ну и дурак же ты, Ваня! Расплакался княжич и убежал. А я так и остался сидеть у костра. Дурак? Да, дурак. Настоящий, непробиваемый дурак. Но счастье любимого важнее всего. Он сейчас маленький, не понимает еще ничего, а когда подрастет, поймет и забудет меня. А вот я всегда буду помнить и любить его. Он - княжич, и я ничего не могу предложить ему. Я простой мужик… *** Княжич на меня обиделся, крепко обиделся. Вечером отдельно лег, не подле меня. Разговаривать перестал, помощь более не принимает, даже в сторону мою не смотрит. И на следующий день также. Так в молчании мы и приехали в Новгород. На постоялом дворе снял я княжичу комнату хорошую, а сам и на сеновале перекемарю. А что? Мы люди привыкшие. Заношу в комнату к княжичу вещи его, а он стоит спиной к двери, в окошко смотрит, да говорит мне тихо: - Вань, пойдем со мной в трактир поужинать, пожалуйста…