Бусый лёд

      Кирилл проснулся от того, что кто-то бесцеремонно сдернул его с кровати за ногу, и он с грохотом, должно быть, сотрясшим стены, ощутимо приложился позвоночником к ледяному полу. Такое пробуждение было весьма неожиданным и внезапным, как и собственно, само нахождение в спальне. К слову, в очень холодной спальне, как будто ее специально выстуживали всю ночь напролет. Он с трудом приподнял голову и тут же зажмурился от проникающего в распахнутое настежь окно света, который, ослепляя, резко вдарил ломотой по глазным яблокам. Веки отчего-то совсем перестали слушаться, словно отяжелели на пару тонн или склеились надежным «Моментом», и открыть их снова не было никакой возможности, а главное — желания. Он бы с огромной радостью согласился спать дальше, пусть и на жестком полу, да вот только на его мнение плевали с высокой колокольни: грубо схватив рукой за волосы, Кирилла куда-то поволокли сначала по коридору, а потом вниз по лестнице. Острые углы ступеней стали безжалостно пересчитывать выступавшие из-под задранной вверх футболки ребра, тело от пяток до макушки прошибло острой болью, такой сильной, что он заорал в голос и, кажется, на несколько минут потерял сознание.        Урывками то приходя в себя, то выключаясь, но определенно точно не понимая, что за дурдом происходит вокруг, Кирилл постарался хоть немного разобраться в ощущениях и вспомнить, что же было вчера и отчего ему так физически нехорошо. В голове была зияющая пустота, ни захудалой догадки о произошедшем, ни одного знакомого ориентира, и что хуже всего, он чувствовал, что это ни черта не алкоголь, и как следствие — похмелье… Такие отходняки обычно следовали за убойной дозой тяжелых наркотиков, вот только загвоздка была в том, что Кирилл их по воле доброй никогда не употреблял, пробовать пробовал — не без этого, но давно и весьма неудачно… И вот теперь он потерялся в своих сложных для понимания переживаниях, от которых стало по-настоящему плохо.        Подавив подступившую к горлу тошноту, он через силу сглотнул вязкую кислую слюну, что противно наполнила рот, несколько раз глубоко вдохнул и только потом приоткрыл глаза, перед которыми цветным калейдоскопом мелькали кусочки знакомого паркета и ковра. До слуха, как сквозь толстенный слой ваты, стал доноситься хриплый голос отца, и не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он не просто в бешенстве, он в ярости.        В гостиной, куда его притащили волоком и бросили, Кирилл, пересилив себя, сел на полу, облокотившись отбитой спиной о кресло. Но даже это простое движение заставило его снова ощутить каждый нерв в обескровленном немощном теле, который просто вопил о том, что вчера он делал что-то такое, о чем и подумать страшно. Выдавить из себя что-либо стоящее и связное он не успел, хотя на языке вертелось по меньшей мере с десяток насущных вопросов. Перед ним остановился Толик — один из охранников особняка, и, жесткой хваткой взяв за волосы, заставил приподнять голову, чтобы посмотреть в глаза разъяренному, пьяному отцу.       — Ебаный пидор, да как ты посмел после такого срама прийти в мой дом и осквернить его?! А ведь Егор предупреждал много раз, говорил: «Присмотрись к нему. Он сильно изменился после поездки…», а я — нет, такого быть не может, чтобы мой сын и один из этих пидорасов! У него же есть девочка… Ублюдок! Конченная шлюха! — Щеку обжег увесистый удар, от которого Кирилл свалился навзничь, приложившись виском к ножке журнального столика. Под веками полоснуло ослепительно-красным, и он почувствовал, как из ранки засочилась тонкой струйкой кровь, но ни удивиться, тем более возмутиться времени не дали. Новый удар, на этот раз ногой, обутой в ботинок, куда-то в район живота, заставил скрючиться и завыть в полный голос. — Ебаная пидовка! Убью, убью к херам собачьим! Это надо было так меня опозорить на весь город! На всю область! Да теперь же до конца жизни не отмыться от дерьма! Ты подумал, как мне жить с этим?        Кирилл вообще ничего не понимал, он задыхался от боли, что огромными волнами накатывала с каждым последующим ударом и от слез, что уже не останавливаясь, ручьями стекали из глаз. Ему никто не давал вставить и слова, да и какие слова, когда он с трудом дышал между сериями безжалостных оплеух ополоумевшего папаши. Таким он еще никогда его не видел, чего бы раньше ни вытворял… Что же такого непоправимо страшного могло случиться теперь? Только бы вспомнить, только бы вспомнить, что было вчера… только бы укрыть и без того раскалывающуюся от боли голову…        …Был вторник, определенно вторник, потому что он в очередной раз поцапался с Савранским в перерыве между его лекциями. Кирилл до сих пор, как наяву, видел перед собой разочарованный серый взгляд… а что было потом? Потом он кое-как отмучил остальные пары, злясь на себя и на чересчур сердобольного Антона, который просто припек своим желанием помочь, а вот дальше… Что было дальше? Какие-то разрозненные обрывки и клочки образов стали всплывать в памяти… После пар на стоянке университета, когда они уже собирались ехать по домам, к ним с Алексом подошел Мага и предложил мирно перетереть о заезде и об их проблемах, скатывающихся в беспредел и никому ненужную войну… Да, это он точно помнил, как и то, что друг настоял на этих переговорах, и что потом они все вместе поехали в клуб к Алиевым, который в будние дни не работал. Но там, на первом этаже, был мини-бар, и они засели в ВИП-комнате… Кажется, пили коньяк и курили кальян, уже после того, как замяли аварию и последующие разборки… Позже Алекс свалил домой, ему нужно было готовиться к городским соревнованиям, а Кирилл, решив поддержать хрупкое перемирие с Магой, остался… А дальше ничего, абсолютная чернота. Он не помнил ни что он делал, ни то, как попал домой, он даже не знал, который сейчас час и среда ли сегодня…       — Вставай, вставай, мразь! — Его снова вздернули вверх за волосы, заставив подняться на подкашивающиеся ноги. — Убирайся нахуй из моего дома! Толя! Толя, покидай ему в сумку документы, тетрадки и барахло. Деньги и карточки забери и поломай! Остальное к ебеням выкинь. Быстро! — Толик без лишних слов метнулся на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки — он вообще был услужливым, все больше молчаливым, мужиком. Кирилл вяло улыбнулся, наблюдая за такой безоговорочной исполнительностью, но что не сделаешь за деньги. А у него, кажется, большая семья… — Сейчас ты заберешь сумку и свалишь! И никогда больше не вернешься! Ты для меня сдох! И для матери тоже. Для всех нас сдох!       — Что случилось? — Он едва разлепил ссохшиеся от крови, разбитые отцом губы, с которых рваными махрами свисали болячки, не успевшие сойти от драки с Алиевым. Стараясь сохранить равновесие и не распластаться под ногами отца, Кирилл из последних сил вцепился в его руку. Шатало весьма ощутимо, и от этой качки он снова почувствовал подступающую к горлу дурноту.       — Случилось? Случилось?! Вот же уебок, ну ты подумай, еще и совести хватает спрашивать! — Его вновь отшвырнули, как выпотрошенную тряпичную куклу, он плашмя растянулся на полу и уже не делал жалких попыток подняться. Просто смотрел пустым взглядом в потолок, едва улавливая глухие шаги отца, который подошел и сунул под нос планшет. Сначала Кирилл ничего не смог разобрать, перед глазами все плыло от слез, кадры видео мелькали разрозненными картинками, но потом… потом, когда на экране крупным планом показалась голая мужская задница, в которую смачно, с чавкающим звуком, который бил по ушам, по самые яйца входил чей-то член… Кирилла начало рвать прямо на пол, он только и успел, что перевернуться на бок, чтобы не захлебнуться собственной блевотиной.       — Смотри, сука! Нравится? Конечно, когда так ебут, тебе должно нравиться! Поди не в первый раз, да? Пидор! — Едва дав ему отдышаться, отец снова схватил за гриву волос, тыча носом в планшет, который все еще транслировал порнографический ролик, и уже не надо было гадать, кто на нем… Кирилл отчетливо видел свое лицо, пусть почти скрытое распущенными, спутанными волосами, видел, как он, тот другой он на видео, стоял на четвереньках, подставляя задницу под чей-то член… И нет, даже не один, он краем покидавшего его сознания улавливал то, как одного мужика с закрытой маской лицом, сменял другой… и сколько их было… На этот раз погружение в темноту было долгим, прийти в себя ему помог все тот же Толик, вылив на голову ведро холодной воды. Кирилл закашлялся, отплевался и приоткрыл успевшие заплыть от ударов глаза. Он не верил, нет, не верил… Такого просто не могло быть. Это не он. Не он! Не с ним!       — Это не я! Пап, это не я! — из горла вырывались рыдания, он чуть приподнявшись, вцепился пальцами в ногу отца. — Это не могу быть я! Я никогда… Я тебе клянусь!       — Папа! Папа?! Раньше сквозь зубы и то только, чтобы денег попросить, а тут вспомнил, что папа? Заткнись! Закрой свой поганый рот! Тебе слова никто не давал.       — Это подстава Алиева, я докажу… Папа, пожалуйста, поверь мне. Я ничего не помню, меня изнасиловали… Вызови врача, пусть возьмут анализы! Меня накачали наркотой… Вот смотри, смотри! — Кирилл протянул отцу руки, на сгибах локтей отчетливо просматривались следы от внутривенных инъекций.       — Пизди в другом месте. Мало того, что пидор, так еще и наркоман! Когда насилуют, так не стонут. Что-то никто не заметил, что ты сопротивляешься. Вон как хуи облизывал, как заправская блядина. Все, твоя сумка у двери, бери и уебывай! И лучше подальше из города, и больше никогда не попадайся мне на глаза! Матери скажу, что ты уехал в Штаты. Вставай и пиздуй!       — Папа, я тебя прошу, разберись во всем, пожалуйста. Я не мог такого сделать! Добровольно — не мог! Ты посмотри, я же там в полном неадеквате, покажи запись Гору, он разберется… — договорить ему не дали, отвесив очередную затрещину, от которой в голове раздался оглушительный перезвон. Желание что-то кому-то доказывать сразу отпало.       — Вали из моего дома, хуесос! Может, тебе повезет и ты где-нибудь в придорожной канаве сдохнешь. А нет, так, надеюсь, тебе весьма скоро помогут, — и все, отец в последний раз посмотрел на сына, как на дерьмо под ногами, брезгливо поморщился и поспешно вышел из гостиной. В коридоре он, молча отдавая команду, махнул рукой Толику, который с каменным выражением лица сразу подхватил лежавшую на полу дорожную сумку, потом Кирилла под руку и поволок к выходу из дома.       — Подожди, подожди! — Кирилл стал вырываться из крепкого захвата, он остатками разума пытался хоть немного отсрочить выдворение взашей из родного дома и во всем разобраться. — Где мой телефон? И карта, карта студенческая? Со стипендией! Принеси, это мое! — Кирилл опустился коленями на мокрый после дождя асфальт внутреннего дворика. Сил идти не было, было огромное желание упасть и лежать, и похрену, что в луже… и все равно, что в одной тонкой футболке, джинсах с дырами и босиком. Толик только тяжко вздохнул, закинул сумку на плечо и, подхватив почти бездыханное тело под мышки, буквально понес к воротам. — Блядь, пусти… Пусти меня! Не смей меня трогать своими лапищами!       — Не ори и не дергайся, хуже только будет. В сумке все найдешь, я кинул туда твой кошелек и телефон. Деньги не вынимал, сколько было — столько и осталось. Еще твои документы: паспорт, студенческий, права, в общем все, что нашел в сейфе и карту. Выбросил только золотые и платиновые, их еще вчера заблокировали. Вещи кое-какие, потом посмотришь. Извини, особо времени не было выбирать. Пойдем, Кирилл, не беси его еще больше, я и так сделал для тебя все, что мог. Скажи спасибо, что оттащили его с парнями вовремя, а то и правда бы прибил. Он, когда видео получил письмом, весь кабинет разгромил…       — Я ничего не помню. Вообще ничего. Почему он мне не верит? Я не мог такое сделать сам. Не мог! Я ничего не понимаю… — Слезы снова хлынули из глаз, и ни капли не было стыдно перед этим дородным мужиком, было больно, больно и чертовски обидно. И если бы не Толик, Кирилл давно бы уже свалился с ног, да так и остался подыхать на дороге за воротами их особняка.       — Потому что на видео ты, Кир. И тебя там трахают по кругу. И об этом знает теперь каждая собака.       — Не может быть… этого не может быть… — если Кирилл по наивности думал, что самое страшное уже случилось, то после этих слов… после такого позора… единственным и естественным желанием стало только одно — умереть. Его затрясло, как в лихорадке, вот только он не замечал ни холода, ни пронизывающего ветра, ни мелкого дождя, от которого он уже весь промок. Его трясло от того, что привычная жизнь куда-то резко ухнула и не было ни малейшей возможности это исправить. Да на самом деле, он еще не до конца понимал, что произошло…       — Может.       — Но откуда? — Толик еще раз горестно вздохнул, как будто нес на себе не стройного Кирилла, а всю тяжесть людского бытия. — Ладно, пусти, дальше я сам. Только принеси мне куртку и обувь, пожалуйста. — Нагнувшись, охранник молча вытащил из сумки свитер, тонкую кожанку и пару замшевых дезертов, и сам натянул все это барахло на дрожащего, мокрого парня.       — Спасибо. За все.       — Не за что. И тебе это, лучше на самом деле уехать. Он не простит, да и так спокойной жизни тебе теперь здесь никто не даст.       — Знаю. Ты, Толь, если сможешь, передай Гору, что это подстава Алиева. Пусть он разберется.       — Егор не будет связываться, он уже все высказал твоему отцу. Он приезжал, пока ты был в отключке. И вот еще что, Кир, запись прислали не только твоему отцу, она была выставлена в группе универа «ВКонтакте», потом, конечно, ее удалили, но в общем, весь город видел твои приключения. По меньшей мере. Видео по всему интернету гуляет, и мы уже не можем его отловить…       — Что? — едва слышно проговорил он, снова оседая на землю. Губы дрожали, и голос тоже, и если бы можно было побледнеть еще больше, Кирилл бы побледнел. Это он сошел с ума или мир вокруг? Или это дурной сон, который почему-то слишком долго не кончается? Потому что все, что происходило в течение последнего часа, просто не могло быть частью его привычной жизни.       — Поэтому твой отец так и взбесился. Может, если бы знал только он… Короче, сам понимаешь — для тебя ничего хорошего.       — Подожди… когда это случилось? Какой вообще сегодня день? Сколько времени? — Кирилл вскинул голову, посмотрев на Толика, который с откровенной жалостью в глазах запахнул на нем летнюю куртку.       — Час дня доходит. Пятница. Тебя вчера ближе к вечеру нашли у ворот. Может, сам добрался, может, кто подбросил, — мужчина пожал широкими плечами и чуть подтолкнул вперед, передавая сумку. — Видео получили в среду. Так что, сам можешь догадаться, что знают уже все. Я тебе, конечно, верю, но…        Больше Кирилл ничего не стал слушать и спрашивать, он взял из чужих рук, как ему показалось, тяжеленную сумку с вещами, развернулся и, кутаясь в тонкую кожанку, побрел вдоль дороги к выезду из коттеджного поселка. Он шел, едва переставляя ноги к остановке, которая была расположена в ближайшем спальном районе. Без понятия, ходят ли сейчас рейсовые автобусы или еще какой общественный транспорт, он, как сомнамбула шатаясь из стороны в сторону, месил грязь обочины, лишь изредка оборачиваясь вслед проносящимся мимо него машинам. И если еще вчера его бы взволновала такая мелочь, как испачканные ботинки, то сегодня, вот конкретно сейчас — было абсолютно плевать. Погрузившись в состояние глубокой апатии, Кирилл, ни о чем не думая, на автомате делал шаг за шагом на подгибающихся конечностях, и время от времени слизывал с губ капельки все еще сочащейся крови.       Под навесом остановки, до которой он шел, казалось, что целую вечность, Кирилл сел на корточки, без сил прислонившись спиной к обшарпанной стене и порылся в сумке. Выудил оттуда телефон, который судя по всему, давно разрядился, пересчитал наличные в кошельке — оказалось что-то около двух тысяч с мелочью, даже на билет в соседний город не хватит, и проверил смену одежды. Толик особо не разбирал, еще одна футболка, в которой он обычно ходил дома, джинсы и водолазка. На дне в файле были документы и несколько тетрадей с конспектами, и всё, все его пожитки — не густо.        Остро захотелось сию же минуту рвануть куда-нибудь подальше из этого кошмарного места, например, в ту же Москву — не откладывая в долгий ящик и не давая себе времени на изматывающие душу размышления. Он вообще запретил себе сейчас о чем-либо думать… Другие города Кирилл принципиально не хотел рассматривать - такая же убогая тухлая провинция, как и здесь. А в мегаполисе легче затеряться, раствориться в толпе, которой на тебя ожидаемо наплевать. И тут же в раскалывающейся голове мелькнула мысль, что надо бы связаться с Алексом и все ему объяснить, вместе они наверняка во всем разберутся, но он почти сразу осознал ее несостоятельность — если весь город видел, как Кирилла трахали толпой, то Алекс еще и добавит пару-тройку ударов к отцовским. А еще одно побоище он вряд ли переживет, и без того тело ломило и болело так сильно, что нельзя было спокойно сделать глубокой вдох — кажется, отец сломал ему пару ребер. Поэтому, откидывая куда подальше мечты о бегстве в столицу, в которой по большому счету его никто не ждал, Кирилл решил, что для начала неплохо было бы наведаться в аптеку за обезболивающими.        Решив не соваться в центр города, где его в лицо знала каждая собака, Кирилл проехал на маршрутке всего остановок пять и вышел под презрительными взглядами других пассажиров на улицу. Он не смотрел на себя в зеркало, но и так мог без труда представить как выглядит: грязный, мокрый, со спутанными длинными волосами, свисавшими паклями, и разбитой рожей — если бы от него еще и пахло соответствующе, запросто мог бы сойти за привокзального бомжа. Путь до искомого места ему, охая от его непрезентабельного вида, показала какая-то старушка, он, покивав на ее подробные указания, побрел через дворы хрущевок к локальному сосредоточению жизни квартала — супермаркету, стихийному рынку и той самой аптеке…        Дальше Кирилл толком и не понял, что произошло, слишком все было стремительно. Вот казалось бы, он только переступил порог и над головой приветливо звякнул колокольчик, а потом в ушах только нарастающий гул и темнота перед глазами… Очнулся он уже в приемном покое какой-то больницы, его за плечо трясла медсестра, подсунув под нос отвратительно пахнущую нашатырным спиртом ватку.       — Эй, парень? Пришел в себя, ну давай, поднимайся потихоньку, отведу тебя на рентген.       — Что случилось?       — Да уж, видно, ничего хорошего. Избили тебя, похоже. Вон на скорой доставили к нам. В таких случаях полагается в полицию заявить. Ты вообще ничего не помнишь? Документы-то у тебя есть? Может, кому позвонить нужно?       — Нет, документов нет. И полиции, пожалуйста, не надо.       — Ни паспорта, ни полиса? Это плохо. Тогда придется тебе за все платить. За снимок и за госпитализацию… У тебя ребра сломанные и сотрясение, да и температура тридцать восемь, это так врач дежурный сказал, который тебя осматривал.       — Не надо госпитализации. И рентгена не надо. Я сейчас уйду. Где мои вещи? — Кирилл приподнялся на жесткой скамейке, куда его положили и обшарил мутным взглядом приемный покой. На соседних лавках сидели и лежали какие-то люди, все они выли, стонали и что хуже, источали те самые отвратительные запахи болезней, от которых его опять затошнило.       — Тогда тебе придется написать заявление об отказе, но честно, я бы не советовала. Ты очень плохой, еще сляжешь с пневмонией… Точно позвонить никому не нужно? — Медсестра разговаривала с ним, как с малым ребенком, то и дело поглаживая по голове, она вопрошающе заглядывала в глаза и Кирилл, едва соображавший от боли и теперь еще температуры, поддался на уговоры. Хотя и сам прекрасно понимал весь идиотизм ситуации.       — Я не знаю номера, но если вы, правда, хотите помочь… Позвоните в Гос. Университет на кафедру Управления и попросите Савранского Антона Борисовича, если трубку возьмет он, то скажите, что я здесь, у вас… А если его нет, ну значит нет…       — Ну и задачку ты задал. Ладно, попробую. А зовут-то тебя как?       — Кирилл.